Как приручить змею

— Мисс Грейнджер, мы вас ждали, проходите! Молодой аврор приветливо улыбнулся и открыл перед Гермионой тяжёлую массивную дверь, на удивление бесшумно. Ей казалось, что всё здесь должно было скрипеть, однако Азкабан оказался тихим местом, здесь почти не было слышно скрипов, шагов и разговоров. В детстве она всегда представляла это место мрачным, сырым и прогорклым, однако изнутри Азкабан больше напоминал каменный мешок, на удивление сухой, тёплый и глухой. Гладкие стены, без единой выщербины, такие же гладкие полы, из чёрного камня, узкие щели-окна, едва пропускающие серый дневной свет где-то под потолком, заканчивающимся высоко над головой. Всё здесь казалось угловатым и неестественным и от долгого разглядывания стен начинала кружиться голова. — Здесь особенная архитектура, — стал объяснять аврор, заметив, как гостья побледнела, — первое время голова будет кружиться. Но потом привыкаешь. — Это какие-то хитрые чары? — Нет, именно архитектура. Экриздис увлекался не только тёмной магией, он отлично разбирался в архитектуре, он создал это место таки способом, чтобы оно могло давить даже без всяких чар. — Его бы талант, да в нужное русло, — вздохнула Гермиона, с опаской разглядывая редкие двери, врубленные в стены. На дверях не было ни окошек, ни ручек и за дверями было тихо. То ли от звукоизоляции, то ли узники просто предпочитали молчать. Если бы кто-то однажды сказал ей, что спустя десять лет, после окончания школы, она будет проводить всё свободное время в подобных местах, она бы серьёзно задумалась над своими приоритетами. Но теперь уже задумываться было поздно. Гермиона уже пять лет работала в подотделе магического правопорядка Министерства, отвечающем за пресечение дискриминации по отношению к магическим существам, сквибам, маглорожденным волшебникам, а также маглам и волшебным животным. Подотдел, состоящий из двух людей, собственно Гермионы Грейнджер и Джастуса Уигглсвэйда, отвечающего скорее за журналистскую сторону их работы. А всё началось с её желания помочь домовым эльфам. Позднее — себе подобным, маглорожденным. К сожалению, после войны, законы не поменялись настолько быстро, насколько хотелось. И хотя в открытую маглорожденных никто уже не смел принижать, в мире существовало ещё очень много скрытой дискриминации и Гермиона теперь боролась с этим так усердно, что почти всё своё время проводила на работе. — Как видите, после отстранения дементоров от охраны Азкабана, здесь стало существенно спокойней, — аврор толкнул ещё одну незаметную дверь и они вошли внутрь комнаты, стены которой были выкрашены в лимонный цвет. Внутри Азкабана лимонный цвет на стенах казался настолько неестественным, что Гермиона даже зажмурилась с непривычки. — А это наш медицинский блок, открыли в прошлом году, чтобы всё по правилам было. Так что если кто заболеет, его ждёт лимонотерапия. Жёлтый цвет улучшает настроение, между прочим. — Медицинский блок, это здорово, у вас есть штатный колдомедик? — В основном ординаторы из Мунго, нанимать сюда постоянного колдомедика невыгодно, его услуги требуются не так уж часто. Но всё равно, это большой шаг к тому, чтобы Азкабан стал цивилизованным местом для содержания девиантных элементов. — Мистер… — Уилфорд. — Мистер Уилфорд, — Гермиона слегка понизила голос, — я нагрянула к вам с инспекцией, потому что мне поступила анонимная жалоба. Якобы на территории Азкабана происходят противоправные действия по отношению к заключённым нижнего уровня, по отношению к особо опасным элементам. — Давайте пройдём на нижний уровень, мисс Грейнджер, вы сможете убедиться своими глазами в том, что жалобы не обоснованы, я провожу вас до лестничной клетки, там вас встретит мистер Найлс, так как мой доступ на нижний этаж ограничен. Жалоба поступила к ней анонимным письмом ещё месяц назад. И таинственный отправитель даже назвал конкретного заключённого, под «нулевым» уровнем. Гермиона прекрасно знала, кого именно содержали в Азкабане под этим номером, поэтому она отложила письмо в сторону и не стала предпринимать никаких действий. Всё, что могло касаться Волдеморта, десять лет тому назад заточенного в Азкабане, было строго засекречено, следовательно любая жалоба могла быть провокацией, попыткой кого-то из его, ещё оставшихся в живых, тайных почитателей, поднять шумиху, или что ещё хуже — каким-то образом помочь своему Господину сбежать из темницы. Почему Волдеморт собственно не был казнён? Основной версией было то, что казнь поцелуем дементора была отменена ещё до того, как закончилась вторая магическая война, следовательно по закону применить её к Волдеморту было нельзя. Других смертных казней в волшебном мире Британии предусмотрено не было. Несколько слушаний, состоявшихся по поводу Волдеморта, закончились тем, что Министерство решило показать гуманность и цивилизованность англичан, как народа, и приговорить ренегата к пожизненному заключению в Азкабане, на «красном» уровне, под усиленной охраной. Это должно было продемонстрировать, что Волдеморт обычный преступник и Министерство более не боится его настолько, чтобы непременно казнить. Гермиона в эту версию верила не слишком. Она предполагала, что Министерство опасалось, что крестражи не были уничтожены до конца, а значит убийство Волдеморта просто-напросто могло привести к его развоплощению, и последующему воскрешению. Эта версия была жуткой, но правдоподобной. Первые несколько лет спокойно спать она не могла, зная, что чудовище до сих пор живо и потенциально может однажды оказаться на свободе. Однако, за десять лет не было предпринято ни единой попытки бегства, все его сторонники были пойманы, и время успокоило тревогу, вернув миру обычную жизнь, без кошмаров и тревог. Даже Гарри успокоился, хотя ему пришлось тяжелее всех. Теперь он с шуткой говорил о том, что живой Волдеморт держит его в тонусе и заставляет совершенствовать свои навыки магии, чтобы в случае чего, снова поставить засранца на место. Почему же всё-таки спустя месяц она отреагировала на жалобу и приехала сюда с инспекцией, хотя раньше она в принципе никогда не посещала Азкабан и не следила за тем, чтобы права заключённых никто не нарушал? Наверное, здесь сработал её синдром отличницы. Привычка хорошо выполнять свою работу. Есть жалоба — нужно проверить. А может быть к этому примешалось ещё и любопытство. Про Волдеморта забыли. Нигде не мелькало в заголовках газет его имя. Никто, даже шёпотом, не разговаривал о нём, будто его никогда не было. На нижний уровень Азкабана пускали только невыразимцев и всё, что происходило там — было строго засекречено. И теперь, когда у неё появилась законная возможность увидеть своими глазами то, что было засекречено, она просто не могла удержаться. Кроме того, возможность увидеть свой ночной кошмар, была шансом так же его преодолеть и победить. Если она увидит, что монстр действительно повержен, то страх пройдёт. Пройдут ночные кошмары, в которых Беллатриса раз за разом вырезала на её предплечье то роковое слово, развязавшее между волшебниками не одну войну. Пройдут кошмары, в которых Волдеморт сбегал из Азкабана и приходил к ней в дом, чтобы убить.

***

Тощая фигура, расположившаяся на узкой кушетке, могла показаться обманчиво хрупкой. Он, кажется, спал, свернувшись клубком и явив миру свои равнодушные костлявые лопатки. Но стоило только Гермионе войти в тюремную камеру, запертую на десятки сложных магических замков, и он сразу же зашевелился. Тяжело, медленно, как-будто ворочался какой-то огромный грузный монстр в своём логове. Первым делом он быстро высунул наружу кончик раздвоенного языка, как ящерица, или змея, язык быстро попробовал воздух и спрятался между тонких потрескавшихся губ. Он их услышал, почувствовал, он почувствовал липкую волну ужаса, охватившую его посетительницу, и слабый отголосок отвращения, который испытывал сейчас её спутник. Заключённый тяжело опёрся локтями о кушетку и принял сидячее положение. Теперь можно было заметить, что он прикован к толстым железным кольцам, вмонтированным в стену, так, чтобы его руки не могли получить слишком много свободы для движений. Он мог лишь лежать или сидеть, но он не мог встать. Тяжёлый костяной ошейник висел на тощей синюшной шее, добавляя человеку сходства с бешеной собакой, которую посадили на цепь, чтобы уберечь случайных прохожих от нападения. Гермиона бы его ни за что не узнала, эту тощую мумию, со свалявшимися, торчащими в разные стороны волосами. В конце-концов у него был нос, и хоть он был бледен, как простынь, его кожа не напоминала змеиную чешую. Только глаза, с узкими вертикальными зрачками, как два красных угля, глубоко запавшие, злые, глаза остались прежними. Она узнала его по глазам, и когда он высунул наружу кончик узкого раздвоенного языка, она почувствовала, как к горлу подкатила тошнота. Голова начала кружиться. — Он выглядел несколько по-другому с момента нашей последней встречи, — Гермиона разговаривала шёпотом, как-будто громкий звук мог взволновать и разозлить это, закованное в цепи, чудовище — Крестражи, — сказал невыразимец, — после того, как их уничтожили, его душа вернулась в тело и повернула мутации вспять. Гермиона с неприятным ноющим чувством подумала о том, что Волдеморт частично оставался змеевидным, а значит её теория о крестражах могла быть правдивой — если возвращение частиц души могло трансформировать тело обратно, значит для полной трансформации требовались все осколки. Они уничтожили семь крестражей. Сколько ещё их могло остаться? Два? Глаза и змеиный язык? В камере было темно и тесно, кроме кушетки здесь был лишь умывальник, расположенный у изголовья так, чтобы узник мог до него дотянуться, не вставая с кушетки. — Как видите, он вполне жив, санитарные условия в камере не нарушены, вентиляция наличествует. Разумеется, вы понимаете, что ограничение в подвижности, и некоторых других базовых потребностях — меры предосторожности. — Да, конечно, — она кивнула головой, стараясь не глядеть больше на узника под нулевым номером. Он молчал. Два красных глаза со зрачками-прорезями бесстрастно изучали людей, решивших навестить его здесь. Язык снова высунулся наружу, словно человек, сидящий на кушетке, пытался понять, кем были эти люди. Несмотря на ошейник и браслеты на руках, призванными подавлять его магию, в воздухе всё равно висело что-то тёмное, тяжёлое, что-то едкое и колючее, словно часть его силы просачивалась наружу и делала это место похожим на склеп. — Я не знала, что существуют ошейники-ограничители. — Вынужденная мера, вообще-то принято использовать только браслеты. Но, учитывая магическую силу данного субъекта, мы были вынуждены специально для него сконструировать ещё и ошейник. Браслеты пропускали часть силы, они не в состоянии удержать его, даже тогда, когда мы надевали их ещё и на его ноги. Ошейник из кости Аравийского чёрного дракона, эти существа невосприимчивы к магии, а их кость способна впитывать и поглощать даже самые сильные всплески. Найлс подошёл к кушетке, протянул руку и просунул два пальца между шеей узника и ошейником. — Как видите, шею он не сдавливает, надет свободно. Никаких нарушений. Волдеморт слегка дёрнулся, когда Найлс протянул руку, однако его лицо оставалось каменным. Гермиона с подступающей к горлу тошнотой заметила, что монстр совсем не моргал, хотя пряди его нечёсаных волос, спадали на лоб и лезли в глаза. Это должно было ему мешать, но он, как-будто, не обращал на это никакого внимания. — Вы позволите мне пару минут провести наедине с заключённым? Закон требует, чтобы опрос был проведён без присутствия третьих лиц, которые могли бы повлиять на ответ опрашиваемого. Красные глаза внимательно наблюдали за тем, как Найлс возвращается к Гермионе. Они придавали его вполне человеческому лицу неестественности и зловещести, и когда он раз за разом пробовал воздух своим змеиным языком, он становился похож на демона. — Нулевой не разговаривает, мы пытались его заставить, но тщетно, — стал объяснять невыразимец, — сыворотка правды не действует, легиллименция тоже, он слишком хороший оклюмент. Найлс украдкой вытер вспотевшие ладони о мантию и слегка вздрогнул, когда узник снова зашевелился и лёг на спину. Красные глаза не мигая равнодушно уставились в потолок. Он чувствовал липкую пелену страха, — посетительница была напугана до смерти, и он ощутил слабое удовлетворение от того, что спустя годы всё ещё мог вселять ужас в сердца людей. — Но вы, конечно, можете попытаться опросить его, вдруг ответит. Старайтесь не смотреть ему в глаза дольше трëх минут, вы даже не почувствуете, если он применит к вам легиллименцию. Близко не подходите. Найлс вышел из камеры и прикрыл дверь. — Заключённый номер нулевой, вы меня слышите? — спросила Гермиона, почувствовав, что её голос стал выше и тоньше. Волдеморт ничего не ответил, он продолжал пялиться в потолок, однако, его плечи слегка дрогнули, что свидетельствовало о том, что Гермиону он слышит. — Я Гермиона Грейнджер, представитель отдела магического правопорядка. Дохлый номер. Она почувствовала себя полной дурой, которая зачем-то пыталась выяснить у Волдеморта, не нарушают ли здесь его права. Права. У него вообще не должно было быть никаких прав! Никаких явных нарушений она не увидела. Заключённый, пожалуй, был до жути худой, но это могло быть следствием чудовищных мутаций, когда-то поразивших его тело. Он выглядел спокойным, высокомерным и злобным, он демонстративно лежал и смотрел в потолок, вместо того, чтобы принять сидячее положение и всем своим видом давал понять Гермионе, что её здесь не существует. Слабая волна раздражения смешалась со страхом, который она испытала сразу же, едва только вошла в его камеру. Страх притупился и, добавив в голос решительности, Гермиона громко сказала: — Если у вас есть какие-то жалобы на условия… вашего здесь существования, то вы могли бы озвучить их сейчас, и возможно Министерство рассмотрит их, чтобы решить вашу проблему. Ответом ей было молчание. Ну да, конечно, он не разговаривал ни с кем, а вот с ней — с Гермионой, непременно заговорит. Он, вероятно, даже её не помнил. Подумаешь, какая-то ничтожная грязнокровка. Сколько таких же, как Гермиона, он убил когда-то? — Чтож, раз жалоб нет, то я вас покину. Гермиона развернулась и пошла к двери. Она услышала слабый шум за спиной, и резко оглянулась, на всякий случай вынув из рукава мантии волшебную палочку. Однако испуг оказался напрасным, Волдеморт всего-лишь повернулся на бок, лицом к стене и, вероятно, собрался продолжить спать. Чтож, если она надеялась, увидев его, избавиться от своих страхов, то ничего не получилось. Сердце стучало где-то в горле и Гермиона чувствовала себя разбитой и несчастной. Что-то мешало ей уйти. Она рассеянно смотрела на заключённого, а потом, вдруг, подумала, что это её последний шанс, ведь она сюда не вернётся больше. Последний шанс снова убедить себя в том, что монстр лишён зубов и когтей и больше никогда не сбежит. Ей было необходимо убедиться в том, что он осязаем, надёжно скован и не сумеет просочиться бесплотным духом сквозь щель, чтобы сбежать. Преодолев внутреннее сопротивление, она приблизилась к кушетке и, словно под гипнозом, протянула руку, дотронувшись до его спины. Волдеморт резко вздрогнул, вскочил и зашипел, как потревоженная змея, решившая атаковать жертву. Гермиона отшатнулась и, от неожиданности, упала, больно стукнувшись копчиком о каменный пол. К счастью, она не закричала, так как крик застрял в горле, она лишь сдавленно пискнула. В противном случае сюда вбежала бы охрана и застала бы её в несколько глупой позе, к тому же ей совсем не хотелось, чтобы Найлс узнал, что она нарушила инструкцию и подошла к заключённому близко. Гермионе показалось, что её сердце остановится от страха, она зажмурила глаза, но быстро поняла, что Волдеморт в любом случае прикован к кушетке, а значит он не может до неё добраться. Она открыла глаза, но вставать не спешила, потому что боялась, что ноги подкосятся и она снова упадёт. Волдеморт продолжал шипеть. Он забился в угол кушетки, вжался в стену и смотрел теперь оттуда на Гермиону своими жуткими глазами, на дне которых плескалась ненависть, смешанная со страхом. С некоторым удивлением, девушка поняла, что эту реакцию больше можно было описать, как испуг. Кажется, он испугался её прикосновения не меньше, чем она боялась сейчас его. Это было немного странно, когда Найлс просовывал пальцы между шеей и ошейником — он реагировал совершенно спокойно. — Извините, я… Гермиона встала с пола, и сделала шаг назад. Волдеморт перестал шипеть, когда она примирительно подняла руки, и показала пустые ладони. — Я вовсе не хотела вас м… потревожить. Ненависть, источаемую заключённым, можно было ножом резать. И чем примирительней голос пыталась сделать Гермиона, тем гуще становилась эта ненависть. — Убирайся отсюда, мерзкая грязнокровка, — шёпотом просипел Волдеморт из своего «укромного» угла. — Ты отравляешь воздух в камере своим присутствием! Он больше не выглядел испуганным, Гермиона решила, что ей показалось. Очевидно, он её узнал. И это его разозлило, ведь до него посмела дотронуться и осквернить тем самым грязнокровка. Не то, чтобы Грейнджер разозлили эти слова, другого от Волдеморта ожидать не приходилось, скорее её испугал этот чёрный концентрат ненависти, который скопился в воздухе. Она никогда ещё не сталкивалась с такой бездушной тяжёлой ненавистью, что-то чёрное и стылое смотрело на неё из запавших глазниц. Она не хотела больше находиться в этом месте, поэтому поспешила исполнить «волю» бывшего Тёмного Лорда, и буквально выскочила за дверь, чуть не сбив с ног Найлса. — Как всё прошло? — спросил невыразимец, — вы убедились в том, что нарушений нет? — Всё отлично, мистер Найлс, — Гермиона пыталась отдышаться и взять наконец под контроль свои нижние конечности, всё ещё подкашивающиеся и норовящие снова низвергнуть её на пол. — Вам будто нехорошо, — сказал Найлс, обеспокоенно глядя на девушку. — Вы посмотрели ему в глаза слишком долго? — Нет, нет, всё хорошо. Просто… он оказался весьма резок в выражениях. — Что? — Нахамил мне и… — Он с вами разговаривал? — Да, я бы не назвала это приятным диалогом, но… — Он с вами разговаривал?! — вид у Найлса сделался взволнованный. — Что? Что он вам сказал? Гермиона почувствовала раздражение от глупых вопросов. Ну что ей могло сказать это чудовище? Ей нужно было поделиться с Найлсом тем, что Волдеморт обозвал её грязнокровкой и напугал до смерти, заставив отбить себе копчик и задницу? Однако, первичный испуг стал проходить, и Гермиона всё-таки сообразила. Вспомнила. «Он не разговаривает, мы пытались его заставить, но тщетно.» А с ней, выходит, заговорил? Волнение Найлса стало понятным. Невыразимец уже послал телесного патронуса, чтобы связаться с другими. Практически сразу к ним прибыло три человека, на их лицах, как и на лице Найлса, были маски, они начали возбуждённо переговариваться, и дружно вошли в камеру Волдеморта. Найлс, вместо того, чтобы проводить Гермиону к выходу, только кивнул ей головой, прощаясь, и, видно, подразумевая этим, что выход она найдёт сама. Снаружи её ждал Уилфорд. Он не стал спрашивать, как всё прошло, однако, заметив, насколько бледна и напугана Гермиона, предложил показать ей буфет для персонала. Гермиона машинально согласилась, у неё всё ещё тряслись коленки и она думала о том, что наощупь он оказался вполне настоящим. Горячая человеческая кожа, обтянутая полосатой тканью. тюремной робы. Самая обычная спина. Никаких щупалец и шипов. Но почему ей всё ещё так страшно? Не потому ли, что монстр её узнал? Откуда ему знать, что она — маглорожденная? Он знал, кто такая Гермиона Грейнджер, очевидно, он её помнил. От этого становилось не по себе, потому что эта ненависть в его взгляде совершенно точно давала понять, что от убийства его останавливали только оковы. Даже подавляющий магию ошейник не был бы преградой — Волдеморт придушил бы её голыми руками, как магл. И зачем только она до него дотронулась… Почему, начав нарушать правила на первом курсе, она с тех пор так и не могла остановиться?! Впрочем, Гермиона немножечко успокоила себя тем, что заставила монстра говорить, а значит немножечко помогла невыразимцам с их работой. Инспекция была проведена не зря.