***
Сняв ботинки у входной двери, чтобы не испачкаться в грязи, Роди застонал и потянулся, издав вздох облегчения. Учитывая то, как прошли работа и вечер, неудивительно, что у него всё ныло и болело. Одной ногой он всё ещё держал дверь открытой, пока втаскивал велосипед. Так много всего, чтобы не занести в дом грязь, но, ведя велосипед на обычное место, он оставил коричневые следы на ковре, длинную линию, идущую от входной двери, и разбросал половину гостиной. Он уберёт это... в конце концов. Точно так же, как он убирал грязную посуду, всё ещё сложенную в раковине, разбросанные бумаги на уже заполненной столешнице, странный запах, исходящий из стен, напоминающий крысиную мертвечину... Да, в конце концов. Дайте ему ещё несколько трудных дней, и он будет вынужден это сделать. — День – что-то с чем-то... — Рука потянулась за рубашкой, и он бросился к переполненной корзине для белья. Запах грязной одежды недельной давности и намёк на то, что в ней начинает расти какая-то плесень, заставили его скривить нос, но он изо всех сил старался не обращать внимания на вонь. Кстати, о плесени... Краем глаза он заметил зарождающуюся плесень там, где вода, вытекшая из ванной, попала на ковёр и стену гостиной. Это было в его длинном списке дел, но так и не заняло первое место, поскольку казалось, что мир продолжает давать работу за работой, каждая из которых становится ещё тяжелее, чем прошлая. В один прекрасный день одна из них непременно станет его смертью. Урчание в животе напомнило ему, что он до сих пор не поел. Роди собирался сделать это раньше, ещё во время того печального свидания, но оказалось, что у неё дорогой вкус. Ему пришлось наблюдать, как она заказывает такие блюда, как стейк, омар и многое другое; в итоге счёт превысил сотню долларов, которые ему пришлось заплатить, когда она ушла. И всё, что он заказал – это лимонад. Один-единственный напиток по сравнению с её пиршеством из трех блюд, пока она задавала бессмысленные вопросы о жизни, интересах, работе. Почему сейчас всё это кажется бесполезным? Разве не об этом говорят при первом свидании? Роди мысленно отметил, что ему нужно поговорить с коллегой, который всё это устроил. Может быть, на следующей неделе они снова будут работать в одну смену. А также о том, как правильно вести себя на свидании... Он не настолько идиот, чтобы не понимать, что не должен испытывать трудностей с элементарным флиртом. Возможно, он просто очень устал. «Манон бы так не поступила» – раздался тоненький голосок в затылке мужчины, и он застонал, борясь с желанием схватиться за голову, когда на него обрушились воспоминания о его покойной девушке. Нет, бывшей девушке. Он не должен был проявлять неуважение к ней, выдавая себя за её парня. Она порвала с ним. Он больше не принадлежал ей, как и она ему. Манон... На что он готов пойти, чтобы вернуть её... Что бы он сделал, чтобы изменить её судьбу––! Голод исчез, когда он вспомнил, какая судьба была уготована его бывшей девушке, и внезапно почувствовал себя плохо. И по сей день Роди не мог переварить мясо или что-либо, напоминающее продукт живых существ. Это привело к тому, что он резко похудел, а его прежнее громоздкое телосложение превратилось в призрак себя прежнего, поскольку большинство блюд, содержащих белок, были исключены из рациона ради того, чтобы его не вырвало через несколько минут после еды. Теперь, вместо того, чтобы быть впереди всех на работе, единственное, что удерживает его от безработицы – его уникальность на миллион и способность поднимать ящики весом более ста фунтов. Если бы Манон была здесь, она бы пожалела, что тот, кто поклялся защищать её, теперь едва способен защитить себя. У Роди забурлило в животе. Но ведь он уже нарушил эту клятву, не так ли? Его язык слишком хорошо помнил всё. Вкус того блюда, приготовленного из её собственного тела, и то, каким оно было безвкусным, несмотря на свою сладость. Странная консистенция, которая должна была подсказать, что это не обычная говядина, которую обычно держали в наличии в бистро. Ничто в этом блюде не соответствовало характеру её образа. Оно было совершенно пустым и лишено основного ингредиента. Это всё его вина. Почти грустно было осознавать, что, несмотря на весь талант и знания владельца в кулинарном искусстве, в приготовленных блюдах никогда не чувствовалось заботы и страсти. Иронично, что повара лучше справлялись с такой простой задачей. Может, поэтому они и готовили блюда для клиентов, а их начальник просто наблюдал и следил за тем, чтобы все шло гладко. Как жалко, что какие-то случайные люди, нанятые для выполнения рецепта, могут превзойти своего начальника. Из Роди вырвался подавленный смешок, и он покачал головой. Он должен был знать. Насколько глупо было ему думать, что место, где уважение культивировалось страхом, было нормальным для работы. Что ж, карма всегда настигает. Он мёртв. Поглощён пламенем, как и сгоревшая адская кухня, и, вероятно, горит в чистилище прямо сейчас. Захваченный своими мыслями, мужчина даже не заметил, как его тело двигалось, пока ощущение грубых подушек дивана не ударило его в спину, заставив мышцы дрогнуть от боли от твердой поверхности, встречающей его изношенное тело. Он прикусил больной стон и попытался удобно устроиться. Роди не оплачивал счёт за электричество уже больше месяца, так что ему не приходится беспокоиться о том, чтобы заставить себя встать и щелкнуть выключатель на другом конце комнаты. «Кому нужно электричество», – говорил он себе, пытаясь сохранить укоренившийся оптимизм, несмотря на грызущий голос, говоривший ему обратное. «Всё, что мне нужно, – это солнце и городские столбы, чтобы видеть что-либо на протяжении дня. Ночью я всё равно сплю, так какой тогда в нём смысл?». Свернувшись в клубок и тянув одеяло к ногам, мужчина лежал в тишине. Он не мог уснуть. Он не мог уже целую вечность. А когда он всё-таки засыпал, его рубили, варили, пекли – всё, что только можно было сделать с едой. И когда все пытки заканчивались, Роди едва мог заставить своё спящее тело пошевелить хотя бы пальцем, его подавали на серебряном подносе, в комплекте с серебряной посудой и бокалом красного вина. «Так вот каково было Манон?» – задался он вопросом. Сколько милосердия ей было оказано, пока её резали, как скот? Способен ли он проявить милосердие? Кровь на полу морозильника, когда Роди искал убежище от сумасшедшего монстра в ту ночь, и кровь, засохшая на оружии, которое он схватил, чтобы защитить себя... Могла ли это быть её кровь? Неужели он неосознанно соприкоснулся с последними остатками её жизни, опасаясь за свою собственную? Вероятно, он был запятнан в этой крови и часами пытался отстирать свою поварскую униформу, прежде чем снова надеть её на следующий день. Какая гордость, должно быть, овладела им, зная, что ему сошло с рук убийство без малейших подозрений... Что за больной урод. Для другого эти вопросы вызывали ужасную тошноту, но после долгого времени саморефлексии и преследований они лишь усиливали чувство вины, которое он нёс с собой с каждым днём. Это было удушающе. Он чувствовал, как бутылка внутри него начинает трескаться, и это только усилило осознание того, что если он не освободит некоторое из её содержимого, она непременно взорвётся, оставив его в серьёзных муках, поскольку стекло проникнет в него, и не будет способа его удалить. Ему хотелось рассказать кому-нибудь, что произошло на самом деле. Ему нужно было рассказать кому-нибудь, что произошло на самом деле. Чем дольше мужчина мирился с невысказанной правдой, тем труднее ему было продолжать жить и находить в себе силы не дать сгнить в стенах собственной квартиры. Он не мог продолжать в том же духе. Его отец всегда говорил, что нужно смириться с ударами, но удары превратились в жестокие избиения, и он умрёт от внутреннего кровотечения раньше, чем получит шанс дать отпор. Перевернувшись на спину, Роди уставился в потолок, обдумывая возможные варианты и прикидывая, с кем из своих близких он мог бы набраться смелости и открыться. Его коллеги? Они были близки, но это распространялось только на рабочее место, и их разговоры продолжались только тогда, когда речь заходила об их личной жизни. За пределами этого они были лишь знакомыми. Его друзья? Нет, у него их вовсе не осталось. Все, кто был у него до того, как все случилось, отстранились от него или ушли по собственному желанию, увидев, как он внезапно изменился. Видеть, как он сломан, не услышав причин, должно быть было последней каплей, которая переполнила чашу терпения. Они уходили, оправдываясь тем, что он "чересчур такой". Жестоко, но он не мог их винить. Если бы он мог, то извинился бы, но сейчас всё уже давно прошло, и он даже не знал, где их искать. ... Семья? ... Нет. Они не общаются уже более десяти лет. У них сложилось впечатление, что он живет хорошей жизнью – честной жизнью, стабильной как в финансовом, так и в психическом плане. Чёрт возьми, он даже ни разу не написал им и не рассказал, как бросил учёбу. Разрушить ложную реальность, которую он так старательно создавал для них, было жестоко. Слишком жестоко для людей, которые любили и лелеяли его с самого первого дня. Даже мысль о том, что лицо его матери исказится от ужаса, когда она услышит от сына признание в том, что именно из-за него в ужасном инциденте погибло уважаемое бистро и его владелец, заставила его поникнуть. Она религиозная женщина, которой всегда было трудно понять, почему иногда нужно грешить, чтобы исправиться. Бог – её спаситель, и всё, что в её старой книге записано как грех, будь то в целях самозащиты или нет, – это то, чему она следует. Она назвала бы его убийцей и лишила бы его права называться её малышом, её гордостью. Роди почувствовал, как сжимается. Боже, за что ты так с ним поступил? Какие преступления он совершил в прошлой жизни, чтобы нести такое бремя, не имея возможности облегчить его? Слёзы жгли ему глаза, а разум продолжал внушать ему реальность того, что он может натворить, если решит открыть рот. Он представил себе отца, которым восхищался с малых лет, с красным лицом, кричащим на весь мир о том, какой позор постиг Роди за то, что он подвёл женщину, которую поклялся защищать. Отберёт ли он гитару, которую подарил ему, пообещав, что она тоже принесет ему удачу в отношениях? Он бы сказал, что струны теперь испачканы кровью, а мелодии, созданные на ней, пусты и разбиты. От него бы вмиг отреклись. Рыдания содрогали тело Роди. Он едва не захлебнулся собственной слюной, затекшей ему в рот, и безуспешно пытался её сглотнуть и контролировать дыхание. Было больно. Болело всё – тело, разум, сердце. Лёгкие кричали, требуя больше воздуха, но сердце могло перекачивать только столько крови, сколько нужно, и он задыхался между быстрыми вдохами. Молчаливое пожелание, чтобы всё это было лишь ужасным сном, в котором он застрял, было единственным утешением, которое он получал, когда ломался от накопившихся за год эмоций. ... Прошёл час, прежде чем он наконец-то смог уснуть: горло зудело, а глаза болели, так как его импровизированная подушка была вымазана в смеси слёз и соплей. Во сне его глаза лишь продолжали лить слезы, на этот раз за ним наблюдал знакомый облик, держащий мясной тесак, и обычный сценарий снов готовился быть исполненным, как всегда. Его собственный личный ад внутри его собственной души.***
— Ты выглядишь дерьмово. Сейчас Роди держался за лестницу, пока его коллега чинил вывеску пекарни. Очевидно, она сорвалась во время дождя прошлой ночью и настолько, что потребовался ремонт. Вывеска и так держалась на волоске – скорее, на ржавой цепи, которую давно пора было поменять, но хозяева никогда не находили для этого хороших причин. Видимо то, что дождь, наконец, прорвал металл, стало для них реальным пробуждением. Занозы вонзились в ладони мужчины, когда его коллега сдвинулся с места. Жгло, но не настолько, чтобы он жаловался. — Не выспался, вот и всё, — Его голос был хриплым – результат прошлой ночи. Это заставило другого приостановить работу и опустить взгляд, прежде чем продолжить. — но я в порядке! — Роди ободряюще улыбнулся, уголки его глаз слегка прищурились. — Не волнуйся за меня. В ответ он получил лишь вялое ворчание. Он был рад, что его коллега оказался другим, а не вчерашним, поскольку он не был готов рассказывать о своём неудачном свидании. Вместо этого он помогал старшему из нескольких мужчин в команде. Это был мужчина с седеющими волосами и пивным животом, который соответствовал его возрасту. Приятно было быть с кем-то, кто не слишком лезет и предпочитает деликатно подшучивать в разумных местах, отступая, когда появляются признаки дискомфорта. Роди вытер пот, выступивший на лбу, одной рукой приподнял край рубашки, а другой – ухватился за лестницу. Этого оказалось достаточно, чтобы низ его живота выглянул наружу. Пара девушек, совершавших покупки в соседнем салоне, хихикали между собой, проходя мимо, и тихонько перешептывались друг с другом, украдкой поглядывая на младшего из двух мужчин. "Горячий" и "симпатичный" – вот основные слова, которые можно было разобрать, пока они не отошли слишком далеко, чтобы их можно услышать. Обычно такие комментарии приводили его в замешательство, но сейчас он был слишком измотан прошлой ночью, чтобы улыбнуться. — Они явно тебя оценивали! — Казалось, что другой мужчина был более расстроен, чем Роди, из-за отсутствия реакции, издавая раздражённый вздох и тряся головой. — Почему ты ничего не сказал? — В ответ на это последовало лишь нерешительное пожатие плечами. — У тебя была отличная возможность, парень! И ты её упустил! Почему он ничего не сказал? Вместо того чтобы задумываться над этим вопросом, Роди просто пожал плечами, сосредоточившись на своей работе. — Больше беспокоюсь о том, чтобы этот знак стоял ровно. — Это был дерьмовый ответ, но он не мог придумать ничего другого, так как его мозг словно плавился от жары. — К тому же они могли говорить о ком угодно, — Вернув себе немного юмора от общения с коллегой, он добавил лёгкое поддразнивание, намёк на улыбку дёрнулся в уголках его рта. — Может быть, о тебе. Это вызвало резкий смех. — Я? Ламори, мне уже далеко за пятьдесят, я в счастливом браке и у меня трое детей. Они гораздо больше интересуются вами, юнцами. — В груди Роди зазвенела зависть. О, чего бы он только не сделал, чтобы жить такой жизнью. Быть женатым, иметь собственных детей и приходить домой к домашней еде, полной любви и уюта. Он мог мечтать. Раздался звон металла о металл, после чего пожилой мужчина спустился по лестнице. — Ну, вот и всё! — Он вытер руки о бока джинсов и поднял голову, чтобы полюбоваться вывеской, которая теперь красовалась у входа в пекарню. С облегчением вздохнув, он наконец отпустил лестницу и отложил её в сторону, чтобы пара могла наблюдать за их работой. Неплохо, всё было ровно, как палка, и он был уверен, что хозяева будут довольны результатом. Однако, взглянув на свои руки, он увидел, что в ладони вживлены десятки деревянных щепок, а кожа приобрела сердитый красный оттенок. Жгло, когда он сжимал их, и он сделал несколько пробных движений пальцами, чтобы убедиться в наличии повреждений. — Ты не думал обратиться к профессионалу? — Вопрос заставил мужчину нахмурить брови и поднять голову, чтобы увидеть пожилого человека, стоящего перед ним со скрещенными руками. Он чем-то напоминал его отца: властный, но в такой спокойной манере, что он не боялся, что его отругают. Но если вспомнить, о чём его спрашивали, профессионал? — Я вижу, что тебя что-то беспокоит, малыш, и знаю, что это не просто плохой сон. Если тебя что-то беспокоит, ты не думал о психотерапевте? Психотерапевт? Разве они не для... сумасшедших? Его коллега, видимо, уловил растерянное выражение на лице Роди и продолжил объяснять, пока интерес не угас. — Терапевты не всегда предназначены для ненормальных. Я узнал об этом на прошлой неделе, когда услышал о том, для чего они на самом деле нужны! Люди думают так только потому, что так считает всё остальное общество. — Пока он говорил, одна его рука потянулась в передний карман рубашки, чтобы достать блокнот и ручку и что-то записать на бумаге. — Плюс! Эта свободна. У неё нет лицензии... пока что, но один из моих детей говорил о ней и сказал, что она творит чудеса. Это "пока что" вызвало у юноши сомнения, но прежде чем он успел задать вопрос, ему в грудь сунули листок бумаги. Пробежавшись по нему, он разобрал адрес и имя: Мэри Вандервуд. Он почувствовал, как что-то пытается всплыть в глубине его сознания, но это что-то не смогло вырваться наружу, и вместо этого он остался в замешательстве. Почему это имя вызывает у него чувство знакомости..? — В любом случае, мне пора уходить! Наши смены закончились, и моя жена надерёт мне зад, если я снова приду домой поздно. — Его коллега уже собирал с земли свои вещи и закидывал сумку на плечо. — Подумай об этом. На плечо рыжеволосого мужчины легла рука, и он ободряюще сжал её, улыбнувшись. — Пообещай, что сбросишь с себя... что бы это ни было. — Он похлопал его в последний раз, прежде чем уйти, помахав на прощание рукой. — До завтра, Ламори! И вот так Роди остался стоять в одиночестве возле пекарни, всё ещё покрытый потом и держа в руках бумагу с информацией, которая, как утверждалось, должна была стать ответом на все его проблемы. Он всё ещё не мог поверить, что ему предлагают обратиться к психотерапевту, но, вспомнив о многолетнем опыте, накопленном его коллегой за долгие годы жизни, попытался прислушаться к идее. Если другой был так уверен в этом, то что в этом плохого? Он ещё раз взглянул на записи, поразмыслил над ними, покрутил в голове шестерёнки и, в конце концов, вздохнул с поражением, когда его ноги зашагали в направлении адреса. Что ж, ему больше ничего не оставалось.