***
После клуба Рома решил остаться у Сергея. Дискотека оставила на теле Пятифанова неприятный след, по ощущениям похожий на лихорадочный пот. Поужинав курочкой гриль и лапшой быстрого приготовления, они вышли на балкон. — Слышь, а ты хоть траву-то пробовал? Хоть разок? — Сергей вальяжно курил, присев на маленькую табуретку. — Ну, было дело, — нехотя ответил Рома. — Дурное дело нехитрое. Мне вот эта херня вообще не понравилась. Сам эффект какой-то тупой, и хер купишь. Взять этих чушек, которые покупают у Рауфа — это же пиздец. Ямки в земле роют, под заборами прячут, встречаются хер пойми с кем на каких-то пустырях… По мне так лучше просто пивка купить. Или водки. И дешевле, и проще, и вообще… — Ключевое слово — “дешевле”, — расхохотался Сёрега. — Хотя я тоже понять прикола никогда не мог. Пробовал пару раз, да и не вкатило как-то. А тот торчок, Глеб, как будто постоянно обкуренный ходит. Наверняка у него уже мозги в трубочку… — Это хорошо. Легче развести его будет, — Рома злобно сплюнул вниз, целясь в плешивый затылок проходившей по улице бабушки. — Ненавижу таких. Дети богачей, всё у них есть, а они думают, что лучше других. Если бы я мог, я бы всё у него отобрал и отправил бы к нам в Коми, чтоб понял, чем жизнь пахнет. — И чем пахнет жизнь в Мурманске? — Немытым хуем, — улыбнулся Пятифанов. — Но я не из Мурманска, хотя думаю, там то же самое. Вот Москва — другое дело. — Ха, да в вашей пердяевке из развлекухи только пивас глушить, — Сёрега щелкнул себя по горлу. — Ну и с парнями трахаться, конечно. Рома смутился и отвёл взгляд в сторону. Говорить об этом ему было всё ещё неловко. Иногда он представлял, что болен чем-то, что все считают конвенционально трагичным. Например, раком. И Сергей болен тем же самым. А может быть, и Антон. — Ну, чё замолчал? — Серёга толкнул его локтём в бок. — Здесь все свои. — А ты как понял… Что ты. Что тебе. Что тебе это хочется? — Дай подумать, — Сёрега задумчиво почесал рыжую голову. — Раньше никогда меня подобные мысли не посещали. Я ж сам с Урала. У нас на районе и за меньшее мочили. У меня девчонка была — её Юля звали. Красотка, обалдеть, сиськи молочные, глаза такие, что утонуть можно, и жопа… Офигенная, — Серёга грустно вздохнул. — А потом ушла она от меня к другу моему. Сука. А друг тот, додик, сын директора нашего завода металлургического. Я у него в школе кроссовки отнимал, а она к нему ушла, когда ему на восемнадцатилетие “паджерик” подарили. Шлюха. Все они бабы — шлюхи. — Точно, — подтвердил Рома. — У меня тоже девчонка была — Полинка. И тоже к мажорику ушла… Это их бабская блядская натура всё… А я ей… — Да ты не подумай, — перебил его Сергей, — я не поэтому. Мне девчонки нравятся, просто сейчас по-другому на это смотрю. Шлюхой быть для бабы естественно, она же ребёнка рожать будет — вот и ищет того, кто при бабках, кем манипулировать можно будет. А с парнем первый раз я в армии попробовал, — Сергей улыбнулся и налил себе стакан пива, — на флоте это было. Полтора года баб не видел, задрочил всю каюту. Там, если лампой ультрафиолетовой посветили бы, там везде было бы, даже на потолке. Сука, я что только не попробовал, что только я не узнал. И “незнакомку”, и “два в одном”, и фокусы с подушкой. Дошло в итоге до “голландского штурвала”, ну а потом… Знал я, что есть парнишка один, все говорили, сосун он. Защек. — Защек? — машинально переспросил Рома. От знакомого слова по его спине пробежал лёгкий холодок. Хлесткое обзывательство вызвало в его голове воспоминания о том, что произошло в тот день, когда Антон впервые появился в их школе. Холодный мокрый снег, ручей и струйки крови, стекающие по его животу. — Все знали, что сосун он, вафлер. Ну, я и решил попробовать. И я скажу — не зря, сосал он правда отменно. Оно и неудивительно — полтора года и двести членов практики. Парни вообще член чувствуют лучше девчонок, а их жопы — так вообще отдельная песня, хоть и грязновато бывает. А ты, Ромка, тебе-то сосали хоть? — Сосали, — Пятифанов почувствовал, как покраснели его щёки, — и девчонка моя, и ещё… Парень. — Что за парень? — подозрительно улыбнулся Сергей. — Просто парень, одноклассник, — Рома аккуратно подбирал слова, стараясь не выдать своего волнения. — Мы напились с ним. Сначала пива выпили, потом коньяку. А потом начали членами меряться, ну, тут он и решил мне отсосать. Точнее, я сам так решил. Схватил его за патлы и насадил… — Прямо за волосню? — хихикнул Серёга. — Да, а он и не против был. У меня после этого аж синяки на яйцах остались… Болело потом всё несколько дней. — А потом что? — А потом — мы дело провернули. Я, он, и ещё один кореш мой, — неожиданно Рома почувствовал поднимающийся по горлу пузырь. Ему захотелось расплакаться. — Мы бандитов ограбили, замочили одного. Вынесли их кассу. А у меня мать больная, в правом лёгком опухоль была. Нужны деньги были, вот мы сюда и поехали. На эти бабки… — А пацаны там остались? Рома кивнул, протирая слезящиеся глаза. — И бандосы на куски их порезали? — Сергей допил бутылку пива и потянулся за новой сигаретой. — Как будто сюжет кина мне рассказываешь. Сказочник ты, Ромашка. — Схуяли?! — злобно огрызнулся Рома. — Всё так и было. — Ага, — Сергей прислонил могучую спину к кирпичной стене балкона и опустил руку на колено. — Классный вечер, да? Роме захотелось встать и уйти. На улице было слишком душно. Сигареты и алкоголь сжимали горло ещё сильнее. — Отсосёшь мне? — буднично спросил Сергей, закидывая свободную руку Роме на плечо. Его ладонь обожгла Пятифанова как клеймо. Слёзы злости больше не могли прятаться в уголках глаз, стремительно растекаясь по лицу. — Да пошёл ты нахуй! — заорал Рома на всю улицу. — Я не пидор! — Чего? — удивлённо переспросил Сергей. — Я не пидор, — Рома повысил голос до истеричного писка. — Сосать я не буду. Я никому сосать не буду. — Потише, — пришыкнул Серега, поднимаясь. — Да иди ты нахуй, — Рома злобно распахнул дверь балкона и вернулся в комнату. Он кинулся в прихожую и быстро натянул свою затёртую “олимпийку” поверх майки. — Я сосать никому не буду, — продолжал кричать Пятифанов, задыхаясь от слёз. — Я никому не педрила, то есть, никакой не пидор. Идите все нахуй. Сами себе сосите. — Ты чё… Раскрасневшийся Серёга выглядел так, будто увидел перед собой марсианина. — Через плечо, — рявкнул Рома, натягивая кроссовки. — Пошёл нахуй ты, пошёл нахуй Рауф. Все вы… Идите вы… — Я думал, тебе нравится, — Сергей попытался схватить его за руку, но Рома вырвался. — Я ненавижу, — зарычал Рома. — Ненавижу это. Я всё ненавижу. Он с размаху оттолкнул дверь и выскочил в подъезд, оставляя изумлённого Серёгу в квартире. Спустившись по лестнице на улицу, Рома порыскал по карманам и понял, что сигареты он оставил у Серёги. “Плевать, похуй”, — тьма на улице сгущалась, Рома решил отыскать какой-нибудь круглосуточный ларёк. На детской площадке он увидел слепленный какими-то детишками песочный замок. Нелепый, скорее уродливый, чем милый. Одним ударом он снёс все стены, возвращая песок в обычное состояние. Отдышавшись, Рома вспомнил, что круглосутка есть на соседней улице.***
Антон вышел из дома, слегка пританцовывая. Чем дольше он старался не думать об отце Люси, тем сильнее начинал нервничать. Но его напрягал не только незнакомый “товарищ майор”. В каждом лице он видел ехидную ухмылку. Встречаясь глазами с людьми в метро, он чувствовал, что они знают. Знают, что он сошёл с ума. “В психушке меня просто накачают галоперидолом. Там не помогают”. — А ведь ты всё равно сможешь стать великим художником, — нашептывал ему внутренний голос. — Был ведь один парень, немец по имени Адольф. Ему шизофрения только помогала. — Да иди ты, — огрызнулся Антон. Он вспомнил одну из причудливых картин Адольфа Вельфли: гриб с глазами и наполненные бредом круги, похоронный марш здравому смыслу. В последнее время ему часто снилось что-то похожее. — Представь, что напишут о тебе в книгах через сотню лет: парнишка сошёл с ума после того, как связался с школьным хулиганом и убил двух человек. — Я не убивал ни одного человека! Антон понял, что сказал это вслух. Окружавшие его люди заговорчески переглянулись, стоявшая рядом с Петровым голубоволосая девчонка подмигнула парню напротив. “Это не могут быть менты, — Антон пытался мыслить логично. — Да и зачем им меня выслеживать, если я сам иду к ним в руки?” Он нашёл дом Люси не сразу, полчаса он блуждал среди одинаковых домов, пытаясь вспомнить, как выглядел её подъезд. “Может, даже к лучшему, что я опоздаю, может, это мои последние минуты свободы”, — грустно подумал Антон, заходя в подъезд. Люси встретила его в домашней одежде: розовых пижамных штанах и мятой майке с принтом котёнка. Но даже несмотря на простой наряд, на её лице всё равно был довольно густой слой макияжа. — Привет, — она сказала это так, будто они давно знакомы. Будто в квартире не было никого, кроме неё. Антону стало неловко за свой внешний вид. Он готовился к этой встрече, как к походу в суд. Он надел лучшую, выглаженную рубашку, уложил волосы в аккуратную прическу и побрызгался отцовским одеколоном. “Зачем? — от его собственного отражения в зеркале ему было смешно. — Если меня покажут по телевизору, то я хотя бы буду выглядеть не как урод”. — Паап, Антон пришёл, — оглядев Антона с ног до головы, Люси нахмурилась. — Ты выглядишь, как педик-неформал. Мой папка таких не любит. — Не любит? — сдавленно выдавил Антон. — Да шучу я, — Люси улыбнулась и пригласила его в столовую. — Да и какая разница, что он любит? “Товарищ майор” с важным видом сидел за столом, читая газету. Он выглядел совсем не так, как Антон представлял его себе. Вместо чёрной кожаной формы — простая белая майка, в простонародье называемая майкой-алкоголичкой. Вместо тяжелой бульдожьей морды — обычное человеческое лицо. На его поясе не висел взведённый чёрный маузер. У него вообще не было никакого пояса. И всё-таки, он не выглядел, как обычный человек. Антон точно его где-то видел. Его морщинистые голубые глаза, в которых было так много усталости… — Добрый вечер, — отец Люси отложил газету в сторону и протянул Антону руку. — Добрый. Рукопожатие мужчины было мягким, едва ощутимым на ощупь. Рома говорил, что так здороваются только безвольные люди вроде Саши Норкина. — Дмитрий, — мужчина слегка кивнул головой и остановил взгляд на волосах Антона. “Дмитрий”, — Антон вспомнил это имя. Случайная встреча на Печорском вокзале. Его фактурное лицо и длинное чёрное пальто. Он думал об этой встрече в тот день, когда пропал Федя Касаткин. Именно так одеваются все детективы. От этого воспоминания Антону стало плохо. Он был готов развернуться и бежать… — Я же говорила, его Антон зовут, — Люси легонько толкнула его в плечо. — От папки просто за версту пахнет подвалами Кремля, вот бедолагу и скрутило. Петров непонимающе оглянулся на девушку и присел за стол. Несколько раз он с усилием хлопнул глазами, чтобы убедиться, что это не сон. — Антон так Антон, — вздохнул Дмитрий. — Мой том ям сейчас остынет, можно нам начинать кушать? — Можно! — весело кивнула Люси. — Теперь можно. Приглядевшись к еде на столе, Антон заметил, что там не было ни одного домашнего блюда. Азиатская кухня, заказанная с доставкой, роллы, дымящиеся супы с пряно-солёным запахом, деревянные палочки вместо вилок. — Что с тобой? — Люси помахала рукой прямо перед очками Антона. — Ты как будто канат проглотил. — Всё нормально, — сдавленно ответил Петров. — А где вы заказываете всё это? Смотреть на отца Люси ему было страшно. Он чувствовал, что стоит ему повернуться к Дмитрию в анфас, как тот тут же его узнает. — В “Самурае”, мой любимый ресторан суши, — отозвалась Люси, открывая свою коробочку. — Ммм, удончик мой удончик. Гостиная заполнилась аппетитными звуками поглощения еды. Антон открыл свою коробку и увидел там лапшу с мидиями и кальмарами. — Я выбирала на свой вкус, — пояснила Люси, пережёвывая кусочек ананаса. — Тебе такое нравится, Антон? Морепродукты полезны для здоровья, — карий глаз хитро подмигнул, — особенно мужского. — Нравится… Антон принялся жевать мидию, не чувствуя её вкуса, голову вновь заполнял противный шёпот сидящего там червя. “Решили покормить перед казнью, кажется, так принято в Америке”. — Чаю? — спросил Дмитрий. — Будете улун, молодой человек? — Да, спасибо, — сказал Антон, не поворачиваясь. Когда перед ним оказалась кружка с дымящейся мутноватой водичкой, Петров на секунду задумался, а не подлили ли ему туда какого-нибудь яда или снотворного. “Плевать, если бы они хотели меня отравить, подсыпали бы в еду”. — Расскажите о себе, чем увлекаетесь? — бархатный голос отца Люси защекотал ухо. — Эм… Я рисую, — как можно более спокойно ответил Антон. — Поступил вот в академию, жду не дождусь, когда начнутся занятия. Хочу стать художником. — Художник — довольно широкое понятие, — ответил Дмитрий, отхлёбывая чай из маленькой пиалы. — Художник потом может стать дизайнером, или архитектором, или даже реставратором. Вам больше что по душе? Антон ковырнул вилкой кусочек кальмара. Признаться самому себе, об этом даже не задумывался. — Я больше по части написания картин. Когда моё имя будет на слуху, их будут покупать за бешеные деньги. Вот к примеру, Клод Моне. Имея известное имя, ты можешь рисовать даже чёрные неровные квадраты, и это будут покупать. Дмитрий подавился чаем. — Имя заработать непросто. Для этого нужно либо очень много работать, либо чем-то очень сильно выделяться. Хотя, скажу я вам, Антон, вы уже выделяетесь. Антон вздрогнул и против воли вцепился взглядом в пронзительные голубые глаза Дмитрия. Что он имеет в виду? Художник, сидевший в тюрьме? Художник, осужденный за убийство. Совершивший убийство в школьном возрасте. Да уж, возможно, это и впрямь проложило бы ему дорожку к всемирной славе. Антон представил, как на его выставке в Лондоне люди будут проходить мимо картин, изображающих посёлок и лес. “А здесь творчество автора переплетается с непростым периодом в его жизни — полтора года он прожил в посёлке среди леса, кишащего маньяками и зверьми. А вот этот портрет, — экскурсовод указывает тоненькой указкой на одну из картин, — изображает его лучшего друга. Согласно биографии Петрова, именно он помог ему совершить то преступление”. Публика восторженно охает, разглядывая зеленоглазого парня с каштановыми локонами. “По некоторым слухам, они были любовниками”, — хихикнул кто-то из толпы зевак. Губы Дмитрия вытянулись в лёгкой улыбке. — Я имел в виду вашу необычную внешность. У всех творческих людей есть что-то необычное во внешности, — он послал дочери тёплую улыбку. — Люся у меня тоже рисует. — Ну папа! — взвизгнула девушка. — Я же просила меня так не называть при гостях! Дмитрий расхохотался. — Сыграй нам пятую симфонию Бетховена. Люси тряхнула хвостиками, скрестила руки на груди, но всё же послушно отправилась к роялю. Антон уставился на её худенькую спину в розовой майке. Неожиданная мысль прострелила голову. “Красивая…” Тонкие пальцы забегали по клавишам. Водопад звуков резко обрушился на комнату. Дмитрий блаженно прикрыл глаза. Покрываясь мурашками, Антон почувствовал, как музыка волнует в его душе самые потаённые чувства. Чем громче играла мелодия, тем сильнее Антон впадал в какой-то необъяснимый транс. Тысячи эмоций рвались наружу. Перед глазами проплывали события минувших двух лет. Как же ему хотелось… обнять Рому. Как же хотелось признаться во всем. Закончив играть, Люси вернулась за стол. — Прекрасно играешь, — выдавил из себя Петров, не позволяя неожиданной слезе скатиться из глаза. — Ерунда, это ещё в седьмом классе проходят, — Люси фыркнула, но её губы сами собой растянулись в смущённой улыбке. — Музыкант и художник — прекрасный тандем, — усмехнулся Дмитрий, доливая всем чай. — Дай бог, внуки мои тоже будут такими одухотворёнными. — Ну папа! — Люси слегка стукнула по столу кулаком. — А что? Знаете, Антон, а я вот уже на пенсию хочу выйти. Устал я от своей службы. Хочу сидеть, укутавшись в плед, и писать книги. Как раз за годы службы столько историй накопилось. Куда только не забрасывала меня работа. Антон облизнул пересохшие губы. Дмитрий не выглядел так, будто играл с ним в какие-то игры разума. Но всё-таки, до конца расслабиться Антон не мог. — Куда, например? — прохрипел он. — Да много всего, — Дмитрий отложил ложку в сторону и внимательно заглянул Антону прямо в глаза. — Не будешь против, если я перейду на “ты”? Ты родился в Москве? — Да. — А я в закрытом городке в Сибири. С самого детства у меня была мечта — стать детективом. Тогда мне казалось, что это самая интересная профессия в жизни. Я серьёзно не мог понять, почему взрослые люди работают кондукторами, работягами на заводе или просиживают штаны в парткомах. Я мечтал об этом, и вот, моя мечта сбылась, — Дмитрий усмехнулся. — Правда, всё оказалось совсем не так, как я думал. — И как же всё оказалось? — настороженно спросил Антон. — Ох, — вздохнула Люси и демонстративно опустила глаза в тарелку. — Ты ведь знаешь, какие люди живут в маленьких городках? — Дмитрий посмотрел на Антона взглядом, от которого душа ушла в пятки. — Школьные хулиганы — это не самое страшное. Они хотя бы ещё имеют возможность стать нормальными людьми, на дурные поступки их толкают гормоны. А взрослые… Это уже законченные скоты. Мне крупно повезло сохранить хотя бы осколки моей мечты к тому времени, когда я пошёл в армию. Это очень непросто, Антон, сохранить свою детскую мечту, поэтому взрослые люди работают там, где никогда не хотели работать. — Работают ради зарплаты, — тихо согласился Антон. — Это неприятно, наверное. — Наверное, — кивнул Дмитрий. — Хотя, как посмотреть. Если в жизни человека не осталось никакой мечты, разве ему может быть “неприятно”? В конце концов, удовольствие от простых житейских радостей никто не отменял. — Папуля любит философствовать, — вмешалась в разговор Люси. — Я давно ему говорю, что ему нужно написать какую-нибудь книгу или хотя бы статью в журнал “Думающие пенсионеры”. — Пф, не завидую я твоему будущему мужу… — фыркнул Дмитрий. — Так о каких делах вы хотели бы написать? — Антон чуть не поперхнулся улуном от своего же вопроса. “Может быть, он хотя бы всё расскажет перед тем, как надеть на меня наручники”. — Я сейчас работаю в отделе противодействия коррупции. А раньше был в антитерроре. Когда меня перевели, я испытал такое облегчение. И в то же время мне было немного грустно, — Дмитрий отвёл от Антона свои пронзительные глаза, дав Петрову время на передышку. — Террористы — страшные люди, и мотивы, которые ими движут, иногда необъяснимы. У них, как правило, очень тяжелая судьба, и разбирать их дела бывало очень тяжело. Коррупционеры — совсем другое дело. Обычные люди, решившие заработать на яхту, квартиру, машину. Точно так же, как и все люди, которые работают ради зарплаты. Однажды мы взяли одного чиновника из налоговой службы. Бог ты мой, ты бы знал, сколько у него было налички. В шкафах, в кровати, вместо матраса, под половицами… Всё было в наличке. Годовой бюджет Ивановской области. Как думаешь, что хотел купить себе этот человек? — Яхту? — Нет, — Дмитрий покраснел и расхохотался. — Этот парень мыслил не так банально, поэтому и попался. Он хотел купить себе целый остров. Остров в Индийском океане, небольшой, но обязательно с коралловыми рифами и шикарным пляжем. Хотел жить там, как Робинзон Крузо, хотел купить себе пару десятков черных рабов… Бедняга. — Ага, — Антон кивнул. Миллионы острых игл вонзились ему в спину, не давая расслабиться и насладиться молочным чаем. Весь этот рассказ должен был к чему-то его привести. “Но к чему?” — А однажды произошёл ещё более курьёзный случай, — Дмитрий уставился на него немигающим взглядом, улыбка плавно сползла с его лица. — Дело было как раз в том посёлке, в котором ты провёл свои затянувшиеся каникулы. Антон взглянул на Люси, но она не ответила ему ни одним движением. “Сейчас что-то будет”. — Слышал про Федю Касаткина? Хотя, глупый вопрос. Конечно слышал. Новости в посёлке быстро расходятся. Меня пригласили заняться этим делом, но это был всего лишь предлог, чтобы вскрыть большой гнойник. Ты знал, чем он занимался? — Нет, — с трудом ответил Антон. — Такой милый парень, да? Так и не скажешь, что участвовал в крупной афере. Наверное, он и сам не знал, насколько крупной. Местные промышленники вступили в сговор с ребятами из органов, устроили целую сеть по всей республике Коми, отмывали деньги миллионами, тьфу, миллиардами. И этот Федя был всего лишь одним маленьким винтиком в цепочке, винтиком, который кто-то вырвал из механизма, — Дмитрий хитро прищурился. — Знал бы ты, как меня встречали. Вот это была комедия. О моем приезде никто не должен был знать, но, естественно, все всё знали. Когда я приехал в местное отделение милиции, я просто ради интереса решил заглянуть в их туалет, и что бы ты думал? — Дмитрий опять покраснел и наивно прыснул в кулак. — Там была новая туалетная бумага. И дочиста вылизанные унитазы. Я уверен, они закупили эту бумагу в каждый отдел. И отмыли каждый унитаз. Хотя я даже не планировал туда заходить. Этим мне нравятся поездки в провинцию, чувствую себя прямо гоголевским “Ревизором”. — Наверняка Антона встречали так же в той сельской школе, — хихикнула Люси, — с фанфарами и конфетти. — Ой, а я уверен, что нет, — нахмурился Дмитрий. — Одно дело — большое начальство из Москвы, другое дело — школьник-москвич в сельской школе. У него красивые ботинки, он одевается в ТЦ и говорит без мата через каждое слово, волосы красиво подстрижены, все девчонки заглядываются, — он быстро подмигнул Антону. — А как деревенские парни относятся к своим девочкам! Это ведь сокровищница их генофонда. Без них деревня просто вымрет. А ведь она и так вымирает. — На тебя правда западали деревенские девчонки? — серьёзно спросила Люси. — Нет, — махнул головой Антон. В ноздри ударил фантомный запах малиновых духов. Фальшивые духи фальшивой девочки. — Я бы ответил так же, — поддержал Антона отец Люси. — А знаешь ли ты ваших поселковых ментов… Тихонов и… какой-то прапорщик из Украины со смешными усами… Ну, это просто твикс, сладкая парочка, — Дмитрий опять заулыбался. — Они вместе с другими ментами решили повесить дело бедного Феди Касаткина на какого-то местного гопника. Я когда узнал, за голову схватился, ведь тот гопник был уже как месяц мёртв. — Гвоздь? — тихо прошептал Антон. — Гвоздь? — заинтересованно переспросил Дмитрий. — В крышку гроба правоохранительной системы. Но дело было ведь не в этом. На мёртвого бедолагу повесили всех пропавших детей, хотя на самом деле их похищал какой-то жуткий тип… Который работал милиционером в Сыктывкаре. И они, — Дмитрий тихонько захихикал, — они… Чтобы не позорить своих коллег из республиканского центра, повесили почти все висяки на этого парня. Смешнее всего было то, что все всё знали. Каждая бродячая собака знала, кто был маньяком на самом деле, а они пытались от меня это скрыть, ах-ха-ха, — Дмитрию было тяжело говорить из-за смеха. — Они пытались обмануть меня свежей туалетной бумагой, начищенными унитазами, какими-то торжественными речами и дутой статистикой. Только бы я не начал копать глубже. А ещё… Они правда решили, что я приехал ради какого-то обычного маньяка. — А вы… — Антон начал догадываться. — А я приехал из-за денег. Из-за тех денег, которые наше государство недополучило из-за преступного сговора нефтяников, ментов и бандитов. И я всё нашёл. Счастливый подвернулся случай. В тот день, когда в посёлке Сыня пропал бедный Федя Касаткин, в Печоре произошло убийство. Кто-то вальнул из милицейского ПМа сынка местного авторитета, Радика Исмаислова. Как оказалось, Федя был с ним в тот вечер. И у меня появилась хорошая зацепка. — Убийство? — Антон побледнел от страха. Перед его глазами вновь всплыл тот роковой вечер. Безумное рычание Ромы, ухмыляющийся бородач, оглушительный выстрел. — Ага. А этот самый Радик работал инженером в нефтедобывающей компании своего отца. По совместительству он ещё и руководил “ходунками”, такими молодыми парнями, которые открывают счёт в банке на своё имя, через который проходят грязные деньги. Федя был как раз одним из таких “ходунков”. Радик был женат на чудесной девушке, дочке главы местной таможенной службы, а его дядя оказался весьма уважаемым в Республике Коми “вором в законе”, вот такая аристократическая семейка Исмаиловых. Слова Дмитрия застревали в голове Петрова словно камни. Он с трудом улавливал смысл сказанного. “Сейчас он скажет: а теперь расскажи мне свою версию”. Спина Антона покрылась мелким холодным потом. Он взглянул на пластиковый стеклопакет, за которым был виден розовый закат. Он попытался вспомнить, на каком этаже живёт Люси. “На девятом? Или на десятом? А если я не умру, а всего лишь сломаю спину?” Представив себя в инвалидной коляске, Антон почувствовал, как к его горлу подступил неприятный тяжелый комок. “А что, если у меня не получится? Что, если он остановит меня. Нужно бежать, но ведь дверь закрыта?” Он посмотрел на сидящую напротив Люси, на её спокойные карие глаза и томные губы. Оставила ли она ключи в замке? — Вот такая вот невероятная история… — до ушей Антона снова донёсся голос Дмитрия. — Ты, наверное, удивлён? Вам-то по телевизору совсем другое рассказывали. Антону хотелось ответить, что он очень удивлён. Что он шокирован и поражён до глубины души. Но он не мог ответить. У него словно вырезали рот, оставив только зрительные и слуховые нервы. Он не мог даже закричать. — Одно не даёт мне покоя, — Дмитрий вальяжно развалился на стуле. — Что же всё-таки стало с бедолагой Касаткиным? Мы ведь так и не нашли его тело. Федя Касаткин. Глупый кучерявый мальчишка, с которым Антон никогда не сталкивался в школе. Он заговорил с ним первый раз, когда принёс ему миску каши в проклятый гараж. — Я бы тоже хотел это знать, — прошептал Антон, не замечая катящуюся по щеке слёзу. — Антон, — Люси испуганно схватила его за руку. — Ты что? Заметив слёзы на щеках Петрова, Дмитрий прекратил улыбаться и протянул Антону салфетку. — Это я виноват. Увлёкся слишком… Надо ведь… понимать. Он же учился с тобой в одной школе… Может быть, вы даже были друзьями? — Нет, — ответил Антон, вытирая слёзы. — Я почти не знал его. Я просто хотел бы знать… Куда он исчез. — Я тоже, — Дмитрий дружелюбно похлопал его по плечу. — Я тоже. — Зачем ты рассказала ему, что я из посёлка? — взволнованно зашипел Антон, как только они с Люси вырвались из дома. Девушка вызвалась проводить его до метро. На улице вечерело, солнце закатывалось за горизонт, заливая оживлённые улицы города персиково-алым светом. Петрову всё ещё не верилось, что он так просто покинул квартиру Люси. Никакого ареста, никаких телекамер и эскорта до суда. — А разве нельзя было? — Люси захлопала глазами. — Не думала, что это какая-то тайна. Да куда ты бежишь-то так? Антон! Девушка в лёгком платье с воланывыми рукавами едва поспевала за ним. Антон остановился и перевёл дух. Дома Люси больше не было в поле зрения. Петрову удалось выдавить из себя жалкую улыбку. — Да… Извини, я просто… В последнее время сам не свой. Карие глаза Люси внимательно изучали его. — Я заметила. Может, хочешь поговорить? Отойдём на лавочку… Антон вздохнул. За последние годы у него накопилось слишком много тайн. И ни одного человека, которому он мог бы доверить всё. Вернее, был один. Но Рома ясно дал понять, что больше не желает его видеть. Возможно, настал момент доказать себе, что он ещё способен доверять кому-то. Ему хотелось довериться Люси, дочери сыщика. Только бы камень на его плечах стал хоть немного легче. В конце концов, он вышел из её дома на своих ногах. Его не отвезли в тюрьму, не приставили к виску пистолет. Может быть, они и в самом деле ничего не знали. Может быть, Люси не такая уж плохая. Покинув широкую улицу с бесконечными рядами различных магазинов и кафе, они углубились в жилой квартал. На площадке веселились беззаботные дети, Антон с Люси приземлились на нагретую солнцем зелёную скамейку. — Антон, — начала Люси, непривычно посерьёзнев. — Скажи мне только честно. Ты гей? Антон подавился воздухом. — В смысле?.. с чего ты? — В обычном смысле. Сексуальная ориентация твоя какая? — Как это какая? — Антон покраснел. — Обычная. — А Полина мне другое про тебя говорила. Про тебя и твоего “друга”, Романа Алексеевича, или как его там. — И ты ей веришь? — возмущённо крикнул Петров. — Теперь верю, ха-ха, — захихикала Люси. — Ты так покраснел, ах-ха-ха. Так значит, это правда? — Не правда! — огрызнулся Антон. — Почему ты ей веришь, ей, а не мне? — А может, ты просто холодный, как айсберг в океане? Поэтому ты такой недоступный, как ангел в небесах, как журавль в небе. Столько я вокруг тебя порхала, а ты ни в какую, хотя девушки у тебя никакой и нету. Это очень странно… — Это не странно! — Антон сорвался. — Это обычно, нормально. Я нормальный! Не знаю, что тебе рассказала эта… ведьма, но это неправда. И если ты ей веришь, то ты полная дура! Люси нахмурилась и грустно опустила накрашенные ресницы. Антон никогда не видел её расстроенной. Отчего-то ему стало так тяжело, будто на шею накинули тяжеленное ярмо. — Извини, — торопливо прошептал он. — Сам не знаю, что на меня нашло… Просто так много навалилось на меня в последнее время. То одно, то второе, временами мне кажется, что я просто схожу с ума. Я даже не знаю, могу ли я верить своим глазам. Раньше я видел мир размыто и нечётко, я боялся, — Антон всхлипнул, — боялся, что ослепну. Больше всего на свете. Я больше никогда не смогу видеть мир, никогда не смогу ничего нарисовать. А сейчас мне кажется, что всё ещё хуже. Мне кажется… Что я вижу то, чего нет на самом деле. И другие люди видят совсем другое. Может быть, я и рисую что-то совсем другое… — Перестань, — Люси мягко улыбнулась. — Такое иногда бывает. Мне самой иногда такое мерещится… кошмары снятся и всё такое. Тем более, ты очень быстро напиваешься. А тут ещё нервяки с поступлением. Я больше никогда не буду предлагать тебе алкоголь. — Предлагай, — вдруг ответил Антон. — С тобой я бы хотел выпить. — Правда? — удивилась Люси. — А с Романом Алексеевичем? — Нас с ним многое связывало в прошлом. Разное было, но оно было в прошлом. Рома — это прошлое, — Антон перешёл на шёпот. — А ты — настоящее. — О чём ты? — голос Люси дрогнул. Даже сквозь толстый слой тонального крема было заметно, что она покраснела. — Я думаю, — в горле у Антона пересохло от волнения, — что ты мне нравишься. Ты мне очень нравишься. — Я? — Люси вздрогнула, будто её ударило током. — Слушай… Антон. Антон замер в ожидании. Карие глаза смотрели на него с невообразимой нежностью, как и тогда в машине Глеба, когда он рассказывал ей о Роме. Только её глаза могли излучать такое успокаивающее тепло. Пятифанов остался в прошлом, Федя Касаткин остался в прошлом, ночные кошмары были просто ночными кошмарами. Только благодаря ей. — Ты мне тоже нравишься, — её улыбка сразу же не понравилась Антону. Она была слишком благожелательной. Слишком мягкой для Люси. — Но… Видишь ли… Я уже договорилась с одним парнем. Мы с ним уже ходили на свидание и всё такое… Понимаешь? — Понимаю, — рассеяно кивнул Антон, следя за её пухлыми губами. Люси продолжала в чём-то его убеждать, что-то рассказывать. Мир вокруг начал рассыпаться на мелкие кусочки. Фальшивый мир, пахнущий фальшивыми духами. Густо намазанный тональником, чтобы скрыть лужи с гниющим мусором. — Ты мне очень нравишься… — продолжала Люси. — Но как друг, понимаешь? — Как друг, — повторил Антон. Ему захотелось рассмеяться ей прямо в лицо. — Да! Вообще, не только как друг. Но блин, я просто… — Люси виновато опустила взгляд. — Я просто думала, что ты правда из этих… Я ведь сразу же начала с тобой флиртовать, а ты… Как будто и не замечал. А потом появился Максимка и… Мне с ним было очень даже хорошо. Сам понимаешь, я была бы очень противной шлюхой, если бы начала мутить с двумя парнями одновременно. А Максим… Он мне нравится. — Максим, — горечь комками застряла у Антона в горле. — Понятно. В сумочке Люси зазвонил телефон. Уходя от неловкого разговора, она быстро схватилась за трубку. За секунду улыбка сползла с её лица, глаза округлились от страха. Она напряжённо слушала чей-то торопливый рассказ, отголоски которого доносились до ушей Антона. Петрова раздражало всё: дети, играющие на площадке, истеричный Рома, изменчивая Люси, её отец-следователь. Ему хотелось бросить этот мир, оказавшийся к нему слишком жестоким, обманувший его в лучших чувствах. Дважды. — Антон… — прошептала Люси, отложив мобильник в сторону. — Глеб… Он в реанимации. Её слова доносились до Антона будто из-под воды. Солнечные струи заливали крыши одинаковых панельных домов розовым светом. Антон решил для себя раз и навсегда, что больше он никогда не сможет никого полюбить.