Капитан Аккерман приплыл

Всё – отчаянным эхом бьется в голове, когда Леви тянется, чтобы ее поцеловать. Всё – понимает Микаса, что сломила сопротивление, и мысль о том, что он больше не будет искать сто и одну причину, чтобы поиграть в ненужное сейчас благородство, заставляет колени дрожать. Всё – понимают оба; границы стерты, дальше только навстречу друг другу. И спешно, путаясь в пуговицах, начинают друг друга раздевать. Леви суетно и даже немного надрывно целует ее шею, загораживая обзор, и Микаса закусывает губу, не в силах оттолкнуть его, и только раздраженно, совсем наощупь перебирает пальцами пуговицы. Леви заканчивает с ее рубашкой и отстраняется, чтобы помочь со своей – одежда летит в сторону, но аккуратно, чтобы приземлиться на спинку стула и сохранить подобие цивильности. Хотя Леви не уверен, что будет смысл прикрываться этой самой цивильностью, если секс с ней будет хоть вполовину таким жарким, как в его фантазиях. – Мм, у тебя был кто-то?.. – бормочет он, зная, что спросить обязан. Руки Микасы скользят по его животу и груди, и, судя по тому, как она откидывает голову назад и кусает губы, ей и правда хорошо. Леви сносит башню от этого вида. Микаса выгибается и вся дрожит в его руках, готовая к большему. – Какая теперь... разница... – тихо срывается с ее губ, и Леви собственнически молчит. Замирает на мгновение, разве что. А и правда ведь – хрен с ним. Какая, к черту, разница, если она млеет от одних его поцелуев, и он уж точно заставит ее забыть? Отымеет ее так, что ноги отнимутся, у обоих. Будет брать до тех пор, пока не сможет двух слов связать, кроме "Леви" и "пожалуйста". Он рычит, приподнимая ее за талию и усаживая на стол. Самое то, чтобы ткнуться носом ей в грудь, распутывая ленты, а после игриво впиться в самое мясо зубами, думая, какая же она мягкая, податливая, упругая – и вся, господиблядь, его. Микаса только и может, что елозить ладонью, зарываясь в его волосы, и податливо выгибаться, предоставляя Леви возможность делать то, что он хочет. Какой контраст с прошлыми сдержанностью и заботой – знала бы она, что от одних прикосновений будет так плавиться, черта с два ушла бы она на обратном пути из палатки. "Вы – мужчина". Ох, – только и отдается в голове, когда он вжимается в нее членом, собственнически очерчивая позвоночник двумя пальцами и бесстыдно всасывая ртом ее грудь. Даже сокрушаться больше не хочет. Слишком хорошо. Надо, наверное, начинать стаскивать с него штаны… Чувствуя ее руки, скользящие между ними, Леви рычит, словно охраняя свою территорию, но все-таки отстраняется и тянется к пряжке своего ремня. Жалобно звенящий звук возвращает Микасу в реальность, отрывая от завороженного разглядывания этого действа, и только тогда она спрыгивает со стола и, чуть отворачиваясь, ловко стаскивает свои брюки с бельем – ремнем она не озаботилась, так что ей легче. Впрочем, горячее тело Леви, уже голое, вжимающееся в нее сзади, явно говорит о том, что он не отстает. – Сержант Аккерман, – тихо, угрожающе цедит он, да так, что мурашки по всему телу. Микаса отклоняет голову назад, позволяя его губам обжигающе скользнуть по шее. – В мою постель. Быстро. Она еще сильнее подается спиной к нему, дрожа от властности в его голосе, а еще – несмотря на желание подчиниться, она хочет посмотреть, что он будет делать, если она не… – Сержант Аккерман, – повторяет он тверже, но Микаса только двигает ягодицами, едва заметно, но вполне очевидно создавая трение между их телами. Леви рычит, одна его ладонь обхватывает грудь, а другая скользит по животу, дразня, не желая опускаться ниже… …пока он не убирает ее и не отстраняется на небольшой шаг, чтобы обхватить член и как следует ударить им по ее заднице. Микаса замирает. С губ срывается смешок. Он что… правда только что это… сделал? – Не представляешь, как давно я мечтал об этом, – признается он хрипло и усмехается сам, его руки аккуратно разворачивают Микасу, прежде чем Леви легко, словно пушинку, подхватывает ее и уже сам несет в спальню. Тратить время на уговоры и приказы он не намерен. Член весь в смазке, хватит, достаточно его измучила… несносная девчонка. Он сдвигает одеяло вбок и опускает ее на матрас, нависая сверху. – Как ты хочешь? – бормочет ей в губы, целуя и не позволяя толком ответить, слишком уж ее присутствие пьянит, слишком уж охотно она ему отвечает, как будто и вправду не пожалеет, как будто и вправду может полюбить. Руки Микасы живут своей жизнью. Ей не нужно главенство, по крайней мере, не сейчас – Леви четко знает, что делать, а потому она позволяет ему вести, наслаждаясь каждым поцелуем, каждым его прикосновением, каждым движением его тела напротив нее. – Как хочешь, – на выдохе отвечает она, когда они разрывают очередной поцелуй, чтобы глотнуть воздуха. Леви сползает чуть ниже, направляя в нее член, дразня одной только головкой, и Микаса не знает, куда ей смотреть – на его потемневшее, завороженное лицо, или на то, как их тела медленно соединяются, вот так бесстыдно и правильно; так, как она слишком долго себе не представляла. Грудь Леви яростно вздымается, дыхания не хватает; сердце того и глядишь, выскочит от напряжения – чего ему только стоит растягивать Микасу медленно – если и был у нее кто, то давно. Да и черт, просто чувствовать, что она тоже его хочет, уже достаточно для того, чтобы потерять голову – он уверен, что не продержится долго, хоть судя по тому, какая Микаса мокрая, это и не нужно. – Давай… так… – шепчет она сбивчиво, когда он, наконец, входит до упора и медленно начинает подаваться назад, чувствуя, как она вся сжимается вокруг него, как едва заметно дрожит; замечая, как смотрит из-под полуоткрытых век, то ли завороженная происходящим не меньше, чем он, то ли смущенная – по лицу непонятно, от чего именно раскраснелась. – Потом… я сверху… – заканчивает она, и Леви замирает, выйдя почти полностью, помедлив мучительную секунду и, заметив разливающееся недовольство в ее глазах, вновь входит так глубоко, как только может. – Хочешь совсем подмять под себя своего капитана?.. – игриво бормочет он, опуская руку ей на бедро и сгибая ногу в колене. Вот так, молодец, девочка – он начинает двигаться чуть быстрее, постепенно, недостаточно скоро наращивая темп. Поцеловать бы ее, да неудобно; Леви склоняется и покусывает шею, касается зубами подбородка, продолжая брать ее плавно, размашисто – Микаса выгибает спину, встречая его движения, изнемогая. Член простреливает приближающимся оргазмом – нет, рано, он совсем не успел насладиться. – Мм, черт… – бормочет он, неохотно замедляясь и прижимаясь губами к шее, прежде чем выйти из нее и улечься рядом – на спину. – Залезай, – говорит хрипло, не командует даже. Микаса готовно перекатывается набок и змейкой забирается сверху. Рукой направляет член в себя, и Леви остается только надеяться, что она и сама захочет помедлить, распробовать. – Уже подмяла, – говорит она, и Леви усмехается. Таки ответила, чертовка, кто бы сомневался. Его ладони смыкаются на ее ягодицах, и он не удерживается, сминает их и легонько, чтобы не напугать напором, шлепает ее по заднице – так, как тоже давно хотел. Звук выходит что надо, даром, что силы чуть. Микаса, если удивлена, виду не подает. Ей не до того. Получив Леви в полное свое распоряжение, она замирает на нем, не двигается – чувствует, какой он твердый внутри, дергается от нетерпения, приятно задевая какую-то точку, но нет, ее время изучать его. Медленно двигаясь пальцами и губами по его торсу – где может – она изучает его шрамы, кожу; запоминает, какие касания заставляют его вздрагивать, какие – тяжелее дышать. Наконец, приблизившись к лицу, смотрит какое-то мгновение в глаза – темные, как у нее – и целует. Открыто, искренне, по-настоящему. Так, как целуют только давно знающие друг друга любовники, те – что глубоко и навсегда. Леви не торопит ее, но смотрит голодно, с интересом. Позволяя его языку скользнуть в свой рот, Микаса медленно начинает двигаться – так даже удобней, чем под ним, можно самой задавать угол, самой контролировать темп. Почему-то это заводит больше, чем когда он брал ее сам. Движения сейчас куда медленней и неуверенней, да только мажет ее так, что она чувствует – ни она, ни Леви долго не продержатся. – Микаса… – бормочет он, и она чувствует, что он хочет сказать, но, конечно же, сегодня не скажет. Она и сама не готова такое услышать, только по спине прокатывает дрожь, и ее ладонь сама тянется к его затылку, притягивая рот к груди, затыкая его, чувствуя, как он умело облизывает ее сосок. Он уже точно знает, что ей нравится, и, уделив быстрое внимание одной, он перемещается к другой груди, проделывая то же самое – пока Микаса медленно, выверенно двигается на нем, зная, еще пара движений, и ее бросит за край. Леви рычит ей в сердце, рука сжимает ее ягодицу, как будто это может удержать его от накатывающего оргазма. Толчок, другой, третий, и она стонет, утыкаясь носом ему куда-то над ухом, двигаясь лениво, словно смакуя наслаждение – и Леви, наконец, последний раз резко двинув бедрами, кончает сам. – Черт… – срывается с губ само собой, а больше сказать ему и нечего. Мир становится сплошным ярким пятном. Ему хорошо, охренительно хорошо, и судя по тому, как лежит на нем Микаса, позволяя себе лишь чуть сползти вниз, чтобы уткнуться лицом в шею, ей с ним тоже было неплохо. Помыться бы, конечно, неохотно думает он, но даже мысль о чистоте и о том, что по их бедрам сейчас сочатся их же собственные выделения, не может заставить его двигаться. Через пять минут он встанет, отправит ее в душ, а сам перестелет тут все и пойдет следом – пять минут на то, чтобы побыть самым обычным человеком, которому хорошо в объятиях любимой женщины. Пять минут… *** Он перестилает простыни, как и собирался. Даже чай им заваривает и позволяет себе и ей пожевать крекеры на своей кровати – разумеется, следя, чтобы ни одна крошка не упала. Обед и ужин они пропускают; кто-то, впрочем, заботливо оставляет небольшой поднос со съестным у него под дверью, тактично постучав где-то в районе ночи и тут же удалившись. А они – лежат. Он и Микаса, в объятиях друг друга, и черта с два она теперь будет спать где-то еще – хотя, судя по тому, что они только занимались сексом, меняли белье, мылись и спали, ей вполне комфортно под его помятым жизнью боком. Мир вдруг кажется таким... тихим. Неужели вот так – может быть?.. Нет ни жужжащей одиночеством тишины, ни даже пения птиц. Только спокойствие. Скорее ощущение, нежели звук тихого дыхания Микасы. И осознание – если она и правда хочет, чтобы он был рядом, так и будет. Его сердцем теперь распоряжается она. Это не значит, что он постоянно будет белым и пушистым – на тренировках уж точно продолжит сдирать с нее три шкуры. А потом поить чаем. И даже даст ей выбирать, каким… обязательно возьмет с собой в магазин, расскажет о каждом. Разумеется, и сам что-то выберет. А то она напокупает еще… Да, так хорошо. Достаточно, чтобы убедиться, что не размякнет и не потеряет себя. Укусить ее еще, что ли... Леви косится на манящую девичью шею и медленно тянется к ней. Аккуратно прижимается губами, проверяя – не уйдет ли? Микаса открывает глаза и бросает на него спокойный, едва заинтересованный взгляд. Она и правда ни о чем не жалеет и, кажется, уверена в нем. В том, что произошло. Леви колеблется. Глупо, конечно, по-мальчишески, но след от его зубов прекрасно смотрелся бы на ее коже, не прикрытой шарфом. Эдакая первобытная отметина, которую он готов обновлять раз за разом – чтобы никто не только не мог близко подойти, а даже дышать в сторону Микасы не смел. Она теперь его. Леви приоткрывает рот и аккуратно касается зубами ее шеи. Его ведь?.. Внезапно даже его собственное дыхание в тишине кажется звенящим. – Кусай, – бормочет Микаса, перекатываясь на спину и бросая ему ленивый взгляд. – Ты ведь это хотел сделать? Леви медлит, кивает серьезно. Думает еще разок хорошенько: а стоит ли? И все-таки прикусывает – аккуратно, нежно; посасывает – так, что останется небольшой, почти незаметный след. Потом. Неистово и грубо – будет потом. Когда притрутся, во всех смыслах. Так тоже неплохо. Так, как у них уже. Очень даже хорошо. Хотя член, мать его, опять заинтересованно дергается. Обнимая ее крепче, Леви гладит податливую спину, и удовлетворенно мычит, когда Микаса снова опускает голову на его плечо. Доверяет. Он до сих пор не верит в это до конца, но Микаса ему доверяет: не как капитану – как мужчине. Ее мужчине. Ущипнуть себя, может? Вдруг спит?.. Не то чтобы царство Морфея было к нему настолько благосклонно. – Знаешь, – тихо говорит Микаса, и Леви поворачивает голову, чтобы она продолжала. Его губы коротко касаются ее макушки. -...когда я была маленькой, – продолжает она, – кажется, мама читала мне сказки. И там были истории о капитанах, ну знаешь, не военных, а капитанах кораблей, которые пленили сердца героинь и девушки были с ними счастливы... Леви хмыкает, но тут же поглаживает Микасу по спине – пальцы его двигаются медленно и нежно, чтобы не подумала, что над ней смеется. Просто и правда – забавно ведь. Что матросы, что военные – те еще засранцы, далекие от образов, что расписывают в такого рода книжках. Микаса тянет руку к его шее, обнимая, и кажется, совсем не ждет его реакции. – Армин напомнил, – нарушает она тишину вновь после небольшой паузы. – Нашел где-то старый сборник с месяц назад... И вот… Леви кивает, припоминая энтузиазм Арлерта про море и океан. Про то, что раньше лодки на реке казались ему обыденностью, пока не узнал, что океан и правда существует – огромный и бескрайний. Только ему – капитану, пускай и Разведкорпуса, а не корабля, он не нужен. Разве что вместе с ней. Леви берет ее руку и тянет к своим губам, оставляя на пальцах уверенный, но нежный поцелуй, после чего возвращает мягкую ладонь обратно на свою шею. Просто захотелось – говорит одним этим движением. Готов слушать дальше. Микаса молчит. – Хм, – замечает он, спустя еще десяток секунд, понимая, что хорошо бы ответить. – Ну, кажется, своего капитана ты уже получила. Микаса фыркает. Ему нравится этот звук. – Кто бы знал, что детские сказки все-таки не врут, – тихо говорит она, то ли размышляя всерьез, то ли усмехаясь. У Леви нет запала язвить. Может, и правда – не врут? – Рассчитываю, в таком случае, на долго и счастливо, – бормочет он смущенно, сам не особо в это веря, но а вдруг?.. С Микасой, может, и получится. – Я тоже, – тихо говорит она, и это все, что ему нужно слышать. Если хотят оба – значит, точно получится. Двойную порцию такого упрямства не перебить. Они и не замечают, как проваливаются в сон. Приятно утомившись, обнимая друг друга. Вместе.