Мы никогда не умрём

      К вечеру (погода была прекрасная, ветер попутный) Цзинь Лин добрался до поселка Цайи. Можно было, конечно, сразу пойти к воротам Облачных Глубин, но…       Во-первых, Цзинь Лин не хотел притаскиваться в гости во всклокоченном и растрепанном виде.       Во-вторых, приходить с пустыми руками было неприлично. Тетя Цинь Су, когда ехала в гости к подругам или родне, всегда преподносила небольшой, но приятный подарок.       В-третьих… Здесь Цзинь Лин хихикнул: ему давно хотелось подпоить Сычжуя и Цзинъи и посмотреть, как те поведут себя во хмелю. К тому же «Улыбку императора» очень уважал Вэй Усянь, так что Цзинь Лин купил пять кувшинов, которые для сохранности положил в цянькунь. Перед сном он отдал свои вещи хозяйке гостиницы, попросив почистить и погладить.       Стоило остаться наедине, как в голову полезли сомнения. Как подойти к Вэй Усяню, как попросить о таком личном? Желая успокоиться, Цзинь Лин сел в позу лотоса, под тихий стук чёток сосредоточился на разговоре с духом своего меча, и…       Как всегда ему ответили, но не показались.       Ну и не больно-то надо, и незачем думать чепуху, будто Суйхуа считает его недостойным наследником собственного отца. Не думать, и всё тут!       Утром Цзинь Лин стоял у ворот Облачных Глубин. Солнце неохотно выползло и недовольно светило и на красные верхушки деревьев, и на покрытую инеем и изморозью траву. Цзинь Лин старался не стучать зубами: в горах было намного холоднее, чем дома или в Юньмэне. Дежурные поприветствовали его и спросили:       — Молодой глава Цзинь тоже пойдет с нашими учениками на прогулку?       — Какую прогулку?       Цзинь Лин так удивился, что вылупился совой. Дежурные вежливо улыбнулись.       — Наставник Вэй ведёт наших младших учеников в лес, собирать осенние травы для целителей. Мы полагали, что вас тоже позва…       Послышались дружные, в ногу шаги и детские голоса. Пятнадцать пар мальчишек от десяти до двенадцати лет шли, взявшись за руки, а впереди них, как хитрая старая обезьяна, нет, как папаша-гусак, выхаживал заспанный Вэй Усянь. Вместе с ним шли возмутительно бодрые Сычжуй и Цзинъи. Глядя на них, Цзинь Лин ощутил укол зависти: он терпеть не мог ранние побудки. Замыкала шествие образцовая гусуланьская и совершенно мертвая няня, то есть Призрачный Генерал. Цзинь Лин помахал рукой всем четверым.       Он был рад их видеть, хотя сердце кольнула уже почти утихшая злость и ненависть.       «Ты плохой и непочтительный сын, ты не отомстил за отца, всё, на что тебя хватило — это воткнуть меч в брюхо негодному обрезанному рукаву».       «Ой, заткнись!» — мысленно взвыл Цзинь Лин и улыбнулся ещё шире.       Каждый раз одно и то же, да сколько можно!       То есть да, отца Цзинь Лина убили Вэй Усянь и Призрачный Генерал. Цзинь Лин честно ненавидел их всю жизнь. Так было до́лжно и правильно. Так его учили.       Ага, пока три года назад жизнь не выписала ему мощного пинка и правда не вылезла кишками наружу.       И не оказалось, что убийц у отца на самом деле четверо: младший дядя, такой вежливый, такой обходительный, который подарил Цзинь Лину Фею и который когда-то очень хотел влезть на место наследника, а ещё любил загребать жар чужими руками. И дедушка. Не страдай дед Цзинь Лина такой похотью и жадностью, такой жаждой власти над другими, кто знает, может, тропы Цюнци и не случилось бы вовсе?       Это знал разум Цзинь Лина.       Его чувства пребывали в полнейшем сумбуре. Дядя и дед давно кормили червей, а Вэй Усянь и Призрачный Генерал ходили по земле, и как легко было бы их ненавидеть с прежним исступлением за своё сиротство, за издевательства сверстников, за которыми, опять же, скорее всего тоже стоял дядя, некрасиво мстящий сыну соперника, но…       Цзинь Лину было такое противно. Он пытался от души простить, он говорил себе, что Вэй Усянь вообще-то очень страшно умер для репутации и благополучия дяди, что под конец сошёл с ума, а Призрачный Генерал тринадцать лет провел в плену и забытье, что кроме сыновней почтительности и мести есть ещё долг благодарности, что Вэй Усянь и Призрачный Генерал столько сделали для него… Он честно старался. И всё равно не мог простить до конца, оттого спорил, ругался, и ершился, и старался поддеть. Хуже того, когда он вспоминал Призрачного Генерала, у Цзинь Лина начинала отчаянно болеть голова.       Вэй Усянь подошёл к нему и будто в шутку запрокинул голову.       — Ты скоро догонишь в росте покойного главу Не и мне придется брать сундук, чтобы с тобой говорить.       — Не неси вздор!       Благо, поводов цепляться к себе Вэй Усянь, шут несчастный, поставлял исправно.       — Тебя точно покусали Лани.       — Я тебя!       — Учитель Вэй, мы никого не кусали. Это невежливо — кусать посторонних. Сначала надо спросить разрешения.       Это заявил мелкий, очень похожий на Цзинъи мальчишка. Вэй Усянь, скотина такая, расхохотался.       — Жун-эр, не смущай молодого главу Цзиня. Не то он сейчас и впрямь меня покусает!       — Да кому нужны твои тощие мослы?       Вэй Усянь неприлично по-собачьи почесал башку.       — Ну не знаю, суп на корнях лотоса варить? У тебя всё хорошо, зубы не болят?       — Нет! — гаркнул Цзинь Лин и чуть не показал язык. — А руки чешутся!       — Молодой глава Цзинь, — это подал голос тот ланьский мелкий, — тогда вам точно к целителям.       — Зачем?       — Лекарство от блох и вшей просить. Это не больно и не стыдно. Вы что все смеётесь?       Ланьские дети и впрямь изо всех сил прятали улыбки, а Цзинъи что-то изображал руками и лицом.       — Блохи и вши скорее положены мне, — Вэй Усянь принялся пересчитывать всех по головам, — у карпов и рыб не бывает блох.       — Да сам ты карп! То есть, теперь карп!       Ну что за человек, пытаешься к нему хорошо относиться, а он мелет такую невыносимую ересь! Вэй Усянь расхохотался.       — И правда. Идёшь с нами? Где твоё волосатое чудовище?       — В Юньмэне дяде поясницу греет!       Вэй Усянь вздохнул с облегчением. Вот как можно не любить Фею, козёл он старый?!       Это при том, что Фее Вэй Усянь нравился, она старалась с ним подружиться, но нет! Вэй Усянь при виде честной и глубоко порядочной собаки залезал на дерево. Или на своего Ханьгуан-цзюня.       — Кто мне перечислит, как мы должны вести себя в лесу?       Воспитанные ланьские дети озвучили, наверное, правил семь. Дежурные смотрели на них с грустью: им самим хотелось на прогулку, а надо было бдить на стенах. В лесу мелкие Лани попустились, расслабились и стали вести себя, как самые обыкновенные дети, то есть шуметь, толкаться и смеяться. Вэй Усянь привел их на поляну, раздал каждому поисковый талисман-маячок, сотворил в воздухе рисунки из учебника по травам и объяснил, что именно сегодня они собирают. Работать в молчании ему показалось скучно, и не сгорела палочка от благовоний, как он срезал снежную ягоду с куста и сказал:       — А вот этой ягодой императрица Дун отравила свою свекровь, а Фань Лихуа спасла с её помощью жениха. Его на поле боя задавила лошадь.       Ланьские дети живо навострили уши. Цзинь Лин знал, что Вэй Усянь умеет хорошо учить, хоть и способы вложения в ученические головы ума способны были вызвать ярость у слишком любящих матерей и тётушек. Но одно дело знать, а другое — видеть, что эти мелочи очень любят того, кем их наверняка пугали в детстве. Вэй Усянь искренне старался ради них и вообще не походил на обычного наставника с тумаками и плетью из волшебного дерева, был у Цзинь Лина в детстве такой. Кончилось всё тем, что Цзинь Лин его той плетью выпорол и запер в подземелье, а сам прихватил новенькую карту Поднебесной и сбежал запускать змея. Наставник в итоге поседел, тетя схватилась за сердце, а Цзинь Лина младший дядя сослал в Юньмэн, в Пристань Лотоса. Как же тогда смеялся дядя, а потом орал, что взрослых, учителей и родителей надо уважать, а не бить, точнее, бить Цзыдянем имеет право только он. Цзинь Лин сбежал на причалы удить рыбу.       Вэй Усянь не заносился, не важничал, вышучивал неловкости и учил ланьских мелочей действовать вместе и стоять друг за друга горой, особенно, когда к ним полезли огромные голодные улитки с ядовитой слизью, вот мелким Ланям была радость!       Цзинь Лин на это смотрел, отвешивал тумаков мелкой горной нечисти и улиткам и всеми силами пытался заткнуть противный голос внутри: «Останься отец жив и умри дед вовремя, может, все сложилось бы иначе?» И Вэй Усянь учил бы его, как учит сейчас мелких Ланей, и канючил бы у матушки суп с корнями лотоса?       Понятно, что с дядей бы они не ужились. Не уживаются два упертых вожака в одной берлоге. Скорее всего, ушёл бы Вэй Усянь в свой орден, отрастил бы себе новое ядро (Цзинь Лин в нём не сомневался), может, даже женился бы, потому что женятся все и так положено.       Дядя рассказывал, что Вэй Усянь с каждой барышней флиртовал и просил то стихов, то ароматных мешочков, удивительно, что в семнадцать лет он ничей белый лотос не сорвал. А Ханьгуан-цзюнь? Ведь Вэй Усянь стал обрезанным рукавом (и очень удачно, на его счастье, стал) только во второй жизни. Довольствовался бы он положением хорошего друга, побратима и родственной души, смотрел бы на то, как Вэй Усянь становится мужем и отцом, или бы захотел большего и недостижимого, того, что тогдашний Вэй Усянь точно не смог бы ему дать? А может, вообще влюбился в его младшего сына?       Думать об этом было неуютно, да что там, страшно. Пропади пропадом неумение деда держать пояс завязанным, сколько же людей из-за этого пострадало!       — Молодой господин Цзинь, — к нему подошёл Призрачный Генерал, — у вас точно всё в порядке?       — Да. Я… я просто задумался.       Да что же такое, если другие видят его состояние! Цзинь Лин с утроенной силой взялся за травы.       Вечером Вэй Усянь повел мелких Ланей ужинать запрещёнными вкусностями в цайскую гостиницу. Довольные ланьские дети набегалась за день, а Вэй Усянь чего-то ждал. В Гусу мелочь отвели взмыленные Сычжуй, Цзинъи и Ханьгуан-цзюнь, который пришёл уже под конец прогулки. Вэй Усянь остался сидеть за столом. Он подозвал подавальщика, и тот притащил два кувшина «Улыбки императора».       — Не хочешь попробовать?       — Пробовал, и не раз.       — Тогда садись и пей. Оно отлично согревает.       На второй чарке Вэй Усянь сверкнул глазами и спросил:       — Что хочет от меня молодой глава Цзинь?       — Ещё раз назовешь меня молодым главой — дам в глаз!       — А за А-Лина?       Р-р-р, опять эти телячьи нежности! Что он, девочка, что ли?!       Ага, и этот человек дал племяннику девчоночье имя Жулань. Он что, привет так своему Ханьгуан-цзюню передавал?       — А-Лин так А-Лин… Я… Расскажи мне, какой дух меча был у моего отца!       Цзинь Лин не ожидал, что выпалит это всё на одном дыхании.       — А Цзян Чэн не рассказал?!       — Нет. Ты расскажи! И про своего… Про своего тоже расскажи!       Случилось страшное: Вэй Усянь от неожиданности выплюнул любимое вино. На Цзинь Лина он смотрел так, словно у него выросли копыта, рога и хвост.       — Ты же помнишь, что у меня отвратительная память и голова, как дырявый мешок!       — Ну так вспомни!       Вэй Усянь неверяще потряс головой.       — Ты меня в гроб сведёшь!       И этот туда же!       — Сначала расскажи… Пожалуйста. Мне это нужно!       Слово за слово, Цзинь Лин вывалил на Вэй Усяня историю про себя и про то, что у него нет своего духа меча. Тот не поверил.       — Этого не может быть! Ты же летаешь!       — А вот.       Вэй Усянь тяжело вздохнул.       — Вот что, память у меня отвратная. Я тебе не расскажу. Я лучше покажу. Но об этом ни слова. Даже твоей Фее.       — Через сопереживание?       По спине Цзинь Лина пробежал холодок. Опасно пускать другого в свою голову. Особенно чернокнижника вроде Вэй Усяня.       … Только разве этот болтун может быть хуже младшего дяди? Вэй Усянь хоть никому не лгал. Хорошо, почти не лгал.       — Нет. Приходи завтра вечером. После занятий. Там всё и увидишь.