Воззовет ко мне, и услышу его

Чонхо велел не спускать с пророка глаз, и Уен не спускает. Это оказывается легко: у Есана на удивление упорядоченный образ жизни. Он читает утренние газеты, ходит в прачечную, открывает книжный магазин и кормит щенка. Каждое утро он пьет крепкий кофе, и Уен выпивает чашечку за компанию. Ангельские рецепторы не чувствуют вкуса, зато запах возвращает ему приятные воспоминания о константинопольской кофейне шестнадцатого века, которую в итоге прикрыл какой-то хамоватый визирь. Удивительный напиток. Это почти как трахаться с Саном: однажды попробуешь, и не понимаешь, как ты без этого жил. По вечерам Есан наливает полбокала белого игристого, запускает с балкона дроны и иногда даже разрешает Уену направлять их силой мысли. Все вышеперечисленное он делает с какой-то потрясающей скромностью и изяществом. Иногда он изящно забывает на плите чайник или изящно отправляет в мусорку еще не прочитанную стопку газет, на что Уен интересуется: — И как ты все эти годы жил без присмотра? — Я просто знал, что ты будешь рядом, — невозмутимо отвечает пророк и кутается в дырявую пушистую шаль, явно заставшую вторую мировую. Уена часто подмывает провести ревизию в его гардеробе, но когда он пытается подсунуть ему модные журналы или умоляет сжечь хотя бы видавший виды дедушкин берет, Есан морщит свой маленький нос, и Уен отступает. — Опять будешь пялиться на меня, пока я сплю? — Есан взбивает подушку. Сдувает упавшую на лоб светлую, почти серебристую прядку. — Получается, что так, — Уен болтает ногами, удобно расположившись в кресле. — Таков приказ ”Эдема”. — Советую тебе засунуть приказы “Эдема” туда, где не светит солнце, — Есан демонстративно надвигает на глаза маску для сна. — Что еще за непристойные намеки? — наигранно возмущается Уён. Он вмиг оказывается рядом с кроватью, наклоняясь особенно низко. Ему очень нравится заигрывать с пророком, но тот всякий раз смущенно отодвигается и прикидывается ветошью, а Уен впервые не решается гнуть свою линию. С Саном все было просто: где-то раз в пятьдесят лет они трахались и расходились по разные стороны баррикад. В сущности, демонов очень легко соблазнить и задурить: те, кто сеют пороки, сами с удовольствием предаются им. Но с людьми все совсем иначе. Нет, не так. С этим конкретным человеком все совсем иначе. “Это просто кризис среднего возраста,” — думает Уен. Эта мысль слегка успокаивает его, и он чмокает Есана в макушку, не обращая внимания на его протестующее ворчание. — Сладких тебе снов, внебрачный сын бабы Ванги и Вольфа Мессинга. — Тебе тоже приятных сновидений. Уен смеется над его слабыми попытками отстраниться. — Мне ведь не нужен сон. — Точно, — Есан рассеянно зевает. От него пахнет лавандой, шалфеем и мятной зубной пастой. — Я и забыл… Полная луна слабо мерцает как жемчуг в темной воде и чудесно отражается от серебристых волос. Уену хочется потеребить их, чтобы на них легли красивые тени. — Тогда хватит тут сидеть. Иди, развейся немного, — Есан неожиданно сжимает его пальцы и тут же отстраняется. Его прикосновение остается на коже едва уловимым теплом. Уен действительно всегда рядом с ним. Раньше было полно мест, где он должен быть. Куча дел, которыми он должен был заниматься. Но впервые он настолько усердно выполняет свою работу. Кто знает, когда демоны устанут выжидать и заявятся за самой важной душой по общегодовому рейтингу “Эдема” и “Девяти кругов”? — Со мной ничего не случится за полчаса, — настаивает Есан. — Я же предвижу будущее, помнишь? Уен опускается на постель и бесцеремонно обнимает пророка со спины. — Перестань меня выгонять! Ты ведь на самом деле не хочешь, чтобы я ушел? Не хочешь? Не хочешь? — он обиженно оттопыривает нижнюю губу. С теми, кто ему нравится, он любит вести себя как маленький капризный ребенок. — Не хочу, — тихо говорит Есан, и Уен слушает гулкое биение его человеческого сердца. От этого звука веет уютом. — Но ты явно не можешь долго усидеть на одном месте, так зачем себя насиловать? — И не собираюсь. Мне правда нравится следить за тобой! Пророк хихикает: — Ты хоть представляешь, как крипово это звучит? — Я же от чистого сердца! И даже не пытайся от меня отделаться, я все равно буду делать то, что я хочу. И обычно это притягивает людей. Так что обещаю, тебе понравится. Есан замирает в крепком, отчаянном кольце его рук. Когда он снова заговаривает, Уен слышит легкое ехидство: — Все твои мысли об этом демоне. Может, хоть так тебе полегчает? — Я не думаю о нем! — взрывается Уен, но ладони не убирает. — То есть возможно, — только возможно! — иногда и думаю, но в конце концов, я же охраняю тебя в том числе и от него, правда? И я думаю о нем спокойно, отстраненно, как о необходимой, очень-очень неприятной работе! Как сантехник об унитазе! Уен чувствует жар, растекающийся по груди. От внезапного стыда хочется содрать с себя кожу. По правде говоря, он действительно часто думает про Сана. Теперь, когда из-за решения Уена их перемирию пришел конец, ничто не помешает Сану развернуться на полную катушку в стремлении заполучить пророка и причинить боль Уену — уже не так, как обычно, на грани с какой-то извращенной нежностью, а по-настоящему. Когда дыхание Есана становится ровным, Уен размыкает объятия и впервые за долгое время выскальзывает за дверь. Он отправляется бродить по ночному городу. Небо залито удивительной глубокой чернотой, небоскребы зыблются в неверном свете фонарей. Ноги приводят его в единственное ближайшее здание с еще горящими окнами. Отсветы витражей падают на его очаровательное лицо. Святые с фресок будто с интересом наблюдают за его бесшумными шагами, и Уен хитро улыбается им, как старым знакомым. Они и были его старыми знакомыми: апостол Петр, преподобный Павел, святая Анна… Он заходит в исповедальню и расслабленно опускается на скамейку. — Вы еще принимаете прихожан, святой отец? За ширмой слышится какое-то сонное шевеление. — Да, дитя мое, — голос неожиданно низкий. Так могла бы заговорить гора. — Что привело тебя сюда? — Мне кажется, — Уен делает паузу, разглядывая свои коллекционные “найки”. На шнурках красуется стальная подвеска с распятием, которая болтается так, будто Иисус решил станцевать диско. [1] — во всем виновата одна случайная связь. То есть не одна, но вы же понимаете, святой отец, все так быстро завертелось, понеслось, кто теперь уже разберет, сколько их там было, этих связей… Наверное, в интонации Уена есть что-то такое, что заставляет священника уточнить: — С мужчиной? — Технически, нет, — честно говорит Уен. — Это не мужчина и не женщина, это… Он хочет сказать “дух нечистый”, но прикусывает язык и сообщает: — Небинарная персона. — А, — бодро отвечает святой отец. — Нормальная тема. — Я тоже так думаю, — Уен пожимает плечами. — С кем не бывает, да? — Пизд… Кхм. Да. Всегда все дело в сексе. Иногда это власть, иногда это смерть или даже любовь. Что же тогда тебя тревожит, э-э-э… дитя мое? — Есть один человек… — У вас там любовный треугольник, что ли? — в голосе слышится заинтересованность. — Как в мыльной опере? Я недавно как раз смотрел классное сёдзё. Там девочка выбирала между красавчиком-мышью и грубияном-котом. Девка туповатая, конечно, но само аниме такое, знаешь… [2] — Фу! Нет-нет-нет, — Уен машет руками, позабыв, что священник его не видит, — все совсем не так! — Тогда ладно, — теперь святой отец звучит слегка обескураженно. — Просто этот человек небезразличен мне, понимаете, святой отец? — губы Уена непроизвольно растягиваются в улыбке, когда он вспоминает наигранное ворчание Есана. Он сбивчиво тараторит: — Вся эта ситуация… С тем, другим… Короче, это все может оч-ч-чень нехорошо отразиться на жизни этого человека. Кстати, на жизни целой вселенной тоже, но в целом мне кристаллически похуй на вселенную, и это очень странное ощущение, знаете ли. Ведь я должен блюсти порядок в этой маленькой сраной вселенной, за этим я и появился на свет! А теперь я чувствую, что не справляюсь со своими обязанностями. В чем же тогда смысл, если не в этом? И что мне теперь делать? Уен задерживает дыхание. Он впервые, может быть, ждет каких-то ответов, и это выглядит особенно жалко и смешно, если вспомнить, что он не должен находиться здесь: храмы и исповеди созданы для людей, для того, чтобы подарить им хотя бы призрачный шанс соприкоснуться с божьей благодатью. А у ангелов эта благодать течет по венам — вернее, по тому, что заменяет им вены. Они могут лежать на перинах из благодати, есть благодать столовой ложкой и забивать ее в косяки. — Да кому не похуй на эти проблемы вселенского масштаба, — за ширмой что-то падает и святой отец неуклюже откашливается. — Ни в чем нет никакого смысла, дитя мое. Смысл в том, что смысла нет. Пустота, которую мы заполняем как можем, вот и все. Если тебе тупо не хочется возиться с каким-то дерьмом — это нормально. У каждого своя особенность, но это не делает нас плохими. Поэтому просто расслабься и отъебись от себя. Живи так, как живешь. По ходу дела разберешься. Уен хмурится, обдумывая эту мысль. — Вы удивительно мудры, святой отец! — Полежи с мое в психушке, еще и не так преисполнишься. Уен втягивает носом воздух, колко-холодный и немного злой. — Извините, а вы точно священник? — Ну в общем-то не совсем, — сконфуженно отвечает голос. — Я притворяюсь. На самом деле я тут охочусь на нечисть. — Круто, — с уважением выдает Уен. — Для тебя это… ну… окей? — Окей. Я-то не нечисть! — Уен на секунду позволяет ангельскому зрению увидеть прячущегося за ширмой рослого молодого человека с выкрашенными в жвачно-розовый волосами. Его пухлые губы беззвучно бормочут ругательства, пока мускулистые руки терзают какой-то странный технический прибор. — Дристать не встать, опять эти ложные наводки… — он устало вздыхает. — И кто же ты, чувак? — Ангел Господень. — А! Нормальная тема. Ширма колеблется, и на пороге исповедальни резко появляется “святой отец”. Он поправляет откровенно тесную сутану, которая вот-вот затрещит по швам на груди, и плюхается на скамью рядом с Уеном, отпихнув его в угол: — Раз пошла такая пьянка, я тоже кое-что спрошу у тебя, чувак. — Валяй, — Уен хохочет. Ему очень нравится взбалмошная искренность этого человека. — Раз ты ангел, ты должен все знать, да? Знаешь каких-нибудь других охотников на нечисть? А то как-то скучновато одному. Типа… никто не прикроет спину, не заценит мой охуенный плейлист. Грусть-печаль, короче. — Знаю, только все уже давно в могиле, — Уен замечает его округлившиеся глаза. — А ты как думал? Профессия небезопасная и неблагодарная! Почему ты вообще решил стать охотником? Разве каким-нибудь бухгалтером не лучше? — Не знаю, — “святой отец” чешет затылок. — Я только знаю, что мой лучший друг умер и стал демоном, а больше я, пожалуй, ничего не знаю. Наверное, я просто не хочу, чтобы кого-то постигла та же злая участь, чувак. Уен запрокидывает голову и долго-долго разглядывает низенький потолок деревянной исповедальни. Его преследует запах сандала и воска. — Есть один человек, — вспоминает он. — Шаман и, вроде как, даже живой. — Типа танцует с бубном и призывает дождь? — фыркает человек. — Типа уникальный посредник в общении объектов материальных и духовных миров! Не знаю, как у него с демонами, но всяких вурдалаков он в свое время хорошо отстреливал. А заодно и тех, кого перепутает с вурдалаками. Я с ним как-то случайно пересекся в Новом Орлеане… Самая быстрая рука на Диком Западе! — Всяко не быстрее моей, — хвастливо откликается “святой отец”. — Юнхо его звать. Здоровенный такой тип, даже больше тебя. Геолокацию не подскажу, этот товарищ может быть где угодно. Но если ты реально захочешь его отыскать, то он сам тебя найдет. Понял? Не пытайся его искать, я тебя заклинаю! Надеюсь, тебе хватит ума это понять. — Конечно, нет, всем известно, какой я тупой,— огрызается “святой отец” и делает странный жест, будто бы приподнимает невидимую шляпу. — Спасибо за инфу, чувак! — Я не имел в виду ничего плохого, — быстро говорит Уен. — Просто мало ли, ты… — Побегу его искать? Побегу, конечно. Мой охуенный плейлист на шестьсот восемьдесят девять песен сам себя не послушает. И еще я хочу, чтобы кто-то нашел для меня шестьсот девяностую. Ну, знаешь. Для баланса вселенной. — Забавно, — Уен смеется. — Ты тоже пытаешься сбалансировать эту тупую старую суку, которая все никак не сбалансируется. — У тебя явно отдельный случай! Мой тебе совет, чувак, — “святой отец” хлопает его по плечу, — позволь всему идти своим чередом. Все будет так, как должно быть. — А если все идет прямиком к войне ангелов и демонов? — А разве эту хуйню не предсказывали все, кому не лень с начала времен? Апокалипсис, чувак, — “святой отец” разводит руками. — Этого никто не избежит. Армагеддон. Последняя, решающая схватка между силами Добра и Зла. Как, в сущности, мало требуется, чтобы ленивая конкуренция двух корпораций переросла в открытую бойню. Всего лишь решение руководства о поисках настоящего пророка — дескать, маловато им было всех тех, библейских. Всего лишь желание “Девяти кругов” опередить их в этих поисках. Всего лишь одно неосторожное соглашение ангела и демона, заключенное на развалинах Трои и нарушенное в подворотне Лос-Анджелеса. Всего лишь один человек, на которого Уен случайно наткнулся в задрипанном книжном. Случайно ли?... “Есану суждено предсказать исход Последней битвы, но получается, что она может начаться из-за него. Какая ирония!” — Ха-маком! [3] — устало восклицает ангел. — Я просто не хочу, чтобы Апокалипсис случился именно сейчас. Я только нашел кого-то, о ком можно заботиться. Я только посмотрел тикток с разбором абьюзивных отношений и начал стремиться к здоровому партнерству! К тому же новая коллекция Vetements выйдет только следующей осенью… — “Время войне и время миру”, чувак! [4] — человек одергивает сутану и широко улыбается. — Что? Я все-таки священник! Хоть и поддельный.

— — — — —

— Ты просто чудо, — шепчет Уен, вернувшись в маленькую квартирку, затерянную на девятнадцатой улице. Он стоит над кроватью и разглядывает пророка, скинувшего одеяло на пол. Есан, не просыпаясь, хватает его запястье. — Я не могу, уходи, — бормочет он. Простыни липнут к его разгоряченной влажной коже. Уен замечает капли пота на его лбу и чувствует, как его несуществующее сердце прыгает в горло. — Чего ты, золотце? Кошмар приснился? Он касается ладонью его лица, чтобы вырвать из сна, но почти сразу чувствует, что что-то не так. Сознание пророка с неожиданной силой сопротивляется его попыткам вмешаться. — Просыпайся, — упрашивает Уен и десять мучительно медленных секунд смотрит, как Есан задыхается. На одиннадцатую он проскальзывает в измерение снов и расправляет крылья. Он оказывается в темной, обманчиво безмятежной цитадели, которую он знает наизусть. Когда-то он видел, как каждый ее камень был разрушен. — Серьезно? — орет он, узнав это место. Он чувствует знакомое присутствие, и сладкий озноб катится по его позвоночнику. Когда-то давно (но почему-то в будущем) Уен привел в это место Генри Шлимана — толкового мужичка, который радовался как ребенок раскопанным амфорам, медным гвоздям и мелким украшениям из слоновой кости. — Взгляни, какой шедевр, — сказал однажды Шлиман, вертя в руках тонкую серебряную заколку. Его глаза, скрытые за стеклами очков, заблестели от восхищения. — Упс, — Уен выхватил находку у него из-под носа. — Извини, приятель, но это моя! Я-то думал, где я ее потерял… — Это всего лишь сон, — напоминает себе Уен, в мгновение ока преодолевая запутанные коридоры. — И мне нужно разбудить Есана. Все охуеть как просто. И он действительно находит Есана, лежащего прямо на холодных камнях, пока его обнимают, целуют щеки, подбородок, края губ. Сжимают стройную талию, мягкие бедра. Сан свирепо отрывается от воспаленной кожи пророка и смотрит на Уена. — Ну? Эта сцена кажется такой глупой и постановочной, такой омерзительной и одновременно прекрасной и возбуждающей, что Уен совершенно не понимает, как ее прокомментировать. — Открой наконец свой сладкий ротик, созданный для отсосов, и скажи, зачем ты приперся. — Разбудить его. Сан отворачивается, смеясь. — “Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или полевыми ланями: не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно”. [5] Он снова наклоняется к уху Есана и шепчет грязные, восхитительные вещи о том, что он с ним уже сделал и еще сделает. Ублажать его, расщеплять на части, собирать воедино, и неважно, что происходит, неважно, что произойдет, ты всегда можешь выбрать правильную сторону. — Пророк наш, — напоминает Уен. Шепот демона обволакивает сознание. Его потряхивает от чувства вины: он не должен был оставлять Есана, он успел бы раньше, он не позволил бы… Измерение снов бликует и колеблется: ни окон, ни дверей вокруг. Есан улыбается какой-то новой улыбкой — пьяной и дикой. У него потемневшие глаза и разомлевшее лицо, от которого невозможно оторваться. — Ваш, ваш, — охотно соглашается Сан. — Но мы никогда не играем честно. Уен игнорирует его. — Есан, — несмело зовет он. — Проснись, пожалуйста, прошу тебя. — Он ничего не услышит. Эти измерения снов такие смешные, да? Через них гораздо проще манипулировать сознанием людей. Здесь с ними буквально можно сотворить все, что угодно. Он до крови царапает белую человеческую кожу и облизывает длинным языком. У Уена вырывается шипение. Он представляет, как этот алый, постепенно багровеющий след останется на коже Есана даже когда он проснется. Представляет, как Есан будет смотреть на себя в зеркале, и отражение будет напоминать ему об этой ночи. — Перестань, паршивый ты ублюдок! — кричит он раздваивающимся голосом. — Неужели в тебе настолько нет ничего святого? — Конечно, нет. Я бы подрочил на лицо папы римского, если бы у меня на него встал. — Ты делаешь ему больно! — Разве похоже, что ему больно? — улыбка Сана острая как битое стекло. Он ненадолго отстраняется и рассматривает прекрасное обнаженное тело под ним. — “Округление бедр твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника”... Может, ты был прав, Уен. В людях действительно есть что-то… Интересное. Не только возможность поужинать. Хрупкое человеческое тело отзывается на каждое прикосновение, извивается, дрожит. Есан дышит часто, в полузабытьи он прижимается губами к чужим ключицам, и это становится последней каплей: Уен отшвыривает демона к стене, и потолок троянской цитадели ходит ходуном от этого удара. Измерение снов раскачивается, будто пророк пытается проснуться. — Не будь плохим мальчиком, ангелочек, тебе не к лицу, — Сан грозит пальцем, его глаза сверкают красным. — Можешь сердиться на наше начальство, если так хочется сорваться на кого-то. Тебе велели его защищать, а мне велели его отнять. Все очень просто. — А ты и рад лизать задницы вашим королям и герцогам? — выплевывает Уен. — Решил поиграться в низшего инкуба? Какая низость! За это твою фотку повесят на доску почета? Дадут квартальную премию? Сан поднимается с пола, и зыбкое измерение перестает вращаться: теперь его заливает вязкая изначальная тьма. Демоны — частые гости человеческих грез, они наловчились играть со снами. Здесь Уену с ним не тягаться, практики маловато. — На работе я не против совместить приятное с полезным. Ты тоже, кстати. — Я правда хочу его защитить! Демон вдруг оказывается рядом, оплетает его шею пальцами. Прикосновения ада всегда обжигающе горячие. Уен все еще дрожит от ярости и не понимает, бороться с этими руками или прильнуть к ним. — Это все не по-настоящему, — мягко говорит Сан. — Люди не созданы для нас, а мы не созданы для людей, ты и сам это понимаешь. Да, он красавчик с потрясающе светлой душой, он похож на пачку отбеливающего стирального порошка. Очень сексуальную пачку, не спорю. Но это становится затянувшейся комедией. А я ненавижу комедии. — Поэтому надо из всего сделать драму пополам с трагедией, да, Сан? Просто оставь его в покое! Скажи своим боссам, что ты не смог достать пророка, и пусть они ебутся с этим сами. Один мудрый человек сказал мне сегодня, что войны все равно не избежать. — А пророк будет вашим стратегическим преимуществом. Удобно устроились. — Кто-то должен победить, — Уен усмехается. — В финале кто-то обязательно будет лежать на пуховых облачках и пить пина-коладу в обнимку с душами топ-моделей! Извини, но хорошим парням всегда обеспечен хэппи-энд. — А зачем он тебе? — Сан понижает голос до змеиного шепота и сильнее сдавливает пальцы. — Ты что, умеешь быть счастливым? Тебе ведь так нравится изводить себя какой-то чушью! Даже сейчас ты стоишь и думаешь: что я сделал не так, почему не уберег этого человечка? Ты можешь получить все, что угодно, но тебе нравится подольше не получать желаемое. Твоя пернатая задница обожает пинки. Ты напрашиваешься, чтобы об тебя вытирали ноги, мазохист ты гребаный! Жаркий язык почти насильно раздвигает его губы и толкается внутрь. Поцелуй ощущается так, будто ему вскрывают нутро. Уен пытается увернуться, отпихнуть демона, уйти от безобразной темноты, но Сан сам отстраняется и смеется сквозь кашель: — Твоя благодать, — поясняет он. — Она так хорошо жжет. — Ну и кто здесь мазохист? — Уен демонстративно отплевывается. Оглядывается, ища взглядом распростертого пророка, и с облегчением понимает, что Есан вот-вот проснется. Он даже не выглядит изможденным или страдающим, скорее, сильно удивленным. Сан бросает на него задумчивый взгляд: — Скольких проблем можно было избежать, если бы ты уступил пророка мне. — Скольких проблем можно было бы избежать, если бы мы с тобой никогда не встретились, — парирует Уен. Каждое слово — как удар под дых. Ему тошно от себя самого. Может, он действительно полюбил страдания? Может, он так и не остановится, пока не перейдет все мыслимые пределы? Стены хрупкой реальности тают. Сан хищно улыбается: — Но тогда у меня бы не было поводов жить. Мир снов окончательно распадается миллионом стекляшек в калейдоскопе. Уен снова сидит на кровати и смотрит, как Есан стучит кулаком по тумбочке, пытаясь скинуть на пол трезвонящий будильник. Розоватые лучи солнца покрывают его спину, усеянную длинными красными царапинами. “Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему?” Уен закрывает глаза. “Что я изнемогаю от любви”. — — — — — [1] Наш первый модник на ангельской деревне щеголяет в “Jesus Shoes”. Это легендарные кроссовки в стиле Nike Air Max 97, но с красной стелькой, распятием, номером стиха из Евангелия от Матфея и прозрачным пузырьком в подошве, заполненном святой водой из реки Иордан. [2] Аниме, про которое говорит Минги — “Корзина фруктов”. Главная героиня мутит с парнями, которые могут превращаться в животных китайского календаря. Я не смотрела, но читала мангу, когда была подростком. Мне понравилось!!! [3] Одно из имен бога, “Вездесущий”. [4] Цитата из Книги Екклезиаста, 3:1-8. [5] Здесь и далее — цитаты из Песни Песней Соломона, которая уже упоминалась ранее. Спойлерю в этой главе следующую мини-аушку…… Как нетрудно догадаться, это будут Юнги❤️