Кто тут гопник, киса?

— Сука! Вы, дети индиго, зачатые вялым писюном в безлунную ночь на конопляном поле, через дырявый презерватив, блять! — Чимин зло окидывает взглядом три перемазанные в какой-то дряни фигуры, подпирающие стену полицейского участка, — Чтоб вам всем повылазило, уроды! — А можно потише, башка трещит пиздец… — Мямлит самый высокий и крепкий из них, потирая скулу, на которой наливается свежий синяк, — а водички нет? — Из лужи, вон, попей, — Пак сплëвывает себе под ноги, а затем совершенно неаккуратно тянет на себя за шкирку самого младшего из троицы, — Чонгук, какого хуя? — Хë-ооон, — блеет вышеупомянутый Чонгук, пьяно улыбаясь, — ты нас всех спас, хëн. Я т-тебя так люблю! Попытка заключить Чимина в крепкие объятия пресекается на корню чётким пинком под зад и испепеляющим взглядом. — Даже не думай, пьянь! В каком дерьме ты успел изваляться? — Парень принюхивается, тут же с отвращением сморщившись, — ты в бассейн с соляркой что-ли свалился? — Ну, почти… Ик… Там б-бочка была… Мы её… А она бац… И вооот… — Чонгук почти теряет равновесие, заваливаясь на капот припаркованного у обочины пикапа, — там такое было… Уууу… — Да вижу я, какое там было, — старший брезгливо тянет друга на себя, возвращая его в исходное положение, — поехали домой, пьяница мелкая. Я с тебя завтра спрошу по полной программе. — А мы? — Длинный отрывается наконец от стены, подхватывая под руку молчавшего всё это время «третьего», и подходит ближе, обдавая Чимина новой порцией удушающего аромата перегара и то ли бензина, то ли машинного масла, — и нас возьмите… Пожалуйста. — Нахуй вы мне сдались? — Чимин отходит подальше, подталкивая Чонгука в сторону своей машины, — где бухали, туда и пиздуйте! — Хён, их… Ик… Им с нами надо… — Да хуй там плавал! Я этих заморышей ни в машину, ни, тем более, в свою квартиру не пущу! — Мил человек, — длинный подтягивает повыше мерно сползающего на асфальт «третьего» и криво кланяется, чуть не впечатав свою ношу лицом в крыло несчастного пикапа, — не откажи в любезности, дай переночевать, по-братски? — Да, хëн, они же братаны мои… Возьми их с… С… С нами… Ик! — Тебе бочкой последние мозги отбило, что-ли? Я сказал: пусть катятся нахуй! — Тогд-да и я не поеду! — Чон резко отшатывается, таки брякнувшись плашмя на тротуар. — Я неко… Непа… Некопа… Непокобелим! Во… Ик! Чимин обессиленно стонет и запрокидывает голову, выпуская в воздух облачко пара. Ему бы сейчас обратно в тёплую кровать, да смотреть десятый сон про радугу и единорогов, а не слоняться в четыре утра по злачным районам их провинциального городка, вытаскивая друга, в купе с какой-то незнакомой кодлой, из обезьянника. Будь он чуточку похуистичнее, и совсем капельку худшим человеком, чем он есть на самом деле, хрен бы кто заставил его задницу вылезти из постели после всего двух часов спокойного сна. «Хён, в-выручай» — всё, что услышал Чимин, после третьего по счету звонка, который сонный, уставший после учёбы и смены в автосервисе, мозг не смог больше игнорировать. Закинув в себя пару таблеток аспирина и допив оставшийся с вечера кофе, Пак абсолютно нехотя оделся и спустился к машине, не забыв прихватить единственную заначку, чтобы внести залог. Не в первый раз Чонгук находит приключения на свою пятую точку, оказываясь в полиции, где и его, и Чимина уже знают и встречают почти как родных. Даже тот факт, что младшему всего семнадцать, а Чимин ему по сути никто, уже никого не смущает, и первого, после очередной воспитательной беседы о вреде алкоголя и пользе знания законов, на пару с уголовным кодексом, отпускают под искренние обещания больше так не делать. Ах, если бы. Вообще, по натуре своей Чонгук мальчик хороший, добрый, и мозги у него работают как надо. Умудрился же он как-то среднюю школу с отличием окончить, да и в старшей преподаватели на него не сказать что сильно жалуются. А вот поведение у парня хромает. На обе ноги, если быть точнее. Чон у родителей шестой по счету, и как-то так вышло, что самый беспризорный. Отец у него пьяница, который кроме бутылки больше ничего в жизни не видит, а мать… Мать первых троих сыновей тянула, как могла воспитывала, хоть какую-то заботу проявлять пыталась, да и муж тогда ещё не так сильно пил. А потом она двух девочек-погодок родила, и что-то пошло не так. Джинэ из дома уходить стала, про мужа и детей вспоминала только когда на неё в розыск подавали, и то возвращалась ненадолго. Никто толком не знал, куда она уходит и чем занимается, но слухи ходили разные — от проституции и наркотиков, до торговли людьми. Через три года такой жизни родился Чонгук. Он и сам до сих пор не уверен, нагуляла его мать, или он по праву носит фамилию Чон? Вот только после его рождения она вдруг остепенилась, вплотную занявшись воспитанием двух маленьких девочек, а младенца спихнула на старших сыновей. Семья Паков жила с Чонами в одном дворе, и маленький Чимин даже когда-то учился и дружил с Джихëном, средним братом Чонгука. Потом их дорожки разошлись, а дружба себя исчерпала, но маленький Чонгук продолжил хвостиком увиваться за Паком, медленно, но верно сам становясь его приятелем, а в последствии уже и самым близким другом. Даже разница почти в шесть лет не помешала парням общаться и поддерживать друг друга во всём, что бы ни случилось. Младший даже оставался у него ночевать, когда дома находиться было совсем невозможно. Родители Чимина никогда не препятствовали их дружбе, каждый раз жалея щуплого вихрастого мальчишку в драных штанах и с огромными, по-детски наивными глазищами на пол-лица. Часто звали в гости, подкармливали и отдавали ему одежду сына, из которой тот уже вырос. Сами они жили скромно, почти бедно. Папа с утра до ночи трудился в местном ВЧДЭ, а мама работала сиделкой в доме престарелых. При всём при этом, семья у них была дружная и любящая. Гук для Чимина почти как брат, и на правах того самого брата Чимин иногда хочет эту мелкую сволочь просто придушить. — Так, — Он окидывает скептическим взглядом всю троицу, сжимая кулаки, — Значит, братаны они твои, говоришь? — Да! — Чонгук кряхтит, с трудом поднимаясь на ноги, — мы с ни-ми одного в поле… Так, н-не то… Мы срать в поле… Не-а, оп-пять не то… Мы в-волки, короче… — Он хотел сказать, что мы с ним одной крови, — длинный улыбается с ямочками, перехватывая шатающегося младшего, чтобы тот снова не шандарахнулся на землю, — как в Маугли. — О! Т-точно… — Хуяугли, — Чимин трëт переносицу, устало вздыхая. Этот бой он проиграл, потому что мелкий Маугли без своего Балу и, по всей видимости, низкосортного Багира, мёртвым грузом висящего на «длинном», отсюда не уедет, — этот хоть живой? — Кивает на «третьего». — Конечно, живой! Хëн просто спит, — и снова эта обезоруживающая улыбка с ямочками. — Если они мне квартиру обнесут, — Чимин снимает машину с блокировки, кивком указывая на заднее сидение, — я тебя выебу во все щели. Ты меня понял, пиздюк? Чонгук часто-часто кивает, довольно забираясь в ещё тёплый салон. — Хён, да я тебя з-за всех выебу… Не… Меня за тебя все вые… Не, н-не так... Я в-всех за тебя-я выебу! Ик! — Ой, лучше заткнись…