Ангельская вера в лучшее

      Грозный ветер пробирался сквозь пробоину в стекольном окне радио-вышки, весомо шумя, и забираясь под незапахнутый пиджак алого оттенка, но Аластор вовсе не чувствовал холода. Единственное, что совершенно точно отражалось в его душе, это непроглядная досада и иррациональная ненависть то ли на себя, то ли на чёртов контракт, преследующий его повсюду: и в кошмарах, и в вполне реальном мире.       Даже страшно подумать, как много в их жалких, искалеченных судьбах решает простая бумажка, и как много она вручает хозяину чужой души. Даже забавно, что одного из сильнейших оверлордов сдерживает от полного всевластия и тотального контроля жизни каждого грешника обычная подпись в документе, выполненная некогда его вычурным каллиграфическим почерком.       Аластора, властителя чужих жизней, одного из главного страха жалких грешников, беспринципного монстра, напоказ убивающего своих не уступающих ему в силе конкурентов сдерживают от полного контроля своей собственной жизни невидимые оковы, каждый раз унизительно одергивающие его, как покалеченную шавку, как только он подбирается слишком близко к своей заветной цели. Оковы сдирают кожу на кистях рук в мясо, сдавливают стройную шею, лишая спасительного кислорода, сгибают демона своей смертельной тяжестью к полу, и несмотря на эту боль он обязался себе ползти до конечного, давно поставленного себе ориентира, пока нога хозяйки его души давит тяжелым каблуком на ребра, заставляя болезненно выгибаться и шипеть, а девственно нежные руки демоницы натягивают невидимый ошейник сильнее, тыча Аластора в до боли неприятный факт: он ничего не способен контролировать.       Могущественный демон, когда-то в будущем способный составить конкуренцию самим Небесам, вынужден сторожевым псом бродить за спиной адской принцессы по приказу своей хозяйки, вновь и вновь вытаскивать ее из бездны поражения, иронично утопая в этой смертельной трясине из беспомощности. Аластор чувствует, как его неизмеряемые силы, способные разрушить врата самого́ Эдема на небесах, разлагаются вместе с ним в пыли сожаления и досады от собственной глупости, совершенной под натиском тщеславия и предвкушения власти при подписании смертельного контракта по продажи своей израненной души.       Холодные потоки воздуха приносят с собой едва уловимый запах недавно пролитой крови, и отчаянная злость окутывает сознание еще сильнее, когда демон осознает, что среди нее есть и его, позорно потерянная при бое с Адамом, ныне побежденным Люцифером и его дочерью. Алые тучи, предвестники неспокойной ночи, привычно сгущаются в небе, образовывая собой непроглядное природное полотно, заслоняя своими телами и так тусклое редкое солнце. Все пришло на круги своя.       Аластор напряжённо пропускает воздух сквозь лёгкие, ощущая, как самоконтроль постепенно оказывается в его руках, а позорное отчаяние растворяется в небытие пасмурного холода, проникающего сквозь щели в радиостанции. Вновь заполучив столь желанный контроль над своим самообладанием, демон с лёгким удивлением замечает, как сильно у него трясутся руки то ли под давлением физической изнеможенности, то ли из-за предистеричного состояния.       Головокружение никак не желает его отпускать, смертельной хваткой вгрызаясь в черепную коробку, усиливая ощущение усталости и безысходности. Все факторы указывают на позорное возвращение в отель, но Аластор противится такой перспективе. Он не хочет выглядеть в своих же глазах псом, получившим пинка под зад и сбегающим в свою конуру, поджав хвост. Но какой бы выбор Аластор не сделал бы, он всё равно рано или поздно окажется в этом логове отбросов и отчаявшихся душ. Если владельщица его души потянет поводок, у Аластора не останется и шанса увернуться.       Покосившаяся лестница с внешней стороны радио-вышки болезненно заскрипела, принимая на себя тяжесть незнакомого тела, и нарушила смертную тишину, к которой уши Аластора уже успели привыкнуть. Демон напряжённо дёргается, обращая внимание на внешний, а не внутренний мир, и сосредоточенно вслушивается в мелодичный скрип ступеней снаружи, невольно расправляя плечи.       Страха не возникло - эта эмоция потеряла смысл уже давно. Когда ты находишься на вершине пищевой цепочки, в душе загорается лишь зверский интерес и любопытство, а иногда и предвкушение смертельного, разумеется, не для Аластора, боя. Но и пламя бесчеловечного интереса к предполагаемой жертве не успело возрастись, - лишь смесь удивления и настороженности одновременно, ведь спустя мгновение звуки скрипа прогнивших досок сменились шумными взмахами величавых крыльев, которые секундами позже появились вместе с их обладателем на карнизе потрепанного строения, вынуждая Аластора непонимающе вскинуть брови.       В чужих глаз мелькнуло облегчение и беспокойство одновременно, и это проявлялось в совершенно не свойственной для Владыки Ада манере движений: поспешных и крайне скомканных. Люцифер складывает величественные крылья за спиной, вызывая даже таким незначительным движением ощутимый поток воздуха в сторону демона, и молча подходит ближе, каждым шагом принося с собой необъяснимое удовлетворение и спокойствие, которых так не хватает сейчас Аластору. - Ты.. ранен. - не спрашивает, а утверждает Владыка, неожиданно осекая свое движение вперед и останавливаясь в метре от демона. Несмотря на интонацию, во взгляде сквозит ожидание то ли ответа, то ли действия, но ничего из этого Аластор не способен ему дать, - лишь остервеневший и Люциферу, и самому демону оскал в ответ. - Как видишь. - разводит руками демон, старательно подавляя в голосе намек на недавнюю эмоциональную нестабильность. У него нет и предположения, что могло заставить падшего ангела оставить свою дочь и полуразрушенный отель в одиночестве, посещая разбитого вдребезги от провального боя Аластора, так унизительно сейчас пытающегося выставить себя с лучшей стороны. Главное, чтобы у Люцифера не было злых умыслов, иначе бы и так ослабевший демон просто не справился бы с натиском чужой несоизмеримой силы.       Адский владыка недовольно вздохнул, рассматривая чужие ранения с некого расстояния и не предпринимая попыток продвинуться дальше напрямую к телу демона. Беспокойство все еще витало где-то около Люцифера, ярко отражаясь на его лице, но в глазах возродилась привычная собранность. – Представляешь, Чарли переживает за тебя. – невесело хмыкнул Люцифер. – Ещё не знает, насколько ты живучий ублюдок.       Чужое внезапное появление тревожит, заставляет напрягать уставшую голову и вглядываться в мимику, эмоции, движения собеседника, искать в них подвох и глубинные смыслы, ведь иначе у Люцифера не бывает.       Тот и сейчас будто упрямо передает нечто неуловимое своим многоуровневым взглядом, вызывая у Аластора приступ досады и искреннего предвкушения, ведь демон его никогда не понимал до конца.       Люцифер всегда был для Аластора своеобразной непредсказуемой тайной, которую и не хотелось разгадывать, как остальное окружение демона. В этом и было главное обаяние ангела – гигантский внутренний мир, открытый окружающим, но, к сожалению, никем не понятый, в том числе и Аластором.       И, если сейчас хочется заглянуть в чужую душу в соображениях собственной безопасности, то причину, по которой демона привлекает эта перспектива в обыденное время, он не сможет назвать даже себе. – Почему же тогда вместо нее ко мне явился ты? – нарочито недоверчиво произнес Аластор, наблюдая за тем, как чужое лицо расплывается в задумчивой полуулыбке. – Потому что я волновался за тебя гораздо сильнее.       Чужой вкрадчивый голос осадил недоверие, пробрался сквозь защитный барьер из мнимого хладнокровия вглубь души, разливаясь по ней нежными волнами и притупляя все прочие эмоции кроме утопляющей безмятежности. Удивление или трепет ожидаемо не появились, подтверждая теорию Аластора - их отношения зашли совершенно не в то русло. - Тогда это многое объясняет. - притворно холодно бросил Радио-Демон, переводя взор с ангельского лица, освещенного по-детски глупой надеждой.       Владения Люцифера рушатся, разваливаются по швам из-за его беспечности и пассивности, грозя вот-вот исчезнуть с лица земли под натиском то ангельских приспешников, то безмозглых грешников, а он в ответ на разруху перед своими глазами бросает все в пучину огня и стремглав бросается к пораженному Аластору, преследуя свои непостижимые никому цели. И Аластор искренне не понимает, то ли Люцифер настолько ведом своей нездоровой любовью, то ли он безответственный идиот. Все же хочется верить, что ничего из этого. - Давай вернемся в отель. - настоял Люцифер, ничуть не смутившись чужого бесстрастия. - У тебя довольно серьезные ранения. - Я похож на бойцовского пса? - Аластор понимает, что звучит, вероятно, как обиженный на жизнь тинейджер, но возвращаться в золотую клетку по первому зову Люцифера он не намерен, находя это, тем более при нынешних обстоятельствах, унизительным. - Я не нуждаюсь в залечивании ран под Вашим надзором.       Люцифер в ответ лишь хмыкает, ничуть не удивившись такой реакции, и Аластор про себя надеется, что его еще не успели прочесть полностью, как дешевый бульварный роман.       Ангел наконец плавно преодолевает оставшуюся дистанцию между их телами, и Радио-Демон чувствует осторожное прикосновение непоколебимых рук на своих донельзя напряженных плечах, на что он в ответ окончательно поворачивается к владыке спиной, словно по инерции скрываясь от его вездесущих глаз. Такое простое движение разжигает в нем нечто, на что хочется закрыть глаза или скинуть на чертовскую усталость и моральную изнеможенность, но в связи с настолько двусмысленной сценой, на это душевное пламя не возможно не обратить внимание.       Раздражение от собственных эмоций смешивается с необъяснимым трепетом от чужого стойкого прикосновения, и это чувство разжигается с удвоенной силой, когда пальцы незаметно переходят дальше на лопатки, а Люцифер чутким взглядом таранит его душу и разум, утягивая способность здраво мыслить. Жаркое дыхание опаляет впалую щеку, растекаясь болезненным, от резкой смены температуры, теплом по всему телу, согревая изнутри обмерзшую душу. Аластор упрямо отводит взгляд от глаз напротив, беззастенчиво разглядывающих его лицо, и молча молится самому Адаму, чтобы эта бессмысленная пытка, переходящая все грани, наконец закончилась. - Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. - самонадеянно заявил Люцифер, прерывая гляделки, которые, кажется, доставляли ему нездоровое удовольствие. - Злость, апатию, досаду, может быть, безысходность. - вкрадчивый, размеренный шепот обжег напряженное звериное ухо. - Тебе кажется, что твоя сила не принадлежит тебе, что она оказалась в руках кого-то покрупнее. Ты действительно поверил в то, что выхода нет. Тебя заставили поверить.       Аластора словно прошибло электрическим зарядом, разбегающимся по его телу и стремившемся напрямую в головную коробку, зажигая в ней привычную злость. Тело больше не подчинялось ему, словно Люцифер своим самонадеянным шепотом заполучил чужую волю. В котёл эмоций была добавлена новая порция необъяснимых чувств, утягивающих остатки самообладания, которое хоть как-то держалось до появления здесь Люцифера. – Откуда ты.. – прошипел Аластор, но вовремя осекся, сдерживая глупый вопрос. Неудивительно, что Люциферу известны все тонкости и детали жизней сильнейших грешников, у него достаточно полномочий, чтобы знать такие вещи. – Аластор. – Люцифер предпринимает тщетные попытки встретиться с оппонентом взглядом, но упрямо их продолжает, разжигая в демоне ещё более сильное раздражение. – Без веры в свое всесилие ты уже не Радио-Демон, а заплутавший по тропам самобичевания несчастный грешник, уж прости меня за мою прямоту. Твоя пассивность убьет тебя. - И это мне говорит разочаровавшийся в собственных поданных правитель, сидевший в стенах своего дворца несколько лет подряд? - Аластор начал откровенно терять лицо, вопреки попыткам остаться в глазах оппонента непоколебимым педантом. - Ваша вера в себя привела вас к созданию этой пустоши, - демон кивнул за окно на беспокойные улицы ада, все еще постепенно приходящие в себя после крупных потерь при отражении атаки райского фронта. - и Вы точно не тот, кто вправе обсуждать со мной мои проблемы. Разберитесь вначале со своими.       Глаза Люцифера блеснули в свете алых лучей пентаграммы на адском небе, обнажая израненную годами душу, но губы непоколебимо держались в нежной улыбке, словно Павший пытался скопировать выражение лица вечно улыбающегося демона.       Аластор никогда, ни с одним человеком в своей жизни, не жалел о сказанных словах, но Люцифер был необъяснимым исключением. И сейчас легкая досада, смешанная с осколками вины осела в душе практически мгновенно, и не собиралась исчезать даже после чужого бесцветного смешка. - Вот поэтому я тебе это все и говорю. - руки перестали дарить бескорыстное тепло, исчезнув со спины, и Аластор только сейчас почувствовал, что под касаниями ангела она смогла окончательно расслабиться в мышцах. - Я не хочу, чтобы ты разлагался в мнимом бессилии. - И что же ты предлагаешь? - нервно усмехнулся Аластор, перейдя под натиском эмоций на "ты". - Она больше семи лет восседает в раю, крутя моей жизнью, благодаря контракту, как ей вздумается. Я абсолютно бессилен!       Ответом на эмоциональную речь послужили лишь многозначительная улыбка и тот же влажный блеск в глазах, который Аластор не способен понять досконально. Единственное, что он видит в нем совершенно точно - это сентиментальное желание ангела помочь, вытащить из бездны или же не позволить провалиться туда с головой. И это пугает демона еще сильнее, чем непредсказуемая Лилит на небесах, сжимающая в тисках его душу, ведь предугадать во что сформируется эта призрачная связь между ним и Люцифером просто невозможно.       Сантиметры между ними превратились в метры, словно ангел разорвал между ними тонкую нить, связывающую их весь этот разговор, и Владыка оказывается вблизи импровизированного выхода во внешний мир. Аластор чувствует, как вместе с ангелом исчезает непередаваемое тепло, грозясь вовсе никогда не вернуться, по крайней мере, до их следующей встречи. - После смерти Адама там, наверху, все измениться. - бросает Люцифер, оборачиваясь к Аластору лицом. - Главное, успеешь ли измениться ты. - пауза в его речи позволила демону услышать бешенный ритм своего сердца. - И возвращайся в отель, когда будешь готов, тебе там всегда будут рады. Я буду рад.       Холодный ветер вновь пробился сквозь скважины радио-вышки, словно подгоняя нерасторопного Люцифера, на прощание одарившего демона вымученной улыбкой. Потоки встревоженного воздуха растворялись в стенах строения, разбавляя собой напряженность и активные бои со своими мечущимися мыслями, разбивающими вдребезги и так покалеченную черепную коробку.       Этот неожиданный визит Люцифера сравним с призывом поставить подпись возле строки с условиями контракта, а после активными настояниями примерить на шею грубый, потертый собачий ошейник, но все же он в корне отличается от того, что было когда-то предложено Лилит. Привязью Люцифера был его сверкающий, настойчивый взгляд, а метафорическим ошейником - его донельзя теплые касания цепких рук. Под его надзор идешь добровольно, отпуская свои кричащие мысли и опасения, зная, что в ответ наткнешься на беспрекословно понимание и принятие, наткнешься на опору. Возможно, Аластору уже достаточно личностей, корректирующих его путь к цели, заставляющих его опасаться и гнить в сомнениях и ненависти ко всему живому, но Люцифер все же был нечто другим. Он сравним с ангельскими могучими крыльями, рвенно рассекающими своими острыми перьями слои воздуха, и настойчиво поднимающие его наверх. Более того, вероятно, Люцифер является основной причиной побуждения вернуться в Отель, затмевая собой страх разгневанной хозяйки, готовой за малейшую оплошность разорвать чужую душу в мельчайшие клочья.       Аластор не стал медлить, подхватывая трость, брошенную под влиянием гнева в груду досок, и проследовал к выходу.