Come into my head

Стыд, смущение, слабый страх и ни с чем не сравнимое удовольствие — все эти эмоции смешались внутри Сынмина, заставляя сердце биться в испуге, а руки дрожать. Джуён под ним дрожит тоже, хватается за простыни, стискивая их до побеления пальцев, и словно старается скрыть от Сынмина своё пылающее лицо за завесой волос. Сынмин прижимается губами к его плечу, Джуён заметно съёживается, и похоже на то, что он пытается уклониться от этого поцелуя, но в противовес этому он подаётся назад навстречу его члену и всхлипывает. Это не похоже на стон или вздох, Сынмин отчётливо слышит в его голосе всхлипы, и он прекрасно знает, что этот всхлип не вызван болью, неудовольствием или же, что было бы ужасно, несогласием. Джуёну нравится то, что Сынмин делает с ним, и из-за этого чувство смущения их обоих становится ещё сильнее. Видимо, вокал и инструментал Джуёна были настолько великолепны, что компания решилась на такой риск. Очень тупой и отстойный риск — добавить его, единственного омегу, в группу к трём альфам и двум бетам. Сынмин не двигается, прижимаясь к спине Джуёна, оставляет второй слабый поцелуй на его плече (Джуён снова ожидаемо вздрагивает словно в попытке отстраниться) и ладонью ведёт по его телу вверх. Джуён дрожит, и прикосновения пальцев к его коже отзываются новыми всхлипами, а после Сынмин касается самыми кончиками его соска, и очередной всхлип обрывается на вздохе. Джуён замирает, напрягается и даже не дышит, и Сынмин, чуть осмелев, зажимает твёрдый сосок большим и указательным пальцем. Сынмин читал, что мужские соски не так чувствительны к ласкам, как женские; конечно, здесь играл свою роль и фактор вторичности, поэтому у омег чувствительность была в разы выше, чем у альф или бет. Но даже зная обо всём этом, Сынмин всё равно не был готов к тому, что такие простые касания вызовут громкий стон. Джуён почти сразу закусывает губы и даже пытается закрыть рот рукой, выпуская из своей хватки постель, и приходит уже очередь Сынмина замирать в оцепенении. Сердце бьётся чуть сильнее, в горле пересыхает, а в ушах всё ещё звучат недавние стоны, тёплой волной спускаясь по всему телу прямо к члену. Сынмин во второй раз сжимает пальцы, прокручивает горошину соска чуть сильнее и одновременно с этим плавно ведёт бёдрами вперёд, скользя членом в жаркое и тесное нутро, и Джуён хрипит в ладонь, пряча лицо в подушке. Вот только его тело говорит об обратном — стоит Сынмину ещё раз толкнуться в него, и он прогибается в пояснице, пытаясь насадиться сильнее, и от этого у Сынмина кружится голова. Неловкость и смущение всё ещё граничат со стыдом и чувством неправильности происходящего, но все эти эмоции перебивает животное желание, выходя на первый план. Взять, сломать, сделать своим, пометить каждый сантиметр тела, заставить кричать и извиваться под собой... Нет, хватит! Сынмин зажмуривается и прижимается лбом к плечу Джуёна, мысленно считая до трёх и пытаясь справиться со своими мыслями. Но сосредоточиться ему не даёт едва уловимый запах ладана и вишни — такой непривычно тяжёлый для омеги, но такой приятный и желанный для самого Сынмина. Слабый запах омеги во время течки, который кружит голову и забивается глубоко в нос, Сынмину до дрожи в руках хочется облизать Джуёна с головы до ног, словно голодной собаке, ему хочется впиться зубами в его бёдра, вылизать дочиста, вынудив кричать от того, как его язык будет глубже и глубже проникать в него, смакуя каждый сантиметр такого соблазнительного тела... В глазах у Сынмина перемыкает до темноты от внезапного прилива горячего возбуждения. Мозг отключается на несколько секунд, не способный думать ни о чём. Сейчас под Сынмином не друг, не коллега и одногруппник, не бывший сосед по комнате, который дрался за любую возможность исключить из своей еды овощи, нет. Сейчас под ним омега — хрупкий течный омега, который дрожит на сбитых простынях, сорванно дышит и тихо поскуливает каждый раз, когда в нём медленно двигается член альфы. Джуён снова стонет и, зажмуриваясь, тихо ахает, когда Сынмин, придерживая за бедро, толкается в него. — Не сдерживайся, — шепчет Сынмин ему на ухо, и Джуён снова прячет от него лицо за волосами. — Всё, что происходит в этой спальне, здесь же и останется. Отпусти себя. — Легко сказать, — шипит Джуён и замолкает на выдохе, когда Сынмин повторяет медленный толчок, прижимаясь к его ягодицам с тихим шлепком — смазки было так много, что она свободно стекала из растянутого входа, пачкала бёдра и оставляла мокрые следы на постели. — Это не в твоей заднице сейчас член. За язвительностью он прячет страх и стыд, Сынмин ощущает его эмоции каким-то подсознательным чутьём альфы, но всё равно не может избавиться от промелькнувшего на мгновение острого желания схватить парня за волосы, намотать их на кулак и проучить за непослушание, вбив в кровать до сорванного крика. Ему нужно успокоиться! Сынмин не должен давать выход сущности альфы, вдох и выдох, вместо волос Джуёна он сжимает кулак на простыни, пока ткань не начинает жалобно трещать, и медленно дышит через нос. Он здесь, чтобы позаботиться о Джуёне. Позаботиться, а не удовлетворить свои низменные потребности. — Ты хоть понимаешь, о чём ты меня просишь? — свистящим шёпотом спрашивает Сынмин и невольно косится в сторону двери. Джуён бледнеет и ёрзает на месте, опуская голову так низко, что его волосы полностью занавешивают красное от смущения лицо. — Понимаю, но ты единственный, к кому я могу обратиться, — выдавливает он, заламывая пальцы. Сынмин чувствует, как от нервного перенапряжения у него начинают дрожать ноги, поэтому вскакивает с места и принимается мерить комнату шагами. — Чонсу-хён и Хёнджун беты, ты сам знаешь, Гониля-хёна как-то стыдно просить, а Джисок... Сынмин останавливается перед кроватью Джисока, на которой сидит Джуён, скрещивает руки на груди и холодно вскидывает бровь. Джуён, словно чувствуя его взгляд на себе, поднимает голову, но почти сразу же опускает её обратно, не в силах посмотреть Сынмину в глаза. — Он мой лучший друг. Как ты себе это представляешь? «Привет, бро, тут такое дело, мне нужно, чтобы ты меня трахнул», так, что ли? Как мне потом дальше с ним общаться? — Ага, а ко мне с таким можно прийти, да? — фыркает Сынмин, но сердце всё равно начинает биться чуть быстрее. Джисок был самым близким человеком для Джуёна, но пришёл Джуён почему-то не к нему, а к Сынмину. — Я тебе доверяю, — тихо, но твёрдо произносит Джуён. — Я и сам не в восторге от... сам знаешь, но мне нужно. Врач сказал... Джуён запинается на этих словах, и Сынмин даже сквозь завесу волос может видеть, как его лицо кривится не то в отвращении, не то в бессильной злобе. — Врач сказал, что ещё несколько периодов на блокаторах, и гормональному фону придёт каюк. Так что придётся отказаться от них хотя бы на пару раз, но без альфы... Джуён сглатывает, и дальнейшие слова произносит с трудом: — Без альфы будет тяжело, учитывая, что у меня ещё никогда не было... ну, этого. Познакомиться с кем-то или пойти в клуб или что ещё делают в таких ситуациях, я не могу, если не хочу, чтобы на следующий день все читатели Диспатч обсуждали, что Ли Джуён из JYP — омега. — Он нервно теребит край толстовки. — Выбора у меня не так много, и тебе я доверяю, так что... Сынмин старается не показать то, как у него перехватило дыхание от его слов. Доверяет настолько, что готов отдать ему свою девственность? Сынмин, видимо, спит, потому что происходящее с ним реальностью назвать тяжело. Где-то на кухне гремит тарелками Джисок, и Джуён вздрагивает, сбрасывая с себя оцепенение, и хватается за подушку, чтобы сжать её в руках. Сынмин приваливается бедром к краю стола, чтобы скрыть волнение. — Извини, — сбивчиво говорит Джуён и ёрзает на кровати, будто собирается уйти, и Сынмин сглатывает, сжимая руки на деревянной столешнице, пока ногти не впиваются в лаковое покрытие. — Извини, давай забудем обо всем этом, я, наверное, напишу Чан-хёну, он... — Я ещё не сказал «нет», — перебивает его Сынмин, и на этот раз застывают они оба. Сынмин не знает, что сейчас чувствует Джуён, но его самого немного потряхивает. Потому что «я ещё не сказал “нет”» звучит как «я обязательно скажу тебе “да”». Что ж, если он альфа, то должен взять всю ответственность на себя и позаботиться об омеге. Сынмин прижимается к спине Джуёна всем телом, ощущая его горячую кожу, убирает разметавшиеся волосы в сторону и целует плечо, едва сдерживая порыв впиться во влажную от пота кожу зубами. Он старается вести себя нежнее, когда ведёт ладонями по его груди, оставляет такие же нежные и осторожные поцелуи на плече, медленно поднимаясь выше к шее, пока губы не касаются горячей мочки уха. Джуён ёжится ещё сильнее и сорванно вздыхает, однако в противовес этому бессознательно прогибается в спине и вжимается своими ягодицами в Сынмина. Сынмин делает слабый толчок. Ещё один и ещё. Джуён напрягается, кусая губы, и тихо стонет. — Тебе хорошо? — шёпотом спрашивает Сынмин и слабо прихватывает его ухо губами. Его ладонь с нажимом проводит по выступившим при вдохе рёбрам, пальцы возвращаются к соску и сжимают его. Джуён всхлипывает. — Давай, унизь меня ещё сильнее, — шипит он, и у Сынмина от этого переклинивает что-то в голове. Он упускает тот момент, когда приподнимается на локте, нависая над спиной парня, а второй рукой хватает его за волосы и грубо оттягивает назад, заставляя откинуть голову. Да что он себе вообще позволяет?! Сынмин изо всех сил старается быть ласковым и заботливым! Он искренне беспокоится о том, чтобы Джуён чувствовал себя хорошо, но этот заносчивый омега никак не может унять свой поганый язык! Пелена перед глазами спадает так же быстро, как и появляется, и Сынмин от ужаса за свои мысли и действия замирает на долю секунды. Он не хотел этого, он вовсе не хотел так грубо хватать Джуёна за волосы, но его испуганное «Извини, пожалуйста, я не хотел этого» перебивается неожиданным стоном Джуёна. Этот долгий низкий стон — самый громкий за этот вечер, Джуён тяжело дышит с открытым ртом, покорно позволяя Сынмину сжимать его волосы в своём кулаке, его глаза зажмурены, а в их уголках вскипают едва различимые слёзы. Сынмин резко осознаёт: Джуёну нравится, что он так груб с ним. — Ещё, — он выдыхает это так тихо, что Сынмин едва слышит, его глаза всё ещё закрыты, а губы дрожат. — П-пожалуйста, Сынмин... Сынмин не знает, что он чувствует сейчас: страх, смятение или же животную страсть, но сердце от этих чувств бьётся так сильно, что сводит с ума. Джуён под ним продолжает загнанно дышать и слабо извиваться, и Сынмин может видеть, насколько сильно сочится смазкой его член, пачкая простыни. Он облизывает губы и, так и не выпуская из своего кулака волосы Джуёна, ещё раз медленно толкается в него. Джуён всхлипывает и стонет снова. По его виску скатывается слезинка, и Сынмин ловит её губами. — Вот так? — Сынмин целует его в пылающий висок и двигает бёдрами, прижимаясь к напряжённым ягодицам. Джуён скулит, пытаясь кивнуть, но Сынмин чуть тянет его за волосы, и сдавленный скулёж перерастает в хныканье. — Да, да, — Джуён облизывает губы, сжимаясь на члене, и теперь стон вырывается уже из груди Сынмина. Он двигается быстрее и резче, отчего влажные и неприличные звуки ударов их тел становятся ещё громче, и Джуён несдержанно хнычет, подмахивая бёдрами ему навстречу. — Пожалуйста, ещё раз, ещё... Что-то тёмное и тяжёлое с утробным мурчанием поднимается вверх к горлу, стоит только Сынмину услышать его умоляющий голос, и он срывается. Это не занимает много времени: отстраниться от дрожащего тела, вызвав недовольное хныканье, перевернуть на спину, а после сжать пальцы на бёдрах до белых пятен и потянуть на себя, заставляя раздвинуть их шире. Джуён от неожиданности ахает и хватается за простынь над головой, его блестящие от выступивших слёз глаза смотрят на Сынмина почти умоляюще, а пылающий огнём румянец на щеках заставляет альфу в груди довольно зарычать. Сынмин сильнее сжимает пальцы на чужой коже, почти впиваясь в неё ногтями, и замирает. К тяжести вожделения в груди примешивается что-то ещё, и он не решается делать что-либо дальше, глядя на Джуёна сверху вниз. Джуён облизывает губы, тяжело дышит, его взгляд скользит по телу Сынмина всё ниже и ниже, и короткий жалобный полустон-полувсхлип вырывается из его горла, когда он видит, насколько он открыт перед Сынмином. — Пожалуйста, — он даже не шепчет это, беззвучно шевеля губами, но Сынмин всё равно слышит. Строптивой язвительности больше нет, Джуён дрожит, дышит с загнанными хрипами, и Сынмин только сейчас понимает, что все слухи об омегах во время течки не были преувеличением. Всего одно незначительное действие, один слабый триггер, оказавшийся тем самым, и Джуён почти за секунду теряет связь с реальностью. Он на самом деле не соображает, что с ним происходит. Его дыхание с каждой секундой всё больше напоминает скулёж, он жмурится, и по вискам тут же стекают слёзы. Сынмин разжимает хватку, осторожно гладит оставленные бледные следы на внешней стороне бёдер и перемещает ладони на внутреннюю сторону, мягко поглаживая и продвигаясь выше, пока пальцы не касаются поджавшихся ягодиц. Там, где мягкая плоть бёдер переходит в не менее мягкую плоть промежности, уже всё мокро от смазки, а аромат вишни становится насыщенее с каждым хрипом, вырывающимся из груди Джуёна. Сынмин чувствует, как рот наполняется густой горячей слюной от желания собрать эту влагу языком, пробуя на вкус. Раз, два, три... Сынмин делает три глубоких вдоха, чтобы собраться с мыслями. Он убеждал себя, что всего лишь помогает другу перенести и облегчить этот неприятный промежуток времени, но сейчас вся его сущность альфы беспокойно дрожит и рычит в предвкушении. Он чувствует себя как дикий зверь, которому помахали перед носом сочным стейком. Его сочный стейк кусал губы, тяжело дышал через раз и шире разводил ноги, пытаясь сильнее прижаться к его пальцам. Чёрт, а Джуён всегда был таким красивым? Сынмин поднимается ладонями по его телу выше, скользит по животу, игнорируя изнывающий член, пробегается пальцами по торчащим на вдохе рёбрам и накрывает твёрдые соски, выкручивая их. От этого движения, пока ещё слабого, Джуён прогибается в спине и хватается за запястья Сынмина, не то пытаясь отстранить его руки от себя, не то прижимая их сильнее к своей груди. Такой разбитый, жалкий и нуждающийся — каких-то пять минут назад он прятал лицо в подушке, краснея от стыда, а сейчас обессиленно пытается прижаться к Сынмину, обхватывая его ногами за пояс, и тихо поскуливает от того, как длинные пальцы играются с его сосками, пощипывая их и оттягивая. «Всё, что происходит в этой спальне, здесь же и останется», — возвращает Сынмин свои же слова, и на секунду темнеет в глазах, когда он мимолётно представляет, что бы он мог сейчас сделать с Джуёном. О, он бы многое мог сделать с Джуёном. От грязных мыслей в животе скручивается горячая спираль, а член предвкушающе дёргается. Сынмин напоследок сильнее сжимает пальцы на горошинах сосков, пока с губ Джуёна не срывается тонкий измученный писк, а после снова возвращает руки на его бёдра, поглаживая и разводя. Ладони почти нежно обхватывают ягодицы, так хорошо умещающиеся в них, но уже через секунду разводят их в сторону, открывая глазам Сынмина весь желанный вид. Он облизывает губы, пристально глядя, как края податливо раскрываются, стоит ему только с нажимом провести большим пальцем по ним, собирая смазку и чуть проникая. Сынмин удобнее устраивается между раздвинутых ног, получая в ответ тяжёлое дыхание с хриплыми постанываниями, придерживает свой член одной рукой, второй оттягивает мягкую ягодицу и головкой проводит по растянутому входу. Она скользит внутрь легко и плавно, и Сынмин прикрывает глаза, когда тесный жар снова обволакивает его. Джуён ахает и подаётся бёдрами вниз, пытаясь принять больше. «Такой сладкий», — проносится в голове, и Сынмин уже не понимает, принадлежат ли эти мысли ему или же дорвавшемуся до желанного плода альфе. Джуён хватает его за руку, ногтями впиваясь в запястье, и Сынмин кусает губы, упираясь второй рукой в подушку около его головы, медленно толкаясь. Ещё раз, и ещё... Осторожные движения постепенно сменяются на резкие и быстрые, от которых крепкое дерево кровати начинает слабо скрипеть, а стоны Джуёна то и дело срываются на крики, уже не заглушаемые ладонью. Он скулит Сынмину на ухо, крепко обхватывая его ногами за пояс, его ногти болезненно расцарапывают Сынмину лопатки, и каждая длинная царапина отдаёт пульсирующей болью. Но Сынмин готов всё это стерпеть, пока его милый омега сейчас так сладко стонет и извивается на сбитой постели от того, как хорошо его трахают. Из еды Юна берёт только салат и яблочный сок, и её скудный обед по сравнению с подносом Сынмина вызывает жалость. Конечно же, виной всему были строгие диеты, и Сынмин бы обязательно возмутился, вот только нагромождение тарелок на его обеденном подносе принадлежало ему только наполовину: Юна всегда ходила обедать в столовую именно с Сынмином, поскольку знала, что может спокойно съесть его еду и не давиться капустными листами. — Итак, держи, — Юна кладёт на стол связку ключей которые тут же исчезают в кармане Сынмина, и в ответ забирает с его тарелки котлету. Всё происходит так быстро, что он даже не успевает увидеть, как мясо исчезает во рту подруги. — Я после тренировки голодная, как собака. Насчёт квартиры не переживай, люди проверенные, я ручаюсь. Как ты и просил, аренда с десятого по пятнадцатое, куда переводить деньги, я тебе напишу в КаТоке. Кстати, а зачем так долго? Целых шесть дней, у тебя гон, что ли? Или течную омегу нашёл? Юна тихо смеётся, будто выдала хорошую шутку. Сынмин мешкает с ответом всего секунду, но ей этого достаточно, чтобы подавиться котлетой и уставиться на него в шокированном изумлении. — О Сынмин! Серьёзно?! — Да тише ты! — Сынмин нервно оглядывается, но в столовой кроме них почти никого, всего пара человек, которые заняты своими делами. Юна шумно вдыхает через нос, продолжая сверлить его возмущённым взглядом, и одним залпом осушает стакан с минералкой. Сынмин грустно думает, что минералка была его, а стакан Юны с соком так и остался нетронутым. — Ты совсем рехнулся, идиот?! — Юна шипит, озираясь по сторонам, и Сынмин вздыхает. — Нашёл время кому-то присунуть, когда у вас альбом через два месяца! Надеюсь, мне не нужно напоминать тебе о необходимости контрацепции? Сынмин давится салатом, который Юна подтолкнула ему взамен его тарелки с курицей, но ничего не говорит, и она продолжает: — И даже если надумаешь с парнем кувыркаться, тоже про резинки не забывай. Сынмин чувствует, как жарко краснеет лицо, и закрывается руками. — Почему я вообще должен всё это выслушивать?! — Потому что вы, парни, все тупые и думаете только одним местом! И я сейчас не про мозг говорю! Сынмин вздыхает, глядя на Юну через просветы между пальцами, пока она невозмутимо наматывает лапшу на палочки. — Странно слышать это от тебя. Палочки так и не доходят до рта, Юна холодно вскидывает одну бровь. — Почему это? Потому что я девушка? По-твоему, девушки не могут заводить разговоры о сексе? — Нет, не в этом смысле, — Сынмин кривится и опускает взгляд на тарелку с салатом. Он снова вспоминает тот злополучный вечер, нервно дрожащие руки Джуёна и его горящее от отчаяния и обиды лицо. Его собственное тоже наливается краской смущения, и только взгляд Юны останавливает его от того, чтобы не приложить к пылающей коже холодный стакан. — Просто... Ты же младше меня! — Но дебютировала раньше, и уже повидала многое в этой индустрии, — Юна пожимает плечами. — Как я, по-твоему, так быстро нашла тебе квартиру? Многие айдолы пользуются таким съёмом во время своих периодов, когда не хотят сидеть на блокаторах. Она на секунду останавливается от сметания курицы с тарелки и в угрожающем тоне наставляет на Сынмина палочки. Тот напрягается, переставая жевать. — Ты мне нравишься, потому что ты покупаешь мне поесть в столовой, — хмурясь, начинает Юна, и Сынмин, крайне воодушевлённый началом предложения, тут же обиженно горбится, едва слышит его конец. — Поэтому не дай бог тебя попрут из твоей группы и агентства только потому, что ты не сумел удержать свой член в штанах! Я найду тебя и закопаю! — Такое ощущение, будто ты со мной общаешься только из-за халявной еды, — обиженно бормочет Сынмин, но Юна даже бровью не ведёт. — И ещё из-за того, что на твоём фоне я кажусь умнее. Может, расскажешь мне про свою омегу? Джуён тянется к крану, но Сынмин перехватывает его руку за запястье, игнорируя недовольное мычание. — Вода и так холодная, — спокойно замечает он, уворачиваясь от брошенной ему в лицо мыльной пены. — У тебя жар, поэтому тебе хочется в холод. Для верности он прикладывает ладонь ко лбу Джуёна, мимоходом убирая влажные пряди назад. Он и в самом деле горит, и даже полная прохладной воды ванна никак не спасает ситуацию. Джуён разочарованно вздыхает и сползает ниже, почти по уши зарываясь в мыло. Сынмин устало зевает и прижимается щекой к холодному акриловому борту. Во всем теле невероятная усталость, а после третьего... раза конечности дрожат, и хочется рухнуть на кровать и заснуть до самого утра, но бросить Джуёна в его состоянии он не может. Так что приходится сдерживать бесконечную зевоту и следить, чтобы Джуён не захлебнулся в ванной. — А я думал, что во время отпуска смогу к тёте съездить, — вздыхает Джуён, позволяя Сынмину лениво играться с его волосами. — Может, закажешь пиццу? Возьми мою карту в сумке. — У нас ещё осталось с прошлой доставки, — перебивает Сынмин и в ответ недовольное мычание зачёрпывает в ладонь мыльной пены и размазывает по лицу Джуёна. Тот начинает фыркать, как рассерженная лошадь, и до Сынмина только сейчас уколом доходит небрежно сказанное «у нас». — Тебе помыть голову? Он не дожидается ответа и тянется к полке с шампунями, выбирая первый попавшийся. Джуён откидывает голову назад и закрывает глаза, когда Сынмин осторожно втирает ему в волосы шампунь. Жар до сих пор не сходит, и Сынмин, массируя у корней, замечает, что кожа его горячая. А ещё Джуён дрожит, изредка замирая, и с явным трудом дышит. — Можно спросить? — нарушает молчание Сынмин, растирая шампунь по длинным волосам. Мокрые пряди в его руках мягкие и приятные на ощупь, Сынмин пропускает их через пальцы, возвращаясь к корням и мягко поглаживая подушечками. — Как это ощущается? Я имею в виду... — Течка? — заметив секундную заминку, спрашивает Джуён. Сынмин, закусив губу, кивает и слышит вздох. — Не знаю. Ну то есть... Как будто грипп, но без соплей и кашля. То жарко, то холодно, всё болит, и... Сынмин снимает пену с волос, но замирает, так и не взяв в руки лейку душа. Джуён кусает губы, не спеша продолжать, но через некоторое время всё же с неохотой выдавливает сквозь стиснутые зубы: — ...Зудит ужасно и всё время хочется в себя что-нибудь засунуть. Несмотря на то, что лицо загорается от смущения и неловкости, Сынмин не сдерживает невольного смешка. Откровенно говоря, смущаться сейчас было нечему, за последние сутки они занимались сексом уже трижды, и любой намёк на смущение должен был исчезнуть. Тем более, после последнего раза, когда сдерживать проснувшуюся сущность альфы было невыносимо. Привкус вишни действительно был сладким, а уж как громко скулил и стонал Джуён, сжимая Сынмина своими ногами, пока он жадно вылизывал его изнутри, потеряв всякий контроль и пытаясь глубже вставить свой язык... Мысли об этом вызывают новый горячий спазм возбуждения в животе, словно это Сынмин переживал свой период гона. — А сейчас... Тебе стало легче? — кусая щёки изнутри, осторожно спрашивает он, смывая шампунь с волос Джуёна, и тот забавно жмурится и фыркает, точно попавший под струю шланга пёс. Он не отвечает, старательно стирая с лица клочья пены, которых не становится меньше из-за обилия мыльной воды в самой ванне, и Сынмин видит, какой яркой краской выделяются его скулы; неизвестно, от заданного вопроса или же от состояния в целом, но он чувствует, что его это начинает возбуждать. Короткое замыкание в голове уже знакомо, от него темнеет в глазах и нестерпимо тянет в низу живота, и в себя Сынмин приходит уже в ванне, стаскивая промокшую майку и откидывая её прочь. Джуён усаживается в ванной, позволяя ему устроиться на твёрдом дне между своих раздвинутых ног, и их губы встречаются в поцелуе — впервые за всё это время. Это странно. Целоваться с Джуёном после того, что между ними уже было — максимально странно, в груди всё сжимается и спирает, будто от удара, когда Сынмин пропускает сквозь пальцы мокрые волосы Джуёна, чтобы за затылок притянуть к себе. В небольшом душном помещении мокрые несдержанные звуки становятся ещё громче, перемежаются вместе с тяжёлыми вздохами, Джуён с покорностью позволяет Сынмину проталкивать язык себе глубоко в рот и едва не хнычет. Он цепляется за Сынмина, гладит его плечи и грудь, переходит на бока, а дальше — на спину, обводя подушечками пальцев все оставленные им лично царапины. Через несколько секунд мыльная пена вместе с водой выплёскивается на пол ванной комнаты, а твёрдый акрил больно врезается Сынмину в расцарапанную спину. Джуён зачёсывает мокрые волосы назад, усаживаясь на него сверху, и снова возвращается к поцелую. На этот раз уже его язык исследует каждый сантиметр чужого рта, и Сынмин слабо постанывает, вскидывая бёдра ему навстречу, вынуждая воду снова вылиться за край. Вода в ванне холодная, мыльная и неприятная. Что удивительно, но даже в этой холодной воде кожа Джуёна кажется горячей и обжигающей, когда Сынмин жадно гладит его под слоем пышной пены, пока Джуён сильнее прижимается к нему всем телом, жалобно скуля в поцелуй. Пальцы на горящих бёдрах сжимаются так сильно, что Джуён тихо вскрикивает, разрывая поцелуй и прижимаясь к плечу Сынмина лбом, но никак не сопротивляется, когда Сынмин чуть съезжает в воду для удобства и одним плавным движением входит в него. Каждое неаккуратное движение приводит к новому всплеску воды, и уже через считанные секунды пол около ванны превращается в настоящее озеро. Сынмин хрипло дышит, жмурясь и кусая губы, толкается в Джуёна и шипит сквозь сжатые зубы, когда тот впивается ногтями в его плечи. От него исходит такой ненормальный жар, что кажется, будто вода вот-вот закипит, но пока закипает только выдержка Сынмина, готовая слететь к чёрту от того, как дрожит Джуён над ним, срываясь на жалобные вхлипы с каждым новым толчком. Секс в воде — самое неудобное занятие в мире, мелькает в голове, когда от резких фрикций твёрдый акрил ванны больно врезается в лопатки. Сынмин откидывает голову назад, затылком прижимаясь к борту ванной, сильнее сжимает пальцы на бёдрах Джуёна и закрывает глаза, не останавливаясь ни на секунду. Если он остановится — он умрёт. Или, что ещё вероятнее, его убьёт Джуён, который прижимается к нему всем телом, дрожит и недовольно скулит всякий раз, когда Сынмин замедляется. Сначала были неуверенные касания. Просто для того, чтобы привыкнуть — как лягушка привыкает к слабо нагретой воде в кастрюле, не понимая, что в дальнейшем эта вода её убьёт. Первое время Джуён напрягался и почти не дышал, когда Сынмин задерживал свои ладони на его теле чуть дольше: ничего такого, что можно было принять за пересечение незримой черты, но иногда в глазах у Джисока мелькало что-то похожее на подозрение, и тогда Сынмин с каким-то непривычным и пугающим раздражением вспоминал, что Джисок тоже был альфой. На смену касаниям пришли поцелуи. Невинные и почти незаметные; Сынмин коротко, пока никто не видит, прижимался губами к плечу Джуёна, когда они вместе убирались на кухне, или украдкой целовал его в затылок, пока они поднимались в лифте на нужный этаж агентства. Он понимал, что согласился на совершенно глупую и безумную авантюру, но им нужно привыкнуть к близости друг с другом, если в конечном счёте они окажутся в одной постели. Лягушка в кастрюле, понимаете? Только теперь этой лягушкой оказался Джуён, постепенно смирившийся с тактильностью Сынмина, направленной на него. По ночам, глядя в потолок и прислушиваясь к сонному сопению Джисока на нижней кровати, Сынмин со слабым страхом думал о том, какой он идиот, раз так легкомысленно согласился на просьбу Джуёна. Пары-тройки найденных в интернете статей дали ему понять, что одним разом дело не закончится. Омега в течке, да к тому же и не имеющий никакого опыта, единожды опробовав на себе силу альфы, захочет этого ещё. Сынмин пялился в потолок, снова и снова крутил в голове их с Джуёном нечеткие образы, нервно сжимал одеяло в ногах и убеждал себя, что это ничего не значит.