Из переговоров одной из заложниц Кристин Энмарк с премьер-министром Швеции Улофом Пальме:
«Я очень разочарована в тебе, Пальме. Всю жизнь я была социал-демократом, но теперь я вижу, что ты играешь в шахматы на наши жизни. Я не боюсь захвативших, ни капельки не боюсь. Позволь нам уехать, всем нам, вместе или приди и займи наше место».
Именно эти слова Кристин Энмарк вызовут у общественности шквал вопросов. Пресса будет говорить о нелогичности и абсурдности поведения заложников. Чем вызвана такая реакция Кристин Энмарк? Почему заложники критикуют тех, кто пытается их спасти? Почему заложники боятся полиции? Ответом на эти вопросы и послужит «Синдром Норрмальмсторга». Ответом, который дал Нильс Бейерут, консультант-психиатр на службе у полиции Швеции, который вёл переговоры с преступниками в течении шести дней, вплоть до их задержания. После долгих переговоров, нескольких неудачных попыток взять преступников силой, несмотря на угрозы убийства заложников, Ян-Эрик Ульссон был задержан. В ходе штурма банка, с помощью слезоточивого газа, серьёзно не пострадал ни один заложник. Впоследствии освобождённые сотрудники банка не только не изменили своего мнения о грабителях, напротив, старались им помочь: нанимали адвокатов, создавали фонды помощи и свидетельствовали в их защиту. Кларка Улофссона удалось оправдать с помощью адвокатов и показаний заложников.Такой история дошла до ушей обывателей, но в ней есть несколько очень важных, неупомянутых деталей.
1. Эту историю рассказывали журналисты, но не пострадавшие. 2. Переговоры полиции, планы штурмовых операций, заявления репортёров и высказывания властей были преданы широкой огласке. Преступники и заложники, как и вся Швеция, следили за новостями «в прямом эфире». Они знали — первоначальная цель полиции: поймать преступников, а не спасти заложников. 3. Кристин Энмарк считала, что план первого штурма не привели в исполнение, испугавшись порицания общественности. Она, как и трое других сотрудников, не верила в то, что властей заботят их жизни. 4. Нильс Бейерут действительно работал консультантом-психиатром на службе у полиции Стокгольма. Однако, во время захвата он не говорил с заложниками и никак не пытался их успокоить, поддержать или сказать, что им делать. Он специализировался на поведенческом анализе и навыках ведения переговоров, однако его решения в ходе операции полиции открыто критиковались прочими психиатрами и криминалистами. 5. Термин «синдром Норрмальмсторга» был ответом на вопросы журналистов о том, почему заложники не содействуют полиции. 6. Нильс Бейерут в разговорах с журналистами так же объяснял случай Кристин Энмарк и её громкие заявления тем, что дело в её эмоциональной и сексуальной привязанности к похитителям. Делая подобные заявления, Нильс Бейрут никогда не общался с заложницей лично. Ни до её освобождения из плена, ни после. 7. Ранее упомянутый Улоф Пальме отказался идти на поводу у грабителей даже после разговора с одной из заложниц, так как это могло повлиять на результаты его предвыборной кампании. Он считал, что нельзя вести переговоры с террористами. Некоторые журналисты и современники Улофа Пальме высказывались однозначно: смерть заложников можно было бы преподнести общественности как акт агрессии со стороны террористов, но уступить им — значит проиграть. 8. Единственным рычагом давления преступников были заложники. Несмотря на это, полиция полностью игнорировала выставленные ими требования и угрозы расправы. Чем провоцировала Ян-Эрик Ульссона на всё более агрессивное поведение по отношению к заложникам, так как они теряли свою единственную ценность в его глазах. Зная всё вышеперечисленное, реакция заложников до освобождения и после вполне ясна. Для них реальной угрозой жизни была только провокация со стороны полицейских и их неумелое ведение переговоров. Планы захвата, которые транслировали СМИ, не подразумевали того, что спасение заложников — их первоначальная задача. От рук преступников не пострадал ни один заложник, в то время как по вине полиции они провели взаперти шесть дней. Слухи о том, что между преступником Кларком Улофссоном и заложницей Кристин Энмарк была сексуальная связь, оказались ложными. Случившееся в «Sveriges Kreditbank» считается отправной точкой такого понятия, как «Стокгольмский синдром». Нильс Бейерут в ответ на критику его «синдрома Норрмальмсторга» выделял три основополагающих фактора для его возникновения, находя все три в поведении заложников в «Sveriges Kreditbank». 1. Шок и отчуждение от реальности «это происходит не со мной», «мне это снится». 2. Возникновение симпатии между заложником и преступником в условиях изоляции и общей угрозы. 3. Внешние факторы угрозы. Заложники воспринимали действия полиции так же, как террористы, отождествляя себя с ними. Но есть нюанс. Заложники чётко осознавали реальность сложившейся ситуации, а сложившаяся ситуация с каждым днём промедления становилась всё более мрачной и сулила им смерть. Заложники не проникались симпатией к преступникам, они критиковали власть и полицию за то, что те не предпринимали никаких действий для их спасения и тянули время. Руководствуясь здравым смыслом, Кристин Энмарк предложила Ян-Эрику Ульссону свою поддержку, чтобы он не утратил веру в свой успех и не расстрелял заложников на месте. Заложники воспринимали действия полиции не как угрозу, а как халатность, неорганизованность и провокацию.Стало быть, у пострадавших в «Стокгольмском инциденте» нет «Стокгольмского синдрома». Парадокс.
Вскоре он крепко укоренится в криминалистике и сознании масс. Пособия по ведению переговоров с преступниками будут делать большой акцент на взаимоотношениях преступника и жертвы. Переговорщики будут стараться развить и укрепить эту связь, чтобы уменьшить количество жертв среди заложников. Проведённые Федеральным Бюро Расследований опросы пострадавших вследствие захвата террористами слишком разнятся, чтобы делать однозначные выводы. Специальный агент Фюзелье полевого отделения ФБР в Денвере, штат Колорадо, обнародовал исследования 1999 года, согласно которым заложники не испытывают к захватчикам никакой симпатии в девяносто пяти процентах случаев. В 2007 году было проведено исследование, в ходе которого было проверено более четырех тысяч случаев захвата заложников с баррикадированием, тесным контактом террористов и пленников. Согласно полученным данным, у двадцати семи процентов жертв проявлялся «Стокгольмский синдром», в той или иной степени.Второй, наиболее известный случай, когда жертва прониклась и полностью перешла на сторону преступников, произошёл с Патрисией Хёрст в феврале 1974 года.
Члены преступной группировки «Симбионистская армия освобождения» держали её в плену с целью выкупа в течении пятидесяти семи дней. Она подвергалась сексуальному, физическому и психологическому насилию. Однако, когда выкуп был передан террористам, она не ушла, а вступила в их ряды. Патрисия Хёрст участвовала в ограблении банка «Хиберния» в Сан-Франциско. Была вовлечена в ограбление банка в городке Кэрмичел, штат Калифорния. Также её связывают со случаями обстрела супермаркета, несколькими случаями угона автомобилей, захвата заложников и производство взрывчатки. После поимки, на суде и во время заключения и после освобождения, она отрицала факт того, что испытывала привязанность, симпатию или влечение к преступникам, похитившим её. Утверждала, что всё содеянное ей после освобождения было совершено из страха за собственную жизнь. Психиатрическая экспертиза подтвердила наличие у девушки посттравматического расстройства психики, вызванного переживанием интенсивного страха, беспомощности и крайнего ужаса. Несмотря на заявления Патрисии, пресса продолжала романтизировать её образ заложницы-революционерки, всё сильнее укрепляя такое понятие, как «Стокгольмский синдром» в умах общественности. И снова никакой симпатии и страха перед полицией. Не важно сколько ещё примеров будет приведено, каждый известный случай имеет своё опровержение. Жертвы не привязываются к похитителям, не симпатизируют им, они боятся и больше ничего. Позже этот синдром превратится в клеймо на женщинах переживших насилие. Клеймо, которое заставляет жертву молчать о случившимся над ней насилием из-за страха, что общественность сочтет её виноватой в случившимся. Общественность будет игнорировать единственную причину, по которой жертва лояльна к действия преступника — страх; продолжая утверждать, что реальная причина — это симпатия, влечение или привязанность. Виктимблейминг и «Стокгольмский синдром» многие годы идут неразрывной парой. Объяснением подобного отношения общественности к жертвам, пережившим насилие, можно назвать когнитивное искажение под названием «Гипотеза справедливого мира». «Гипотеза справедливого мира» говорит нам следующее: Мир устроен справедливо и каждый получает то, чего заслуживает в соответствие с личными качествами. Хорошие люди награждаются, а плохие — наказываются. В истории есть случаи, когда жертва покрывала агрессора, всячески мешала полиции в его поимке и своём спасении. Однако случаи эти чаще всего связаны с детьми. Психика ребёнка очень хрупка и беззащитна, потому не только допускает подобное поведение, но и является единственным возможным исходом. В то время как подобные случаи у взрослых людей, как правило, вызваны только страхом.