Любовь, которой не могло не быть

      Реальность накатывала волнами, мир настигает омегу по крупицам. Опущенные веки пригрел льющийся из окна свет тусклого рассвета, заставляя пушистые ресницы дрогнуть. Раскрытые, сползшим за ночь одеялом, ступни обдало холодком, зябкие мурашки пробежали по щиколоткам к коленям и бёдрам. Внизу живота непривычно тянуло. Сухое горло скребло. Тяжёлую голову стянул тугой обруч боли, давя на лоб и виски. Тут-то его и накрыл приход воспоминаний прошлого вечера.       От мелькнувших в сознании смазанных картинок всё тело прошила судорога и Минхо подкинуло на кровати. Как он мог такое допустить и сделать все те постыдные вещи? Как он мог прийти, почти полностью раздетый, и повести себя как совершенно распутный омега? Требовал у альфы взять и овладеть собой, бесстыдно подставлялся и стонал, приглашающе раскинув ноги. Сознание Минхо ничуть его не жалело — он ясно помнил, как сам просил и ластился к крепким рукам. Позволил касаться самого сокровенного.       И то, что он говорил… Рождённые в горячке бреда слова, которые вывели альфу из себя, толкнули к самому краю. Как он осмелился такое сказать? Как он посмел такое сказать Чану?!       Стыд душил и Минхо подорвался с кровати, путаясь в сбитых простынях и едва не валясь мешком на пол.       Он спешно натянул на себя худи из брошенных грудой точно таких же на стуле и вылетел из спальни.       Слабые колени плохо держали, да и общее пошатнувшееся эмоциональное состояние не особо помогало телу держаться вертикально. Поэтому Минхо, аккуратно ступая и придерживаясь за стеночку, вплыл в совмещенную с кухней гостиную, замирая в дверном проёме.       В кухне горела одна маленькая лампочка на вытяжке, разбавляя туманное утро жёлтым светом. Чан, кажется, что-то резал, но по факту стоял у стойки сгорбленным изваянием и пялился в мутное окно.       Что он пытался там рассмотреть? Неужели в новом дне искал ответы на мучающие после суматошной ночи вопросы? А может он размышлял о том, как тактично выставить наглого омегу за порог квартиры и оборвать все связи? Глубоко внутри грудной клетки Минхо что-то неприятно заныло, но он понимал, что полностью примет такое решение.       Минхо не двигался, не предпринимал попытки подойти и объясниться. Только вот почему-то давящее молчание и надломленная поза Чана отзывались незнакомой болью в сердце. Что теперь с ними будет? Друзья ли они еще?       Тянуть и откладывать собственную казнь было бессмысленно и Минхо решился: сжал кулаки, собирая все имеющиеся омежьи силы, и двинулся вперед. Он сам виноват, что загнал обоих в это состояние, и был намерен, как взрослый, полностью взять ответственность. У омеги не было плана действий, как обычно, но сейчас он хоть на колени упадет, но вымолит у Чана, если не прощение, то хотя бы позволение остаться рядом с ним. Хотя бы изредка разговаривать, любоваться издалека облаком очаровательных кудрей и купаться в нежности улыбки, которая уже вряд ли когда-то будет адресована самому Минхо.       Только вот в реальности преодолеть разделяющее их расстояние оказалось совсем не просто. Ноги продолжали дрожать, а каждый шаг казался длиной в километр.       Минхо упрямо шёл, а цель будто только отдалялась.       И такой родной, знакомый Чан, с россыпью крошечных родинок на плечах, одетый в свободные спортивки и чёрную майку, которая когда-то была футболкой, становился только дальше. Но Минхо не был бы собой, если бы отступил сейчас — он не был намерен его терять вот так. Не из-за собственной глупости.       Преодолев последний метр рывком, боясь передумать, он обвил широкую талию руками и с тихим всхлипом спрятал лицо между чужих лопаток. Дрожь тела альфы резонировала внутри него самого, принося настоящее мучение.       — Чан, — вновь всхлипнул Минхо, вжимаясь в сильное тело и вдыхая его запах, который пряным сожалением застревал в глотке. — Чан-и, хён, прости. — Омега чувствовал, как за опущенными веками начинает печь глаза, и позволял вине литься щиплющей солью. Слова с пересушенных губ срывались со свистом. — Прости, я идиот! То, что я сделал вчера, — ужасно и отвратительно. Настоял, без согласия заставил тебя пройти через подобное! Ты мой единственный хён, даже представить не могу, как ты разочарован во мне.       Минхо трясло, он отчаянно хватался за мягкую ткань майки и сжимал чужие бока, чувствуя, что сил остаётся всё меньше и он в любую минуту рухнет к ногам Чана. Хотя, если это его единственный способ заслужить прощение, Минхо не побрезгует им.       — Прости меня, хён. Умоляю, хён, пожалуйста, не отвергай меня.       Слёзы уже текли без остановки, горечью напитывая сухие губы омеги и капая на чужую одежду. А Чан молчал, заставляя Минхо с ума сходить в ожидании ответа.       Только вот вместо долгожданных слов Чан аккуратно положил теплые ладони поверх стиснутых кулачков омеги и с силой оторвал их от своего живота. А затем отнял от себя руки Минхо, опуская их вниз.       Сердце омеги замерло, рвануло вверх и с грохотом, по кускам, обрушилось к пяткам. Горло сдавил ком, мешая дышать. Но если Чан и правда оттолкнёт его, дыхание Минхо больше и не понадобится вовсе.       Альфа медленно развернулся, боясь напугать омегу ещё больше, и, также храня молчание, раскинул руки в стороны. Минхо тихо пискнул, падая в приглашающие объятия. И разрыдался. Позволил себе совершенно по-детски горько разреветься на груди своего хёна.       Он плакал, тихо подвывая от распирающей внутри боли и сладкого облегчения, что робкими зелёными побегами расцветало внутри. Минхо трясся в объятиях Чана, но страх понемногу отступал. Ведь альфа бы наверняка сразу оттолкнул его и выставил вон, если бы возненавидел.       Но он легко обнимал, поглаживая вибрирующую от рыданий спину, и прижимал ближе к себе. Феромон в запахе альфы расслаблял перегруженное переживаниями сознание и баюкал. Как той ночью, когда Минхо после двухдневной истерики заявился в магазинчик Чана.       — Успокойся, Минхо, я не злюсь на тебя, — едва слышно проговорил Чан, зарываясь носом в макушку плачущего омеги.       Не это он планировал, когда предлагал Минхо провести течку в его квартире. Окружить омегу заботой, кормить по часам и осыпать приятными словами, держать в уютном гнезде — да, таков был изначальный план. Но точно не бороться с его истерикой, находясь в шаге от начала собственной.       Значит Чану просто нужно было перестроить их маршрут.       — Какао, — внезапно выдал он, едва успев отстраниться от резко поднявшего лицо Минхо. Из красивых круглых глаз ещё текли слезы, губы мелко дрожали, а кончик острого носа покраснел. И Чан бы соврал, если бы сказал, что даже в таком состоянии этот омега не самый прекрасный на всём чёртовом земном шаре. — Какао, Минхо. Нам нужно выпить какао и всё обсудить.       Чан ободряюще улыбнулся мало что понимающему Минхо и развернул его за плечи, мягко подталкивая в направлении дивана.       — Хорошо. — Омега не спорил, просто кивнул, рукавом толстовки вытирая заплаканное лицо, ещё больше размазывая по коже беспорядок из слёз и соплей. — Схожу, наверное, сначала в душ.       Голос Минхо после недавнего срыва не восстановился, немного дрожал, и омега, как мог, храбрился, пытался нацепить привычную маску отчужденности и «хер-я-на-вас-всех-клал» уверенности. Но вдруг понял: рядом с Чаном ничего этого и не нужно. Тот, как будто, видел насквозь и знал все ухищрения Минхо в попытке держать собственное лицо.       Омега сколько угодно мог обманывать окружающих, пудрить мозги альфам, даже иногда привирать друзьям, руководствуясь исключительно благими намерениями. Но обмануть Чана оказалось миссией заведомо проигрышной. И Минхо пока не хотел вдумываться — почему.       Тщательно вымывшись, Минхо закутался в большое полотенце и вышел из душа. На тумбочке у раковины он нашёл чистую футболку, очередное чёрное худи и ещё не распечатанную упаковку с бельем. Рядом стоял стакан с водой и лежала белая капсула.       От увиденного почему-то ослабли колени и Минхо осел на крышку унитаза, прикладывая ладони к горящим щекам.       Ненавязчивая забота — вот что отличало Чана от остальных. Альфа много в чём был хорош, хоть часто и утверждал обратное, но заботиться о младших у него получалось лучше всего. Даже сейчас, в ещё не прошедшей течке, Минхо чувствовал комфорт вокруг себя, чувствовал себя в безопасности, чувствовал покой. Одурманенный подавителями — Минхо не сомневался, что это были именно они — он не пытался взбрыкнуть и забиться в самый темный угол, как обычно, а просто… принимал ухаживания альфы.       Но… почему? Чан слишком часто говорил про их дружбу, чтобы вдруг начать уделять ему знаки внимания. Или просто Минхо слишком глубоко вбил это себе в голову, не замечая очевидного.       — Всё обсудить. — Кивнул своему отражению Минхо и вышел из ванной.       Но сказать, как обычно, оказалось проще, чем сделать. Да и с чего начать разговор? Прямо в лоб кинуть навязчивый вопрос по типу «Я тебе нравлюсь»? Даже для слишком порой прямолинейного Минхо это казалось чем-то совсем уж резким. Или нет?       — Я тебе нравлюсь, Чан? — Выдал он сразу, как только уселся на диван, а альфа появился в его поле зрения. И Чан похвалил собственную сдержанность и природные рефлексы, только благодаря которым не перевернул крошечный подносик с двумя керамическими стаканами какао. И только крупные куски зефира на крепкой молочной пенке едва заметно дрогнули, выдавая настоящую реакцию альфы.       — Конечно нравишься, Мин, мы же…       — Друзья, — закатил глаза Минхо на эту надоевшую пластинку. Наверное удобно было из раза в раз прокручивать одно и тоже, но омега прекрасно уловил, как ярко взорвалась ваниль в запахе альфы, когда он задал вопрос. — Скажешь, что любому омеге из нашей компании предложил бы вместе провести течку? Или Феликсу и Джи ты тоже таскаешь пончики с клубникой, как мне? Позволяешь носить свои вещи и почему-то забываешь про штаны?       Минхо остро ухмыльнулся, видя смятение на лице Чана и покрасневшие кончики его ушей. Он понимал, что идёт правильной, но очень опасной дорогой, только вот сворачивать было уже поздно.       — Слишком легко согласился стать моим фиктивным парнем, обнимал и целовал меня. А сейчас приготовил какао явно так, как я люблю больше всего: две ложки сахара и корица, правильно? — Омега слишком резко схватил с подноса стакан, делая несдержанный глоток ещё горячего напитка, и пачкая губы в молочной пене, которую жадно слизал, прищурив глаза. — Правильно.       Чан молчал, нервно думая, что лучше бы перевернул эти долбанные стаканы на ковер.       Зачем они вообще всё это начали? Будто не было понятно сразу, что дурацкий план Минхо обречён на провал. А альфа, как последний дурак, поддался и ухватился за единственную подвернувшуюся возможность быть рядом с желанным омегой кем-то большим, чем другом. Пусть эпизодически, но давать волю настоящим чувствам, выпускать наружу, затопившую всё нутро, нежность к вздорному, но такому красивому и милому Минхо. Милому, когда вторая сущность адского создания не брала верх, но даже её Чан всей душой любил.       Он глубоко вздохнул, забивая легкие запахом пряной вишни, и перевёл на ожидающего Минхо взгляд.       — Сразу скажу, что не думал тобой пользоваться, Мин. Просто хотел быть рядом, когда тебе нужна помощь, — проговорил Чан, взглядом сканируя эмоции на лице омеги. Тот не выглядел рассерженным или испуганным, просто немного уставшим и каким-то печальным. — Ты ничего мне не должен и не обязан отвечать на чувства, но они есть, это правда.       Минхо медленно кивнул и с трудом умостил стакан с какао на голых коленях, задумчиво прокручивая на запястье кошачью лапку.       — То, что ты вчера сказал про френдзону — ложь? — Тихо спросил он и зажмурился, не понимая, почему с лёгкой тревогой ожидает ответ на этот вопрос.       — Отчасти. — Поморщился альфа, но заставил себя продолжить. Сам же предложил всё обсудить и сейчас давать заднюю было глупо. — Пожалуй, чтобы кто-то стал моим партнером, ему нужно сначала пройти стадию дружбы со мной. Смириться со всеми загонами, увидеть меня настоящего, а настоящий я мало чем привлекателен. — Минхо удивленно вскинул на него глаза и нахмурился, не понимая. Чан через силу заставил себя говорить. — Ты же знаешь, насколько я иногда неуверенный. И мой перфекционизм, рождённый этой неуверенностью... Делать лучше всех или не делать вообще, а это тяжело. Я устаю, могу срываться, помнишь ведь тот раз, когда я накричал на Инни? А он просто послушал новый трек и похвалил меня. — Чан низко опустил голову, сжавшись и будто стараясь стать более незаметным.       Тот случай всё ещё приносил невыносимую боль и стыд. Он не забыл лёгкий испуг в глазах юного альфы и его от обиды поджавшиеся губы.       Чан бы снова погрузился в своё состояние, если бы не робкое касание к напряженным плечам. Омега мягко гладил его, а потом переместил ладонь на шею, обведя большим пальцем выступающие позвонки.       — Говори, я рядом, — прошептал своим чарующим голосом Минхо и придвинулся чуть ближе, пытаясь успокоить Чана выпущенными феромонами. Пока что он ясно соображал, блокаторы хорошо делали своё дело, жар течки не топил сознание, и омега был благодарен. Он может слушать своего надломленного альфу и будет это делать, пока тому не станет хоть чуточку легче.       — Мне стыдно в этом признаваться, Мин, даже самому себе. А вываливать всё это омеге, которого воспринимаю, как, ну, потенциального партнера, ещё сложнее.       Минхо тихо хмыкнул, пристально рассматривая профиль вновь повесившего голову альфы. Каким Чан иногда глупым был, и при всём своём опыте взрослого мужчины вёл себя как пятилетка. Удивительный альфа Бан Чан и его две крайности, смешанные в одно.       — Чан, — мягко позвал его Минхо и чуть сжал пальцы на шее, заставляя взглянуть на себя. — Ты правда думаешь, что есть что-то, чего я про тебя не знаю? Не знаю, какой ты порой нерешительный и скольких тебе сил стоит, чтобы казаться самым уверенным альфой во вселенной? Как сильно переживаешь за нас и у тебя сводит плечо от невралгии? Или про комплексы из-за внешности? Хотя, говорят, что чем больше у мужчины нос, тем…       — Минхо, заткнись, — очень немужественно пискнул альфа и под тихий хохот омеги спрятал пылающее лицо в ладонях.       — Думаю, я понял тебя, Чан. Сначала друг, потом любовник. Схема, правда, имеет смысл. Хоть ты всё равно не слишком справедлив к себе.       — Теперь мне ещё более неловко от того, что ты знаешь правду. Но это никак не повлияет на наши фиктивные отношения — если ты хочешь добиться внимания Джинни, я буду помогать тебе в этом. Не жалей меня, ладно?       Чан наконец поднял алеющее лицо на Минхо, ожидая ответа, которого не последовало. Омега отвёл взгляд к окну, рассматривая комнату, залитую лучами солнца, и, спустя мгновение, кивнул.       — Я прилягу, если ты не против. Сил из-за течки совсем нет.       Минхо поднялся, одёрнул край футболки Чана, которая едва прикрывала кромку белья, и удалился в спальню.       Проводив удаляющегося омегу взглядом, Чан ещё с минуту потупил на диване и поднялся. Минхо почти ничего не ел с тех пор, как в бессознательном состоянии пересёк порог его квартиры. Поэтому Чан занялся приготовлением завтрака: сделал омлет с овощами, поджарил тосты, в маленькую миску сгрузил пару крупных клубничин и круглые ягодки голубики, снова разогрел какао, сняв противную молочную пенку сверху.       Помявшись у двери с подносом, он не спешил врываться в собственную спальню. Сначала аккуратно постучал, а уже после тихого оклика толкнул дверь.              В комнате царил полумрак, шторы были почти полностью закрыты, пропуская внутрь редкие лучи. От окна приятно тянуло свежим утренним воздухом.       Взгляд Чана не сразу остановился на кровати, но, увидев представшую картину, альфа замер, стискивая пальцами дверную ручку.       Одеяла и подушки были аккуратно разложены на матрасе, сверху их покрывали футболки альфы, а скрученные толстовки формировали четкие границы. Будто Минхо пытался спрятаться от всего мира, уютно устроившись в собственном гнёздышке.       — Мин, прости, я не знал, что ты успел…       — Тише, альфа, ты можешь войти.       Минхо лениво приоткрыл глаза и сжался в крошечный комок, обнимая себя руками. У Чана от такого нежного вида своего всегда решительного друга сладко заныло сердце.       — Я принёс завтрак, поешь обязательно хоть немного.       — Ты самый лучший хён, знаешь? — Невнятно пробормотал Минхо, уже явно погружаясь в сон, но стоило Чану вновь направиться к выходу из комнаты, вдруг вскинулся на подушках, втягивая воздух носом. — Чан, постой. Мне кое-что нужно.       — Мин, нет, — жалобно протянул альфа, боясь повторения вчерашнего вечера.       — Нет, Чан-и, милый, я не об этом, — тут же попробовал успокоить его Минхо и ткнул пальчиком куда-то в район живота альфы. — Дай, мне это нужно в гнезде.       Чан сначала не понял, о чём толкует его друг, но потом догадался — он показывал на майку, в которую был одет альфа.       Размышления не заняли много времени, он просто рывком стянул с себя верх, протягивая омеге напитанную собственным запахом одежду.       И Минхо улыбнулся, принимая ароматную вещь. А потом юркнул к подушкам, вжимаясь в мягкую ткань лицом.       Уже почти выйдя из комнаты, слуха альфы коснулось тихое размеренное мурлыканье, но Чан предпочёл поскорее закрыть за собой дверь, думая, что ему послышалось. Минхо мурлыкал, лежа в сооружённом, на его постели, гнезде? Не могло такого быть.       Правда?..