Пусть и с опозданием, они таки прибыли на съёмочную площадку. Прямо в коридоре их перехватил не слишком радостно настроенный режиссёр, который последние полчаса названивал попеременно им обоим. Хёнджин и Феликс извинились, уверили, что впредь такого не повторится. Режиссёр как-то скептически глянул на них последний раз, тяжело вздохнул и ушёл, перед этим сказав: «Первый раз прощаю. Потом — штраф. Не задерживайтесь в гримёрке».
— Сильно мы его расстроили, — произнёс Феликс виноватым тоном, встретившись с Хёнджином взглядами.
— Ну, если бы тебе не захотелось перед выходом…
Понимая, на что тот намекает, Феликс резко перебил:
— Так. Что было, то было. Ты, между прочим, тоже участвовал.
Хёнджин задорно усмехнулся и как бы невзначай, чтобы прошептать на ухо, приблизившись, положил ладонь Феликсу на плечо:
— Участвовал, это правда. Мне, между прочим, понравилось. Повторим, Феликс?
Отчего-то подобные слова, звучащие с его уст как шутка, на этот раз ощущались особенно остро. Феликс преисполнился неприязни, сделал шаг в сторону, образовывая между ними дистанцию. Лицо Хёнджина выразило некоторое недоумение, но уже через секунду он вновь натянул беззаботную улыбку. Феликс хотел избежать слов, потому просто ускорился, ушёл значительно вперёд. Хёнджин вроде бы следовал за ним. Впрочем, это было не так важно.
Чем дольше они ступали по коридорам, тем сильнее становился навязчиво сладкий и до невозможности едкий аромат чьих-то феромонов. Запах, оседающий неприятным осадком в горле. Он показался Феликсу смутно знакомым.
«И всё же… Какая мерзость», — пронеслось в мыслях.
От этих феромонов становилось настолько дурно, что возникало желание выйти подышать свежим воздухом. Или закурить сигарету, чтобы справиться с ужасом.
По плану первым снимался Хёнджин. Гримёры наспех нанесли ему лёгкий макияж, вручили подготовленный наряд принца, и он спрятался за ширмой. Феликсу, как актёру, исполняющему роль омеги, требовалось больше акцентов на губах и глазах, поэтому визажист неторопливо, ради исключительного результата, занимался его макияжем.
Пока Сынмин, визажист, смешивал на своей руке тон, Хёнджин переоделся и вышел из-за ширмы, приблизился к Феликсу и какое-то продолжительное мгновение просто наблюдал. Затем улыбнулся, аккуратно взял пальцами его подбородок, чуть приподнял голову, и их взгляды встретились.
Хёнджин молчал. Его, по всей видимости, совсем не заботил такой физический контакт в присутствии посторонних, и он просто баловался ради собственного же удовольствия. Феликс поймал себя на мысли, что проникся неприязнью. Внутри закипала злость, с каждой новой секундой молчания напряжение нарастало.
Наконец, Хёнджин предпринял какое-то действие. Он склонился ближе… Феликс поджал губы. Чересчур близко. Кажется, даже кожей дыхание друг друга начали чувствовать. Феликс непроизвольно сглотнул. Губы Хёнджина тронула улыбка, это вмиг смутило до невозможности. И он прошептал мягко:
— Ну красивый ты, конечно, Феликс.
Как ни в чём не бывало Хёнджин шагнул в сторону, развернулся и направился прочь. По помещению поплыл ненавязчивый сладкий аромат розы. Феликс благоговейно прикрыл глаза, чувствуя, как утопает в расслаблении всё тело. После тех приторных феромонов, которыми он надышался в коридорах, это было подобно жадному вздоху кислорода спасённым утопающим. Голова будто бы даже закружилась, и Феликс едва ли мог противиться желанию уткнуться в источник дурманящего розового аромата.
Однако дверь щёлкнула. Значит, Хёнджин ушёл. Его феромоны быстро рассеялись, только оставили на языке сладковатый привкус. Былое раздражение как рукой сняло, и стало легче дышать.
Всё это время тактично молчащий Сынмин, позволяющий двум актёрам развлечься, подал-таки знак о своём присутствии — взяв кисточку, набрал с руки тон и принялся наносить его на лицо Феликса.
— Пока вас не было, нам представляли новых актёров, — сказал Сынмин не то из побуждения ввести в курс дела, не то попросту из желания начать лёгкую беседу.
— Действующих лиц не так много, с массовкой знакомили, что ли? — не слишком заинтересованный, спросил Феликс и прикрыл глаза.
— М-м, одного из действующих всё-таки взяли. Правда приторный какой-то, феромоны с усилителями, ко всем подлизывается, весь такой добрый и милый, а выглядит как типичная…
Сынмин не продолжил свою фразу.
— Кто он? — поинтересовался тогда Феликс.
— Честно — я не вслушивался. Не мне с ним в кадре работать, моя задача — забота о вашей красоте.
Феликс призадумался, вспоминая сценарий и перебирая в голове действующих персонажей, на чью роль могли кого-то найти. Фильм не являлся исключительным в своём роде, этакое кинцо на один раз. При таком раскладе новым актёром мог являться кто угодно — как и новичок, так и известная в индустрии персона.
Спустя час Сынмин закончил с макияжем Феликса и покинул гримёрку, оставляя того наедине. В комнате было так тихо, что собственное дыхание звучало громко. Феликс поднялся, встал у зеркала. Оглядев себя с головы до ног, убедился, что всё в порядке, и закрыл на пару мгновений глаза. Такая тщательная подготовка — если позволительно выразиться, то «полировка» — внешнего вида порой утомляла. Ведь Феликс тоже человек. На его лице может выскочить прыщик, на одежде могут в каких-то местах пролегать складки. Всё это, конечно, допустимо. Но не в кадре. Там Феликс был обязан выглядеть идеально.
Поток размышлений прервал шум со стороны двери. Феликс не открыл глаза. Если это Сынмин вернулся, то, вероятно, чтобы позвать на площадку. Никакого голоса за вошедшим в гримёрку человеком не последовало. Значит, неважно. Намереваясь продолжить думать, Феликс абстрагировался. И уже через секунду ощутил на своей талии чьи-то руки.
Феликс вздоргнул всем телом, прянул вбок. Он увидел, кто его обнял, и, нахмурившись, прикрикнул с сильным возмущением:
— Ты издеваешься? Кто-то ведь мог нас увидеть!
Впрочем, уже увидели. Сынмин, когда Хёнджин, отчего-то ставший таким добрым, решился проявить к Феликсу ласку. Совсем неуместную. И сейчас продолжал с этим своим игривым настроением крепко обнимать за талию, прижимаясь сзади.
— Мне что, друга теперь нельзя приобнять? — с шутливым недовольством пробормотал Хёнджин, после чего уткнулся носом в макушку Феликса, а указательным пальцем аккуратно ткнул ему в кончик носа. — Напряжение сбросил, а всё ещё не в настроении. Прекрати быть таким сварливым, Феликс.
— Прекрати оперировать тем, что было, — сквозь зубы проговорил он.
Феликс уже готовился покинуть гримёрку. Гнев, заставляющий сжимать кулаки до побеления костяшек, а дыхание — сбиться, едва не взял верх над трезвым разумом. Внутренняя буря вмиг сошла на нет, стоило Феликсу уловить приправленные противными усилителями феромоны. Сперва он преисполнился недоумения. Затем сглотнул, бессознательно смотря в упор не моргая, поскольку пришло осознание: источником аромата был Хёнджин. Феликс моментально вырвался из объятий. Хотел высказаться, возразить, но слова комом застряли в горле. Как громом поражённый, Феликс застыл на месте, не в силах начать говорить, пока внутри него проносился целый ураган эмоций, отдающийся тупой болью в сердце.
— Что теперь не так? — чуть нахмурившись и сложив на груди руки, закатил глаза Хëнджин, после чего сделал пару шагов и рухнул в кресло.
— Чем… Кем от тебя пахнет? — насилу справился с озвучиванием вопроса вслух Феликс.
— А кем?
Не то демонстративно, не то искренне недоумевая, Хёнджин поднёс руку к носу и втянул запах рукава рубашки. Феликса порадовало хотя бы то, что его восприняли серьёзно.
— Вот я и спрашиваю: кем? — спросил он с заметным недовольством в голосе. — Там течный омега на площадке или что?
— Ревнуешь, Феликс?
Рано обрадовался. Даже слушать дальше не хотелось, раздражение за считанный миг возросло до безумной ярости. Проигнорировав, Феликс резким движением поправил ворот рубашки, посмотрелся в зеркало и, громко хлопнув дверью, вышел из гримёрки.
По всей видимости, гон начнётся на предстоящей неделе. Стоило бы связаться с контрактником. Феликс прекрасно осознавал свою агрессивность, понимал, что она нездорова, и, вероятно, сегодня — последний на n-е количество времени нормальный съёмочный день. Погружённый в размышления, Феликс прошёл к декорациям, пропустив мимо ушей волнительный трёп режиссёра.
Последние одиночные сцены давались нелегко, и сбитое состояние было сложно маскировать.
— Ли, чёрт тебя побери, что с тобой такое?! — восклицал режиссёр, активно жестикулируя руками. — Соберись уже наконец! Так расслабился на выходных?!
— Извините. Давайте попробуем ещё раз.
— Который раз просишь переснять! Ну уж нет! Перерыв! Пять минут! Чтобы через пять минут я видел на площадке собранного актёра!
Феликс прикрыл глаза. Он ощутил, как по телу расходится горячая волна злобы. Тут же в воздухе появились знакомые и полюбившиеся нотки розы, что успокоили, но лишь на секунду. Открыв глаза, Феликс увидел за съёмочной площадкой испепеляющего его взглядом Хëнджина и стоящего спиной рядом омегу. Длинное в пол платье, сценический образ этого актёра, подчёркивало его формы. А его кудряшки…
Хëнджин смотрел лишь на Феликса, беседуя с этим омегой, чьи руки вдруг оказались на его груди — якобы милый жест, что должен был бы вызвать реакцию смеха. С уст Феликса сорвалось жёсткое:
— Блять, да идите поебитесь в туалете. Какого хуя вы прямо тут лобзаетесь?
Он сам не понял, как позволил себе произнести подобное вслух. Казалось, все до единого на площадке обратили на это внимание и теперь ошарашенно пялились на него. Омега, стоящий около Хëнджина, повернулся лицом к Феликсу и натянул неискренне ласковую улыбку:
— Ли Феликс, здравствуй! Как давно не виделись. Ты меня не узнал?
О, нет. Феликс ещё как узнал. Он попросту не мог забыть того, кто чуть не разрушил его карьеру.
Чонин был в своём репертуаре. Никто ведь даже не осознавал, что он за человек. И поняли бы — каждому захотелось бы разукрасить гематомами его миловидное личико. У Феликса кулаки зачесались от желания это сделать прямо сейчас.
Конфликт не продолжился, любопытство зевак пропало, и рабочий шум вновь заполнил помещение. Феликс приблизился к Хёнджину и Чонину. В нос вновь ударил едкий аромат феромонов. Не зря Феликсу они показались знакомыми — приукрашенный усилителями запах источал Чонин. И тогда в гримёрке Хёнджин пах именно им. От осознания стало дурно, точно масла в огонь подлили; Феликс вскипел, к щекам прилил жар.
Чонин развёл руки в стороны, приглашая в приветственные объятия. Феликс отступил назад. Чонин лишь расплылся в улыбке и неловко убрал руки. А во взгляде его танцевали чертята. Да он сам был похож на чертёнка с этими чёрными кудрями, только рожек не хватало.
— Что ты здесь делаешь? — не пытаясь сдерживать неприязнь, проговорил Феликс надменным тоном.
— Играю свою роль. Правда, она мне не так подходит, как твоя тебе.
Феликс чувствовал, что вот-вот совершит непоправимую ошибку, если продолжит поддаваться внешним раздражителям и собственной гормональной неуравновешенности. Не удостоив Чонина особым вниманием, он просто молча ушёл в гримёрную.
Стоя у столика и впиваясь в него пальцами, Феликс сосчитал до десяти в жалкой попытке успокоить нервы. Впрочем, что действительно помогло, так это открытое настежь окно, благодаря которому в помещение проникал прохладный ветерок, остужающий пыл. Наконец, разум освободился от пелены бурных эмоций.
В своих проявлениях Чонин всегда был излишне тактильным, не видя границ дозволенного. Он старался понравится всем и каждому, будучи таким милым, доброжелательным и нежным. Феликса это раздражало; кого-то другого, напротив, тешило подобное отношение. Всё-таки, когда тебя ненавязчиво приобнимает обаятельный омега, наверное, трудно не проникнуться к нему симпатией. И Феликс задумался: позволял ли Хёнджин Чонину играть с собой оттого, что не видел в этом ничего возмутительного, или же оттого, что находил это приятным?
— Феликс… ты в порядке?
Мягкий голос, в котором отчётливо звучали ноты заботы, вывел из размышлений. На секунду Феликс ощутил облегчение, однако, когда талии коснулась
его рука, чуть напрягся, принюхался. Хëнджин пах собой, и этот аромат опьяняющей сладостью розы тотчас же вскружил голову и погрузил в приятную расслабленность. По правде говоря, Феликса несколько пугала собственная реакция на феромоны Хёнджина. Хотя, лишь ощутив их, он смог начать спокойно дышать. Хëнджин снова пришёл спасти его из эмоциональной ямы одним своим присутствием, без слов. При мысли об этом сердце пронзила игла. Гложило чувство вины за сказанное на площадке.
— В порядке.
— Тебя ищут. Пойдём.
В груди разлились волны тепла от того, насколько нежен был бархатный голос Хёнджина. Феликс одёрнул себя. До сего момента намеренно издевающийся, не ставящий ни во что его чувства и будто бы наслаждающийся негативной реакцией, теперь Хёнджин вдруг начал проявлять к Феликсу заботу. Бесспорно, крайне противоречивая личность. Следовало бы не забывать, что Хёнджин по-прежнему являлся богатеньким сыном того самого дизайнера — почтенного возраста господина Хвана — и преследовал собственные мотивы, действовал не просто так. Их дружба, вероятно, и вовсе для него ничего не значила, ведь Феликс происходил из другой социальной группы — не имел ни денег, ни связей, ни репутации.
Уже не столь загруженное состояние позволило Феликсу нормально отработать оставшиеся кадры. Следующими вступили совместные сцены Хëнджина и Чонина, который, как оказалось, играл Миндже — официального фаворита принца.
Феликс остался в павильоне, устроившись на стуле за кадром так, чтобы Хëнджин мог видеть его, и принялся наблюдать, предвкушая едва ли не цирковое представление, в главной роли которого выступал великий клоун Чонин.
Хëнджин профессионально надевал маску влюблённости, будто действительно был готов положить мир к ногам «своего фаворита». Чонин отвечал ему лаской, по-омежьи смущаясь. Всё выглядело так… по-настоящему. Феликс сверлил Хёнджина взглядом. Следил за каждым действием, за игрой мимики, анализировал интонации. Тяжёлые мысли постепенно покинули голову, уступая место эмоции восхищения. Феликс никогда не испытывал сомнений в таланте Хёнджина, и возможность наблюдать его вживую отдавалась трепетом где-то в солнечном сплетении.
А Чонин бесновался. Портил кадр за кадром, извинялся и едва ли не плакал после каждой неудачной попытки. Съёмочной группе приходилось брать перерывы, чтобы его успокаивать, и все с особенным сочувствием относились к этому новому актёру с хрупкой натурой. В свою очередь Феликс недоумевал: что-что, а актёрские навыки Чонина были хороши. Что же происходило сейчас? Ведь буквально час назад он самодовольно улыбался Феликсу в лицо, хвастаясь ролью.
Во время очередного перерыва вмешался и Хёнджин:
— Чонин, соберитесь. Иначе мы с вами никогда не отснимемся в этом кадре.
Глаза Чонина блестели от слёз. Он ничего не сказал, только кивнул головой и взялся за перечитывание сценария.
Хëнджин подошёл, сел рядом с Феликсом на стул и потянулся.
— Один из самых тяжёлых случаев, с которыми мне приходилось работать…
— Я его совершенно не узнаю, — протянул Феликс, всё ещё смотря на стоящего поодаль Чонина.
— Со всеми бывает. Вспомни, какие у тебя были проблемы с игрой влюблённости были.
— Я-то раньше её не играл. А вот Чонин очень опытен.
— Комплименты делаешь? Я думал, он тебе не нравится.
— Зато тебе понравился.
«Чëрт, всë-таки вырвалось…»
Феликс повернулся к Хёнджину: ресницы того были приподняты в изумлённом выражении.
— Ты не перестаешь меня удивлять, Феликс. Знаешь же, что он… не в моём вкусе. А вот ты — вполне.
На его лице показалась ухмылка, сопровождаемая хитрым прищуром. Хёнджин аккуратно коснулся пальцами скулы Феликса. Провёл ниже… Невесомо и так мягко.
— Прекрати, — одёрнув его руку, рявкнул Феликс.
Он снова злился — сам не понимал отчего, но злился так сильно, что в груди клокотало. В то же время его щёки покалывал жгучий румянец, сердце билось учащённо, дыхание сбилось напрочь. Всё его существо содрогалось в мгновении, и Феликс списывал это на плохое самочувствие.
Глядя в тёмные глаза напротив и ища в них какой-то ответ причину собственного самочувствия, Феликс не заметил, как рядом с ними оказался Чонин. В следующий миг он обхватил Хёнджина со спины, заключил его шею в объятия.
— Хëнджин-и, давай порепетируем? — пролепетал Чонин с детской невинностью. — Помоги мне, я не понимаю, как это сыграть…
Едва Феликс ощутил, как внутри забушевала злость, как неосознанно сжал кулаки, прожигая взглядом пустоту перед собой. В воздухе повисла густая смесь ароматов. Роза Хёнджина и выпечка Чонина совершенно не вязались друг с другом, от этого искусственного сочетания хотелось промыть рот с мылом.
Наклонившись вперёд, Хёнджин вырвался из объятий. Его лицо приняло в некоторой степени суровое выражение. От ухмылки не осталось и следа.
Феликс поднялся со стула.
— Доснимите уже эти кадры, я не хочу в ночь домой ехать, — проворчал он и поспешно покинул площадку.
Уже в гримёрке Феликс списался со своим контактным омегой, что предоставлялся ему на время участия в проекте. Он никогда не брезговал этой «услугой». Ему не удавалось строить таких длительных отношений, чтобы гон в период работы проходил с настоящим партнёром, потому контрактник являлся необходимостью. Каждая компания заботилась о собственной репутации и безопасности — бешенный от гормонов альфа, неспособный к продуктивной деятельности, никому не был нужен. Внутри кошки скреблись, от отвратительного состояния хотелось лезть на стену, и Феликс надеялся, что хороший секс поможет с этим справиться.
Он договорился о встрече на следующий вечер и приступил к репетиции. Сидя перед зеркалом, Феликс проходился по репликам, вживался, перенимал на себя характер персонажа и то, как он должен взаимодействовать с другими героями. Любовник принца Ëнбок жаждал внимания к своей особе и всегда добивался всех целей. Феликсу предстояло стать таким же на время съёмок. Случайно промелькнула мысль, что эта роль в действительности лучше подошла бы Чонину.
Вернулся на площадку Феликс другим человеком. К этому моменту режиссёр, плюнув на надежду снять кадры получше, уже дал указание готовиться к следующей сцене. Простой до невозможности. Однако же из-за рассредоточенности как минимум двух актёров на площадке всё вновь могло затянуться. Стилисты и визажисты окружили их, принялись поправлять причёски и макияж. Не глядя в сторону Хëнджина, Феликс уже отчего-то чувствовал себя добычей, на которую вот-вот набросится изголодавшийся лев. Кожа прямо-таки зудела от ощущения чужого взгляда на себе. То был Хёнджин. Он неотрывно смотрел не на крутящегося перед ним Чонина, а на Фелиса.
Съёмки начались.
Джинирет шёл по коридору в сопровождении своего фаворита. Из-за угла появился окрылённый Ëнбок, что, завидев принца, прижался к стене, склонил голову и положил руку на грудь. Пальцами начал цеплять глубокое декольте.
— Ваше Высочество, какое счастье Вас встретить.
Сказал так сладко, словно бы уста мёдом были намазаны. Фаворит — Миндже — старательно игнорировал Ëнбока. Джинирет, в свою очередь, обвёл его взглядом.
— Я думал, ты в зале.
— Ваше Высочество, как я могу пойти куда-то без Вас? Моё сердце так тосковало…
Во взгляде Хëнджина заплясали огоньки азарта. Феликс уже видел такое сейчас совершенно не оценил эту эмоцию.
Нарочито медленно, грациозно и тягуче Ëнбок прильнул к груди принца. Миндже, чуть ушедший вперёд, тоже остановился и вздохнул.
— Ваше Высочество, если пожелаете, я подожду Вас в покоях.
Миндже был старше Ëнбока, а следовательно, опытнее и мудрее. Видимо, своим спокойствием и строгим нравом он однажды и покорил принца. Однако со временем его вечное беспристрастие стало докучать, Джинирет заявлял об этом ему лично. Миндже не отличался пылкостью и вожделением. Тем не менее именно он должен был стать супругом принца после его коронации.
Вот только Джинирету не хватало эмоций. Находя «разрешённое» чрезмерно безынтересным, он вознамерился покуситься на «запрещённое». И сейчас прямо на его груди был цветущий, пахнущий, столь жарко прижимающийся, такой страстный омега.
Хëнджин прикрыл глаза и испустил шумный вздох. Феликс понимал, почему он замер — пытался справиться с эмоциями, от которых его лицо покрылось жарким румянцем, успокаивал себя. Секунда, две, пять… Внутри что-то сжалось, Феликс было успел подумать, что сцена испорчена, что Хёнджин и вовсе забыл слова, и едва не ругнулся, с абсолютной растерянностью глядя на «принца».
— Я иду, Миндже, — твёрдо произнёс Джинирет, открыв глаза, — Ëнбок, направляйся дальше, куда следовал.
— Н-но… — Феликс чуть замешался, вспоминая сценарий.
— Я шёл на встречу с Вами.
— Иди, Ëнбок.
Принц опустил голову прямо к его лицу, обжёг горячим дыханием румяную щëку. Склонившись, Ёнбок сделал шаг в сторону и пропустил Джинирета вперёд.
— Стоп, снято! Феликс, Вы спасли этот несчастный дуэт! — восхищённо воскликнул режиссёр.
Феликс опёрся о декоративную стену и похлопал ладонями по горячим щекам. Из некоего транса его вновь вывел командующий голос. Режиссёр подозвал Хëнджина и Феликса, чтобы указать на положительные моменты игры, продемонстрировал на экране снятый кадр и похвалил их за некоторую импровизацию — Джинирет должен был сам отодвинуть Ëнбока от себя.
— Так сцена вышла интимнее, — говорил режиссёр, — то что надо!
Феликс знал, почему Хëнджин не отодвинул сам. Не знал, а ощущал его возбуждение своим телом. Способности Хёнджина к самообладанию можно было позавидовать — за тот промежуток времени, что Феликс к нему прижимался, тот действительно смог успокоиться.
«Только это странно… — пронеслось вскользь в мыслях. — Он, конечно, говорил, что его привлекают альфы… Но и говорил, что принимает подавители. При этом возбудился просто из-за того, что я был близко к нему».
— Хорошо справился,
Феликс, — проговорил с уловимой едкостью подошедший Чонин, — Спас нас.
Наверное, Феликс впервые слышал своё имя настолько ядовитым. С уст Чонина оно звучало совершенно не так, как с уст Хëнджина. Феликс уже раскрыл рот, чтобы что-то ответить, однако вмешался режиссёр:
— Чонин, на моменте, когда Феликс прижимается к Хëнджину, развернитесь. Вы же не спиной ревнуете, я должен увидеть проглоченную обиду, но сохранение рассудка. У Вас статус фаворита, а не парнишки при дворе. Все по местам! Ещё раз!
***
До конца рабочего дня Феликс избегал Хëнджина настолько, насколько это было возможно, а в совместных кадрах силился призвать всё свое мастерство, абстрагироваться, общаться не с ним, а с персонажем, не контактировать напрямую. Отчего-то в присутствии Хёнджина шум в голове становился ярче, а его феромоны, теперь перемешанные с безобразным запахом выпечки Чонина, более не успокаивали, а наоборот — вызывали жгучую злость. Феликс неконтролируемо представлял, как же Хёнджина в перерывах обхаживал Чонин, что тот оставлял после себя настолько густой шлейф.
В течение дня Хёнджин сам больше не спешил идти на контакт; старался разрядить обстановку шутками, подколами, но, видимо поняв, что это лишь усугубляет положение, перестал. И Феликс не понимал, испытывал ли облегчение от этого или нет.
По пути домой, склонив голову к открытому окну машины, Феликс задумался о том, чтобы устроить вечернюю пробежку. Спорт всегда помогал выплеснуть эмоции. И если секс ему светит только следующим вечером, то сегодня можно побегать.
Когда уже дома Феликс начал собираться в коридоре, Хёнджин ненавязчиво поинтересовался:
— Ты куда?
— Побегать.
Хёнджин более не задавал вопросов. От этого факта Феликс ощутил укол в сердце.
Свежий вечерний воздух проветривал голову, пробираясь между извилинами нагруженного последними событиями мозга. Несмотря на наушники, взятые с собой, музыку включать не хотелось — шум в ушах прекрасно её заменял. По пути к парку Феликс неспешно разминался, пытался настроиться на мысли, подобные сейчас комку пряжи, начало которого предстояло найти, чтобы распутать всё.
Утренний моветон, с него это началось. И пусть от одного только воспоминания у Феликса чуть защекотало в животе, он продолжил разминку уже в начале своего предполагаемого маршрута. Шутка переросла в приятные ощущения, но абсолютно гнилостные эмоции. Либо Феликс был слишком традиционен, либо Хёнджин — слишком безрассуден.
Первый круг по маршруту для бегунов дался легко, хотя мысли казались тяжёлыми и будто стискивали голову.
Феликс испытывал смущение, от которого хотелось провалиться сквозь землю. И почему тогда, в спальне, он не остановил Хёнджина? У Феликса весь чёртов день от одного лишь его взгляда зудела кожа, то и дело ощущались фантомные прикосновения к бёдрам. А касания носа? Феликс в какой-то момент решил, что Хёнджин воспринимает его как ребёнка из-за маленького опыта в актёрской карьере и, возможно…
«Видит ничего, кроме миловидного личика, совершенно не свойственного альфам».
От злости жар нахлынул на тело, и Феликс сжал зубы. Ускорил темп, заходя на третий круг.
Если бы Хёнджин не припоминал ту ошибочную утреннюю близость при каждом удобном случае, наверное, остались бы более приятные воспоминания… Неужели он относился к этому так легко? Все его шутки ощущались остро, будто иглами пронзали кожу, будто его совершенно не заботило, как Феликс может себя чувствовать на уровне эмоций. Глупо полагаться на «сохранение себя для одного единственного» и «любовь до гроба». Феликс не был ангелом, но и не считал себя легкодоступным. Они друзьями-то могли назвать друг друга едва ли. Хёнджин сам выстроил стену между ними с начала их знакомства. И как-то странно, словно бы выборочно, выбивал по одному кирпичику, оставляя дырки, позволяя заглянуть в свой внутренний мир.
Ноги начали немного болеть, недостаток кислорода сдавливал грудь, поэтому на пятом круге Феликс приступил к спортивной ходьбе в попытке восстановить дыхание. Уже и забыл, как правильно дышать во время бега. В последнее время на дорожках он лишь подолгу ходил.
Феликса тянуло к Хёнджину. Азарт, нечто исключительное.
Запретное. Узнать, почувствовать. Феликс с детства был любопытным, и эта черта не всегда играла ему на руку. Он хотел разузнать Хёнджина — того самого, о котором пишут крупные издательства, которого фотографируют для известных журналов, которого превозносят до идола и о котором мечтают в постели миллионы людей. Однако, когда тот сам к этому поманил, Феликс понял, что не готов.
Не сказать, что Феликс был гомофобом. Он никогда напрямую не сталкивался с альфами и омегами, предпочитающими партнёров своего же второго пола, потому и не был уверен, как к этому относиться. Верно, толерантно?
Феликс неосознанно представил картину: Хёнджин сжимает своими пухлыми, покрасневшими губами чей-то твёрдый член… Жар ударил в голову. Ноги сами остановились. Воображение совсем разыгралось, и Феликс зажмурился, опустился на корточки, пытаясь напряжением мышц прогнать навязчивые картинки. С минуту он сидел, и вроде как стало лучше.
«Теряю сноровку», — с грустной улыбкой на лице подумал Феликс.
Последняя мысль всё ещё держалась внутри, вызывая желание ополоснуться под душем. Смыть с себя позор и грязь, в целом всё произошедшее. Феликс обнял себя за плечи, и сердце словно кольнула игла. Боль тонкая, попадающая в цель и разбивающая на части. Когда Феликса последний раз обнимали? Заботливо, чувственно. Не в порыве слепой похоти, а в проявлении трепетной нежности. Что-то подобное он находил в феромонах Хёнджина. Они так же окутывали, успокаивали. И абсолютно не вязались с личностью человека, которому принадлежали.
Телефон в кармане издал звук уведомления. Феликс нахмурился и выпрямился, поднял руки и потянулся до тихого хруста где-то в пояснице, от которого охнул. Несколько секунд он смотрел на уходящую в темноту парка дорожку, затем достал телефон.
Хван
— забеги в магазин, пожалуйста, банановое молоко закончилось, у меня ломка по нему
21:43
Феликс закатил глаза. Надежда на то, что хотя бы до утра он не увидит это безэмоциональное лицо, рухнула. За прошедший день уже устал от него. Наконец пришло осознание собственной злости — даже когда Хёнджин касался его, не показывал совершенно никаких эмоций. Ухмылялся, говорил, что Феликс в его вкусе, но что испытывал на самом деле? Феликс не имел понятия. И эта загадочность Хёнджина, ранее вызывавшая интерес, теперь только раздражала.
Пришлось всё же зайти в 7-eleven: живот предательски тянуло от голода. Вместе с самгак-кимпабом Феликс взял несколько бутылочек бананового молока, хотя долго стоял в раздумьях, стоит ли. Ведь не открывал диалог, значит, мог сделать вид, что не увидел сообщение. Но совесть не позволила.
Квартира встретила тишиной и тусклым светом торшеров. Разувшись, Феликс прошёл на кухню и краем глаза заметил Хёнджина в кресле, который, в свою очередь, отложил на столик книгу, встал и направился следом.
— Ты мой спаситель, спасибо! — Хёнджин старался говорить бодро, однако вышло как-то наигранно. И следующая реплика объяснила его тон: — Слушай, ты… обижен на что-то?
Разговора не удалось избежать. Феликс прикрыл глаза и глубоко вздохнул.
— Правда, я хочу знать, в чём дело, Феликс.
От серьёзности и беспокойства, звучавших в его голосе, низ живота стянул тугой узел. Вытерев вспотевшие ладони о штаны, Феликс молча прошёл к чайнику, набрал в него воды из-под крана и поставил кипятиться. Хёнджин взял себе бутылочку бананового молока и убрал остальные покупки в холодильник. Сел за барную стойку, принялся ждать, смотря перед собой. Феликс изучал его лицо — оно не выражало никаких эмоций, но во взгляде читалось внутреннее напряжение. Выходит, Хёнджину не всё равно. Феликс едва сдержал улыбку при осознании этого.
Когда он подсел к Хёнджниу с кружкой чая, то приступил к диалогу:
— Мне неприятно говорить о произошедшем утром.
— То есть тебе не понравилось? Почему тогда…
— Хёнджин, я, блять, не пидор, — перебил его Феликс, ощутив поднимающуюся волну гнева. Вздохнул во всю грудь, чтобы угомониться, и продолжил: — Ладно, если бы мы просто дружно забыли про это, но твои постоянные напоминания выводят меня из себя.
Феликс заметил, как Хёнджин крепко стиснул пальцами бутылку, поджал губы, а затем и вовсе опустил взгляд. Вероятно, им обоим было нелегко.
— Класс. И что ты хочешь этим сказать? — спустя длительную паузу тихо проговорил Хёнджин.
— Хочу остановить то, что началось. Забыть обо всём. Меня не волнует, с кем ты трахаешься. Главное, чтобы меня это не касалось. Никоим образом. Давай останемся на уровне коллег.
— Мы живём вместе, — нервно хохотнув, Хёнджин потёр переносицу. — И это ты хотел сблизиться. Или я неправ?
Сердце пропустило удар. Феликс помнил о своём желании подружиться, хотя бы просто наладить контакт — он сам являлся инициатором. Однако в данный момент это вызывало отторжение. Феликс испытывал разочарование от того, каким оказался Хёнджин; был уверен, что узнал его настоящего, и это «настоящее» оказалось не тем, чего он ожидал. Разочарование граничило с чувством вины. Феликс ощутил себя лицемером, но виду не подал.
— В квартиру партнёров не водим, — бесцветно сказал он. — Остальное меня устраивает.
— Я тебя понял. Значит, мы коллеги, — произнёс Хёнджин и, поднявшись со стула, ушёл.
На барной стойке так и осталась стоять закрытая баночка бананового молока.
