To Become a Father

Кана могла играть на пианино — кто знал? Люси чувствовала ужас при мысли об этом. Она думала, что всё, что Кана могла делать вне работы, было выпивание и чтение карт (она также была главным букмекером гильдии, но Люси старалась не думать об этом.) Кана, очевидно, была чертовски талантливым игроком, если судить по звуку произведения, которое она играла. — Ты правда хороша, Кана! — похвалила блондинка. — Эта мелодия была очень красивой. Как она называется? — она спросила шатенку. Кана слегка покраснела из-за похвалы и ответила: — Называется For the Dancing and the Dreaming. Это старая свадебная песня. Одна из первых мелодий, которой я научилась. — У неё есть слова? — Да, но я не очень хорошо пою, — смущенно сказала Кана. Ее пальцы продолжали играть даже во время разговора с Люси. — О, давай! Ты не можешь быть так уж плоха. Спой немного! — Нет, к тому же, мелодия почти закончилась, — сказала Кана, действительно, даже Люси могла сказать, что песня затихает до последних тактов, но блондинку это не остановило. — Ну, тогда сыграй другую. Я правда хочу услышать твоё пение, — подразнила Люси, наслаждаясь румянцем на лице алкоголички — маленькая месть за всё, через что другая девушка заставила ее пройти (что признаться, было не так много по сравнению с Нацу и Хэппи, но все же!) Кана вздохнула и кивнула. — Хорошо, но только одна. Люси поудобнее устроилась на скамейке рядом с пианино (откуда она вообще? Она уверена, что раньше ее здесь не было), заметив, что шатенка собрала маленькую толпу из людей, которые не пошли на задания (серьезно, что это было? Ее чуть не затоптали в давке с просьбами о работе!) Шатенка остановилась, о чем-то задумалась. Когда Люси подумала, что она не собирается играть дальше, другая девушка положила руки на клавиши и начала играть. Это была легкая песня, почти как колыбельная, прошло несколько секунд, прежде чем Кана открыла рот и начала петь. I close my eyes and I can see A world that's waiting up for me That I call my own Through the dark, through the door Through where no one's been before But it feels like home They can say, they can say it all sounds crazy They can say, they can say I've lost my mind I don't care, I don't care, so call me crazy We can live in a world that we design Люси была впечатлена, Кана не была так хороша, как Лира (что правда) или Мира, но у нее определенно был талант. Она пела лирику с такими эмоциями, чувством надежды и чистого счастья, что Люси никогда не слышала от неё раньше. Блондинке стало интересно, о чем думала Кана, когда пела эту песню. Cause every night I lie in bed The brightest colors fill my head A million dreams are keeping me awake I think of what the world could be A vision of the one I see A million dreams is all its gonna take A million dreams for the world we're gonna make Карточный маг набирал темп, ускоряя песню ровно настолько, чтобы было заметно. На ее лице была яркая улыбка. Когда она открыла рот, чтобы спеть следующие строки, кто-то ещё присоединился к ней. Theres a house we can build Every room inside is filled With things from far away Все повернули головы в сторону глубоко баритона, включая Кану, хотя она не прекратила песню. Все синхронно моргнули от удивления, когда поняли что пел Гилдартс. Его глаза были закрыты, а на лице — мягкая улыбка. The special things I compile Each one there to make you smile On a rainy day Кана быстро справилась с удивлением и присоединилась в припеве — два голоса хорошо дополнили друг друга в импровизированном дуэте. They can say, they can say it all sounds crazy They can say, they can say we've lost our minds I don't care, I don't care if they call us crazy Runaway to a world that we design Every night I lie in bed The brightest colors fill my head A million dreams are keeping me awake I think of what the world could be A vision of the one I see A million dreams is all its gonna take A million dreams for the world we're gonna make Вдвоем они создали атмосферу чистого счастья. Люси почти захотелось танцевать как маленькому ребенку. However big, however small Let me be part of it all Share your dreams with me You may be right, you may be wrong But say that you'll bring me along To the world you see To the world I close my eyes to see I close my eyes to see 'Cause every night I lie in bed The brightest colors fill my head A million dreams are keeping me awake A million dreams, a million dreams I think of what the world could be A vision of the one I see A million dreams is all its gonna take A million dreams for the world we're gonna make For the world we're gonna make Как только они спели последние слова, а Кана сыграла финальные ноты песни, все в зале гильдии разразились аплодисментами. Люси была ошеломлена, кто бы мог подумать, что Гилдартс из всех людей знал слова песни, которую сыграла Кана. Блондинка подбежала и обняла покрасневшего мага карт, таща ее обратно к столу. — Это было удивительно! Вы, двое, звучали прекрасно вместе! — похвалила Люси. Кана казалась слегка пораженной. — Да… Никогда не ожидала такого! — Кто научил тебя этой песне? Услышав вопрос, девушки повернулась к волшебнику, который казался странно эмоциональным. Кана нерешительно ответила: — Моя мама научила меня ей. Она пела ее все время, когда я была ребенком. Это единственная песня, под которую я засыпала, она радовала меня во время грусти, а теперь просто помогла мне почувствовать себя ближе к ней. — Лицо шатенки окрасилось румянцем, когда она ответила асу. Гилдартс замер и пялился на Кану неловкое количество времени. Кана, видимо, ощущала себя неловко, поэтому отвела взгляд от него. — Откуда ты знаешь слова, Гилдартс? — спросила Люси, надеясь разрушить неуютную тишину, хотя ей было любопытно. Она никогда не слышала эту песню раньше, и песня казалась очень личной для Каны, что Люси задавалась вопросом, откуда ее знает маг разрушения. Рыжеволосый потер спину. — Я выучил слова так давно, что теперь кажется, что это другая жизнь. Ну, прошу простить, дамы, но мне нужно домой. Доброй ночи. — Он махнул рукой через плечо, уходя. Люси моргнула из-за его внезапного ухода, прежде чем повернуться к карточному магу, только чтобы обнаружить Кану с обеспокоенным взглядом, смотрящую Гилдартсу вслед. Прежде чем блондинка успела что-то сказать, шатенка быстро попрощалась с ней и также направилась домой. Люси осталась на скамейке — что только что произошло?

***

Гилдарст дошел до дома на автопилоте, прокручивая в голове одни и те же слова. Моя мама научила меня ей. Он написал эту песню с Корнелией вскоре после того, как они начали встречаться. На улице шел дождь, и они вдвоем застряли в старом обветшалом пабе. Чтобы скоротать время, они возились со старым пианино, которое выглядело так, будто его вытащили из зоны боевых действий (до сих пор он клянется, что в нем были пулевые отверстия — Конни ему не верила). Они часами хохотали как идиоты, собирая его вместе. Он придумывал слова, а она писала музыку — он боялся разрушить это чертово пианино, если попытается прикоснуться к нему (кроме того, Конни была единственной, кто умел играть). Он вспомнил момент, когда они наконец закончили её. Он посмотрел на нее, она была такой яркой, а ее глаза искрились на свету — это был момент, когда он понял, что влюблен. Моя мама научила меня ей. Они пели эту песню, когда были счастливы, они пели её, когда грустили. Он не пел ее с ее ухода. Он не пел ее с ее ухода, с тех пор, как все развалилось, и он потерял лучшую чертову вещь его жизни. Механически он зашел в дом, сняв грязную обувь на пороге. Он не пошел за ней. Он остался на месте в разбитых останках жизни, которую они построили вместе, и позволил ей уйти. Тогда он сделал то, что умел — сбежал. Он похоронил себя в работе, чтобы попытаться забыть о том, что он потерял. То, что он не пошел за ней, было самой большой ошибкой в его жизни, и он будет ненавидеть себя за это до самой смерти. Моя мама научила меня ей. Такое невозможно, он бы заметил сходство. Но иногда когда он смотрел на Кану в зале гильдии… Моя мама научила меня ей. Он дошел до тумбочки рядом с кроватью — он не открывал ящик годами. Он достал единственную фотографию Корнелии, что у него была. Лицо, что он знал так хорошо — лицо, что он видел несколько часов назад. Моя мама научила меня ей. Кане было… семнадцать, восемнадцать? Он вспомнил какой милой она была когда только пришла в гильдию. Моя мама научила меня ей. Кана знала песню, она знала, как сыграть, она знала, как спеть. Кроме него, знала только Корнелия, но Конни умерла восемнадцать лет, семь месяцев и двадцать три дня назад. Он узнал, что любовь всей его жизни мертва десять лет, два месяца и восемнадцать дней назад. Моя мама научила меня ей. Ему нужно узнать, он должен знать. Невозможно, чтобы история, которую он выстроил в его голове, была правдой. Но что, если так и будет? Моя мама научила меня ей. Тогда это всё изменит.

***

— Повтори… Тебе надо что? — растерянно спросил Макаров, уставившись на аса. Он последний человек, которого он ожидал увидеть так рано в гильдии, а его просьба… — Мне надо увидеть файл Каны, — Гилдартс повторил озадаченному мастеру гильдии. Он толком не спал ночью, раздумывая обо всем. — Зачем? — в растерянности спросил старик, Гилдартс никогда не интересовался Каной раньше — он даже не мог вспомнить их общение, кроме вчерашнего исполнения песни. — Я-я не могу объяснить, — сказал Гилдартс, в очередной раз проведя рукой по волосам. — Гилдартс, я не могу просто так выдать файл. — Мастер, пожалуйста. Это заставило Макарова задуматься. Гилдартс обычно не просил о чем-то, а сейчас он выглядел так, как будто готов упасть на колени. Что бы это ни было, оно было очень важно для другого мужчины. — Я сейчас принесу. Гилдартс едва не рухнул от облегчения и, как только ему вручили папку, направился на второй этаж (так изменившийся после перестройки), разложил ее на столе и сел. Мгновение он просто пялился. Содержимое папки с личным делом могло изменить всё. Он нерешительно протянул руку вперед и открыл её. Сначала он увидел имя. Ребекка Аркана Альберона. Видимо, «Кана» было прозвище. Ребекка Аркана Альберона. Откуда-то издалека он услышал игривый подкол. «Гилдартс! Ребекка имя для маленькой избалованной принцессы! С другой стороны, Аркана красивое и загадочное.» Ребекка Аркана Альберона. Привет, меня зовут Корнелия Альберона, с нетерпением жду работы с вами! Ребекка Аркана Альберона, восемнадцать лет, рождена в 766, как раз через семь месяцев и тринадцать дней после ухода Конни. Он был слишком трусливым, чтобы последовать за ней. У Конни болел живот за несколько недель до ухода… Ребекка Аркана Альберона, дочь Корнелии Альбероны — мертва — а отец не указан. Моя мама научила меня ей. Он был прав — открытие папки изменило всё.

***

Он был отцом. Это звучало так странно. Он, отец. Но это была правда. У него была восемнадцатилетняя дочь, названная Ребекка Аркана Альберона, к которой все обращались «Кана». Он был уверен, что не единственный не знал о её настоящем имени (по крайней мере, он надеялся). У него была красивая, умная дочь, которая могла перепить всех, была достаточно сильна, чтобы ее выбирали на экзамен на мага S-класса четыре раза (и разве это не заставляло его чувствовать себя чертовски гордым?). Прямо под носом был его ребёнок, а он не осознавал этого. Он всё пропустил. Её рождение, её первое слово, её первфе шаги — его не было там, чтобы научить ее использоватб магию или читать. Когда у нее выпал первый молочный зуб? Как звали ее любимую детскую игрушку? Черт возьми, что случилось с тем щенком, которого он видел с ней в их первую встречу? Он поднялся со своего места у стены — он должен был пойти за ней. Он должен был рассказать ей, должен был просить прощения за то, что оставил ее одну, и должен был молиться, чтобы она захотела позволить ему стать частью ее жизни. Гилдартс потерял восемнадцать лет — будь он проклят, если потеряет еще больше.

***

Холмы Феи. Она жила в Холмах Феи — ну, по крайней мере, ему не нужно волноваться о ее безопасности (теперь она должна жить с ним!). Антимужские отделения этого места были довольно печально известны среди согильдийцев (она едва носила какую-то одежду — боже, сколько людей ему надо убить?) Гилдартс нетерпеливо постучал в дверь здания — это было единственное место, куда мужчинам дозволено было приходить. Он вероятно выглядел безумно прямо сейчас, неистово стуча в дверь женского общежития на рассвете. Но ему нужно было увидеть её, нужно обнять её. Дверь открылась, и он чуть не ударил Эрзу в лицо — что было бы неприятно для них обоих (в основном для него). Красноволосая оглядела его с головы до пят, очевидно задаваясь вопросом о его здравомыслии (как и он, если честно). — Чем могу помочь, Гилдартс? — ровно спросила она, очевидно решив выслушать его. — Кана здесь? — выпалил ас. Красноволосая девушка растерянно кивнула. — Она здесь. Что такое? — М-мне нужно увидеть её. Это важно. — Потому что вся эта запутанная ситуация повлияла и на ее жизнь, и она заслуживает знать. — Подожди здесь, я схожу за ней, — спокойно сказала Эрза, посмотре на него так, как будто он дикое животное, загнанное в угол. Она очевидно не знала, что происходит, но по поведению Гилдарста могла предположить, что всё очень важно. Казалось, он ждал на крыльце вечность (всего десять минут!), когда она наконец появилась. Кана (Ребекка, прошептал голос в его голосе) была такой красивой. Она выглядела как Конни, но и нет одновременно. Она не была её матерью, она была собой, и это было хорошо. Она была сногсшибательна даже тогда, когда явно только что встала с постели. Её волосы были собраны в беспорядочный хвост с торчащими прядями, на ней была помятая футболка с лозунгом «wake me when there's coffee» и свободные брюки. Ее глаза расширились, когда она увидела его. Если бы Эрза сказала ей, что это он пришел к ней, она бы, наверное, не поверила. А может быть, дело было в том, что сейчас семь часов утра субботы. — Г-гилдартс, — она спросила в удивлении (папочка, она должна будет называть его папочкой) — Что ты здесь делаешь? Внезапно он забыл как говорить. — М-мне нужно увидеть тебя, — отстойно сказал он. Кана с опасением взглянула на него, потому что он никогда не проявлял к ней внимания раньше, а сейчас он появился перед ней, как псих. Он должен потихоньку начать эту тему. «Я твой отец» Ну, или просто сказать прямо — тоже работает. Он быстро продолжил, желая объясниться. — Я-я просто- песня- Конни, твоя мама, и я написали эту песню вместе и это была наша песня, знаешь? Когда- когда ты начала петь её вчера, всё просто «щёлкнуло». А потом я понял насколько сильно ты похожа на неё, и я убедил мастера отдать мне твой файл… Ты знаешь, что Ребекка — имя, которое я выбрал? Я сказал, что если у меня будет девочка, я назову её именно так — Конни оно не нравилось — неважно. Я-я клянусь, я не знал. — Поднятая рука остановила его лепет. — Ты… ты мой отец? — спросила она с недоверием в голосе. — Да, я знаю, в такое сложно поверить- Она рассмеялась. Кана схватилась за бока в приступе смеха, по ее лицу текли слезы. О, нет — она думала, что это была какая-то шутка — как ему заставить ее поверить? — Все эти годы пытаться рассказать тебе- всё, что было надо, просто спеть эту хренову песню?! Постойте, что? Гилдартс открыл рот, глядя на дочь. Она только что… — Ты знала? «Почему она ничего не говорила?» — Вот почему я пришла сюда, вступила в Хвост Феи, — призналась шатенка. — Я пыталась рассказать тебе… так много раз, но что-то всегда мешало. На самом деле, я планировала рассказать тебе, если стану магом S-класса, подумала, что если я справлюсь с этим, то наконец-то наберусь смелости и сделаю это. Она… все эти годы… она пыталась рассказать ему правду. Какой одиночество она чувствовала, видя его, игнорирующего её. Он обхватил ее руками, притянув ее голову к груди. Он продолжал извиняться снова и снова, говоря ей, что здесь теперь и никогда не оставит ее снова, что он так сожалел, что увидел всё только сейчас, все ведь было так очевидно, и что он уже так сильнр любит ее. — Могу я звать тебя папой? — Кана спросила хриплым голосом. — К-конечно, ты можешь. Ты можешь даже звать меня папочкой, если хочешь, — маг разрушения предложил, надеясь. — Я постараюсь… — Всё хорошо, просто дай мне право любить тебя, — умолял он. — У тебя оно всегда было. И вдруг они оба расплакались, как дети, и вцепились друг в друга изо всех сил. Гилдартс был уверен, что они представляют собой странное зрелище для любого, кто смотрит на них, но он не был так счастлив с тех пор, как женился на Конни. Кана собиралась позволить ему стать частью ее жизни, и она дала ему разрешение любить ее. Все остальные детали могли подождать позже, все важные разговоры могли подождать позже, но сейчас все, что имело значение, это держать на руках своего ребенка и убедиться, что она знает, как сильно он ее любит.