Заточенные

В следующий раз Ремус проснулся от громких голосов снаружи. Он лежал, свернувшись в невозможную позу. Остывший завтрак стоял в изголовье клетки. Внезапно дверь за спиной раскрылась, ударившись о стену. Внешне Ремус остался безучастным, но навострил уши. — Это вам не нужно! Посмотрите только! А сколько возни с ним; и он опасен, — возмущался мистер Стивенсон. — Я лучше знаю, что мне нужно, — раздался незнакомый голос, и что-то встрепенулось в Ремусе. Голос был теплый, такой, до которого хотелось дотронуться, опустить руку как в теплое озеро, но несмотря на это в нем слышались отзвуки стальной непоколебимости. — Если таким образом вы просите больше денег, я готов дать вам больше. — Но люди пришли посмотреть на него сегодня. — Я готов оплатить и эту разницу. — Да вы спятили, молодой человек... — этот тон конферансье был хорошо знаком Ремусу: старик был готов согласиться на сделку. Он тихо усмехнулся, но тут же нахмурился, потерявшись в догадках о том, что происходит. Ясно было только то, что речь шла о нем. — Он сирота к тому же. Понимаете, какую ношу берете на себя? — Либо отдаете его сейчас, либо я уйду и больше никогда не вернусь. Много вам таких предложений поступает? Повисло молчание. Ремус затаил дыхание. С каждой секундой биение собственного сердца отдавалось в ушах все громче. — Черт с вами. Вы разоритесь на нем. — Я не предлагаю больше того, что могу дать. После этих слов ему показалось, что сердце остановилось. Он боялся двинуться лишний раз, как будто это могло его спасти, когда пришел один из рабочих и отворил засов клетки. Смутные догадки о том, что его продали, холодными пальцами ухватили за загривок. Но мистер Стивенсон приказал выползти, и Ремус не мог не повиноваться — иначе бы его достали оттуда серебром. Таким образом, во второй раз Ремус увидел его через год после первого. Когда их взгляды встретились, он почувствовал, как подкосились колени. — Осторожнее. — Он протянул к нему руку, но Ремус успел ухватиться за прутья решетки позади себя. — Скоро его время, — несколько раздраженно пояснил мистер Стивенсон. — Может, на эту ночь все-таки оставите его здесь? Физическое состояние будет ухудшаться, пока не произойдет трансформация. Казалось, что именно в эту секунду тело Ремуса решило действовать без его ведома, иначе он не мог объяснить, почему еле заметно качнул головой. Не надо. Незнакомец правильно считал его эмоции. — Принесите его вещи. Мы уходим сейчас. Мистер Стивенсон поджал губы, затем кинул быстрый взгляд на Ремуса, в котором тот успел увидеть и огорчение, как если бы старику было жалко расставаться с любимой вещью, и облегчение. — Не забудьте про чек, — обращаясь к мужчине, с усталым вздохом произнес конферансье и вышел, оставляя дверь открытой. Теперь, когда Ремус мог рассмотреть его лучше, он заметил, что человек перед ним был моложе, чем он запомнил. Глаза у него были серые, как лондонское небо, подбородок гладкий, свежевыбритый. В его позе чувствовались статус и уверенность. Как породистый красивый пес. Ремус сглотнул и опустил глаза. Несмотря на свой выдающийся рост, он начал казаться себе таким незначительным по сравнению с этим мужчиной. — Тебя зовут Ремус? Из голоса исчезла сталь, и Ремус совсем растерялся. — Да. — Я Сириус. Сколько тебе? Сириус. Такое имя могло принадлежать только избалованному богачу, конечно. Ремус решил, что оно ему не нравится. — Семнадцать. А вам? — Тебе. Обращайся ко мне на «ты». Двадцать три. Тут Ремус оторвал глаза от пола и удивленно посмотрел на него. — Немного. Сириус усмехнулся. — А что, выгляжу старше? — Нет, — смутился Ремус. — Просто... Ты выкупил меня. Ремус думал, что богачи — это обязательно мужчины под пятьдесят, имеющие жену и детей, а еще круглый живот в придачу. Они приобретают таких, как он, чтобы завести себе необычную зверушку, развлечься, посадить на цепь и показывать таким же богатым друзьям. Сириус выглядел совсем не так, хотя Ремус не мог быть уверен, что тот не посадит его на цепь. Он излучал дружелюбие, а взгляд его был добрый, несколько печальный. Ремус боялся быть обманутым этим. Плечо заныло фантомной болью годичной давности, и он немного сбился с дыхания. Знак. Судьба? В любом случае, у него не было выбора. Теперь он принадлежал этому человеку, хотел того или нет. — Большая часть моего состояния всего-навсего наследство, — пояснил Сириус. — Не думай, что у меня дом из золота или вроде того. Дальше разговор замялся, и они остались молча стоять и смотреть друг на друга, пока не вернулся мистер Стивенсон. Мужчины уладили формальности — слишком быстро, на взгляд Ремуса, — и старик протянул Сириусу сверток с вещами Ремуса, коих было немного: пара комплектов сменной одежды, документы и серебряный ошейник. Сириус взял только одежду и бумаги. — Не глупите, ошейник — мера предосторожности. — Это так, — тихо подтвердил Ремус. — В полнолуния меня может удержать только серебро. — Кто сказал, что тебя нужно удерживать? Ремус сглотнул и перевел взгляд на мистера Стивенсона. Тот смотрел на Сириуса с непонятными эмоциями на лице, а потом поднял руки в сдающемся жесте. — Теперь меня не касается, что с ним будет. И ушел, аккуратно и ровно складывая чек в руках на несколько частей. Работники и артисты цирка смотрели им вслед, пока они шли к выходу, но Ремус не обращал внимания ни на кого, пытаясь осознать происходящее. Кажется, его окликнул Питер, но он не мог быть в этом уверен. Когда Сириус вывел его на улицу, Ремус застыл. Да, он грезился ему и о нем Ремус думал большую часть времени; да, он забрал его. Но в его голове Сириус мог быть каким угодно, в реальности же он не знал этого человека, чтобы довериться ему. Быть уверенным, что ничего плохого не случится. Ремус не был счастлив в цирке, но это был его дом, здесь были знакомые ему люди. Он не хотел возвращаться в клетку, но шагнуть в неизвестность было страшнее. Еще несколько часов назад Сириус был не больше, чем взглядом, а теперь забирал его отсюда. Все происходило слишком быстро. — Эй, — Сириус подошел и попытался заглянуть в его глаза, однако Ремус зажмурился, пытаясь перебороть эмоции. — Все хорошо. Обещаю, что все хорошо. Я тебя не обижу. — Откуда ты знаешь? — вырвалось у него. — Что? — в голосе Сириуса прозвучала растерянность. — Про оборотней. — Ремус почувствовал какой-то спазм, поднимающийся к горлу, сглотнул и открыл глаза. Дыхание стало рваным, а в кончиках пальцев отдавалось биение пульса. — Почему меня не нужно удерживать? Взгляд Сириуса был встревоженный. — Изучил вопрос. — Оглянув Ремуса с ног до головы, Сириус встал рядом, мягко обхватил его одной рукой за локоть, а другую положил на спину. Они направились дальше, но Ремус смотрел под ноги и не мог сказать, куда именно. — Не думаешь же ты, что я совершенно не понимаю, на что пошел? Ты не внезапная прихоть богатого чудака, хотя, скорее всего, ты так и думаешь. Через несколько неторопливых шагов они оказались у небольшого двухместного автомобиля без верха — Ремус не разбирался в машинах. Сириус открыл дверь и усадил его на пассажирское сиденье, сам присел перед ним на корточки. — Я тебя не обижу, — повторил Сириус. — Давай переживем эту луну, а завтра поговорим обо всем, хорошо? Ты не пленник и не товар. Мне жаль, что тебя пришлось выкупать, я знаю, как это выглядит. Ремусу захотелось одновременно и фыркнуть недоверчиво, и поверить его словам. — Не то чтобы у меня есть выбор, да? Сириус удивил его, ответив: — Если хочешь, можешь вернуться обратно. Я отменю сделку. Просто... — он опустил взгляд и нахмурился, руки, до этого мирно лежавшие на коленях, сжали ткань брюк, — мне кажется неправильным, что тебя держат в клетке. Ремус моргнул. Что-то теплое растеклось по венам вслед за паникой и страхом, не прогоняя их, но делая слабее. Он не понимал, чего хочет. Может, если бы вместо Сириуса перед ним был кто-то другой, он выбрал бы вернуться. Но это был он. — Мне нужно место, где я смогу провести полнолуние, — только ответил Ремус. Сириус вновь посмотрел на него. Он словно хотел сказать что-то, но потом поднялся, расправил ткань рубашки и молча обогнул автомобиль, чтобы сесть за руль. — Я живу в особняке своего дяди. Это загородом. Дорога займет около часа. Ремус затащил ноги внутрь, закрыл дверь со своей стороны и кивнул. — Дядя? — Он умер. Ремус прикусил внутреннюю сторону щек и потупил взгляд на свои колени. За всю поездку не прозвучало больше ни слова. Солнце начало клониться к закату, когда автомобиль подъехал к двухэтажному особняку. Это был обычный кирпичный дом, может, немного мрачноватый: темно-серый цвет стен и черный шифер крыши, только оконные рамы белые. Солнце отражалось в стеклах верхнего этажа и окрашивало густо-зеленые верхушки деревьев позади дома в оранжевый. Двор был пустой: лишь ровно подстриженное полотно травы расстилалось по периметру. Других домов видно не было. Такая отчужденность от людей могла бы насторожить Ремуса, но его кости уже неприятно тянуло, температура повысилась, а под кожей все зудело в ожидании трансформации. Еще хотелось есть — за весь день в его желудке не побывало ничего, кроме кофе, — но он сомневался, что может попросить Сириуса о еде. Гораздо важнее было то, что скоро луна бросит свои лучи на окрестности, а он не знал, где его запрут. — Куда мне идти? — О, думаю, для начала мне следует показать твою комнату. Потом мы можем поужинать. Ремус нахмурился. — Хорошо. А полнолуние? — А что с ним? — Ты же изучил вопрос, — фыркнул Ремус. — Вон там лес, — Сириус вытянул руку, показывая. — Разве волки не должны быть в лесу? — Обычные — может быть. А я оборотень, и я опасен. — Это я уже слышал. Но здесь нет людей, и ты гораздо опаснее, если тебя держать взаперти. На воле оборотни не так агрессивны. Разве ты не должен знать такие вещи лучше меня? В вопросе не было сарказма, только искреннее удивление. Ремус не знал, что на это ответить. У него никогда не было альтернативы. — Если я кого-то укушу, он тоже станет оборотнем. — Ну, — Сириус развел руками, — клетки у меня все равно нет. Пойдем в дом. Ремус растерялся от такой беспечности. Он совершенно не понимал этого человека и уже начал бояться не того, что вновь окажется заточенным или станет кем-то вроде экзотического домашнего животного, а что Сириус немного не в своем уме и его действия приведут к необратимым, катастрофичным последствиям для них обоих и, может быть, для других. Спорить не стал — отучили. Комната, которую Сириус отдал в его пользование, была просторной, но мрачной, как и сам особняк. Тяжелые кобальтовые шторы почти полностью закрывали окна, мебель была из темного дерева. Кровать с балдахином под цвет штор показалась ему одновременно и излишне вычурной громадиной, и мечтой — он с первого взгляда почувствовал, сколько удобства и мягкости она обещала. У него никогда такой не было. — Нравится? — Сириус заметил его оцепенение. — Комната? Нет, — признался Ремус. Сириус усмехнулся. — Мне тоже не нравится. Прости, у моей семьи довольно... странный вкус. Я только немного переделал кухню и ванную, полностью изменил свою спальню. Другими комнатами не пользуюсь. К слову, в этой иногда остаются на ночь мои друзья, но теперь, боюсь, придется освободить для них другую. Не представляю, если честно, что их там будет ждать. Ремус посмотрел на него. Сириус стоял, облокотившись о косяк двери, и улыбался. — Друзья? — Ага. Больше он ничего не сказал, а Ремус не стал уточнять. — Но мне нравится кровать, — только произнес он. Во время ужина у него жутко разболелась голова, он даже не смог доесть свою порцию. Жар усилился. Ремус переместился на диван в гостиной, и Сириус принес ему стакан холодной воды. — Я могу что-то сделать для тебя? Ремус принял стакан из чужих рук и отрицательно помотал головой. Предложение о помощи прозвучало странно, как будто неуместно, но он не мог думать об этом слишком долго. Когда темнота начала опускаться на землю, Сириус помог ему выйти на улицу. — Ты должен запереть меня, — через силу проговорил Ремус. Ему не хотелось оказаться вновь запертым, вены на шее как будто напряглись в ожидании колючего серебра, но сознание кричало, что что-то не так, требуя привычного. Но клетки не было. Сириус просто отвел его в лес. Ремус смутно помнил дальнейшие события, а когда пришел в себя, то небо уже просветлело. Вокруг стояла мягкая тишина. Ремус приподнялся на локтях. Его тело было местами в земле, влажной с утра. Под ногтями тоже была земля. Но внутри... Ремус не мог сказать, что именно чувствовал, но каким-то образом знал: волку понравилось. Волк был доволен. Он поднял руку к шее и почувствовал только гладкую кожу. Никаких ожогов. Он лег обратно и уставился в небо, а затем рассмеялся. Ремус смеялся и смеялся, негромко, пока из глаз не потекли слезы. На долгий миг все показалось ему таким иллюзорным. Когда он успокоился, деревья зашумели, словно подбадривая. Он отряхнулся, кое-как натянул на себя одежду и направился к дому Сириуса, ориентируясь больше на нюх, чем на память. На мгновение Ремус подумал о том, чтобы сбежать. Сириус так недальновидно, необоснованно и с первой же, кажется, минуты доверял ему. А еще он отдал за него состояние, позволил узнать на несколько часов, как может ощущаться свобода. Поэтому ноги все равно привели Ремуса к особняку. Раннее солнце освещало крышу нежным желтым светом. Сириус, как будто ожидал его уже какое-то время, вышел с заднего двора, укутанный в тяжелый халат. — Как ты? — Они встретились на полпути. Ремус мотнул головой и прошел мимо него в дом. — Хочу спать, — сказал он и упал на ближайшую поверхность, которая оказалась диваном. Ремус свернулся калачиком и моментально уснул, даже не почувствовав, как Сириус накрыл его одеялом и подложил подушку под голову. Проснулся как раз к обеду. Взгляд уперся в темно-зеленую обивку дивана, лицо наполовину было скрыто чем-то мягким и пахнущим теплом и хлопком. Он вытащил руку и ухватился пальцами за ткань, пытаясь понять, где находится. Откуда-то справа потянулись запахи хлеба, мяса и пряностей, и Ремус приподнялся, наконец, вспоминая. Дом Сириуса. Он огляделся. Дневной свет из окон освещал просторную гостиную, делая ее на порядок доброжелательнее, менее траурной. У противоположной стены возвышался камин, зола неаккуратно высыпалась на пол перед ним, но не так, чтобы это требовало немедленной уборки. Несколько растений разной величины в горшках, книжный шкаф, по большей части заполненный газетами и какими-то бумагами, чем книгами. Ящики с неопознанным содержимым, выглядящие так, будто бы в них хранились ненужные вещи, избавиться от которых не доходили руки. У подлокотника дивана, в ногах Ремуса, стояло кресло ему под стать, а рядом с креслом — стеклянный журнальный столик. Было странно просто сидеть здесь и рассматривать чужой дом, словно вмешиваться в чужую жизнь. Половицы скрипнули, и Ремус обернулся. — Доброе... утро? — В широком арочном проеме, ведущем в кухню, показался Сириус. В домашних светлых брюках, серой футболке, с забранными в низкий неаккуратный пучок волосами. — День, вообще-то. Я приготовил обед. Присоединишься? Ремус моргнул. Он молчал какое-то время под терпеливым ожидающим взглядом мужчины, потом нахмурился. — В чем подвох? Сириус легко усмехнулся. — Ну, иногда я не выхожу из спальни часами и перестаю реагировать на мир, потому что занят работой. Забываю купить молоко, там, или сыр. Не открываю дверь, если мне лень вставать, даже когда человек уже ногами начинает в нее долбиться. Джеймс однажды... — Притормози, — прервал его Ремус. — Зачем я тебе? — А, это. — Сириус как будто попытался придумать еще какую-нибудь глупость, но взгляд стал серьезным. Он вздохнул, улыбка исчезла с лица. — Пойдем обедать. Заодно и поговорим. Ремус разрезал кусок баранины, не решившись взять его руками, как привык, думая о том, что теперь ему, по-видимому, придется соответствовать манерам и привычкам Сириуса, когда тот произнес: — Давай проясню сразу. Лично мне ты ни зачем. Я только хотел вытащить тебя оттуда и дать возможность самостоятельно освоиться в жизни. Обычный человек ты или оборотень, неправильно запирать тебя и выставлять как цирковую обезьянку на потеху остальным. — Ремус подумал, что на самом деле он ей и являлся, но не перебивал, продолжая с удовольствием жевать сочное мясо. Не то чтобы в цирке он голодал, но по сравнению с домашней едой, которую готовил Сириус, прошлая еда начала казаться ему пресной. — Пока ты несовершеннолетний, будешь жить со мной. У тебя есть время до осени решить, чем хочешь заниматься дальше. Можешь пройти какие-нибудь курсы, обучиться чему угодно. А когда тебе исполнится восемнадцать, устроишься на работу и найдешь жилье, станешь полноправным членом общества. Встанешь на ноги. Я помогу чем смогу. Удерживать здесь тебя не собираюсь. Ремус долго не поднимал взгляд, пытаясь осмыслить услышанное. Все было понятно, логично и просто. Но Ремус чувствовал, что упускает что-то. Слова Сириуса звучали слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Твоя выгода в чем? Сириус вздохнул. — Ни в чем, Ремус. Я целый год не мог выбросить тебя из головы. Теперь, когда я знаю, что могу сделать что-то для тебя, мне спокойнее. Если хочешь, то моя выгода в этом. Я тоже не мог, подумал Ремус и смутился. — Какие-то вопросы, не касающиеся моей выгоды? — спросил Сириус через несколько молчаливых минут. — Почему ты так вкусно готовишь? Сириус замер, не донеся вилку до рта, и опустил ее обратно на тарелку. Он забавно дернул бровями, сводя их к переносице, а затем поднимая. — Потому что люблю вкусно есть. — Кто тебя научил? Если ты из богатой семьи, то у вас наверняка были какие-нибудь домработницы. — Была одна. И мне с ней общаться было приятнее, чем с кем-то из семьи, так что я часто проводил с ней время на кухне и наблюдал. А когда съехал, Лили принялась меня учить. — Лили? Твоя девушка? — Нет, жена лучшего друга. Хотя я бы сказал, что это Джеймс ее муж, — Сириус усмехнулся. Ремус не понял, что в этом смешного, но постарался запомнить имена. — Где они живут? — Помнишь последние дома за линией города, что мы проезжали вчера, прежде чем оказаться здесь? — Ремус кивнул. — Вот в одном из таких и живут. Но у Лилс есть еще квартира в центре города. Когда работы невпроворот, она остается там. — Кем она работает? — О, Лили владеет небольшим книжным издательством, — гордо произнес Сириус, словно это было его личным достижением. — Джеймс выступил в качестве ее спонсора когда-то, теперь он ответственный по финансовой части. Но остальное — заслуга Лилс. Девчонка знает, как ухватить крепко нужных дяденек за яйца и что нравится людям. Я тоже попался в эту крепкую хватку и уже как два года ее главный редактор. Это впечатлило Ремуса, он даже перестал есть. Во-первых, на его взгляд, книгоиздание было самой интересной деятельностью среди прочих, а во-вторых, благодаря своей профессии Сириус еще меньше походил на типичного в представлении Ремуса богача. — Значит, семейный бизнес. — Да, — хохотнул Сириус, — семейный. Скажу по секрету, Поттеры для меня семья больше, чем моя собственная. Может, однажды ты про это узнаешь. — Он опустил взгляд, и улыбка начала таять. — Но, надеюсь, тебе не придется. Ремусу захотелось спросить, не поэтому ли Сириус поселился так далеко, один. Но не стал. Он лишь надеялся, что за этим не скрывается какая-нибудь темная, как этот дом, история. — Ничего не знаю о своей семье, — произнес Ремус и вернулся к еде. Сириус как будто принялся обдумывать его слова, прежде чем спросить: — А о том, как оказался в цирке? — Ну, — Ремус проглотил кусок картофеля, — родители избавились от меня, когда узнали, чем я стал. Я же не всегда был оборотнем. Плечи Сириуса опустились. — Мне жаль. Ремус пожал плечами. — Мне было пять. Помню только смутно, что был на улице. Почему-то ночью. А потом на меня напал волк. Наверное, так себе были у меня родители. Сириус помолчал немного, а потом свел брови к переносице. — Откуда ты? — Уэльс, — мгновенно ответил Ремус. — Там разве не написано в моих документах? — Я их еще не смотрел. Может, Сириус и был взрослым человеком с домом и работой, но уж слишком часто за эти пару дней, по мнению Ремуса, вел себя неразумно. — Ну, в них нет ничего интересного. А что? — Твой акцент. — Что с ним не так? — Ничего. Просто непривычно. — Ой, сказал тот, кто умрет, если не произнесет каждый звук в слове. Возможно, если бы не усталость, сопровождающая Ремуса каждый раз после обращения и только усилившаяся из-за последних событий, он бы не сказал этого. Но Сириус улыбнулся и тыкнул в его сторону насаженной на вилку помидоркой. — П’шел нах. Это вообще другое. Ремус впервые позволил себе расслабиться и громко рассмеялся в компании Сириуса. Когда их взгляды встретились, он почувствовал что-то странное в груди от того, как Сириус посмотрел на него. Он не мог сказать, как именно, ему такой взгляд не был знаком. Кажется, в этом заключалась его особенность: одаривать Ремуса такими вот взглядами, которые вызывали вопросы и занимали отдельное место в мыслях. — Посуду моешь ты, — сказал Сириус, когда закончил есть, и вышел из-за стола. Ремус покорно кивнул. Возможно, в этом и был подвох. Он посмотрел на стул, где до этого сидел Сириус. Судя по звукам, тот вышел на улицу. Ремус пообещал себе постараться начать доверять ему.