°.❀┈୨୧
Дождливый день смывает с окон разводы, рисуя новые узоры кривыми линиями. На подоконнике теснятся листы со скачущими по нотному стану кружками, а холодный уличный свет падает на приросшие к стене фотографии в разноцветных рамках, украшенных засушенными цветами. Под плоскими воспоминаниями стоит гитара, обклеенная некогда яркими пластырями вместо стикеров, рядом лежит строгий футляр от скрипки, украшенный такими же нестрогими липучками. Парные колечки из бисера давно выцвели, но все равно не теряют своей привлекательности.°.❀┈୨୧
Зато мир выцветшим никогда не будет. У него есть черные дыры и выжженные следы, но на другой стороне постоянно пляшут новые краски, играют нескончаемые песни, распускаются свежие плоды. И нет у этого места ни края, ни конца, до которого можно было бы добраться. Тэрэ по меркам этой бесконечности был маленьким, много чего не понимал. Зато знал, как он сам считал, вполне достаточно. Знал, что Земля безгранична, потому что круглая; что большой горячий шар ежедневно пытается прогреть каждую ее часть; что даже самый холодный дождь трудится на благо продолжения вечности.°.❀┈୨୧
А еще он знал соседского мальчика, у которого пальцы в мозолях от скрипки, пластыри с енотами на открытых коленях, солнце играет в волосах, ясное небо в глазах и блестки на губах. Он появился неожиданно. До удивительного тихо и до оглушительного громко. Ходил с Тэрэ в один класс, но никогда не посещал школу. Хранил в себе много тем для разговоров, но ни с кем не общался. Хотел веселиться, но никогда не появлялся на групповых встречах, когда его приглашали. Тэрэ знал, что Хао любил быть один, но не любил одиночества. А еще не любил гулять без Тэрэ. Он сам так говорил. - Почему? - спрашивал Тэрэ. - Потому что без тебя не то, - отвечал Хао. И стоял под его окном каждое утро, пока Тэрэ отговаривался тем, что ему скоро в школу. А Хао слушал, но делал вид, что не слышит, продолжал уговаривать и улыбаться так тепло и ярко, что у Тэрэ кончики ушей нагревались. Он хотел эту улыбку забрать себе и спрятать под сердцем, чтобы больше никто не претендовал и не видел. А никто и не видел. И Тэрэ, вылезавшего из окна первого этажа, тоже никто не видел или, как минимум, внимания не обращал. А потом они вот так легко и просто сбегали от серых однотипных плит. Улетали на потрепанных колесах пожилого велика, который достался Хао еще от дедушки. Только сам Хао летать не умел, поэтому крепко прижимался к спине Тэрэ, периодически щекоча тому ребра, как будто совсем не боялся упасть. Тэрэ тем временем думал, что если они и навернутся, то обязательно вместе. Не без синяков добирались до поля, раскрашенного нежными красками, которые кружились в танце при каждом дуновении ветра. Они танцевали вместе с ними, невзначай хватаясь за руки, делясь друг с другом сиянием глаз. А когда, уставшие, падали на траву, рассказывали истории о будничном мире, окутанным шлейфом тумана за спиной. Тэрэ любил рассказывать, а Хао любил слушать Тэрэ. Ведь из его уст даже самые тусклые слова выходили ослепительно яркими. Хао сам так говорил. - Почему? - спрашивал Тэрэ. - Потому что твой голос как музыка, - отвечал Хао. А они оба любили музыку. Потому что музыка вечна. И тогда Хао натягивал стебли цветов, создавая импровизированные струны, и проводил пальцами, как будто играл на скрипке без смычка, мурлыча собственную мелодию. И все распустившиеся бутоны завороженно преклонялись к нему, а Тэрэ вместе с ними слушал и впитывал каждую ноту. А потом и он сам играл для Хао на такой же гитаре и покачивал в такт головой, разливая свой теплый голос по солнечному полю. - Нравится? - спрашивал Тэрэ. - Очень, - отвечал Хао и в награду заражал смешинками, которые надолго оседали на языке.°.❀┈୨୧
Они никогда не знали точного времени, не брали с собой ни часов, ни телефонов. Зато потрепанный атлас со школьных уроков географии всегда был прикреплен к багажнику велосипеда. И они долго рассматривали в нем разноцветные лужи, обводили карандашом красивые названия и места, в которых хотели бы оказаться. А пока они вместе всего лишь ютились на несуществующем краешке большого мира, вслух считая, сколько еще бесцветных пятен, не отраженных на карте, раскрасят новыми красками. Махали руками горизонту, когда солнце начинало сходить с прозрачного небосвода, стремясь побыстрее встретиться с другой стороной планеты, которую они когда-нибудь обязательно увидят, запечатлят на пленке и сохранят на общих стенах. Без жарких лучей руки у Хао всегда замерзали быстро. И он грел их о чужие. А когда и от них тепла не хватало, перекладывал на шею, пока у Тэрэ, по словам Хао, розовели щеки. Но он никогда эти ладони с себя не снимал, с радостью делился своей температурой и сам необъяснимым образом согревался холодными прикосновениями. Он отводил взгляд, предоставляя Хао возможность без стеснений рассматривать собственное лицо. А ненароком заглядывая в изучающие его глаза, вместо своего отражения видел в них что-то цветное. Даже когда холод пробирался дальше, заставляя жаться ближе и скрываться под одной толстовкой, домой не хотел никто. Хао объяснял это тем, что там люди загоняют все в рамки черно-белого. Тэрэ не совсем понимал, почему, но знал, что Хао прав.°.❀┈୨୧
А еще Тэрэ знал, что Хао, на самом деле - человек закрытый. Никогда не любил новых знакомств, громких компаний, шумных гулянок. Плохо находил общий язык с окружающими, с трудом выражал чувства в словах, редко подходил к кому-то первым. Но Тэрэ также знал, что Хао всегда открыт для новых ощущений, спонтанных планов, незамысловатых мелодий и долгих разговоров наедине. Хао закрыт для людей, но открыт для мира. Для мира и для Тэрэ. Он сам так говорил. - Почему? - спрашивал Тэрэ. - Потому что для меня это одно и то же, - отвечал Хао и переплетал их пальцы, украшенные вечно цветными парными колечками.°.❀┈୨୧