Не было новостью, что его брат, объявившись в городе спустя несколько лет, стал работать на Хэ.
Может, вышибалой в одном из клубов, на что еще он годится?
Вряд ли сильно изменился, наверняка все такой же, вечно тягающая штангу, обезличенная мотоциклетным шлемом махина...
Ли не скучал по нему.
Новое, неизвестное ранее чувство, было слишком тяжелым и сложным для него. Поэтому он отстранился от него, как везучий человек отшагивает в самый последний момент от летящего ему на голову кирпича, спокойный и не осознающий пока собственного чудесного спасения. Так хорошо вжился в убеждение о недоступности ему некоторых эмоций, о привилегированности оставаться в неведении о том, о чем все говорили с придыханием, что вскоре обнаружил: от всех связанных с Би воспоминаний больше не осталось беспокойства, их стало можно крутить в голове как надоевшее кино, пока не поблекнет от времени.
Из родительского дома старший брат свалил сразу же, как окончил школу, и уже со следующего дня его никто не вспоминал, будто бы четвертого члена семьи никогда не существовало. И хорошо, что они не были никогда близки хоть на треть того, что полагается родственникам. "Кем, интересно, полагается?", хотелось Ли ехидно переспросить, ведь он собирался повторить за братом не думая ни секунды. Вся его жизнь давно превратилась в ожидание официального повода не находиться там, где больше невыносимо. Он, конечно, и так бы сообразил, что нужно делать, без яркого примера. Съехать и потеряться навсегда до того, как на его больную голову обрушатся папашины дела, предназначавшиеся по наследству старшему, так некстати оборвавшему все контакты с семьей.
Оба Хэ, хоть и раздражали, со временем примелькались, но появилось нечто гораздо сильнее нарушающее спокойствие. Теперь изо дня в день перед школой маячил байк и до боли знакомая фигура, и это не могло так просто стать чем-то привычным. Брат привозил и увозил то Тяня, то белобрысого одувана в разноцветных шмотках, но своему младшему ни разу не кивнул издалека, не вскинул в приветствии руку. Только смотрел. В его взгляде не должно было быть абсолютно ничего тревожащего, как в чужих, к которым Змей привык. Но если даже не видел их, то ощущал всем существом, всегда. Размытое из-за близорукости чье-то лицо все же давало какое-никакое представление о выражении на нем, но не в этом случае.
Из-за неизменных темных очков или шлема на самом деле не было понятно, куда именно смотрит Би. Но дремучая мнительность и нервозность, побежденные, как казалось, еще давным-давно, настырно нашептывали, запуская под кожу муравьев, что никто больше не достоин его пристального внимания, даже если однажды оно обернется знатной трепкой. Как раз тогда, когда Змей устанет ждать наказания за какое-то действие и расслабится, потеряет бдительность.
От непрошенных возвратов в детство начинало жечь спину и руки, срывалось и колотилось как сумасшедшее обычно ленивое сердце, пересыхало в горле...
Ли даже не сразу понимает, что это был подзатыльник, когда вдруг летит головой прямо в каменную раковину у спортплощадки, где только что спокойно пил, склонившись к крану.
Никто не позволил бы себе подобного, даже очень смелый последнее время Хэ Тянь. Никто, вероятно, кроме одного человека на свете.
Мотнув мокрыми волосами, Змей резко оборачивается, чтобы с ненавистью уставиться на старшего брата.
- Какого хера? - от ярости и шока невозможно даже разжать челюсти, но отлично, правда, просто отлично, что они перескочили смущающую и ненужную сцену приветствия и сразу перешли к сути. А то вдруг его решили бы еще и обнять?..
Мелкую дрожь, которая тут же пробирает все тело, можно принять за страх, но расслабиться мгновенно не получается.
- Совсем умом тронулся?
- К тебе тот же вопрос, - глухо шипит Шэ Ли, прижимая прохладные пальцы к верхней губе, начавшей моментально распухать от удара о железный кран. - Я из-за тебя чуть зуба не лишился, блять.
- Тебе полезно, может сбавил бы тогда обороты.
Ли ненавидит, просто ненавидит любое посягательство на его внешность, если это не собственное решение. Каждого, кто попытается испортить его лицо, ждет неминуемая кара. Но сейчас останавливает от каких-либо ответных действий только присутствие школьного дежурного, внимательно высматривающего неподалеку нарушителей общественного порядка.
- Говорят, фляга у тебя знатно свистит, - Би расслабленно прислоняется к ограждающей сетке, медленно разглядывая несомненно изменившегося за несколько лет брата. - Драки устраиваешь, затеваешь травлю одноклассников... Есть что сказать по этому поводу?
- И только из-за этого ты тут? - как бы ни было больно ушибленную губу, Ли пренебрежительно хмыкает, тоже разглядывая высокую фигуру напротив во всем черном. Новенькие кроссы без единой пылинки, длинные ноги в плотных джинсах, короткую кожаную куртку. Вот ее бы Ли точно примерил или даже забрал себе, однозначно.
- Я жду объяснений, - этот голос... Негромкий, но очень твердый.
От каждой произнесенной им фразы внутри прокатывается забытая острая волна, падает вниз, облизнув изнутри грудь и живот, тает слабостью в коленях. Ли идентифицирует ее как старый страх. Где-то внутри него все еще живет память о каждом случае, когда ему приходилось бояться или испытывать иные чувства рядом с братом.
- Тебе какое дело до моих дел? Я тебя вообще не знаю, отвали, - такая наивная попытка сыграть на отрицании родства. Ее оценивают по достоинству.
- Сейчас еще получишь, - Би делает резкое движение корпусом вперед, и Ли, не успев себя пресечь, отшатывается назад, врезавшись поясницей в гранитный борт раковины.
Сдержаться не получается - оскал, как у зверя, появляется сам собой, но он почти уверен, что Би больше не тронет, у него другие методы. Одной затрещины всегда хватало, чтобы получить желаемый ответ. Зачем, например, сяо Ли облил виноград в тарелке духами или зачем нужны конфеты в тушеном мясе, зачем он молчал как рыба и прятался, когда его звали. Хватало, чтобы прекратить истерику и чтобы перестал задерживать и отцепился от него, выходящего за порог родительского дома навсегда.
Змей все это благополучно забыл и жил спокойно.
- Гляжу, ты подтупливаешь малость, - Би, в один шаг оказывается очень близко, склоняет голову вслед за уходящим от физического и невербального контакта Ли, пытаясь заглянуть в глаза. - Все еще на таблеточках, а, братиш?
Хинная горечь расползается по языку, будто недавно зарядили по печени.
Никому не позволено соваться к нему так близко, если не он сам инициатор этих вдохов и выдохов. Тех, что одни на двоих, пусть это и неравная драка.
Змей не дышит. Он забыл, как может штормить, и был счастлив.
Вся его дерзость, примеренная однажды на себя будто чья-то едва наметанная шмотка, оказалась удобной, как его нынешняя, нарочно порванная и комфортная. Была игрой, развлечением, где он наслаждался тем, что контролировал всю ситуацию, оставаясь хладнокровным, не поддаваясь ничьим эмоциям.
Последнее, чего бы он хотел, это возвращения тщательно забытого, ощущений, которые были неподвластны, брата, о котором только недавно перестал вспоминать без всего странного, что шло в нагрузку к его образу.
- Два дня тебе на сборы.
Ли резко вскидывается, забыв, что повернув голову, окажется нос к носу с Би. Даже без озвучивания вопроса, его лицо, наверное, очень красноречиво отражает недоумение и возмущение, а также их нецензурные формы.
- У меня поживешь.
- Разбежался, - глухо выдавливает Змей. У него начинает ломить все зубы, будто он отчаянно вцепился ими, человеческими, тупыми, в тянущуюся до его волос руку.
- Возражения не принимаются. Мне сказали присмотреть за тобой, чтобы не творил херни больше, - Би подцепляет и вытягивает петлей поперечную нитку в потертости у ворота его дорогой футболки. - А пока гуляй, рванина. Звонок прозвенел. На урок вали, - по-свойски, как ни в чем не бывало поторапливает он почти что окоченевшего на месте Шэ Ли.
- Не смей меня трогать, - смаргивать пелену бесполезно, лучше бросить все силы, чтобы не рвануться от прикосновения и не ударить по бесцеремонной руке.
- У-у, грозный братишка Ли, - улыбка слышится почти без издевки. - Я скучал.
***
Вещей у него, оказывается, совсем немного, все нужное поместилось в рюкзак и большую спортивную сумку. Ее-то он и швыряет около кровати в своем новом пристанище так же, как полчаса назад в маленькой комнате, бывшей для него за все прожитые в ней годы и убежищем, и тюрьмой.
Никакой болезненной ностальгии, никакого дискомфорта от нового пространства, до конца дня он уже почувствует эти четыре стены своим новым домом. Никаких жестких правил ему не выкатили ни до, ни после, и под замком держать вроде бы не собирались. Тем более, это же временно?
В тот день в школе... Он немного потерял самообладание, но этого не повторится, почему-то была крепка и необъяснима эта уверенность в своей моральной устойчивости.
Его никто не заставлял и не учил избавляться от лишнего, не учил несентиментальному отношению к вещам. Так вышло само по себе, Ли перенял модель поведения вовсе не у отца. Мог бы переехать хоть на край света с одной лишь единственной сумкой. Ничего не осталось на память из детства или средней школы, все нужное и, к сожалению, не нужное, хранилось только в голове, а необходимое можно купить. Возможно, у него тщательно сдерживаемая тяга к бродяжничеству... Но это вряд ли, ему слишком важен комфорт. Теперь вот в его комнате есть балкон, и он обязательно станет курить там сегодня же вечером, обживая территорию, не то чтобы дома у него были какие-то запреты.
***
Он мог бы демонстративно пройти мимо. Пренебрежительно посмотреть искоса, как умеет. Это получается отлично. Это и собирался сделать.
Чем ближе он оказывается, не давая себе свернуть в сторону заранее, тем сильнее становится желание застегнуть куртку под самую шею, даже затянуть завязки под подбородком, лишь бы убедить себя, что взгляд из-за темного стекла, скользящий как горячие руки по его телу, ему просто кажется. Просто ебаное богатое воображение, с ним он давно должен быть миллионером. Отличный стартап - продавать иллюзии и паки наркотических образов.
- Я не хочу с тобой ехать, - в последний момент подойдя к брату, неожиданно громко сообщает Змей, и на него оглядывается какая-то девчонка. - Не поеду, понял? - добавляет уже тише.
Давно он не говорил не продумав возможные ответы и свои варианты ходов, и сейчас делает это так внезапно, что ощущает себя абсолютно потерянным.
- Тебя никто не спрашивает. Садись, - Би кивает себе за спину.
Ли продолжает стоять.
Он просто ненавидит себя.. Решил, что от его предпочтения что-то изменится, как он привык.
- У тебя права нет мне приказывать. Кто ты, вообще, такой? - даже каждое собственное слово лишает Шэ Ли душевного равновесия, он буквально на грани повторить какой-нибудь из детских припадков, в момент которых казалось, что все будет по его.
Вот она, вторая попытка выказать пренебрежение отрицанием родственных связей. Но, должно быть, это оказалось не так обидно, как он себе вообразил. Никто кроме него и не думает вскипать, продолжая демонстрировать невовлеченность в напряженную ситуацию. Би, не выключая мотор, спускает ногу на асфальт, лениво оборачивается, и инстинкты в Змее вопят ему бежать.
- У кого какие права - позже выясним, - ровно отвечает брат. Вздыхает, прищурившись от яркого солнца, когда Змей, будто завязнув во времени, долго молчит и не торопится выполнять просьбу. Снова с нажимом повторяет: - Долго еще ждать?
Мимо идут ученики и их родители, старшие братья и сестры ведут за руку младших и все как один разглядывают их словно инсталляцию современного искусства, выставленную на обозрение в неположенном месте. Хищный черный байк, такую же хищную сухую фигуру на нем и стоящего напротив одного из школьных плохих парней, по которым, по секрету, текут все девчонки.
Но у самого Змея течет по спине холодный пот, несмотря на жару, и немеют кончики пальцев. Взгляд плывет, отмечая идущий рябью горячий воздух, восторженные глаза младшеклассников, до последнего глазеющих то через одно, то через другое плечо. Недоумевают, наверное, почему этот дурак упрямится, когда его явно приглашают прокатиться.
Чертова глыба льда. Даже не нужно смотреть прямо, и так помнит и ощущает эти прозрачные ледниковые страшные и бесцветные в гневе глаза. Спасибо, что ему достались другие. А если бы нет, то носил бы линзы, чтобы отличаться от него хоть чем-то.
Внутренняя дрожь вдруг резко отпускает, будто от Змея убирают провод под высоким напряжением, и того перестает колотить, позволяя почувствовать контраст температур своего замерзшего тела и окружающей среды.
- Сел. Быстро, - доносится зло и так глухо, будто через плотное одеяло, будто через целую вечность после предыдущего диалога, который Ли уже с трудом помнит. Фразы ускользают, меняют очередность и интонацию, смысл, удержать их в памяти и верно повторить чрезвычайно сложно.
Почти ничего не видя, ничего не думая, он поправляет лямку рюкзака на плече и перекидывает ногу через сиденье мотоцикла, усаживаясь позади брата.
Би срывается с места так резко, что нет ничего естественней и проще, чем покрепче схватиться за его талию с невыносимым облегчением от невозможности другого выбора. Упереться лбом в спину и выдохнуть, на секунду прикрыв глаза.
