Пламя сожжёт нас обоих

Ещё в начале 1790-х, когда Франция был просто Францией, а не Французской Республикой или Французской Империей, он знал, что должен сделать свою страну великой. Дорога, как известно, возникает под шагами идущего, и тогда Франция шёл по своей дороге спокойно и неторопливо, чтобы в будущем иметь возможность бежать по ней. У Франции тогда не было ничего, кроме безграничной веры в себя. Из-за революции его страна выпала из международных отношений. Единственными, кто навестил его в первый год власти, были Австрия и Пруссия, но они пришли угрожать ему, а не дружить. Франции пришлось начать войну, чтобы защититься от них, но у него за плечами не было ни денег, ни солдат, ни близких, которые могли бы помочь советом. Однако Франция продолжал сражаться, точно зная, что когда-нибудь победит. Первый триумф Франции случился в сентябре 1792. Королевство Пруссия со своими войсками подобрался совсем близко к Парижу. Не было ни одной живой души, которая верила бы в победу Франции, не было даже сотой доли вероятности, что француз победит. Но Франции не было знакомо слово «отчаяние». У него нет ничего, кроме веры в победу? Что ж, ему большего и не нужно. Франция в тот день победил и наконец официально принял гордое имя Первой Французской Республики. Дорога простиралась под его шагами всё легче. Французская Республика больше не отступал, наоборот — сражения перешли на чужие территории. Под руку французу попались Австрийские Нидерланды, и он точно знал — когда-нибудь он их завоюет. Фортуна благоволила Франции, и это тоже случилось. В тот день Французская Республика обрёл не только новую территорию, но и своего первого и самого близкого друга. — Моя тактическая ошибка привела к весьма досадной ситуации. — проигравший Австрийская Империя не спешил радовать француза изумлённым выражением лица и как всегда сохранял бесстрастный вид, давно набивший всем оскомину. — Без особого желания признаю ваши полководческие таланты, господин Французская Республика. Но позволю себе предупреждение: текущее положение дел не является приемлемым для меня, поэтому моя страна будет вынуждена приложить вдвое больше усилий, чтобы вернуть подходящий благочестивым монархическим государствам статус-кво. — Франция от этого мысленно взвыл: он так запутался в этих словесных конструкциях, что почти не обратил внимание на завуалированную угрозу. Австриец плёл ещё какие-то витиеватые речи, и француз слушал их лишь краем уха. Он рассматривал австрийскую резиденцию, где они оба сейчас находились. Она идеально подходила Австрийской Империи: конечно, было заметно, что здесь живёт далеко не бедная страна, но не было кричащей роскоши и безвкусных излишеств. Француз тогда впервые задумался о ремонте в своей резиденции — от матери ему досталось то, о чем лично ему было трудно говорить без ругательств. От размышлений о новом цвете стен Французскую Республику отвлёк неприятный скрип открывающейся двери. — Итак, вы проиграли мои территории? — почему-то с улыбкой спросила пока незнакомая французу молодая женщина, стоя в дверном проёме. Австрийская Империя потёр переносицу перед ответом — скорее всего не потому, что ему это действительно было нужно, а из желания вежливо показать недовольство. — Нидерланды, я ведь неоднократно высказывал просьбу не беспокоить меня во время приватных бесед с другими державами. — но голос австрийца по-прежнему был равнодушен. Франция не знал, привыкнет ли к этому когда-нибудь. — Отвечая на твой вопрос, увы, сражение за твои территории действительно было мной проиграно. — женщина после этих слов обрадовалась ещё больше. — Это Австрийские Нидерланды или же Южные Нидерланды, если вам слишком претит упоминание моего имени, воплощение завоёванных вами сегодня территорий. — пояснил Австрийская Империя специально для француза. — Je m'appelle Belgique. — представилась женщина на французском с любопытным акцентом — француз слышал такой впервые. Франция почувствовал, как у него тоже поднимается настроение. Нормальная речь после словесных издевательств австрийца, да ещё и на его родном французском, да ещё и от первой страны, которая не скривилась от раздражения при виде него — Франция, кажется, попал в рай раньше срока! — Австрийские Нидерланды после своего недавнего вероломного восстания, которое, конечно, было мной незамедлительно подавлено, предпочитает зваться Бельгией, игнорируя моё несогласие по этому вопросу. — разъяснил австриец, выделив голосом несколько слов. Французская Республика широко улыбнулся, совсем без иронии. — Enchanté, Belgique. — отозвался француз. Удобно убивать двух зайцев одним выстрелом — он и познакомился с кем-то, кто хорошо отнёсся к нему, и позлил австрийца. Бельгия уселась на кресло справа от них обоих. — Je vous admire depuis longtemps, vous et votre désir de liberté, Monsieur la République Française. — сказала она, протянув руку французу для рукопожатия. Франция с радостью так и поступил. Слышать такое после долгого отчуждения от других стран было очень лестно. — Moi aussi, je veux être libre un jour comme vous. — мечтательно вздохнула бельгийка, и француз был очарован. Всё же есть кто-то, кто разделяет его ценности! — Je suis heureux de rencontrer enfin un pays partageant les mêmes idées! — восторженно воскликнул Французская Республика, и солнечная улыбка Бельгии стала ещё счастливее. — Позвольте уведомить вас обоих, что я нахожу вашу тему разговора неприемлемой. — жестом прервал их Австрийская Империя. Француз поморщился: он совсем забыл, что австриец прекрасно владеет французским. — Кстати об этом, — Бельгия вернулась к общему языку. Австриец, судя по на секунду вскинутой брови, явно догадывался, что она сейчас скажет. — Если Французская Республика оккупировал мои территории, значит, я могу уйти подальше от вас! — Я не осведомлён о законах или хотя бы обычаях среди стран, которые разрешали бы такое. — Австрийская Империя ожидаемо не обрадовался. Франция, напротив, заинтересовался: австриец не ладил со своими же территориями. Возможно, это когда-нибудь выйдет ему боком. — Всё когда-нибудь случается впервые. — пожала плечами бельгийка. — Как вы бы сказали, кто-то должен создать прецедент. — она понизила голос на последних словах, очевидно передразнивая австрийца, но тот продолжал держать лицо. Француз украдкой вздохнул. Есть ли хоть что-то, что может вывести Австрийскую Империю из себя? — Допустим, мой ответ будет положительным. — предположил австриец, и француз почувствовал, что его будет ждать приступ головной боли, когда он вернётся к себе. — Но я искренне убеждён, что когда-нибудь эти территории вернутся под мой контроль. Каковы будут твои действия в таком случае? — Когда это случится, тогда и поговорим. — отмахнулась Бельгия, поднимаясь с кресла. — В любом случае, я ухожу. — Я, пожалуй, тоже. — выдохнул с облегчением Французская Республика и быстро зашагал, чтобы догнать бельгийку. Австрийская Империя, если и был недоволен, то вновь ничем этого не показал. Франция и Бельгия вместе шли по улице. Пока они ещё не сказали друг другу ни слова, но оба уже чувствовали, будто давно знакомы. У них не было неловких первых минут молчания, разговор шёл как по маслу; как только одна тема для разговора исчерпывала себя, появлялись две новые. Они находили между собой бесчисленные сходства, каждое из которых служило кирпичиком для фундамента их многолетней дружбы. Одно и то же вызывало у них недовольство. — Австрийская Империя выражается как ходячий договор. — жаловался Французская Республика, изобразив мученическое выражение лица. — Не представляю, как ты с ним жила. — о, француз не переходил на «ты» так быстро ни с одной страной ни в прошлом, ни в будущем. Даже с тем, кто однажды станет его супругом. — Я живу у него чуть меньше века, за такое время ко всему привыкаешь. — о, Бельгия обожала наблюдать за первыми разговорами стран с австрийцем. Самое забавное зрелище в её жизни. Франция после этих слов на мгновение удивился: сколько же лет бельгийке? Как много она повидала за свою жизнь? Но это нисколько не влияло на общение, и француз быстро забыл об этом. — Ты тоже привыкнешь когда-нибудь. — она ободряюще улыбнулась французу, и тот воспрял духом. — Придётся. — усмехнулся он, представив первую встречу австрийца с бельгийкой. — Я хочу, чтобы с моей страной считались. Этого не случится, если я изолируюсь от всех. — И не нужно. — согласилась Бельгия. Не переставая говорить, она указала французу на сидящую на дереве малиновку с красивым оранжевым пятном на груди, и оба синхронно засмотрелись на птицу. — Австрийская Империя, на самом деле, неплохая страна. Мы с ним просто слишком разные, чтобы поладить. Но к нему всё равно нужно привыкнуть. — Побыстрее бы. — вздохнул Французская Республика. Одно и то же восхищало их. — Я хочу сделать свою страну свободной и независимой. — поделилась Бельгия чуть застенчиво. До француза лишь одна страна была готова слушать её мечты, но эта страна приходилась ей братом. — Австрийская Империя рассказал тебе про моё восстание недавно, и… Я тогда поняла: пока мне не хватает опыта, но когда-нибудь я точно смогу сама управлять страной! Я буду пытаться при каждой возможности, пока у меня не получится. Французская Республика всегда восхищался такими людьми. Он и сам был таким же и никогда не сдавался до самого своего последнего вздоха. Уже тогда, к сожалению, собственные убеждения были ему дороже всего на свете. — Чего стоят убеждения, если ты не готов погибнуть за них? — вопросил он тогда у бельгийки слегка пафосно, но вполне соответственно своей тогдашней молодости. Бельгия хихикнула над этим, но согласилась. — Я тоже хочу, чтобы моя страна была свободна. И чтобы она стала сильнее. Одно и то же нравилось им. — Я люблю французские оперы, у меня часто ставят их последние пару десятков лет. — рассказала Бельгия с искренним восторгом. Франция полностью разделял его — он интересовался и иностранными операми, но собственные он, конечно, считал лучшими. — Я слышал, у тебя строят красивые особняки. Всегда хотел взглянуть на них. — беззастенчиво заявил француз, вспоминая красивые рисунки этих зданий в книгах. — Мои архитекторы вдохновлялись твоими особняками. — призналась бельгийка, впрочем, ничуть не переживая из-за этого. Франция всегда радовался, когда кто-то интересовался его культурой в том или ином виде. Французская Республика обладал прекрасной интуицией, и если она подсказывала ему, что он поладит с кем-то, он доверялся. Во всяком случае, так француз в будущем объяснит, почему он столь быстро привязался к Бельгии, хотя они тогда были знакомы едва ли пару часов. Такое с ним случалось нечасто. Пример из того же дня: Бельгия познакомила своего нового друга с Республикой Соединённых Провинций (также известным как Северные Нидерланды, просто Нидерланды или Голландия). Он был родным братом бельгийки, и, несмотря на то, что она описала француза в лучших красках, они оба невзлюбили друг друга с первого взгляда, без всякой на то причины. Но это уже следующая веха истории Французской Республики и его столкновений с первой антифранцузской коалицией (члены коалиции ещё не подозревали, что она далеко не последняя).