в бессонном городе ночь нежна

ㅤ       Промозглый октябрь тонет в унынии. Кажется, будто кто-то запретил привычные краски, снизил яркость до минимума, а взамен оставил лишь тошнотворные оттенки бурого и серого. Пасмурное небо застилает грязная вата облаков, не пропускает и проблеска солнечного света — дни напролёт рыдает обильными ливнями. Шумит в кленовых ветвях порывистый ветер: безжалостно сорванные листья, брошенные на мокрый асфальт, мгновенно липнут к нему и сливаются в сплошное месиво.       Стас отрешённо разглядывает мрачный ландшафт вечерних улиц и хмурые лица прохожих, спешащих скрыться в дверях модных магазинчиков и ресторанов. Мелькают капюшоны и зонтики, теряются из виду детские дождевики — вереница людей со своими мечтами, надеждами и проблемами, погружённая в будничную суету, стремится к теплу.       Жилка пульсирующей энергии бьётся совсем рядом, но Стас к ней не тянется. От усталости нет спасения, он наконец прикрывает глаза, позволяет себе ненадолго отключиться, но вздрагивает, когда слышит посторонние звуки — кто-то дёргает на себя дверную ручку, стараясь открыть, а после первой же безуспешной попытки начинает нервно барабанить по стеклу, привлекая внимание. «Ничего страшного, это всего лишь Алла». Стас сразу открывает ей дверь, принимает протянутый кофе и рассеянно улыбается быстрому клевку-поцелую — щёку прорезает внезапной болью. Всё же, не ему ворчать об отсутствии мягкости — очевидно, Алла ведь не со зла, просто занята, как и многие другие, своими мыслями. Зильбер садится поудобнее, опускает воротник, лёгким движением ладони откидывает за спину копну курчавых волос и убирает сумочку.       — Ну, что тут стряслось, пока я работала? — нетерпеливо интересуется она, вынимая из придерживаемой Стасом подставки собственный стаканчик. — Внимательно тебя слушаю!       — Что, сразу к делу перейдём? Вот оно как! — он наигранно возмущается, хоть и не испытывает особого желания устроить спектакль. — Даже не попытаешься начать разговор издалека, как-нибудь деликатно? А я уж понадеялся…       — Не валяй дурака, Кудинов! По телефону ты сказал, что дело срочное, вот я и спрашиваю без лишних расшаркиваний. Может, скажешь уже или всё-таки тянуть будем?       — Ладно, твоя взяла, — Стас собирается с мыслями и делает глоток из стакана. — Сегодня ко мне в кондитерскую зашла девочка. Сперва подумал, ну мало ли, за пирожными по дороге из школы забежала, но выглядела она встревоженной, какой-то обессиленной и напуганной. Мне это показалось странным. К тому же, я её легко узнал, это одноклассница Илюши, Наташа Баранова.       Алла слушает друга с особым вниманием. Коротко кивает, размышляя. Проповедник для неё — не последний человек в окружении, более того — подчинённый. И, стоит отметить, довольно толковый. С дочкой Баранова они пересекались неоднократно, та забегала к отцу со свёртками обедов, обеспокоенная его питанием. Девочка она хорошая, сильная — Алла таких замечает сразу, крепкое чутьё позволяет разглядеть потенциал. Слова Стаса вдруг принимают для неё особую, личную окраску, заставляют застыть в напряжении, с особой жадностью впитывать каждое следующее слово.       Кудинов прерывается на очередной глоток кофе. Слова даются с трудом, застревают в пересохшем горле, хотя смолкать он не собирается. Последние дни были особенно тяжёлыми, энергия вытягивалась из него по капле. Однако, сейчас Стас в безопасности и притворяться всесильным нет нужды. Алла всегда чувствует его страхи и сомнения, всегда знает, что посоветовать и может подсказать, как лучше поступить. На неё действительно можно положиться, Стас в этом уверен на миллион процентов. Постукивая пальцами по приборной панели, он продолжает:       — Она хотела поговорить об Илюше, искала поддержки, была до чёртиков перепугана: дрожала даже после того, как выпила горячего чаю. Почти непрерывно плакала. Да это и неудивительно, Илюша ведь о ней забыл, представляешь?!       — Постой, у Ильи синдром обнулённой памяти?       — Да, в этом-то и проблема. Я так боялся, что это случится с Илюшей, волновался за него. После всего, что он пережил, через что прошёл из-за наших с Катей ссор, недоверия и этого грёбаного развода… Всё снова повторяется с ним самим! Проклятье какое-то…       — Вы с Катей — взрослые люди, и в своих отношениях уже ничего не измените. Её недоверие к тебе — побочное действие очередного обнуления. Да, сейчас тяжелее, чем прежде, но с этим просто необходимо справиться. Вы все справитесь с этим и сможете двигаться дальше, просто нужно немного времени.       — Алла, мне так за себя стыдно, — непрошенные слёзы застилают глаза, но Стас не пытается их сдерживать. — Постоянно кажется, что почва ускользает из-под ног, я теряю равновесие и падаю, но ничего не могу с этим сделать и как-то спастись!       — Никто не говорил, что будет просто, — Алла накрывает ладонь Стаса собственной, смотрит мягко и понимающе, ведь уже проходила этот путь с ним вместе. Удержать друга над бездной для неё — нечто само собой разумеющееся.       Она утягивает Стаса в объятия. Ему это необходимо, а Алле — несложно. Она осторожно и ласково гладит друга по спине, позволяет подрагивающему от слёз Кудинову уткнуться носом в своё плечо и тихонько покачивается, пока тот не стихает. Вскоре Стас отстраняется сам, благодарно сжимая её пальцы в ладони, будто не находя иных слов кроме еле слышного «спасибо».       — А что ты посоветовал Наташе? Как поддержал? — интересуется она, удостоверившись, что друг успокоился.       — Я старался её утешить. Сказал, что ни в коем случае нельзя на него давить, нужно просто набраться терпения и позволить всему идти своим чередом. Им ведь ещё год учиться вместе. Даже если воспоминания не вернутся, если Илюша дорог ей по-настоящему, стоит попытаться выстроить с ним партнёрские, дружеские отношения.       — Немного отступить и позволить привыкнуть к ней без риска вновь травмироваться. Совет неплохой. Остаётся надеяться, что в следующий раз это не сломает их обоих. ㅤ