Катарсис

— О, звёзды!       Люмен не ждал гостей сегодня. Хотя, существует ли в этот пустоте вообще так называемое «сегодня»? Может и есть, но его отсутствие также не особо мешает. Нет времени — нет обязательств, ведь не надо никуда торопиться, приходить вовремя и потом стыдиться опозданий. Длинная фигура ворвалась в покои Люмена. У него было несколько рук, даже вместо лица. Это странно, наверное, для вас, но уверяю, тут это правда норма. Меж раскрытых ладоней красовался один-единственный глаз жёлтого цвета. Интригует, достаточно. Неизвестный немного пошатывался, видно от экстаза. Мы не знаем, плохо это или хорошо, можем только предполагать. Сзади него плелось какое-то черное существо, будто бесформенное, а в теле его были непостоянные углубления, из которых едва были видны глаза. Если туда падал свет — их белки отсвечивались, будто это существо было домиком для кого-то, кто включил свет там, внутри, и отражался в окнах. — Ты меня невероятно напугал, простофиля, не делай так больше! Каждый раз как в первый, серьёзно, Фьорд, прекращай свои шуточки.       Так называемый Фьорд встряхнул правую ногу и в мгновение ока непонятное чёрное существо растворилось в воздухе… Хотя Я сомневаюсь, что здесь есть кислород, и, скорее всего, окажусь права в своих сомнениях, но тем не менее. Фьорд этот нёс в руках какую-то бумажку с неизвестным содержимым. Это не похоже ни на чертёж, ни на рукописи, точнее что-то схожее есть, но как-то непонятно, не могу сказать. Давайте представим, что от его шагов исходит характерный цокающий звук… Потому что, видимо, помимо голоса тут звуки не распространяются из-за того что банально негде. Грань стремительно приблизилась к напарнику. — Я тако-о-ое сделал, закачаешься! Смотри, смотри.       К слову, чтоб вы понимали, когда Я говорю «немного пошатывался», Я имею в виду, что это происходит на постоянной основе, будто на желе направили вентилятор. Люмен подметил эту особенность и слегка наклонил голову вбок, будучи не особо заинтересованным в каких-то разработках напарника. Это выглядело глуповато, Я уверяю, но мило в определённой степени. Бросив взгляд на чертежи, а затем и на Фьорда, он подхватил настроение друга и тоже невольно покачивался. Это необычно для них, наверное. Не могу сказать, опять-таки, с ними не говорила ещё… — Что у тебя опять, а?       И тут Фьорд с большим энтузиазмом подсел на землю к Люмену, раскрывая бумагу, расправляя завитые края и придерживая их пальцами. Пергамент этот был целиком и полностью заполнен какими-то странными символами и чертежами, которые никто, кроме Фьорда, кажется, и не понял бы. И когда это он стал механиком? Это довольно необычно, и это осознала не только Я. — Что ты мне принёс? Я не понимаю, расшифруй…       Фьорд издал ехидный смешок и прищурил глаз. Разглядывая своё творение импульсивного искусства, что ему обычно не присуще, он снизил тон голоса до, вроде, полушёпота. Люмен немного встревожился, Я знаю, он просто не показывает сейчас. Как бы он не пытался сейчас разглядеть и понять хоть что-то из написанного — всё зря, всё зря. Наконец, руколицый начал свой рассказ… — Знаешь ли ты, дружище, что такое «квантовое бессмертие»?       Люмен потупил взгляд. Что-то тут не чисто… Что значит «квантовое бессмертие»? Если это как всегда про жертвоприношения, то ничего нового быть не должно. Берешь, смахиваешь всё ненужное, а дальше оно как-то само. Ну, в лучшем случае, конечно. Раздумьям не вышло затянуться. — Это, можно сказать, вместе с этим и теория о параллельных вселенных… Ну, ты знаешь, что велика вероятность того, что каждое мгновение наша вселенная расщепляется на кучи других из-за того, что мы поступаем именно так и никак иначе.       Уже две минуты Фьорд не матерился и Люмена это насторожило. Нехороший знак, нехороший… — Как это «так и никак иначе»? У нас разве велик выбор?       Нет, правда, он видимо не в духе и не понимает этих речей… Либо слишком встревожен, возможно. Слишком много плохих знаков, звёзды отдаляются. — Это значит, что даже то, что мы сидим здесь, является следствием бесконечного множества событий, действий и решений кого-либо и самой вселенной. Условно, эээ, если бы я недавно пришёл немного позже, то события сложились бы совсем иначе, и мы были бы, возможно, не здесь. Но мы этого не знаем, потому что мы находимся в этой вселенной и ни в какой другой. Может, в одной из вселенных мы являемся пришельцами в мире каких-то кожаных мешков…       «Живые разумные кожаные мешки» звучит как какой-то кошмар. Они наверное все на одно лицо, фу. Люмен невольно сжал ладони в кулаки от напряжения. — И, условно, если это правда и вселенная правда делится на множество других каждую секунду, то каждый раз вероятности делятся, если упростить, примерно 50/50 — либо да, либо нет. То есть, например, я сейчас начну тебя жрать, и ты либо умрёшь, либо нет…       «Умрёшь или нет»…? К чему это было сейчас вообще? Чего он, чёрт возьми, хочет? — …Если ты не умер здесь, значит умер в одной из вселенных, а если ты всё-таки умер, то в другой вселенной — нет, и так до бесконечности, а это значит что есть такая вселенная, а может и бесконечное множество, где ты и я — вечноживущие! Звучит завораживающе, не так ли?       Дерьмо… Вот что с ним такое сегодня. Он опять нанюхался какой-то ерундой у себя в шабашке и теперь мучает своей гиперфиксацией на какой-то ерунде и Люмена! Он же знал, что не нужно было оставлять его наедине со своими гнетущими мыслями, а вывести и, не знаю, выгулять! А что? Раз он такой безответственный и несамостоятельный в этом плане — за ним нужен глаз да глаз! — Хорошая шутка, Арлекин, а теперь оставь меня наедине с собой. Сейчас наступил один из редчайших моментов, когда я очень хочу побыть один.       И что-то вдруг померкло. Ещё одна звезда. Ещё одна надежда. А дело в том, что дружок внезапно замолчал…