Стены

Лёша молчал долго, и Нурлан не торопил его, сидел рядом, держал за руку и ждал. Он почему-то знал, что теперь Лёша не будет играть и нарочно провоцировать его. Они перешли любые приемлемые границы в общении друг с другом, и теперь можно было поговорить по душам. — Он с самого начала сказал, что я ненормальный. Как они и хотели. Я думал, что меня продержат здесь несколько дней или неделю, чтобы напугать, а потом отпустят. Чтоб я перестал их позорить перед соседями и знакомыми, — голос у Лёши был серьёзным и тихим. — Но через неделю никто за мной не приехал, и выпустить меня тоже отказались. Начали давать какую-то хуйню в таблетках, чтобы я не так активно заёбывал их. Лёша замолчал, подтянул к себе ближе ноги, как будто ему было холодно. Нурлан хотел накрыть их халатом, но не решился. — Когда я отказался принимать таблетки, меня в первый раз положили на вязки. Ненадолго. Стукнули, чтоб не сопротивлялся, и привязали в общей палате. Нурлан непроизвольно поджал губы, услышав об обездвиживании. Он несколько раз в своей практике видел, как особо буйным пациентам привязывали руки и ноги к кровати толстыми ремнями или обычными тонкими полотенцами, чтобы они не нанесли вред себе или окружающим. В Лёшином же случае это делалось в качестве наказания, а не чтобы защитить его или других. — Когда меня освободили, я чуть не прибил Кратта. Раскрасил ему ебало и дал по яйцам, — Лёша грустно улыбнулся. — Меня снова уложили, только до этого избили сильнее и привязали к кровати голым, чтоб психи в палате могли подходить, смотреть и издеваться. И нос сломали. Кратт лично попросил об этом, сука. Нурлан посмотрел на Лёшино лицо сбоку, и внутри что-то заныло жалобно и отчаянно. — Почему ты не попросил, чтобы позвонили твоим родителям? Они бы тебя забрали. Лёша усмехнулся и посмотрел на него с иронией в глазах. — Не забрали бы. Я просил, но это будто разговаривать с пустотой. Кратт сказал, что меня считают нездоровым и не заберут, пока я не стану нормальным. Нормальным, — Лёша повторил это слово и снова грустно улыбнулся. — Я не собирался отказываться от того, что думал и чувствовал. Отказывался принимать те ебаные таблетки, специально вызывал рвоту. И лежал на вязках почти каждый день. Целыми ебучими днями. И эти скоты не давали мне пить и есть, чтоб не обсыкался и не просился в туалет. Нурлан непроизвольно глянул на впалый бок Лёши, выглядывавший из-под халата. — Потом я решил, что сбегу. Договорился с одним санитаром посимпатичнее, что отсосу ему, а он меня выведет к воротам. Дальше я тебе уже говорил. Сбежать не получилось. Тогда меня знатно отделали. Перевели сюда, в одиночку. Я не вставал с кровати почти неделю. Не чувствовал ни рук, ни ног. Нурлану захотелось обнять Лёшу, просто показать, что не всем на него плевать, но он снова сдержался. Это было бы странно — сначала он его отымел почти до беспамятства, а теперь хотел лезть обниматься. — Это ты оставлял отметины? — Нурлан наткнулся взглядом на поручень на койке и вспомнил свой недавний визит в палату. — Да. Когда я лежал на вязках, и было уже пиздец как тяжело. Если одна рука была привязана к поручню, я иногда дотягивался пальцем. Чтобы хоть так отвлечься и отсчитывать время. Одна царапина — одна вязка. Лёша нарочно не смотрел на поручень, чтобы не нагонять на себя тоску, а Нурлан внимательно глянул — царапин было безумно много, безумно много дней или ночей, когда Лёша не мог двигаться и лежал здесь в одиночестве. Нурлану вдруг подумалось, что, возможно, он поэтому и не видел Лёшу раньше. Прошло больше двух месяцев, прежде чем он заметил его в первый раз в столовой. — Всё это — уголовно наказуемо, — у Нурлана внутри медленно, но основательно нарастала непримиримая ненависть к главврачу и всему, что несправедливо делали с Лёшей. — Им похуй. Они все повязаны, и никто никого не сдаст. Кратт их всех держит в кулаке. Если кто-то из них проговорится, его объявят сумасшедшим и закроют вместе с психами. Они все здесь ебанутые. Нурлан обдумывал Лёшины слова, и их не стоило недооценивать. Он понимал, если такое происходило в этой больнице и вряд ли только с Лёшей, то медицинский персонал был явно уверен в своей безнаказанности. — Потом я решил играть по их правилам, надеясь, что меня выпишут. Я не матерился, принимал эти долбанные таблетки. Не каждый раз, конечно, но делал вид, что слушаюсь. Кратт донимал меня своими ебучими сеансами, на которых якобы хотел меня вылечить. За каждый отказ признать себя больным или отказ выпить таблетки — опять вязки. И я решил в шутку перерезать себе вены. Нурлан с непониманием посмотрел на Лёшу. — Ты бы знал, как это всё меня тогда заебало. Я не думал умирать, но сделал, что сделал. После этого рубашку с меня практически не снимали. Нурлан посмотрел на валяющуюся на полу смирительную одежду, которая была уже серо-грязного цвета от постоянной носки, и снова нахмурился. Он уже некоторое время думал об одном вопросе, который его часто терзал. — Тебя кто-то трогал здесь? Я имею в виду… — он замолчал, не в состоянии произнести это вслух. — Ебал ли меня кто-то здесь? — Лёша иронично усмехнулся и еле заметно покачал головой. — То есть ты — собственник всё-таки, да? Они мне только мозг трахали постоянно. Ну и это, — Лёша кивнул на фиолетовые синяки. — Кратт запретил им меня трахать. Боялся, что я снова сбегу с чьей-то помощью. Санитарам хватало того, что они делали перед вязками. Некоторые из них явно получали от этого удовольствие. — Ты сможешь показать всех, кто издевался над тобой, и всё детально описать? — Нурлан сильно злился, осознавая Лёшину беспомощность и уязвимость. — Это бесполезно. Им никто ничего не сделает. Да и некоторые из них уже не работают здесь. — Почему я никогда не видел и не слышал об этом раньше в этой больнице? — в голове вдруг сам собой возник вопрос. — Не то, чтобы они сильно скрывались, но они не афишируют вязки. Не всех берут в свой круг общения. И не сразу. Есть ещё несколько врачей, которые обо всём знают. Они тоже никому ничего не говорят. Им всем так удобно. Есть несколько палат, общих и индивидуальных, в которых держат таких больных. — Есть ещё другие пациенты? — Нурлан догадывался, что вряд ли Лёша такой один, но осознавать это было тяжело. — Я не знаю, сколько их. Я видел только нескольких в общей палате. Одного выписали с пожизненным содержанием на таблетках. Ещё один пропал больше месяца назад. Кратт говорил, что он вылечился, и его выписали. Но я не верю, что он вышел отсюда, — Лёша покачал головой. — Если ты принимаешь таблетки и не перечишь, то можешь надеяться, что тебя не тронут. Но даже тогда, нет гарантий. Лёша замолчал на время, а потом начал снова, повысив голос. — Я в рот их ебал. Я не больной и не буду ничего признавать. — Зачем ты их провоцировал в последнее время? Лёша повернул к Нурлану голову, и в его глазах отчётливо можно было прочитать обречённость. — Я устал. Очень сильно устал. Просто заебался. Надеялся, что, может, в очередной раз они не рассчитают силу, и я больше не очнусь. Нурлан сильнее сжал Лёшину руку и поджал губы, чтобы не выругаться. — Почему ты мне сразу ничего не рассказал? — А ты бы поверил? — Лёша посмотрел на него испытующе. — Поверил, — Нурлану казалось, что он бы действительно поверил Лёше. — Я так не думаю. — Почему ты?.. — Нурлан замялся, но взял себя в руки и продолжил. — Почему позволял мне делать с тобой всё это? — Тебе это было нужно, — Нурлан не понял Лёшин ответ. — И мне тоже. Мне действительно нравятся высокие азиаты, как оказалось, — Лёша искренне улыбнулся. — Даже если бы ты меня затрахал до смерти, было бы не так обидно умереть от твоей руки, ну почти руки, а не от этих псевдо-докторишек. А ещё я хотел тебя достать. — И у тебя это получилось, — теперь была очередь Нурлана грустно улыбаться. — Прости… — Не надо, я сам тебя просил об этом, поэтому забей, — Лёша улыбнулся и вдруг скинул с себя халат Нурлана. — Тебе лучше уйти. Скоро может быть обход, и тогда тебе тоже влетит. — Мне всё равно. Я не оставлю тебя, чтобы они снова тебя не привязали. Я поговорю с Краттом и не оставлю это просто так, — Нурлан говорил твёрдо и уверенно, но Лёша только покачал головой. — Меня сейчас уже реже привязывают. Мне кажется, им надоело. Я и так постоянно связанный хожу. Завяжи меня, чтобы всё было, как они хотят. Нурлан не хотел, но Лёша просил его снова и снова, и Нурлан сдался. Надел на Лёшу рубашку и через некоторое время покинул палату, пока не раскрыли его план со снотворным и посещением пациента, с которым главврач ему запретил общаться. В голове почти на все прошлые загадки нашлись ответы, но появились новые вопросы, которые были совсем неприятными. Нурлан понимал, что сразу пойти войной против главврача было глупо, хотя безумно хотелось. Он управлял всей больницей, охраной и санитарами и явно контролировал всё здесь происходящее.

+ + +

Нурлан с трудом дождался начала рабочего дня, чтобы заявиться к Кратту в кабинет. — Мне нужно, чтобы Вы меня внимательно выслушали и сделали что-то, — Нурлан бесцеремонно уселся в кресло в кабинете, главврач вопросительно глянул на молодого врача и отложил документы. — То, что делают с некоторыми пациентами в этой больнице не только неприемлемо, но и уголовно наказуемо. — Вы о чём? — мужчина приподнял бровь и с интересом посмотрел на Нурлана. — Пациентов избивают и привязывают на длительное время в палатах, и Вы в курсе всего этого. — Иногда словами нельзя добиться того, что может сделать физическое воздействие, — Кратт сложил руки в замок и положил их на стол. — То есть Вы признаёте, что пациентов бьют и обездвиживают в качестве наказания? — Они психически нестабильны и иногда агрессивны, это делается для их же блага. — Как будто мы говорим с Вами на разных языках, — Нурлан покачал головой. — Скорее, исходя из разного опыта. Поверьте, со временем Вы поймёте мою точку зрения и будете её поддерживать. — Я очень сильно в этом сомневаюсь. Почему в журналах наблюдения ничего нет о длительной фиксации пациентов? — гнев внутри у Нурлана продолжал наростать. — В журналах есть всё, что нужно и важно для лечения. — Вы искажаете документацию, — Нурлан повысил голос. — Не Вам меня учить, юноша. — Я требую, чтобы Вы вызвали проверку из Министерства, чтобы они посмотрели на методы лечения, — Нурлан скрестил руки на груди и сурово посмотрел на Кратта. — А Вы уверены, что Ваши собственные методы лечения соответствуют медицинским стандартам? — Кратт ухмыльнулся и в упор посмотрел на Нурлана. Тот осёкся, услышав двусмысленный намёк. — Я думаю, что физический осмотр пациента подтвердит мои догадки. И побои, о которых Вы мне тут говорите, возможно, Вы же и совершили. Вы же были его лечащим врачом в последнее время, — Кратт выдержал паузу, а потом снова продолжил. — Вы ещё не поняли, что ссориться со мной не нужно? У меня есть связи в Министерстве, и в больнице никто не будет со мной спорить. Все будут делать то, что я им скажу. Я могу отстранить Вас полностью от врачебной практики, могу уволить и написать такую характеристику, что Вас больше никогда никуда не возьмут. Даже уборщиком в забытую всеми больницу. Кстати, я Вам категорически запрещаю подходить и общаться с этим пациентом. Занимайтесь теми, кто за Вами закреплён. Пока можете, — главврач с довольным выражением лица откинулся на спинку кресла. — Но он не болен, я вообще не понимаю, почему Вы его здесь держите… — Я не буду Вам ничего объяснять. Вы слишком молоды и совсем без опыта. Я уже говорил, что психика человека имеет очень сложное и хрупкое устройство. Он болен и точка. Вы можете идти. Не забирайте моё драгоценное время своими нелепыми обвинениями. Я займусь лечением этого больного сам, — Кратт сидел и долго смотрел на Нурлана, который уходить не спешил. — Мне позвать санитаров, чтобы показали Вам, где находится дверь? — Не трудитесь, — Нурлан резко встал, с силой толкая кресло и опрокидывая его назад. — Вам бы попить успокоительное, работать с пациентами в таком состоянии нельзя, — улыбка Кратта не осталась незамеченной Нурланом, и он снова выматерился, направляясь к двери. — Вам не сойдёт это с рук, — он сказал это через плечо громко, уже выходя в коридор.

+ + +

Каждый день Нурлан искал Лёшу взглядом на улице или в общих комнатах, чтобы хотя бы понаблюдать за ним издалека и знать, что Лёша жив и относительно в порядке. Лёша замечал его взгляды и кидал ответные. Мягкие и тёплые. От прошлой безумной улыбки и шального огня в глазах почти ничего не осталось. Они сменились чем-то абсолютно другим. Это вызывало у Нурлана внутри тепло и сильную привязанность. Нурлан перестал ощущать внутри себя раздражение и вспышки неконтролируемой ярости, которые он иногда раньше чувствовал по отношению к Лёше. Его мучила сильная тревога за этого пациента, осознание своей беспомощности и неспособности помочь и нарастающая ненависть ко всему этому заведению и его медицинскому персоналу. Через некоторое время Нурлан начал замечать, что иногда Лёша выглядел отрешённо, потеряно, и его взгляд был пустым. Иногда он даже будто не узнавал его. Он с ужасом подумал, что, как и обещал Кратт, к Лёше начали применять электрошок. Они не смогли сломать его постоянными побоями и фиксацией и решили воздействовать напрямую на его мозг. Нурлан подходил к Лёше несколько раз, чтобы поговорить, но Лёша реагировал заторможенно, и Нурлана почти сразу отгоняли дежурившие санитары, угрожая рассказать обо всём главврачу. Не думая о возможных последствиях, Нурлан снова отправился к Кратту, чтобы выяснить, что творится с Лёшей, и попытаться как-то повлиять на главврача. Никакие аргументы не действовали, и Нурлан вышел из себя, чуть не ударив его. Нурлана отстранили от врачебной практики на неделю и вообще запретили общаться с пациентами. Он постоянно думал о Лёше и в какой-то момент осознал для себя, что он стал для него больше, чем просто пациент. Как ни странно, но он не испытывал к Лёше жалости. Внутри сидела сильная тревога за Лёшину жизнь и здоровье и что-то ещё, что было намного больше и важнее тревоги. Это чувство одновременно окрыляло его, когда он видел Лёшу, и придавливало к земле, когда Нурлан понимал, что не мог просто так подойти и поговорить с ним, коснуться или погладить. Он в конечном итоге принял это чувство для себя, пусть и не до конца понимал или называл для себя.

+ + +

В один из дней, когда отстранение Нурлана от врачебной практики закончилось, один из его пациентов во время обхода посоветовал ему после обеда прогуляться к заброшенным подсобным строениям, которые были за основными корпусами больницы. Нурлан не уточнил, зачем, но всё-таки решил сходить туда. В одном из покосившихся от времени домиков его ждал Лёша. Сначала Нурлан даже не поверил своим глазам, настолько неправдоподобно выглядела эта ситуация. Лёша договорился с его пациентом, каким-то образом незаметно удрал от санитаров и ждал его здесь. — Я хотел тебя увидеть, — Лёша тепло улыбнулся, но его лицо выглядело измождённым. — Как ты себя чувствуешь? — Нурлан смотрел на него обеспокоенно и хотел обнять, но побоялся. По-прежнему чувствовал сильную вину за всё, что делал раньше. — Я не знаю. Таблетки и эти долбанные электроды сильно меняют восприятие. В голове потом полный бардак, и ещё гудит сильно. Лучше бы меня просто били как раньше, — он покачал головой из стороны в сторону, будто проверяя что-то. — Пока я в сознании… Я давно хотел попросить тебя об одолжении, — Лёша посмотрел на Нурлана с еле заметной мольбой в глазах. — Всё, что хочешь, — Нурлан с готовностью подошёл ближе. — Поцелуй меня, — эта фраза далась Лёше намного тяжелее, чем более откровенные предложения Нурлану раньше. Может быть потому, что сейчас он совсем не играл. Нурлан стоял молча, не зная, что ответить. Ему самому уже давно хотелось прикоснуться к Лёше и обнять. Сильное влечение, хоть и поменяло окраску, никуда не делось. Нурлан не так давно признался себе, что Лёша ему нравился, но Нурлан абсолютно не представлял, как он мог осмелиться и снова прикоснуться к нему, учитывая прошлое. — Я пойму, если тебе неприятно… — Нет, я… — Нурлан тяжело вздохнул и прикрыл на секунду глаза. — Просто я не считаю, что я достоин тебя после всего того… — Забудь. Забудь и всё. Представь, что ничего того не было. Поцелуй меня, как будто мы только познакомились, — Лёша смотрел вверх с сильной надеждой в глаза. — Я помню, что ты женат, и что никак не хочешь прощаться со своей драгоценной ориентацией, но, может, всё-таки… Нурлан подошёл к Лёше вплотную и взял его лицо в свои руки. Наклонился и мягко коснулся его губ своими. Лёша закрыл глаза и стоял, не двигаясь, как и всегда с зафиксированными рубашкой руками. Нурлан отстранился, а потом снова накрыл его губы и начал их мягко сжимать. Позволил себе коснуться их языком и погладить. Решился обнять Лёшу и прижать к себе плотнее. Лёша отвечал на его поцелуй, касаясь его языка своим, позволял проникать к себе в рот и тоже мягко сжимал губы Нурлана и его язык. Их поцелуй и всё, что они творили друг с другом раньше, были из абсолютно разных вселенных. В той, прошлой, всем правили ярость, одержимость и необузданная похоть, а в этой — безграничная нежность и чувственность. Нурлан прервал их поцелуй и посмотрел Лёше в глаза, чтобы прочитать, насколько далеко он может зайти, и Лёша, каким-то образом поняв его, только кивнул. Нурлан запер дверь в домик и дополнительно подпёр её старым шкафом, чтобы в случае их обнаружения, у них было время. Огляделся по сторонам и увидел старый пыльный диван у дальней стены. Освободил Лёшины руки и повёл его за собой. Снял свой халат и набросил на диван. Потом усадил на него Лёшу, а сам стал перед ним на колени. Так было не только удобно его снова целовать, но ещё Нурлану казалось, что он таким образом снова просил у Лёши прощения. Нурлан целовал Лёшины искусанные после процедур электрошоком губы, впалые щёки, подбородок с колючей щетиной и чувствовал сильное воодушевление и влечение. Он разминал Лёшины плечи и руки, которые долгое время находились связанными и местами онемели, еле ощутимо касался груди и гладил. Наклонившись вперёд, Нурлан начал целовать гладкую кожу, заставляя Лёшу откинуться назад на спинку дивана и прикрыть от удовольствия глаза. Хоть Лёша и очень сильно похудел за последнее время, под кожей всё ещё можно было различить тугие мышцы и кубики пресса. Нурлан никогда не делал такого раньше, но ему безумно хотелось прикасаться к Лёше везде, и он вёл губами и языком по его груди и животу, облизывал затвердевшие соски. Видел, как оттопыривались больничные штаны от его продолжительных ласк и улыбался. Лёшины светлые глаза светились благодарностью и желанием, что воодушевляло ещё больше. Нурлан увидел, что Лёша не возражает, и медленно и аккуратно стянул ниже его штаны, высвобождая возбуждённый член, и поцеловал влажную головку. Лёша прикрыл глаза и закусил губу, сдерживая стон. Раньше Нурлан никогда не думал, что будет делать такое, но сейчас это казалось ему настолько естественным, что он даже не задумался перед тем, как наклониться и вобрать в рот твёрдый ствол, обхватить его плотно губами и несколько раз облизать от основания до головки. Лёша вцепился руками в сидение по бокам от себя и зажмурился сильнее. Нурлан взял одной рукой его член, чтобы было удобнее двигать головой, а второй начал беспорядочно гладить Лёшу, куда дотягивался. Он только сейчас осознал для себя, что во время всех прошлых разов их близости он ни разу не видел, чтобы Лёша кончал. Нурлан всегда выплёскивал всё на него, не дожидаясь, чтобы Лёша получил удовольствие, и бросал его в одиночестве ждать санитаров. От этого хотелось встать, разбежаться и вмазаться на полной скорости в стену, чтобы хоть так перекрыть чувство сильного стыда. Сейчас он хотел сделать так, чтобы Лёша получил максимальное удовольствие. Нурлан чередовал быстрые движения с медленными и тягучими, ориентировался по Лёшиным стонам и иногда кидаемым в его сторону взглядам. Он думал, что доведёт так Лёшу до оргазма, но через некоторое время тот остановил его. — Я хочу снова тебя почувствовать. — Но я… — Я знаю, ты не сделаешь мне больно. И Нурлан не смог отказать. Ни Лёше, ни себе, как бы ни продолжал терзаться муками совести. Он снял до конца Лёшины штаны и придвинул его таз на край дивана. Не вставая с колен, которые уже порядком затекли, спустил свои брюки и немного поработал кистью, окончательно поднимая свой член. Никакой смазки под рукой снова не было, и Нурлан постарался обильно смочить всё слюной, приставил головку к расслабляющемуся входу и замер на некоторое время. Боялся, что его снова накроет безумием. Ждал, но ничего не произошло. Лёша смотрел на него в ожидании и продолжал улыбаться тепло и искренне. Не так, как раньше. Нурлан прикрыл глаза и медленно и аккуратно толкнулся внутрь, делая долгие паузы и постоянно проверяя Лёшины эмоции. Лёша обхватил его ногами за поясницу, скрещивая босые ступни за спиной и положил руки на его предплечья. — Если ты продолжишь в таком же темпе, то нас скоро начнут искать с собаками, — Лёша широко улыбнулся. Нурлан понимал, что он прав, и начал двигаться активнее, задвигая быстрее крепкий член в узкое пространство, которое дарило нереальное удовольствие. Сейчас оно воспринималось по-другому. Оно не было менее интенсивным, по сравнению с прошлым разом, но казалось более осознанным. Нурлан будто проживал и запоминал каждое мгновение. В прошлый раз всё прошло мимо него ураганом, обрушив шквал чувств на голову до беспамятства. Лёша сильнее цеплялся за его руки и крепче сжимал ноги на его пояснице, неосознанно показывая, что был уже на грани. Нурлан сжал его член и начал водить кистью вдоль, вразнобой со своими толчками. Лёша долго не продержался, выгибаясь на диване, сжимая его член сокращающимися мышцами и пачкая его руку своей спермой. Нурлан сделал ещё несколько движений, чтобы толкнуть Лёшу за грань, в чистое удовольствие и вышел из него. Не разрешил себе дойти тоже до края, хотя внизу живота всё ныло и требовало удовлетворения. Он наклонился вперёд и начал целовать Лёшины губы, чувствовал на них лёгкую дрожь. Заметил в уголках глаз выступающие слёзы и тоже коснулся их губами. Не понимая, почему он это сделал, Нурлан приблизил правую руку Лёши к своему лицу и посмотрел на тонкую тёмную полоску, шрам от глубокого пореза, и еле сдержался, чтобы ничего не сказать. Долго смотрел на него, сжимал Лёшины руки, а потом с отчаянием прижал Лёшу крепко к себе и начал шептать на ухо, что всё будет хорошо, и что он обязательно выйдет отсюда. Лёша жался к его телу, молчал и жмурился, не хотел, чтобы Нурлан видел его слёзы. — Ты совсем не ешь, — Нурлан чувствовал, насколько худым было тело в его руках. — Не хочется, и не всегда получается. — Давай я помогу тебе бежать? — внезапная идея заставила Нурлана отпустить Лёшу и отстраниться. — Мне некуда бежать, меня там никто не ждёт, — Лёша отрицательно покачал головой. — Ты сможешь начать жизнь заново, уедешь подальше отсюда. — Уже слишком поздно, — лицо Лёши было чересчур серьёзным и печальным. — Ничего не поздно. Я тебе дам денег, и ты сможешь уехать. — Ты не хочешь уехать со мной? — в светлых глазах читалась появившаяся там надежда. Нурлан хотел что-то быстро ответить, но замолчал, вспомнив, что у него по-прежнему была жена, и он работал в больнице врачом. Он, конечно же, мог уволиться, и давно бы это сделал, если бы не Лёша. Нурлан не мог оставить его одного в этом ужасном месте. Его не пугали возможные последствия, если он поможет Лёше сбежать, и его обвинят в пособничестве. Но жена. Он вспомнил свой сон, как он стоял на остановке, а Лёша — за воротами больницы и смотрел на него. Тогда Нурлан не смог от него уехать. Сейчас же он не знал, что ему делать и что сказать Лёше. — Все эти стены — условность. Они только в твоей голове. Ты можешь сейчас огородиться ими от меня, — Лёша придвинулся вплотную к лицу Нурлана и заглянул ему в глаза. — Но мне кажется ты совсем не этого хочешь. Мы можем остаться по ту сторону. Вместе. Можем отгородиться от всех. От них… Нурлан не ответил, закрыл глаза и снова прижал Лёшу к себе. Они встречались в домике ещё несколько раз, пока Лёше полностью не запретили выходить на улицу за повторное сбегание от санитаров. Нурлан понимал, что гайки уже были закручены по максимуму, и скоро ему предстоит сделать выбор, после которого уже не будет пути назад.