saxum sacrum. (священный рок)

прошла утренняя служба. устало и с тихим выдохом мужчина сел на жесткую скамью, разглаживая рясу. пастор устремил взор перед собой: кирпичные стены, маленькие прямоугольные окна, расположенные практически под крышей. священник носил в себе тяжесть людских переживаний, отчего у него виднелись седые пряди и зачастили сердечные сбои. пастор искренне любил людей, любил им помогать. переживал за детей в школах, радовался за молодожёнов, скорбел на похоронах, однако не было ощущения Бога в глазах исповедующих. не чувствовалось веры в их словах. иной раз мышца в груди сжималась, когда холодные жилистые руки незнакомой старушки сожмут его ладони, видя надежду и спасение в этом грешном человеке, прося Бога сохранить ее детей. правда бывает и так, что стоя у могильной плиты иного родителя или прародителя, читая молитвы за упокой, укрывая старый переплет от дождя, поднимает пастор глаза – а люди , стоя под зонтами в выглаженных смокингах обсуждают наследство, и после лишь опускают свои холодные глаза с тихим шепотом «мне жаль». И благо дождь маскировал слезы его – не от скорби, ведь сердце его было ею полно, как чаша с кровью Христовой на Евхаристии, а от отчаяния. ничто ведь не образумит их , людей, ценить своих близких. пастор забирал зарплату и уходил домой, осознавая, что священник —такая же профессия. на улице капал мелкий дождь, небо было по-осеннему хмурым, дул северный ветер. мужчина быстрым шагом шел домой, плотнее запахивая пальто. слезы разочарования драли горло и нос –не такой жизни он ждал. ранее церковь казалась ему местом святым и далеким. поменяв жизнь на сто восемьдесят градусов пастор напоролся лишь на битое стекло действительности. не смог убежать от прошлого, уже никак не видел будущего и тонул не в настоящем, а в пучине Бытия бессмысленного. не нашёл облегчения, не забыл потерю и никогда не отпустит произошедшее. это одно целое с пастором. это он и есть – рок. в голову неизбежно приходили мысли сдаться- но кому? нет человека, способного выслушать накопившееся. священник думал об этом всю дорогу домой –более он не в силах терпеть эту тяжесть. природа даровала ему проклятие – хорошую память. дверь в квартиру закрылась с тихим щелчком и мужчину обволокла тишина. ни единого звука, только рокот его больного сердца в ушах и одиночество. отчего он так одинок? ведь на безымянном пальце поблескивало обручальное кольцо, в квартире слышался запах обеда и легкий шлейф женских духов, но никто не вышел его встречать. он опустился на тумбочку возле входа. капли дождя стекали по бледному лицу, оставляя холодные дорожки. руки дрожали, и мысли утягивали его на глубину, из которой не было выхода. может, это голос совести? удивительно, что даже совесть идет против него. мужчина разделся и лег на холодную постель. сил не хватало на что-то большее , хотя он планировал практиковаться на скрипке , пока не очень поздно. сон объял сознание беспокойного пастора и тот лишился чувств до вечера. разбудил его приход жены. такой же тихий щелчок .веки Николаса дрогнули. тихий скрип ламината проводил девушку до комнаты, и она закрыла за собой дверь, не заглянув в спальню мужчины. на улице было темно и капельки дождя стекали по оконному стеклу. время нерасторопно ползло к семи вечера и ,превознемогая головную боль от дневного сна, брюнет поднялся к кровати и направился в ванную комнату. лицо в зеркале было помятым. он умылся холодной водой и облокотился на раковину. капли стекали по волосам и лицу, а мужчина все думал о недавнем. что он оставит после себя? из близких людей- только Луиза, и если после смерти люди смогут смотреть на мир как призраки, пока души их не отправились в Чистилище, то Николас не хотел бы смотреть на свои похороны. она наденет черное платье, возьмет две белые лилии , обвяжет их лентой с нанизанной на нее обручальным кольцом и пустит слезу для приличия , шепча «мне жаль» , и будет похожа на тех юношей в смокингах. положит свой букет на холодный камень и больше никогда не вернется, упорхнув от его холодного тела как ласточка из клетки птицелова. значит, совесть его перед ней будет чиста, а совесть самого Николаса обагрена кровью, и смешать Его кровь со своей напоследок- заветное желание. полка над раковиной служила аптечкой. в коробке лежали различные препараты, и имея медицинское образование мужчина мог предугадать побочные эффекты отравления. взяв пару коробок, он завязал волосы в хвост и отправился в спальню. наскоро одевшись, он быстрыми шагами вышел из дома. цель составлялась в поиске места, где маловероятно , что его узнают - ближайший паб или клуб. впервые за двадцать лет он не исполнил вечернюю молитву. любое таинство теряло смысл, жизнь утекала из рук пастора, хотя, можно ли назвать его пастором теперь? так или иначе, жизнь его убегала, гналась куда-то от него и мужчина был не в силах это предотвратить. холодный ветер несколько привел его в чувство и в груди разлилось приятное чувство окрыления – свобода. в закоулке слышалась музыка. Николас завернул за угол и , выдохнув, открыл двери. громкая музыка не смогла заглушить его мысли. все напрасно теперь. –что вы сказали? – улыбчивый бармен протирал стакан и изучающе вглядывался в посетителя. Николас испуганно поднял глаза и прислонил ладонь к губам. он, верно, говорил вслух. –чего-нибудь покрепче... пожалуйста.– пробормотал он себе под нос, а когда официант перегнулся через стойку, дабы расслышать удивительного гостя, мужчина повторил заказ громче и ему стало стыдно. он не пил двадцать лет. сейчас уже ничего не важно. Николас сидел на жёстком стуле и пилил взглядом стакан с остатками абсента. пойло вязало во рту и накатывало тошноту. музыка долбила в ушах, а боль раздирала грудь и голову. он поднял глаза спустя долгое время :вокруг мелькали разгоряченные тела , которые плохо уже владели своим сознанием, рядом с ним, за барной стойкой ,– улыбчивый бармен, который все таки криво покашивался на столь редкого, первого, гостя и такие же тихие пьяницы , которые спали, облокотившись на мраморную столешницу. опрокинутые в себя стаканы алкоголя не возымели эффекта, потому что пил Николас быстро. он не пьянел, однако так хотелось забыться сейчас. в кармане пальто зашуршали пластины таблеток. освободив под стойкой ячейки в блистере, мужчина незаметно засыпал все в рот и запил остатками алкоголя. уже ничего не имеет значения, остается ждать. красноволосый парень маячил перед глазами, привлекая внимание, хотя вокруг него толпились мужчины и женщины, жаждая его общества , ему нужен был тот одинокий брюнет, что хотел одиночества в толпе и помутнения рассудка. –что тебе от меня нужно?–раздраженно прошипел сквозь зубы мужчина, покуда молодой человек приземлился на соседний стул, в глазах все плыло. –самонадеянно думать, что мне от тебя что-то да нужно. от красноволосого юноши исходил шлейф алкоголя, парфюма и чего-то сладко-приторного. соображать давалось слабо. –ты–чертов девиант. юноша разразился громким смехом, драматично утирая слезинку с края глаза пальцем. он взглянул на брюнета поверх солнцезащитных очков. –насмешил, дядь. девиант –тот, кто думает, что не отличен от "общества", которое сам придумал у себя в голове. я лишь живу на полную катушку. с этими словами музыкант опрокинул пару рюмок водки, что поставил на стойку бармен. мысли мужчины становились рваными и лихорадочными. густые брови были нахмурены и он думал про этого юнца. уже ничего не имеет значения. скоро все будет хорошо. сознание ускользало от пастора - хоть он и не мог в полной степени оценить уровень спокойствия мыслей, но впервые за десятки лет не вспоминал. холодными руками он потирал виски. яркий юноша вновь обернулся и , видимо, хотел выкинуть что-нибудь язвительное, он может и выкинул, но ответом послужил мутный взгляд. последнее, что видел Николас было удивленное лицо. смерть придет у нее будут цирконовые глаза.