Забывая тебя

      Люциус проснулся резко — от того, что рядом кто-то тихо напевал. Он шумно вздохнул, потянулся рукой и почувствовал, что его запястье туго стянуто и не даёт сделать движение. Дёрнул другой рукой и получил тот же эффект.       Он был обездвижен. — Что за чёрт?! — ругнулся Малфой, поднимая тяжёлые веки.       Во рту царапнуло сухостью, а приглушённый свет ударил по глазам. Он заморгал, не понимая, что происходит, и отчаянно задёргался в кровати, к которой был привязан.       Кто посмел так поступить с ним? Где он? Что за незнакомый женский голос пытается успокоить его? — Тихо-тихо, не делайте резких движений, мистер Малфой! Вы связаны, потому что так нужно для вашего же блага.       Тёплая маленькая ладонь легла на его лоб, коснулась век. От этого успокаивающего касания зрение волшебным образом прояснилось и Люциус, раскрыв глаза, ошеломлённо замер. Перед ним в лимонной мантии, которую обычно носили целители Мунго, белом фартуке и такой же идеально белоснежной косынке стояла худенькая кареглазая девчонка. Он знал её, без сомнений знал, но не мог вспомнить имени. — Мистер Малфой, вы можете не помнить каких-то деталей из своей жизни, — отозвалась она, словно читая его мысли. — Имена, события, важные для вас даты. Не бойтесь, всё потихоньку вспомнится со временем. — Кто ты? — сухо сглотнув, пробормотал он. — Меня зовут Гермиона Грейнджер, — представилась девчонка, и он вздрогнул от вороха воспоминаний, что словно по мановению волшебной палочки начали вываливаться друг на друга в его разуме.       Грязные кудрявые волосы под ногами Беллы. Кровь на тонком запястье. Эти карие глаза, полные слёз. Крик, проникающий в самую душу, режущий её напополам. И громкий шёпот Нарциссы: «Сделай же что-нибудь, прекрати это!» И осознание того, что он ничего не может. Что сейчас прямо на его глазах убьют подростка, а он, как последняя тварь, должен будет делать вид, что это нормально. Будет трусливо молчать, чтобы защитить семью и не выдать своё состояние. Не показать ни единым жестом, что его тошнит от всего, что происходит вокруг.       А потом он вспомнил, как они с Нарциссой и Драко выдохнули, когда Поттер всё-таки сделал то, что было предсказано — уничтожил безносого ублюдка. Как они бежали всей семьёй с поля боя, дыша свободно и радостно, бежали как можно дальше от всей этой удушающей боли и грязи. И как в спину ему ударило огнём, а потом наступила темнота… — Где моя жена? Где Драко? — хрипло прошептал он, закрывая глаза. — Я проклят?       К губам со словами «Пейте!» прижали трубочку, и он жадно втянул освежающий нутро глоток воды. Захотелось жить. — Он очнулся, — кому-то отчиталась Грейнджер, и Люциус устало взглянул в сторону. В дверях стоял человек похожий на Дамблдора: та же борода, те же очки-половинки, из-под которых хитрые глаза сверкали голубым. — Здравствуйте, мистер Малфой, — поздоровался волшебник в лимонной мантии. — Я ваш лечащий целитель Аарон Гибсон, с моей помощницей вы уже познакомились. Вы находитесь в больнице Святого Мунго на третьем этаже в отделении проклятий. Вы связаны, потому что могли поранить себя или других, у вас были припадки. Вы… — Где моя жена?! — рявкнул Люциус, не выдержав нудной речи целителя. — И отвяжите уже меня, чёрт побери!       Грейнджер вздрогнула и нечаянно облила его водой, а «Дамблдор» хмыкнул: — Кажется, это пока невозможно. Мне надо посоветоваться по этому поводу. Извините.       И целитель ушёл, оставив девчонку с Люциусом наедине. Наверное, подумал, что у этой неумёхи лучше получится справиться с диким зверем, коим он себя чувствовал. Это ведь только зверей привязывают к кроватям. — Извините, сэр, — Грейнджер быстро высушила его покрывало и шею магией. — Ваша жена. Её больше нет в Магическом мире.       Он ошеломлённо выдохнул: — Нарцисса мертва? — Нет, что вы! — худощавая рука успокаивающе огладила его лоб, и он дёрнулся, желая избавиться от навязчивого прикосновения. — Простите, я неправильно выразилась… Она жива и Драко жив. Я расскажу всё по порядку. Прошло три года с тех пор, как закончилась вторая Магическая и как вы были прокляты… — Три года?! — он задохнулся от возмущения. — Целых три? Салазар! Что со мной? — Вас лечили все эти годы и сейчас вы почти здоровы. Осталось лишь это, — она наколдовала зеркало и подвесила его в воздухе перед лицом мужчины.       Гермиона стащила с него тонкое покрывало, оставив в одной больничной робе, похожей на белую ночную рубашку. Люциус поёжился от прохлады, что залезла под короткий подол, и осторожно посмотрел на своё отражение, ожидая увидеть что-то ужасное. Но не увидел ничего пугающего — всё его тело покрывали замысловатые светлые рисунки, еле заметные, как роспись на дорогом шёлке. Он выглядел прекрасно. Словно ангел. Его лицо светилось красотой и молодостью, как будто все эти три потерянных года он отматывал время своей жизни назад. Малфой изумлённо выдохнул: — И в чём же заключалось моё проклятие? — не понял он, любуясь собой. — Я вполне себе хорош. Если не сказать больше. — Да, вы хороши, — девчонка скромно улыбнулась, и он вновь взглянул на неё.       Грейнджер, казалось, наоборот за эти годы подурнела: её тело выглядело немощным и худым, юное лицо потеряло свежесть, под глазами залегли тёмные тени, щеку пересекал длинный тонкий шрам — заметный, только когда она улыбалась.       Страшненькая и мелкая. Почему именно она ухаживала за ним? Грязнокровная девчонка, которая стала символом проблем и всего плохого, что с ним произошло в прошлом. Ведь именно таких, как она, Люциус стремился унизить и даже уничтожить всю свою жизнь, а в итоге сам оказался повержен. Он брезгливо скривил губы, и улыбка быстро исчезла с её осунувшегося лица. — Все эти рисунки… — Грейнджер вздохнула, заботливо закрывая его покрывалом и убирая зеркало. — Это защитная магия, без неё вы погибнете. Ваша жена умоляла врачей Мунго спасти вас, умоляла Гарри. Взамен она выдала почти всех Пожирателей смерти. — Она очень рисковала, — хмуро отреагировал Люциус, представляя, сколько приверженцев Лорда могли захотеть уничтожить Нарциссу после предательства. — Да, поэтому они с Драко исчезли из Магического мира, воспользовавшись программой защиты свидетелей. У них теперь другие личности и никто не знает, где их искать.       Люциус глубоко задумался и не заметил, как Грейнджер вышла из палаты.       Значит, он больше никогда не увидит свою семью. Возможно, так будет лучше для всех, ведь в последние дни перед окончанием войны Нарцисса грозилась бросить его, обвиняя в том, что он не смог их защитить. А он не мог ей возразить, всё было именно так. Он всё испортил. — Они точно живы? — спросил он, когда Гермиона зашла к нему позже.       Она подвинула больничную прикроватную тумбу ближе и поставила на неё поднос. — Да, сэр. Окольными путями они присылают письма Гарри. По ним не отследить их местоположение, поэтому написать им в ответ не получится. Кстати, у меня есть письмо для вас. Но сначала мы поедим.       Мы поедим? Люциус снова дёрнул скованными руками и раздражённо прошипел: — Вы так и не освободите меня? Будете кормить с ложечки? — Целитель Гибсон пока не разрешает что-либо менять, — с сожалением вздохнула Гермиона и присела рядом на кровать. — Конечно, я покормлю вас, ведь это моя работа.       Люциус чертыхнулся. Одна только мысль о том, что его, здорового мужчину, будет кормить с ложечки это недоразумение в лимонной мантии, невероятно нервировала. Он сцепил зубы, с неприкрытой ненавистью разглядывая Грейнджер, а потом прошипел: — У меня нет аппетита. И я хочу… Чёрт побери, хочу в туалет!       Он был готов взорваться от неловкости, что скручивала его изнутри. Но девчонку, кажется, ничего не смутило. — Сэр, я ухаживаю за вами вот уже три года. Так что спокойно могу помочь вам и с этим… — проговорила Гермиона не моргнув и глазом. — Значит, вот уже три года вы своими грязными руками трогаете меня, где вам вздумается, так? А с чем ещё вы мне можете помочь, наглая девчонка? — выплюнул он, окидывая её горящим взглядом.       На самом деле ему хотелось сжечь эту ведьму. Сейчас, за неимением других людей рядом, она казалась ему врагом номер один. Малфой полыхал яростью, представляя, как освобождается и хватает её, чтобы уничтожить. И неожиданно замер, заметив, что полыхает на самом деле — рисунки на его коже начали светиться. Это напугало Люциуса, хотя жара он не ощущал. — Что за… ерунда?! — охнул он, видя, как от тела во все стороны струится яркий свет. — Мистер Малфой, не волнуйтесь, пожалуйста. Это всего лишь последствия проклятия, — мягкая тонкая рука осторожно коснулась его лба и вновь начала поглаживать. — Тихо-тихо, всё хорошо, успокойтесь. Это не страшно, всё пройдёт…       Закрыв глаза, он откинулся на подушку, и вдруг услышал её голос, напевающий на древнем языке, которым пользовались ведьмы в средневековье. Его ярость начала отступать, а свет, что пробивался даже под закрытые веки, потихоньку погас. — Почему вы возитесь со мной? — спросил он, когда совсем успокоился, и Гермиона вновь уселась рядом. — Вы должны меня ненавидеть. Я не тот человек, с которым вы должны быть доброй.       Он посмотрел на девчонку, ожидая честного ответа, и хмыкнул, заметив, что её косынка спала на плечи и открыла вид на волосы, которые оказались серыми, как будто седыми. И подумал, что она похожа на воробья, попавшего в пыльную бурю.       Нет, ему было не интересно, почему Грейнджер выглядела настолько жалко и что с ней случилось. Больше всего его интересовала собственная судьба. — Откройте рот, сэр, — мягко попросила Гермиона, и он со вздохом повиновался, чувствуя, что по-другому от неё ответов не добиться. — Мне удалось спасти вас, — проговорила девчонка, поднося к его рту что-то похожее на пасту в сливочном соусе. — Нарцисса дала доступ к вашей библиотеке и там я отыскала древнюю книгу с заклятием, которое помогло вам. Всё это время я наносила на ваше тело рисунки, чтобы уберечь от гибели. Меня закрепили за вами, чтобы я продолжила ваше лечение… Ничего личного. Это просто моя работа. — Последние слова почему-то заставили её покраснеть.       Просто работа? Он нехотя прожевал то, что попало в рот, не ощущая вкуса. Значит, она спасла его. Маленькая жалкая грязнокровка заботилась о нём все эти годы. Ну, не насмешка ли?       Он отвернулся к стене, молча отказываясь от следующей порции. — Уйдите, мисс, — буркнул он. — Теперь я точно ничего не хочу.

***

      К вечеру целитель Гибсон наконец-то решил, что пора отпускать Люциуса с привязи. И хотя магические наручники остались и двери палаты пока были заперты для него, унизительные процедуры с мисс Грейнджер закончились. Малфой мог спокойно делать всё сам, без её заботы, что несомненно радовало его. Он переоделся в более приличную одежду, рассматривая себя в зеркало в ванной комнате. И снова удивился, насколько моложе стал выглядеть. Таким он был лет в двадцать пять-тридцать. Самый сок.       Он хмыкнул, откинув светлые длинные волосы за спину. Люциус чувствовал, как внутри него кружит странная энергия, которой нужен был выход. Что-то похожее на сексуальное возбуждение. Жаль, что Нарцисса исчезла из его жизни, они могли бы многое наверстать с ней. Вернуть прежний пыл в постели. Хотя… Ему теперь открыты все двери.       Усмехнувшись, он решил, что своим бегством жена дала ему карт-бланш. Она так и написала в письме, что отпускает его и не требует хранить ей верность. Он свободен в плане отношений. И это прекрасно. — Если вам что-то понадобится, просто назовите моё имя, — услышал Малфой из-за спины мягкий голос, от которого почему-то всё его тело покрылось холодными мурашками.       Сохраняя невозмутимый вид, Люциус обернулся. Грейнджер, оказывается, какое-то время стояла за его спиной и смотрела на него во все глаза. Будто любовалась им. Как только их взгляды пересеклись, она смущённо опустила голову и поставила поднос с едой на столик у кровати. — Мне ничего не понадобится, — скривился он, желая забыть её имя. Было неприятно видеть человека, который долгое время самовольно касался его своими хилыми грязными ручками, трогал, изучал. — Завтра я покину больничные стены и мы никогда не встретимся, мисс.       Главное, выбраться из этой богадельни. Он потёр запястья, светившиеся раздражающим синим цветом. Наручники нервировали его, но Малфой ничего не мог поделать. Знал, что в данное время и в данном обществе все считают его преступником.       Ничего, он сможет повернуть всё так, что общество снова захочет его. У него это получалось не раз. — Мы встретимся, — вдруг совсем тихо прошептала Грейнджер, но он услышал. — Не дождётесь! — рявкнул Малфой так резко, что девчонка вздрогнула и, расстроенно поджав губы, развернулась к двери.       Когда Грейнджер вышла из палаты, в его желудке будто что-то перевернулось. Наверное, это обычный голод, подумал Люциус. Махнув рукой на брезгливость, он уселся за стол и принялся за ужин, приготовленный больницей Святого Мунго.

***

      Как ни странно, его действительно отпустили домой без каких-либо проволочек. Конечно, пришлось подписать некоторые бумаги, отказ от продолжения наблюдения врачей, а также смириться с парой лет домашнего ареста в мэноре за прошлые прегрешения. И оставить наручники. Но это совсем не расстроило его.       Главное, Малфой вырвался. Он дома, где даже воздух действовал на него умиротворяюще. Где никто не трогал его и не смотрел на него большими карими глазами, словно пытаясь что-то сказать. Что-то очень важное.       Почему он снова думал о Грейнджер? Прошла неделя, а он всё никак не мог избавиться от навязчивых размышлений о ней. В голове тихим эхом кружил её шёпот, похожий на звук падающего шёлка: «Мы встретимся…»       Чтобы избавиться от ненужных мыслей, он решил устроить в запыленной библиотеке ревизию. Нет, в мэноре царил порядок, словно там никогда и не проживала тварь по имени Волдеморт. Видимо, Нарцисса и Драко перед отъездом при помощи домашних эльфов успели вернуть всё в приличный вид и даже сделали ремонт. И только библиотека выглядела так, словно в ней буйствовал смерч. Наверное, такой кавардак остался после того, как Грейнджер искала книгу, чтобы спасти его от проклятия.       Опять Грейнджер!       Люциус встряхнулся. Сегодня он провёл за уборкой несколько часов. Эльфы помогали ему, вычищая углы, а он записывал фолианты в новую тетрадь, классифицируя их в алфавитном порядке и по темам. Малфой давно скинул домашний халат и сидел за письменным столом в рубашке с закатанными рукавами, так как ему было жарко. И именно руки вдруг привлекли его внимание. Он с удивлением заметил, что почти невидимые узоры на его коже начали чернеть от кончиков пальцев. — Что за чертовщина? — изумлённо пробормотал Люциус, разглядывая, как заострились его ногти.       Словно он превращался в зверя…       Ладони задрожали, а волоски на теле встали дыбом. По телу пронеслась болезненная судорога. Малфой вскочил из-за стола, перевернув стул, и бросился в спальню, к зеркалу, по пути сбрасывая с себя одежду.       И обнаружил такие же почерневшие рисунки на спине и на ногах. И лицо! Его лицо как будто тоже менялось. Он явно увидел морщины на заострившихся скулах и непривычно вытянувшуюся челюсть.       С ним что-то происходило, но что именно? Люциус зарычал, не зная как быть. В больнице он даже слушать не захотел колдомедиков, которые предлагали остаться на какое-то время. Они что-то говорили о древнем проклятии, о непроверенных данных, о последствиях, а когда он попросил уточнить, ни один не сказал ничего дельного.       Всё же было нормально. Он чувствовал себя здоровым, бодрым и полным молодой, даже какой-то животной энергии. У него не было желания задерживаться дольше в компании Грейнджер, да ещё и в палате, где пахло лекарствами и чем-то неуловимо-удушающим. Как и стать подопытным кроликом. Он еле вынес там пару дней, почти не ел и старался ни к чему не прикасаться. Представив, что придётся вернуться обратно в эту унылую обитель, Малфой решил, что лучше подождёт. Посмотрит, что произойдёт дальше. Возможно, это временное явление, и скоро всё встанет на свои места. Он же каким-то образом выживал эти три года, пусть и под присмотром маленькой ведьмы. А ведь она говорила, что он выкарабкался, что её рисунки спасли его…       Как наивен он был, рассуждая так просто.       Явление не прошло, и даже хуже. Оно, словно чёрная тень, с каждым часом всё больше затягивало его, превращая в фантастическое дикое существо. Серые радужки постепенно окрашивались в красный, волосы чернели с кончиков, а тело, его прекрасное тело всё больше искажалось, увеличивалось и походило на страницы книг, исписанные странными иероглифами. И внутри себя Люциус чувствовал, что исчезает. Его разум погружался в непроглядную тьму, утопая во вспышках кровавого зарева. Он не спал и не ел, и, как помешанный, сидел у зеркала, наблюдая за изменениями своей внешности.       Эльфы боялись приблизиться к нему, следя за его трансформацией из тёмных углов мэнора.       Остатками разума Люциус понимал, что не сможет справиться с этим наваждением один. Силы его человеческого «я» уже отказывали.       В последний момент, когда его отражение в зеркале выдало ужасающую картину в виде мощного зверя, испещрённого чёрными загогулинами, он не выдержал и прошептал: «Гермиона!» Её горящий огнём силуэт опалил его веки, и Малфой как будто что-то вспомнил. Но что — не успел понять. Животная суть захлестнула его полностью.       Из клыкастой пасти вырвался громогласный рёв. Люциус полоснул когтями по стене и выпрямился во весь свой рост, чуть ли не задевая потолок загривком. Он вырвался из комнаты, не понимая, куда бежит и чего хочет. Просто мчался вперёд, ломая любые преграды. Ему хотелось на волю. Ему нужно было куда-то, чтобы унять этот жуткий голод, скребущий изнутри. Схватить, впиться зубами, разодрать на части!       Но не успел он разгромить входную дверь, чтобы выбраться наружу, как позади раздалось знакомое ему пение. Старинный язык складывался в понятные слова. А голос — нежный, ласкающий — успокаивал и притуплял ярость, которая почти разрывала его.       Хрипло дыша, Малфой развернулся и, наконец, увидел того, кто пел, заполняя каждый уголок дома бархатным звучанием. Заползая в душу зверя и лишая его воли.       Гермиона медленно спускалась по центральной широкой лестнице. С каждым её шагом навстречу его зрение прояснялось, и Люциус отчётливо видел, что выглядела она сейчас полной противоположностью той худой девчонке из Мунго с бледным лицом и немощным телом. Настоящая женщина полная сил. Красивая, цветущая, с гривой тёмных волос. Алые полные губы, сияющая кожа. Красивая упругая грудь, колыхающаяся под красной тканью длинного платья, стройные сильные ноги, сверкающие бледными бёдрами и острыми коленями из разрезов юбки.       Он содрогнулся, падая передними лапами на пол. Когти с ужасающим скрежетом прошлись по мраморной плитке.       Возбуждение ударило ему в голову вместе с волной запаха. Её запаха. Она пахла цветами на лугу, дождём, пахла страстью, полётом в небе, прыжком через костёр, грозой и летним ливнем. Грейнджер пахла энергией жизни, горячей кровью, смехом, сексом, укусами в шею, горячими поцелуями. Он не мог остановиться, мощными вдохами вбирая в себя все ароматы, что источала эта невероятная женщина. Люциус наслаждался ими. Он был готов завыть от зашкаливающих эмоций, что кружили вокруг них двоих.       Стон вырвался из глотки, когда на него начали наваливаться воспоминания. Они полились на него горящей лавой. Она на нём. Под ним. Её стоны. Крики страсти. Её удовольствие. Она между его ног. Ласкает его языком и губами. Он облизывает её всю. Она перед ним на коленях спиной. Он двигается в ней, безжалостно вцепившись когтями в узкую талию… — Агрх! — Люциус вновь задрожал, чувствуя, как вся его кровь бросилась вниз, к члену.       Она была нужна ему. Прямо сейчас. До ломоты во всём теле. Только она.       Гер-рррмиона!       Её имя с рыком вырвалось из его пасти, и он в два прыжка оказался рядом с ведьмой, уже ступившей на мраморный пол у лестницы. — Тише-тише, мой хороший! Успокойся, я здесь, я с тобой, — прошептала она, погружаясь тонкими пальцами в почерневшую гриву его волос. — Ты же не хочешь поранить меня, как в прошлый раз?       Люциус одёрнул лапы от тела Грейнджер, только сейчас заметив, что срывает с неё платье, царапая идеальную кожу до кровавых царапин. Заскулил от ужаса, понимая, что поранил свою ведьму. И не раздумывая принялся зализывать уродливые отметины, возбуждаясь ещё сильнее — до белых пятен в глазах. Её тело было таким маняще-аппетитным, таким шелковистым под его длинным голодным языком. Слюна закапала из его рта, стекая по обнажённой груди и плоскому животу Гермионы. — Ничего, мой ласковый зверь, всё заживёт, ты же знаешь… — утешала она, закрывая глаза от удовольствия и поддаваясь его заботе.       Люциус зарычал, обнаружив на её теле несколько старых шрамов и злясь на себя.       Воспоминание о том, что всё это с ней сделал он, скручивало его изнутри. Он изуродовал её лицо, был жесток с ней, как последняя тварь. Он не должен был. — Прости! — хрипло выдохнул Малфой, медленно возвращая себе человеческую сущность с каждым прикосновением к ней. — Прощаю.       Гермиона вскинула голову и взглянула так, словно всё, что он делал, нравилось ей. Его сердце грозилось вырваться из груди от такого призывного взгляда. Грейнджер, как и он, была демоном в их общей истории. И сейчас, жадно трогая её, он чувствовал это всем своим существом. Гермиона хотела того, что он делал с ней. — Люциус… Возьми меня! — выдохнула она, разворачиваясь в его объятиях и изгибаясь спиной к нему. — Нам это нужно! Пожалуйста!       Учащённо дыша, он скинул остатки платья, оголяя её спину и бледные ягодицы. Чертовски красивая! С ней хотелось всего и сразу. Войти во все её отверстия, иметь грубо, по-звериному, не щадя. Он уже делал это с ней. Жёстко трахал, истязал, брал её нежность.       Но не в этот раз.       Невесомо проведя когтями по изогнувшейся спине, Люциус звучно ударил ведьму по упругой округлости и ощутил аромат смазки, текущей по её ногам. Амброзия, которую он обожал слизывать с неё. О, Гермиона всегда так сильно текла для него! Щедрая. Сладкая девочка. Он тяжело сглотнул, словно умирал от жажды, настолько сильно ему захотелось отведать её. Не выдержав, Малфой упал на колени и принялся ублажать текущую вагину, погружаясь в неё языком. Гермиона всхлипнула, когда он приподнял её выше, насаживая на своё трансформированное древней магией лицо. Мягкие горячие складки раскрывались под его давлением, но Люциус не спешил трогать самое вкусное — маленькую твёрдую вершинку, что пульсировала, привлекая его внимание. Нет, сначала он насытится ею. Выпьет всю. Вылижет начисто.       Грейнджер приглушённо и бесстыже стонала, вцепившись пальцами в мраморную колоннаду у лестницы. Ей было неудобно, но она всё равно пыталась тереться о его язык, желая получить скорую разрядку. — Люциус! — дразнящим лёгким укусом он задел клитор, выбивая из ведьмы громкий вскрик.       И, сменяя грубые и лёгкие движения языком, принялся доводить её до первого оргазма. Долго ждать не пришлось. Гермиона всегда быстро кончала от таких ласк.       Обессиленная ведьма упала на Люциуса, дрожа от удовольствия. Он обхватил её своими мощными лапами и развернул к себе лицом. Её щеки горели румянцем, а глаза томно поблескивали и переливались огоньками. Пухлые губы лениво растянулись в довольной улыбке, маня его к себе и Малфой вновь набросился на Гермиону. Целовал её грубовато и несдержанно, чуть покусывая персиковую бархатистую кожу. Лизал её лицо, шею, грудь, вжимаясь в горячую мокрую промежность напряжённым членом. Он выжидал. Ещё рано входить в неё. Ему нельзя делать это в виде той твари, в которую он превращался. Слишком рано… Она не выдержит его размеров… — Люциус! — разгорячённая ведьма обхватила его лицо руками и, раскрыв рот, позволила их языкам столкнуться.       Проклятие теряло силу. Он возвращался в свой первозданный вид, но всё ещё был огромен. — Хочу тебя! — умоляюще шептала она. — Хочу чувствовать тебя внутри!       Он зарычал в поцелуй, ощущая, как её жаркое тугое лоно насаживается на его страждущее естество. Каждый нерв, каждая клеточка кожи, каждый миллиметр его тела чувствовали, как их магия объединяется. Малфоя всего полностью пронизало колкими разрядами удовольствия. Грейнджер содрогнулась, когда уселась на его внушительный член до конца. Лицо ведьмы исказилось. Его было слишком много в ней, но она лишь упрямо закусила губу и принялась двигаться, всё быстрее и быстрее скользя по нему вверх и вниз. Сквозь тихие стоны она шептала заклинания. Целовала. Царапала его спину. Задыхалась от страсти, сбиваясь с ритма. И седела на глазах.       Люциус знал, что она спасала его. Спасала их обоих. Теряя силы и красоту, Гермиона отдавала себя без остатка. Её тело словно таяло под его пальцами, но упрямая девчонка не боялась своей трансформации. Она отдавалась до конца, пока они не соединялись в вихрях общего сокрушительного оргазма. Пока она не падала без чувств, почти плача от накрывшей их сумасшедшей, переливающей через край разрядки...       Он очнулся, сидя на том же холодном мраморном полу и всё ещё крепко удерживая Гермиону в своих руках. Его кожа тускло светилась и волосы падали светлыми прядями на плечи. Люциус больше не чувствовал груза звериной сущности — ни внутри и ни снаружи. Он заглянул в лицо обессиленной ведьме. Девчонка слабо заморгала, цепляясь за него пальцами. — Ты вернулся… — пробормотала она, устало улыбнувшись. — Мой красивый зверь.       Мрачно усмехнувшись, Малфой подхватил ведьму на руки и понёс к спальне. Осторожно уложил её на кровать и прилёг рядом, обнимая за худые плечи. Согревая своим обнажённым телом. — Прости, в этот раз ничего не вышло, — прошептала Гермиона, укладываясь щекой на его грудь. — Останься со мной, — попросил Люциус, помня, что утром не обнаружит её рядом. — Мы найдём разгадку проклятия. Вместе.       Она подняла на него взгляд, в котором читалась глубокая печаль. Малфой стиснул зубы, предчувствуя ответ на свою просьбу. — Нет, любимый… — Гермиона виновато закусила губу. — Ничего не получится. Ты проснёшься и не захочешь меня видеть, будешь ненавидеть, гнать от себя. А я не хочу этого, не хочу видеть ненависть в твоих глазах. С каждым разом мне всё сложнее переносить твоё отвращение и нелюбовь. Мне больно…       Малфой прерывисто выдохнул, прижимая её к себе крепче, обвивая руками тонкую талию. Делать ей больно он не хотел. Он хотел прекратить их общие мучения. Хотел жить нормальной жизнью вместе ней. — Заставь меня вспомнить. — Я уже пыталась, — грустно усмехнулась она. — Это чуть не закончилось плачевно для всех нас. До тебя не достучаться. Тебе нельзя злиться, ты помнишь это? Руны, нанесённые на твоё тело, сдерживают огромную силу, которую ты не вынесешь, если она сработает в полную силу. Мы оба погибнем, уничтожив всё живое вокруг. — Я не хочу так… Не хочу забывать нас, не хочу без тебя вновь и вновь проходить это, Гермиона. Любимая моя, — он целовал её пальцы, которыми она утешающе гладила его лицо. — Я найду выход. Обещаю, — в который раз повторила Грейнджер. — Прошло три года с тех пор, как нас обоих прокляли… Ничего не изменилось, — Люциус хорошо помнил тот день, когда она в самый первый раз ворвалась в палату, чтобы утихомирить его.       Совсем ещё девчонка, не ведающая, что с ним творится, поддалась зову интуиции, не испугалась и легла рядом. Тогда они ещё не знали, что с ними происходит и что нужно делать. Гермиона успокоила его внутреннего зверя и забрала себе его ярость. Отдалась ему, невинная, неопытная, но такая смелая и ласковая. А он брал, не соображая вообще, что делает. Не жалея. Нанося на её податливое тело первые раны.       Малфой с сожалением огладил бледную полоску на её щеке. За этот шрам он себя никогда не простит. — Поспи со мной, Люциус, — она уткнулась носом ему в шею и тихо выдохнула. — Не ходи сегодня в библиотеку. Пожалуйста. Ты всегда идёшь туда и ищешь ответы, а потом громишь там всё, раня себя, и нам приходится возвращать тебя в Мунго. Оставь эту затею. Ответов нет. Пока нет… — Завтра я буду тебя ненавидеть, — проговорил он, выдыхая досаду. — Прости. — Ничего. Потом ты снова будешь меня любить, — сонно откликнулась Гермиона, закрывая глаза и уютно устраиваясь под его рукой.       Он поцеловал её веки, прощаясь со своей ведьмой на неделю… А может, на две… Проклятье, связавшее их, накрывало его без предупреждения, но Гермиона всегда приходила к нему и вытаскивала на свет.