нить

— я потерял всё, что мне было дорого, — рука санеми сжимает стопку саке так сильно, что вены вздуваются. гию смотрит на это болезненно — ещё чуть-чуть, и она треснет. как и он сам. как и они. — и это моя вина. они сидят в кабаке — прокуренном, пропахшим дешёвым пойлом. здесь всё такое потрескавшееся и разваленное, что гию грустно ухмыляется — это так похоже на них самих. есть что-то родное в этом месте, что-то до боли близкое. тоска переполняет сердце, как алкоголь их стаканы. гию не знает, как они дошли до такой жизни, но кое-что ему всё-таки известно — другого исхода быть не могло. боль всех погибших товарищей разом навалилась на их плечи, прибила ко дну. и чтобы хоть как-то забыться, они растворяют жизнь в выпивке. они лишились всего, кроме друг друга. они друг для друга — последняя ниточка, что держит их в этом мире. их отношения — карточный домик, конструкция домино. стоит подуть — и всё равалится. гию вздыхает. — бесполезно корить себя за прошлое. ты никогда не вернёшь то, что ушло безвозвратно — время, люди. у тебя есть только здесь и сейчас. и здесь и сейчас у тебя есть выбор — жить прошлым, уничтожая своё будущее и настоящее, или отпустить его и двигаться дальше. мы можем построить всё заново, можем взять от жизни всё, что нам осталось. ты не один. мы вместе. гию ещё не убил в себе надежду, под слоем сажи и пепла всё ещё теплится огонёк, который жаждет двигать его дальше, жаждет вырваться и свободной птицей воспарить в небо. задышать полной грудью, ощутить свободу, жить и наслаждаться жизнью. но ему нужна поддержка — один он не справится, не скинет с себя весь тот груз, что тяготит его плечи, душу, сердце. он смотрит на санеми с надеждой, а он говорит: — ты прав. мы могли бы попробовать, — он улыбается, но гию не видит жизни в его глазах. они такие пустые, такие погасшие. санеми смотрит на него, но будто бы сквозь. так, словно он уже не здесь. так смотрят мёртвые. гию не верит, но говорит: — я верю, что у нас получится. *** тишина оглушает. обычно, санеми встречал его колкими фразами, выкрикиваемыми с другой комнаты. в них читалась грубая, но нежность. гию её любил, но. — санеми? нет ответа. в воздухе стоял удушающий запах крови и пороха, и гию знал, что это значит. он понял это, как только открылась дверь. знал, что рано или поздно этот момент наступит, но. к боли никогда нельзя подготовиться. сейчас гию чувствует, что она пронизывает каждую клетку, каждый атом его естества. хочется расщепиться в кислоте, лишь бы её не чувствовать. краем глаза гию замечает записку на обувнице. дрожащими руками берёт её в руки. она вся в разводах, а почерк санеми такой, словно его парализовало. вся его жизнь умещается в двух предложениях: «лучше ужасный конец, чем ужас без конца. прости, гию». гию сползает по стенке. нить обрывается.