Тонкости ухода за цветами

Первые пару минут У Си кажется, что Цзин Ци не откроет совсем. Он рассматривает дверь — обычную, темно-коричневую, потом лестничную площадку, облупившийся лак на поручне, плюшевого мишку, сидящего на подъездном окне. Звонит еще раз. Цзин Ци не подает признаков жизни — как, впрочем, и последние пару недель, когда тот пропал из вуза, не отвечал на сообщения, даже Чжоу Цзышу разводил руками. У Си бессильно тыкает в звонок еще пару раз. На этот раз дверь приоткрывается, демонстрируя глаз и нос Цзин Ци — с темным глубоким синяком под этим глазом. — У Си? — удивленным хриплым, будто давно не разговаривал, голосом спрашивает Цзин Ци. У Си кивает, подтверждая, что да, он. — Пустишь? — Нет, — Цзин Ци пытается прикрыть дверь, но У Си уже ловит ее одной рукой, поэтому Цзин Ци остается ее только бессильно подергать и смириться с происходящим. У Си вздыхает. — Ты не отвечал на сообщения две недели. — Ага, я в курсе, — отзывается Цзин Ци. — Пожалуйста, — просит У Си. — Я не буду ничего спрашивать, просто я хочу помочь. — Разберусь без тебя, — глаз Цзин Ци прищуривается. — Но видно же, что нет! — в сердцах выдыхает У Си, а потом замолкает. Он знает — обычно люди так не навязываются. Обычно они умеренно сочувствуют, но никогда не лезут больше необходимого, уходят после первого «Нет». Сам он почему-то никогда так не мог — внутри что-то болело и волновалось, и он просто не мог уйти, особенно не мог уйти от Цзин Ци. Как вообще можно бросить его, понимая, что ему плохо? — Уходи, — просит Цзин Ци. — Я не уйду. — А если бы ты пришел, а тебе сказали, что тут мой труп? — как жестоко с его стороны задавать такие вопросы. — Я бы захотел посмотреть на труп, — бесстрастно отзывается У Си, а сердце сжимается. Цзин Ци зло закатывает глаза, но дверь открывает. Его квартира — очень изящная, пустая помойка. Если подробнее: изящная, потому что она похожа на те самые квартиры из фильмов про европейскую золотую молодежь 19 века — красивые дорогие люстры, полированные полы, блестящие холодом стеклянные столы, единая, невычурная цветовая гамма — розовый, голубой, черный, широкая кровать резной спинкой, — пустая, потому что вещей правда мало, будто Цзин Ци живет тут набегами, а не постоянно — есть только мебель, немного книг, пара пледов, — но помойка, потому что эти «немного книг и пара пледов», вместе с одеждой и обувью разбросаны хаотично, в случайных местах, и здесь явно давно не убирались. — Как видишь, я еще не умер, — ядовито замечает Цзин Ци. Он сам — в разношенной пижаме на пару размеров больше нужного, в разных носках — один полосатый, другой с человеком-пауком, волосы заколоты в хвост, и в них пробивается абсолютно неожиданная седина. — Но близок, — соглашается У Си и первым делом идет проверять холодильник. Тот оказывается ожидаемо пустым, и У Си, взяв с Цзин Ци обещание, что тот пустит его обратно, не сбежит никуда за полчаса сам, не вылезет в окно, уходит в магазин. По дороге он думает о том, что же именно у Цзин Ци случилось.У Си не хочет об этом думать — не потому, что тяжело, а потому, что обещал Цзин Ци не лезть, но это оказывается сложнее, чем ему думалось. Он крутит в голове мысли и осознает, что переживает за Цзин Ци, и эти переживания вечно и неумолчно крутятся у него в голове, постоянно возвращая к увиденным образам. Цзин Ци очень хочется обнять и попросить рассказать, что его тревожит. У Си прекрасно понимает, что ему не позволят. У Си готовит ему ужин и еду еще на несколько дней, показывает, что из продуктов купил, а Цзин Ци все это время видит за стойкой на кухне, сонно кивает и потихоньку пьет банановый сок. У Си несколько раз окликивает его, а Цзин Ци отзывается, но заторможенно. — Пойдешь спать? — сдавшись, спрашивает У Си. Цзин Ци неловко пожимает плечами, но с места не двигается. — Хочешь, отнесу тебя на руках? Цзин Ци по каким-то удивительным причинам не возражает, поэтому он поднимает его на руки, ощущая неприятную, но ожидаемую нездоровую легкость, а потом относит в спальню и укутывает в одеяла. Пока Цзин Ци спит, У Си успевает убраться, разложить по полкам вещи, помыть полы, протереть полки, ответить на пару сообщений в чате курса и немного почитать книги Цзин Ци. Уже совсем темнеет, когда Цзин Ци начинает возиться и что-то бормотать. — Что ты тут делаешь? — заторможенно спрашивает он. — Я тут уже давно, помнишь? Цзин Ци утыкается носом в подушку и замолкает на пару минут, так, что У Си думает, что тот снова заснул. — Кажется да, — в итоге отвечает он. — Но смутно. Ты звонил в дверь, да? Я помню, когда спал, звонок очень долго гудел. — Да, — кивает У Си и подходит ближе, а потом садится на кровать. — Как ты себя чувствуешь? Цзин Ци сонно хмыкает. — Наверное, ты и сам уже решил. — Я хочу, чтобы ты мне сам сказал, — возражает У Си. — И еще, потом, как проснешься, а еще раз покажу, что и куда положил. — Ты убрался? — Цзин Ци приподнимает голову. — И сходил в магазин. Цзин Ци устало вздыхает, а потом копошится, поворачиваясь на кровати, и кладет голову У Си на колени, на несколько секунд настороженно замирает, а потом, видимо, что-то для себя решив, расслабляется. — Не очень, — в итоге говорит он. — Но это ничего, я справлюсь. Спасибо, что приехал. — Ты недавно злился, что я это сделал, — У Си осторожно гладит его по волосам. — Ну, раз ты все равно приехал и остался, спасибо тебе, — хмыкает Цзин Ци. — На улице уже темно совсем. У Си согласно угукает, не зная, куда в итоге свернет мысль Цзин Ци. — Ты останешься на ночь? — Я могу вызвать такси. Цзин Ци пожимает плечами. — Вызывай если хочешь, — в голосе ощущается что-то обиженное и язвительное, но У Си не может распознать подтекст. Это расстраивает — всегда расстраивало. Конечно, глупо сравнивать людей из города и деревни в интонациях «А вот в деревне все лучше, добрее и светлее», но там действительно все было как-то проще, спокойнее, не приходилось напрягать весь мозг каждую секунду в попытках распознать десять двойных донышек под словами — там все прямо говорили, прямо ругались и вполне искренне за что-то благодарили. С Цзин Ци мозг знатно пробуксовывал — возможно, дело было не только в том, что после каждого слова с его подбородка капал яд, но и в том, что тот У Си объективно нравился, что, как скажет вам любой сценарист дорам про любовь, означало снижение умственных способностей процентов на пятьдесят. Вот и сейчас У Си только неловко закусывает губу, не понимая, куда ему теперь деваться. — Если тебе нужно, я могу остаться. — Мне? Мне ничего не нужно, — Цзин Ци поднимается, распускает свои волосы, расчесывает их пальцами, и даже этот жест у него выходит изящным, а потом начинает плести косу. — Если хочешь, я могу помочь тебе их покрасить, — не успев до конца обдумать эту мысль, предлагает У Си. Цзин Ци мгновенно напрягается, и У Си почти жалеет, что открыл рот — ну очевидно же, что Цзин Ци не хотел бы, чтобы кто-то это заметил. Или, хотя бы, чтобы сделал на этом акцент. Проклятые деревни. Но потом Цзин Ци фыркает. — Ладно, — оборачивается к У Си, подмигивает и улыбается. — Не спросишь, почему так? — Это не мое дело, — сурово отвечает У Си. Доступ к волосам Цзин Ци получен — их можно расчесывать, зарываться в них пальцами, можно гладить, а еще можно любоваться на них, на шею Цзин Ци, тонкую, с неестественно-бледной кожей, уязвимостью позвонков, на широкие покатые плечи. Цзин Ци ежится от прохлады, и по коже бегут мурашки, их хочется коснуться, а еще хочется поцеловать Цзин Ци в эту шею, но У Си просто наносит на волосы краску, прядь за прядью. — А где ты научился красить волосы? — Помогал подруге раньше. — Подруге? — радостно вцепившись в повод для сплетни, спрашивает Цзин Ци. — Только подруге, — У Си радуется, что на этот раз он считал двойное дно вопроса. Цзин Ци недовольно хмыкает, но от него отцепляется. Когда они заканчивают, на часах уже почти полночь, поэтому Цзин Ци, явив миру свое несуществующее альтер-эго радушного хозяина, разрешает У Си остаться, перестав терроризировать его намеками, шуточками и недосказанностями. — Можешь спать на диване, я поищу подушку и одеяло, — разрешает он, закалывая волосы в хвост. Может быть, У Си кажется, а может быть, он и правда стал увереннее себя держать после покраски. Как будто натянул последнюю маску, позволяющую ему вести себя так, как он ведет себя обычно. — Спасибо, — откликается У Си. — И я поищу какую-нибудь тебе одежду. — Спасибо, — повторяет он. Цзин Ци хмыкает. — Ты другие слова знаешь? У Си поднимает на него удивленный взгляд — ну конечно, как можно было надеяться, что Цзин Ци не будет нести чушь хотя бы десять минут подряд? Сам Цзин Ци, увидев его лицо, хохочет. Они ужинают, и Цзин Ци даже признает, что готовит У Си хорошо, потом переходят в гостиную, где Цзин Ци пускается в рассуждения про каких-то императоров эпохи Чжоу, залезает на диван, где У Си должен был спать, с ногами, и от этого становится похож на маленькую нахохлившуюся птичку. Он болтает и болтает, при этом выглядя удивительно воодушевленным, и это немного успокаивает У Си — может быть, тому стало получше. Учитывая, каким измученным и безжизненным он был сегодня днем, пусть болтает про своих императоров хоть всю ночь, главное, что ему хорошо. Хотя, конечно, лучше бы шел спать. Кажется, У Си смотрит на него слишком пристально, поэтому Цзин Ци замолкает и переводит взгляд на него, улыбаясь. — Ты завис. — Я слушаю, — возражает У Си. — Хорошо, — Цзин Ци начинает улыбаться еще мягче. — Ты не устал? — У Си поправляет одеяло, в которое Цзин Ци завернулся. Тот уже откровенно смеется, а потом пододвигается ближе и кладет голову У Си на плечо. — Чжоу Цзышу, кстати, ко мне вот так ни разу не приезжал. — Наверное, ему казалось, что не надо, — У Си неловко пожимает свободным плечом. Цзин Ци приглушенно смеется. — Не любишь обсуждать других, да? — он взмахивает рукой. — Ну и ладно. Сейчас-то ты мой герой. У Си вздыхает, но возражать не начинает. Это второй вид сложных для интерпретаций интонаций у городских — в них нет двойного дна, но есть ирония. Или издевка. Как повезет. Цзин Ци называет его героем и ложится к нему на плечо, словно даруя награду, и в этом нет двойного дна. Но есть издевка — и У Си прекрасно понимает, что никакой искренности в этом нет, есть просто желание его подразнить. И от этого внутри что-то обиженно сжимается. Но разве у него есть право обижаться?