Распростёртость кухонных пространств
Нежно греет ярким газовым цветком…
Обреченно загадаю ещё раз:
«Я хотел бы стать счастливым в пустоте!»
Олег вернулся в то, что когда-то было домом. Но теперь это место лишь тень ушедшего уюта, эхо затихшего тепла и любви. Стены, которые когда-то обнимали теплыми объятиями, теперь холодны и безразличны. Квартира пуста, как и его сердце. Пустота жила с ним и в нем уже полгода. Полгода как Матвеев ушел. Ушел навсегда, не пытаясь что-то спасти, не пытаясь вновь разжечь огонь, не стараясь сделать вид, что ему есть за что побороться. Он остыл, ему надоело. Он ушел из квартиры Олега, из жизни Олега, но не из сердца. В сердце его тень все еще лежит тяжёлым бременем. Теперь каждый вечер Олег слышит, как часы безжалостно отсчитывают время, которое не в силах вернуть ушедшее. Каждый шаг по этим комнатам — эхо одиночества, отражение безысходности, которое глушит даже звуки города. Стоя у окна, Олег смотрит на улицу, где жизнь кипит, но для него она остановилась в тот день, когда Матвеев ушел. Он оставил за собой лишь тень воспоминаний и тяжесть в сердце, которая не исчезает с уходом солнца.Прошлогодний чай и дешевая еда!
Вот, что ждет меня дома!
Мятые простыни, холодная вода!
Вот, что ждет меня дома…
Кружка с чаем, забытая на столе, словно маяк прошлого, кажется, стоит там уже целую вечность. Может, с прошлой недели, а может, и с прошлого месяца. Это уже не важно. Олег делает глоток — чай отвратителен, но медиум даже не морщится. Ему наплевать. В груди — вакуум, а в душе — лишь боль от ухода чернокнижника. На другие чувства сил уже не осталось. В холодильнике повесилась мышь. Ролтон - все что можно было найти на кухне. А зачем? Зачем тут ещё что-то? Олегу по большему счету плевать, чем питаться, за этим следил Дима. Кажется, еще недавно отчитывал медиума, за он то, что тот питает хуже чем бомж. Какое недавно? Прошло полгода... Олег.... Полгода... Горячей воды нет. Бойлер молчит, как молчит и дом. Зачем чинить? Димы нет, а Олегу и так сносно. Ему уже всё равно на всё. Медиум плетется в спальню. Он даже не думает отвешивать шторы. Зачем? Свет уже не нужен. Он не поможет увидеть черты лица Димы, которого больше нет. Каждый взгляд на пустую кровать — как удар, напоминание о том, что сон теперь приходит только с тоской. Кровать расправлена. Простынь смята. А зачем заправлять? Это чернокнижник любил порядок. Олегу наплевать. Шепс усмехается, представляя, в какой ужас пришёл бы Матвеев, увидев квартиру в таком состоянии. Но Дима не вернётся. И Олег знает это. Не думает, не предполагает — он знает. Матвеева больше никогда не будет здесь, как бы Олег ни желал и ни мечтал. Как бы он ни молился Богу и дьяволу, бесу и ангелу. Олег подходит к шкафу и бьёт кулаком по зеркалу. Осколки разлетаются по комнате, как разбитые мечты, отражая лишь пустоту и отчаяние.Улыбнется мне в разбитых зеркалах
Незнакомец, столь похожий на меня!
Он такой же, только с бездной вместо глаз…
Мне не страшно! Будет с кем теперь молчать…
Кровь капала на частички зеркала, разбиваясь на тысячи капелек, словно мгновения жизни, рассыпающиеся в прах. Из осколков на Олега смотрел незнакомец — заросший, истощённый, словно прошедший через все круги ада. Олег предпочёл бы сам ад этому расставанию, но его мнение никого не интересовало. Он печально улыбнулся своему отражению, такому чужому и одинокому. Подумал о том насколько же жалок и усмехнулся вновь, горько. Он смотрел и видел... В каждом осколке зеркала — отражение его разбитой души, в каждой капле крови — эхо утраченной любви. Олег стоял, утопая в море своего отчаяния и боли, каждый его вздох был тяжелее камня. В голове вихрем пронеслись мысли о конце, о завершении этой бесконечной пьесы безысходности.