Не прерванный

Чейзу не пришлось слишком долго ждать, пока Ниндзя покинет тёмное додзё. Он ожидал, что мужчина скажет что-нибудь или даже проигнорирует его и сразу уйдёт, когда увидит Чейза сидящим на крыльце прямо у лестницы; без массивных доспехов, с запечатанным сосудом и двумя сакадзуки, стоящими на дереве рядом с ним, — явно дожидаясь его. Но… воцарилась долгая тишина, в течение которой Чейз ощущал на себе взгляд мужчины, прежде чем Ниндзя глубоко и смирённо вздохнул. Чейз не смог сдержать победоносной ухмылки, когда тот бесцеремонно плюхнулся на крыльцо рядом с ним. Вся его поза кричала о раздражении и неохотной готовности потакать бессмертному. Но Чейз ничего не сказал, лёгким движением пальцев распечатал сосуд и разлил напиток по чашкам, передав одну из них Ниндзя. Его ухмылка не дрогнула, даже когда он поднял молчаливый тост за мужчину и залпом осушил содержимое под невесёлым взглядом собеседника. Не дрогнула, когда он наблюдал, с каким подозрением Ниндзя косился на него, мгновение колеблясь, а затем последовал его примеру и разом опрокинул всю чашку. Только тогда его ухмылка расширилась. Краем глаза он наблюдал за реакцией Ниндзя на сакэ. Несмотря на обманчиво лёгкий цветочный аромат, его вкус был богатым, сладким и фруктовым, а при идеальном охлаждении восхитительно ощущался на вкусовых рецепторах. Это был высочайшего качества алкоголь японской кухни, который Чейз привёз из запасов своей цитадели, снабдив им одного из слуг. Сделано это было именно с той целью, чтобы напомнить Ниндзя о родине, которую он так давно не видел. На самом деле Чейз был вполне уверен, что сам Ниндзя в молодости пробовал настоящее высококачественное сакэ лишь несколько раз, а в ином случае перебивался импровизированными имитациями, производимыми его народом по изменённым рецептам чужого континента. Они в принципе пригодны, но сильно отличаются от оригинального сакэ. Но невзирая на это, Ниндзя, казалось, мгновенно оценил качество напитка — он по-новому созерцал свою чашу, его губы поджались, даже поза утратила некоторую скованность. Однако снова обрела её, когда он взглянул на Чейза, вопросительно смотревшего на него с бутылкой в руках. Уголки его губ дёрнулись вниз от лёгкого раздражения, но Ниндзя всё равно протянул свою чашку Чейзу, позволяя ему вновь наполнить её. Некоторое время в вечернем воздухе висела лишь тишина и позвякивание фарфора. Пожалуй, это была самая спокойная пора, которую Ниндзя проводил в его присутствии. Видимо, у мужчины уже вошло в привычку постоянно раздражаться на Чейза (что, как он мог признать, было оправдано в некоторых случаях), независимо от того, сделал тот для этого что-либо или нет. Для Чейза стало почти достижением получить от этого человека иную реакцию, будь то замешательство, удивление или что-то вроде безропотного принятия. Столь редкими и… любопытными были эти спокойные моменты, что Чейзу едва ли хотелось нарушать их. Однако его взгляд был прикован к лицу Ниндзя, застывшему в созерцательном и задумчивом выражении, и к его рукам. Или, что ещё важнее, к его пальцам, что спонтанно потирали завитки на раскрашенной глине, — короткие ногти нежно царапали её поверхность. — Это было поручение. — неожиданного для самого себя заговорил Чейз, не обращая внимания на то, как Ниндзя передёрнуло от звука его голоса. — Когда я посещал Японию, я заказал целый набор у очень талантливой пивоварни. Заведующая ей семья производила и алкоголь, и изделия; я подумал, будет разумно воспользоваться такой возможностью. Поделиться историей об одной из наиболее приятных поездок на восточные острова оказалось так легко. Будучи любителем иностранной кухни, он в свободное время часто путешествовал, чтобы попробовать настоящие местные блюда, а также собрать всевозможные рецепты и диковинки для запасов своей цитадели. Японию он посещал особенно часто, а алкоголь был той вещью, которую можно было относительно легко транспортировать и долго хранить, чтобы потом наслаждаться ею на протяжении многих лет. Он рассказывал о напитках и еде, вспоминал понравившиеся ему достопримечательности, которые он встречал в пути, повторные посещения знакомых мест с целью проверить, что изменилось и появилось с тех пор, как он был там в последний раз. Это был просто небольшой монолог. Нечасто ему удавалось изливать душу в повседневной жизни, и в какой-то момент Чейзу показалось, что он разговаривал больше сам с собой, нежели с Ниндзя. Но, к его огромному удивлению, попытка быть вежливым возымела эффект, когда он закончил говорить. — Моим людям — медленно начал Ниндзя, всё ещё не отрывая глаз от растирающих край чашки пальцев, — удалось сохранить несколько чайных сервизов и сосудов для сакэ, уцелевших во время первоначального путешествия из Японии. Ниндзя сбивчиво рассказывал о том, настолько непреклонными его люди были в сбережении вещей во время путешествий. Каждый предмет быта использовался трепетно и ремонтировался при поломке. Все знания старательно сохранялись если не в физической форме, то в памяти; старшие наставляли младших, и те, в свою очередь, передавали эти знания дальше. Даже после всех потерь, которые они понесли за годы лишений, им удалось добиться успехов во многом. После того, как они остепенились здесь, те немногие уцелевшие наборы, перешедшие к ним от предков, были сокрыты и использовались только на самых важных мероприятиях в деревне. Мастера воссоздавали по их образу новые изделия для повседневного использования, чтобы наполнить дома своего народа. Настолько застигнутый врасплох тем, что Ниндзя добровольно поделился хоть какой-то информацией о своём прошлом, пускай даже маленькой и, казалось бы, незначительной, Чейз высказал первое, что пришлось ему на ум, когда тот умолк: — Я действительно нахожу это достойным восхищения — явную приверженность твоего народа сохранению культуры любыми способами так далеко от твоей родины. Он видел, что эти слова удивили Ниндзя — его плечи напряглись, и мужчина бросил пронзительный взгляд на собеседника. Чейз не мог винить его за подобную реакцию, поскольку уже не раз отпускал комментарии о людях и его доме, которые можно было принять как за комплимент, так и за насмешку. Но не сегодня. Похоже, Ниндзя всё-таки понял это. Что бы ни было написано на лице Чейза, оно убедило его в искренности произнесённых слов. Его спина расслабилась, а враждебная настороженность в его глазах сменилась сдержанным раздражением, и мужчина склонил голову, соглашаясь с собеседником. С этого момента вечер проходил невероятно гладко. Темы о разнообразной еде оказались безопасным и нейтральным вариантом, который оба были не прочь обсудить за бутылкой сакэ. Знающие толк в странствиях, они испытывали и отраду, и горе, пробуя новые блюда; от мелочей, что им нравились или нет. Их поражало разнообразие блюд, распространённых по всему континенту; от даров воды прибрежных поселений до изобилия изолированной флоры и фауны, — и всевозможные уникальные способы их приготовления. Рецепты и деликатесы варьируются в зависимости от территории и нации, меняются и преображаются с новыми поколениями — такими разными, но единогласно разделяющими понимание важности этих блюд в своей культуре. Вещи, считавшиеся странными или запретными для употребления в пищу в одном месте, могли приветствоваться и почитаться в другом, будь то необычные местные животные и их части, или даже существа, маленькие или большие, которых обычно не считают съедобными. (Чейз благоразумно не упоминал о поедании каких-либо мифических существ. Он был совершенно уверен, что Ниндзя не сочтёт это интересным опытом.) Каким-то образом дискуссия о потреблении определенных растений в некоторых культурах для испытания чего-то за пределами низменных ощущений переросла в обсуждение более эзотерических тем, таких как вера в сверхъестественное, чудеса и магические видения, свидетелями которых они оба были в своё время. Чейз поведал о храмах, высеченных из камней самого высокого горного хребта руками монахов, принявших обет молчания и посвятивших свою жизнь поискам просветления; о скрытых цивилизациях, содержащих невообразимые сокровища и охраняемых армиями нежити давно ушедших императоров. Он рассказывал истории о редких, невиданных зверях, что бродили по замерзшей тундре в ночи под неземными огнями севера. Ниндзя признался, что видел огни севера издалека, когда был намного моложе. Он и его люди слышали только отдалённое эхо завываний этих тундровых зверей, когда путешествовали по окраинам неумолимого холодного ландшафта. Однажды он с родственниками наткнулся на останки затерянной цивилизации и в юношеском рвении попытался стащить, по слухам, крайне важное оружие, но был остановлен и пристыжен старшим братом, мол, к таким местам нужно относиться с уважением, чтобы не пробудить проклятие или нежить-хранителя. И за свою жизнь Ниндзя посетил множество храмов, возможно, не столь величественных, не сокрытых в наиболее священных местах древними монахами, а самых что ни на есть ничем не примечательных и старых: они были посвящены богам, о существовании которых он никогда не подозревал. Иные даровали благословения его клану и миссии. Чейз путешествовал и видел больше, чем кто-либо из смертных за всю свою жизнь. У него было очень много историй. Сотни книг и журналов могли их вместить и стать его собственной библиотекой (на самом деле, в его цитадели уже была одна). Тем не менее, истории Ниндзя могли сравниться с некоторыми историями бессмертного, если не по величию и значимости, то по некоторым личным аспектам, казавшимся не менее важными. И Чейз увлечённо копил каждую историю, которой охотно делился обычно молчаливый человек. Каждая кроха информации была принята для дальнейшего обдумывания, даже если в тот момент Чейз позволил себе просто насладиться разговором. Эти истории позволяли ему открывать всё новые скрытые грани в этом человеке, и он задавался вопросом, чувствовал ли Ниндзя то же самое, поскольку тот, казалось, внимал каждому слову Чейза. Когда Чейз упомянул затерянный в глубинах океана город, он открыл для себя что-то наиболее интересное. Тема мореплавания внезапно зажгла пламя в глазах Ниндзя. Мужчина признался, что когда они впервые пересекли, как ему мнилось, бескрайнюю синюю полосу воды, он был всего лишь маленьким ребёнком, однако этот опыт заставил его влюбиться в море. Запах солёной воды, шум прибоя, покачивание лодки — иногда по ночам он всё ещё грезит об этом. — Даже плохих моментов не хватило, чтобы я пожалел об этом. — Ниндзя фыркнул, но улыбка тронула уголки его губ. — Просто возможность весь день созерцать море стоила любых неудобств. Тоска в голосе мужчины была ощутима, и его взгляд приобрёл отрешённый вид, как у человека, погружённого в воспоминания, когда он смотрел на собственное отражение, колеблющееся на дне чашки. Чейз, заметив, что сакэ закончилось, вылил остатки в чашку Ниндзя, прежде чем поставить сосуд и постучать по нему пальцами. В тот же момент появился его воин, ненавязчиво подав другую бутылку спиртного и забрав пустую. Ниндзя краем глаза посмотрел на него, когда тот уходил (опасаясь кошачьего воина, как и всегда), прежде чем переключил внимание на Чейза, уже открывающего новый сосуд. — Недавно я обнаружил ещё местное пиво. То, что я считаю весьма… мощным. — отметил Чейз. — Давай посмотрим, что Ниндзя думает о нём. Он наполнил предложенную Ниндзя чашку и наблюдал, как тот морщится от запаха — резкого контраста с лёгким ароматом сакэ — прежде чем уверенно отпить. Ниндзя тут же сдавленно выдохнул, явственно ощутив жжение, что заставило Чейза хихикнуть, пока тот приговорил содержимое собственной чашки. — Это. — наконец, прохрипел Ниндзя. — Скверно. — И правда. — охотно согласился Чейз, понимая, что это варево гораздо крепче сакэ. Это была одна из причин, по которой оно ему пришлось по душе — при его нечеловеческой терпимости ему обычно требовалось большое количество слабого алкоголя, чтобы почувствовать какой-либо эффект, но это пиво было настолько крепким, что он мог ощутить его уже после нескольких чашек. Не говоря уже об остальных мелочах. — Послевкусие — это нечто. Ниндзя согласно хмыкнул и снова протянул свою чашку, к беспрестанному удовольствию Чейза. Тишина вернулась, но уже менее напряжённая и гулкая, чем в начале вечера. Ниндзя что-то ворчал себе под нос, неторопливо осушая чашку, и даже Чейз почувствовал тепло после половины бутылки, что сделало его приятно возбуждённым и ещё более расслабленным. Ночь вступила в свои права, большая часть деревни вокруг них погрузилась в сон. Неподалёку было еле слышно существ тьмы, но в целом было тихо. На ночном небе не было ни единого облачка, что позволяло беспрепятственно видеть звёздное полотно, простиравшееся над их головами. — Ну не приятный ли вечер? — Чейз поймал себя на том, что жестикулирует чашкой, вздыхая, словно пытается запечатлеть всё вокруг в тот момент, когда он смотрел на небо. — Бутылка-другая хорошего алкоголя в приятной компании, и всё это под захватывающим видом — разве это не замечательный способ скоротать ночь? Последнее предложение он произнёс почти рассеянно, к своему искреннему изумлению обнаружив, что на самом деле имеет в виду чувства, стоящие на этими словами. Возможно, алкоголь ударил ему в голову гораздо сильнее, чем он думал. Он редко (почти никогда) поддавался такой… мягкой сентиментальности. Но… он давно не позволял себе такого времяпровождения, а тем более разговаривать с кем-либо о сущих пустяках. За свою долгую жизнь он встречал так много людей, но случаев, когда он мог с ними просто побеседовать, были единицы. Быть кем-то вроде него, разговаривать с другими, будь то враги или союзники, смертные или нет, — всегда игра притворства и уловок. В ней не было места проявлению даже мизерного намёка на слабость, усыплению бдительности, чтобы у некоторых людей не возникла абсурдная идея, будто Чейзом Янгом можно воспользоваться. Врагов нужно было постоянно гадать, а союзников держать в узде. Быть бессмертным — это довольно… одинокое существование. Конечно, у него были многочисленные слуги и воины, но общение с ними совсем не похоже на общение с кем-то, кто не присягнул ему на верность (добровольно или… в некоторой степени вынужденно) и не находился под его прямым командованием. (А люди из его прошлого, которые всё ещё были рядом, стирали грань между неприятелем и союзником, другом и врагом… У него с ними было слишком много разногласий и недосказанного, чтобы они могли дружелюбно поговорить, не разрывая струпья на коже.) Но рядом с Ниндзя… было до смешного легко даже немного ослабить бдительность. Он не мог понять, почему, но, несмотря на то что они находились на противодействующих сторонах добра и зла, несмотря на все битвы и на колкости, которыми они обменивались… временами Ниндзя едва ли ощущался врагом. Было ли это по той причине, что мужчина уважал своего приятеля-воина вне зависимости от его моральных убеждений? У Ниндзя могло быть твёрдое мнение о поведении и личности Чейза, а также о том, что он злой, но Чейз никогда не замечал за ним неуважения или презрения его как человека. Было ли это потому, что Ниндзя демонстрировал откровенное игнорирование его планов? Чейз должен был признать, что его противники очень редко настолько основательно сторонились его после битвы. Либо потому, что присоединились к нему, либо потому, что были измотаны и страшились его. Ниндзя удивил Чейза своей бесстрашной готовностью к новому сражению, когда потребовал знать, почему тот не ушёл после первой битвы. И мужчина продолжал удивлять его каждым следующим боем, раз за разом проявляя непоколебимую волю и упорство. И… при всём при том Ниндзя был грозным и хитрым воином, но вне боя не вёл себя как злонамеренный плут. Несмотря на то, что он имел склонность порой говорить загадками, его намерения всегда было легко понять. У него были свои цели, обязанности и своя деревня, и ему явно не нужно было большего, чтобы чувствовать себя реализованным в жизни. И пока Чейз ни во что не вмешивался, Ниндзя, казалось, был рад не обращать внимания на его планы. Поначалу Чейза бесило то, что его так игнорирует тот, кого он хотел иметь в своих рядах, но со временем раздражение сошло на нет, и его сменила интрига, поскольку он понял, что Ниндзя по-прежнему воспринимает его всерьёз как противника, даже если настойчиво отказывается вмешиваться в его планы. В каком-то смысле это было… невероятной вольностью. — Каким бы хорошим ни был твой склад алкоголя, я всё равно не присоединюсь к тебе. — твёрдым голосом заявил Ниндзя. Чейз настолько погрузился в свои мысли, что ему потребовалась минута, чтобы понять, о чём говорил мужчина. Он не смог сдержать удивлённого смеха, разрезавшего ночную тишину. Умеет же быть прямолинейным и грубым! — Что ж, — наконец выдохнул он после вспышки веселья, — я знаю, чему ты верен. Я всё ещё ничуть не сомневаюсь в том, что смогу переубедить тебя, возможно, действительно прибегнув к помощи моих запасов. Чейз повернулся и увидел, что Ниндзя глядел на него, явно удивлённый проявлением эмоций. (Чейз понятия не имел, что не самим проявлением, а тем фактом, что это был первый раз, когда он открыто демонстрировал такие искренние чувства, что и приковало к нему взгляд Ниндзя.) Но мужчина, кажется, спохватился и поспешно отвернулся, уставившись в темноту и подняв чашку, чтобы прикрыть рот. — Ты же знаешь, что прошли месяцы, почти год с тех пор, как ты впервые бросил мне вызов. — пробормотал Ниндзя. — Я не покорился. И я не собираюсь когда-либо давать тебе шанс на ещё одно пари. — Неужели прошло столько времени? — задумался Чейз, ухмыльнувшись. — О, время летит так быстро, когда получаешь удовольствие. И у меня много этого времени, поэтому я буду пытаться до тех пор, пока ты не сдашься~ я достаточно зрел и терпелив, чтобы подождать, знаешь ли. — Я подозреваю, что ты не будешь заинтересован в том, чтобы я примкнул к твоей армии, когда я буду дряхлым стариком, неспособным двигаться. — Ниндзя закатил глаза. — Говоришь, «зрелый»! Пришло ли твоё время наконец сказать правду о своём возрасте? Ты слишком уклончив, когда дело доходит до цифр, поэтому твои угрозы о том, что у тебя будет всё время мира, воспринимаются совершенно иначе, ведь ты выглядишь… так молодо. — мужчина фыркнул, покосившись на Чейза. — Половину времени, которое я с тобой провожу, мне чудится, что я выгляжу куда старше и мой расцвет уже прошёл. При последнем заявлении Чейз не смог не обратить внимание на внешний вид Ниндзя. Действительно, жизнь, которую вёл этот мужчина ещё не в самом расцвете сил, оставила на нём явные следы. Обилие шрамов на его теле: от очевидных вроде ожогов, которые Чейз обнаружил сегодня, до крошечной полосы на правом виске, еле заметной, если не искать. Морщины и складки, которые начали проявляться на его обветренном лице, говорили о трудностях, через которые этот человек безропотно прошёл. Гордый нос Ниндзя наверняка был сломан не раз, а его руки были усеяны мозолями от оружия и сражений, который он вёл всю свою жизнь. Чейз задавался вопросом, не прятались ли в зеленовато-каштановых волосах мужчины седые пряди — очередной в длинном списке этап старения, который Чейзу не суждено пережить никогда. Его внешность хорошо сохранилась из-за побочного эффекта супа Лао Манг Лон. Он выглядел едва ли старше своих лет с тех пор, как впервые выпил его. Вероятно, на теле Ниндзя были спрятаны ещё сотни мельчайших недостатков, которые Чейз раньше не видел и, быть может, не увидит вообще. Искушение навеки сохранить его — сохранить этого человека в таком состоянии, именно в этот момент жизни Ниндзя, чтобы всё-таки увидеть — снова обнажило свою голодную пасть. — Если бы — Чейз заговорил, не обращая внимания на голодного зверя, урчащего у него в груди, — ты прямо сейчас стал бессмертным, ты мог бы не стареть и всегда быть в расцвете сил~ Последнюю часть он почти пропел в чашку. К его удивлению, Ниндзя коротко рассмеялся. Смех получился низким и хриплым, будто бы неполноценным. — Ну, теперь я точно знаю, что ты не шутил насчёт того, что гораздо старше своих лет. Только старик может забыть то, о чём мы только что говорили. — Ах, юношеская дерзость! Явное неуважение к старшим в наши дни. — Чейз с улыбкой склонил голову, отмахнувшись от колкости. — Но ты не можешь упрекать меня за попытку. — Могу и буду. — ответил Ниндзя, осушив чашку и в замешательстве уставившись на её дно, словно задаваясь вопросом, действительно ли он выпил всё. — Сейчас я виню тебя во многом. — Да? — Да. — кивнул Ниндзя. — Во-первых, я обвиняю тебя в том, что ты заставил того монстра взорваться и покрыть меня внутренностями. — Всё ещё не сожалею~ — Во-вторых, я порицаю тебя за то, что ты злой и споил меня. — Не заставлял тебя пить. — мягко прокомментировал Чейз и снова удивился тому, что собеседник просто кивнул. — Нет, не заставлял. — Ниндзя поднял голову и пристально посмотрел Чейзу в глаза. — Ты никогда никого не заставляешь что-либо делать. Ты слишком хитрый для этого. При этих словах Чейз невинно улыбнулся, однако внутри какая-то его часть ощетинилась от того, что его снова… так легко раскрыл Ниндзя, но другая часть прихорашивалась от удовольствия, будучи под таким пристальным проницательным взглядом. — Что ж, неважно. В этот раз я вновь расстрою твои планы, коварная ящерица. — Ниндзя уверенно поставил чашку на крыльцо и поднялся на ноги. Мужчина чуть покачнулся, явно ощущая эффект от сегодняшней тренировки и алкоголя натощак. — Я ухожу отсюда. — Сдаёшься? — задал встречный вопрос Чейз, не упуская возможности уязвить собеседника, несмотря на охватившее его разочарование по поводу того, что их посиделки так быстро подошли к концу. — Это — эмпатично подметил Ниндзя, — не было состязанием. Но. — он поднял палец. — Если бы было таковым, то это была бы не уступка, а стратегическое отступление. Чтобы сразиться в другой раз. Что-то похожее на веселье блеснуло в глазах Ниндзя, на мгновение озадачив Чейза. Он никогда не видел, чтобы Ниндзя смотрел на него иначе, чем с подозрительным раздражением или смутной досадой. Этот взгляд был почти дружелюбным и дразнящим. Возможно, алкоголь развязал ему не только язык. — А хороший воин всегда знает, когда отступить. — рефлекторно ответил Чейз, размышляя над увиденным. — И этот воин отступает. — Ниндзя кивнул и спрыгнул с лестницы, его расстегнутая рубашка чуть распахнулась от резкого движения. Мужчина казался более плечистым в ночной темноте, и взгляд Чейза скользнул по ткани, пока он вспоминал шрамы, блестевшие под потом и светом огней. Он почувствовал зуд в кончиках пальцев. (Он не стал разбираться, было ли это желанием оставить собственные отметины или взглянуть на эти шрамы без лишней одежды. В любом случае, он винил в этом алкоголь.) Как ни странно, вместо того, чтобы сразу уйти, Ниндзя остановился и повернулся к Чейзу, преклонив голову в неофициальном поклоне. — Спасибо за угощение. Губы Ниндзя дёрнулись в мимолётной улыбке, из-за чего морщины на его веках разгладились и его лицо на миг показалось моложе, когда на нём промелькнуло озорное самодовольство. Но оно исчезло, как только мужчина выпрямился, развернулся и ушёл. На этот раз последнее слово осталось за ним, а Чейз смотрел ему вслед, в кои-то веки потеряв дар речи. — Хм… — он отставил чашку и взял почти пустую бутылку. — Стратегическое отступление, да? — пробормотал он, прежде чем сделать последний глоток, чтобы прогнать внезапную жажду. *** Omake (бонус) 1: Позже, когда Чейз возвращается на свою базу, один из его слуг невзначай интересуется, как прошёл вечер. Чейз задумчиво склоняет голову и подмечает, что в следующий раз он должен убедиться, что закуски были приготовлены. Omake 2: На следующее утро Ниндзя не в восторге от посиделок, так как вторая бутылка определённо нанесла ему ущерб. По крайней мере, так он себе говорит, пытаясь забыть о том, что он действительно водится с угрозой. Примечания к фанфику: Ниндзя пытается решить, стоит ли потакать сомнительным идеям Чейза: «… блин, этот человек причинил мне столько горя; меньшее, что он мог сделать, это споить меня.» Чейз, угостив Ниндзя сакэ, которое он заказал специально для него и доставил через чёртов океан: «О да, это всего лишь что-то, что у меня завалялось. ;)» (простое поведение!!!!!) Чейз, человек, которые часто ловит разумных драконов и готовит из них суп: «Я вообще ел всякую дичь.» Чейз рассказывает истории обо всех местах, где он побывал, и всячески старается не упоминать всех людей и существ, с которыми он сражался, которых он побеждал/убивал во время этих поездок, чтобы сохранить лёгкость и непринужденность и не испортить настроение всего на один вечер: «Да, северное сияние довольно волшебное.» Первый старается не расчувствоваться при воспоминаниях о своих родственниках. Чейз непредумышленно поддаётся эмоциям по поводу собственной жизни. Оба: «Я пьян или сегодня он очень мил? Неа, я пьян.» (вообще-то оба варианта) Ниндзя, выражаясь не так прямолинейно: «Я чувствую себя дряхлым стариком рядом с такой хорошенькой молодой особой, как ты.» Чейз, глядя на почти тридцатилетнего мужчину, вот-вот поймёт, что ему подобное по душе: «Я хочу, чтобы ты остался именно таким.» Первый Ниндзя: *проявляет позитивную эмоцию по отношению к Чейзу* Чейз: «а??!!??!!?» вдобавок ЖАЖДАЮЩАЯ СУЧКА