Cyanide Kiss

Чувствуя, как теснит в груди, Астарион издалека наблюдал за тем, как Касадора, его хозяина, поработившего его и издевавающегося над ним с тех пор, как тот его обратил, ублажает пара молодых прекрасных отродий, осыпая его ласками и поцелуями, а он в это время прихлёбывает прекрасное высококачественное вино из инкрустированного золотыми драгоценными камнями кубка. Он ненавидел этого мужчину, испытывал к нему отвращение всем своим существом, и в то же время его тянуло к нему, как мотылька к огню. Но сегодня гнев, ненависть, кипевшие в нём, были вызваны не на того, кто мучил и издевался над ним, а из-за внимания, которое тот уделял низшим отродьям. Астарион жаждал подобного обращения. Он наслаждался этим, чувствовал себя желанным и нужным. Он хотел этого. Он хотел безраздельного внимания Касадора. Странно, но он не мог отрицать, что хотел быть тем, кто будет лежать рядом с Касадором, ублажать его, подчиняться его желаниям и позволять себе предаваться удовольствиям, которые только он мог ему предложить. Если Касадор получал удовольствие, боль обычно сопровождала его или следовала за ним, но для Астариона это того стоило. Ему нравилось осознавать, что его хотят, что он нужен, даже если только для мимолётного мгновения страсти или удовлетворения садистского гедонизма Касадора. Его глаза горели ревнивой яростью, когда он наблюдал за отродьями. Их руки скользили по обнажённой груди Касадора, проникали под пояс брюк и распахнутый шёлковый камзол, дразня его предвкушением грядущего. Сжав кулаки, он следил за каждым их движением и видел, как один из них лениво проводит губами по животу Касадора, нежно целуя его, как пальцы хозяина перебирают его волосы, лаская с пугающей нежностью. Он хотел быть тем, чьи пальцы исследуют эту холодную кожу, ощущая, как пульсируют вены под его прикосновениями. Поцеловать его губы, ощутить вкус его яда, который задерживался на этих губах, яда настолько сильного, что мог свести с ума. На мгновение показалось, что глаза Касадора сверкнули в полумраке, когда он посмотрел на Астариона. Взгляд был таким пристальным, что мог пронзить то, что осталось от его души. Астарион задрожал от ревности. Это он должен быть фаворитом. Именно он должен целовать Касадора в живот, предлагать ему себя. Его глаза расширились, брови приподнялись, когда он увидел, как Касадор поднял руку и резким движением приказал отродьям остановиться. — Оставьте нас. — Его голос был непривычно низок, а его приказ тотчас же заставил отродий отстраниться, собрать свои вещи и молча покинуть спальню, бросив на Астариона недовольные взгляды, когда проходили мимо него. Потемнев глазами, Касадор поманил Астариона к себе медленными и завораживающими движениями пальцев. Резко вдохнув, Астарион едва удержался от улыбки, губы его подёргивались от желания скривиться, но он понимал, что низшее отродье не удостоится и капли внимания от Касадора. Он знал, что исход ситуации сомнителен. В действительности существовало только два возможных исхода: либо Касадор пригласит его в свою постель, либо он понесёт суровое наказание за то, что прервал игру своего хозяина. Он надеялся на первое, но ожидал второго. — Мой дорогой мальчик. Ты выглядишь обеспокоенным, — с насмешкой в голосе произнёс Касадор, прекрасно понимая, какие противоречивые мысли обуревают Астариона. Он видел это по глазам, по поведению. Он был ревнив и больше всего на свете стремился заслужить расположение Касадора. Как бы Касадор ни наслаждался мучениями и страданиями своего любимого отродья, это был редкий момент. Отродье, казалось, хотело проявить инициативу, даже жаждало его внимания. Впервые Астарион добровольно пришёл к своему хозяину, желая получить его внимание. Касадор не мог упустить такую возможность. Это был желанный сюрприз. Это означало, что отродье наконец-то приручено. С опаской Астарион направился к хозяину, и его алые глаза с нетерпением следили за каждым его движением, желая увидеть, как он поступит. Неужели он действительно придёт к нему без возражений? Позволит ли подчинить себя без всякого сопротивления? С губ Касадора сорвался тихий выдох, когда он увидел, как его отродье приближается к нему, осторожно ступая, пока не оказался в пределах досягаемости. Глаза Астариона были полуприкрыты, тело слегка дрожало, но не от страха. Это было возбуждение. Взгляд Касадора скользнул по телу отродья, оценивая его и исследуя каждую деталь. О, как он красив, а его покорность казалась ему ещё прекраснее. Он был само совершенство, его пыл и возбуждение были очевидны, скрытые под его кожаными штанами. И он пульсировал от желания при одной мысли о том, чтобы доставить удовольствие своему хозяину. Протянув руку, Касадор улыбнулся — улыбка была одновременно лукавой и тревожно-сладкой, и Астарион принял её, позволяя притянуть себя ближе. Почти инстинктивно, отродье опустилось на колени, дыхание участилось, и он положил руки на бёдра хозяина, ожидая наказания за прикосновение к нему без согласия. Пальцы приблизились к его лицу, и он вздрогнул, ожидая удара, но его так и не последовало. Вместо этого он издал тихий стон, похожий на мурлыканье, когда пальцы начали поглаживать его щёку. Он закрыл глаза, наслаждаясь этой лаской, его губы дрожали, когда он пытался сдержал улыбку. Это было приятно. Странно успокаивающе. — Такой нетерпеливый. Такой послушный. Похоже, недомерок наконец-то приручен. — Касадор говорил мягко, его голос был необычайно успокаивающим. — Иди сюда… — приказал он, обхватив щёки Астариона и наклонившись к нему. Он провёл большим пальцем по его губам, чувствуя, как они охотно раскрываются. Эти прекрасные губы, жаждущие поцелуя, больше не злобствовали и не извергали проклятий. Они принадлежали ему без всякого сопротивления. Касадор наклонился, продолжая поглаживать большим пальцем губы Астариона, и сократил расстояние между ними. Дыхание обдало лицо жаром, в ноздри ударил аромат вина и крови. Он почувствовал, как тот вздрогнул, его дыхание стало прерывистым. Скользнув рукой к горлу, он нежно сжал его, вдавливая пальцы в уязвимую плоть, чувствуя, как пульсирует в венах кровь под его пальцами. — Ты этого хочешь? — хрипло прошептал он, прижимаясь губами к его губам, так близко, что покалывало влажную кожу. Астарион сглотнул и задохнулся, его руки сжались, пальцы вцепились в шёлковую ткань брюк Касадора. Он хотел этого больше всего на свете — быть его любимцем, получать всё внимание от своего хозяина и быть тем, кого он желал больше всего на свете. Сглотнув, он снова кивнул, чувствуя, как пальцы Касадора сильнее вдавливаются в его горло. Его дыхание участилось. Он задыхался. Он практически чувствовал вкус губ своего хозяина, таких близких и в то же время таких далёких. — Прошу… — пробормотал он, обычно это слово ассоциировалось с мольбой о пощаде, о том, чтобы боль прекратилась, но не в этот раз. Это была мольба о разрешении подчиниться. Желание было немедленно исполнено. Он тихо застонал, когда Касадор завладел его губами, грубо целуя; язык отродья жадно вылизывал язык Касадора, пробуя вино и кровь на вкус. Как вдруг почувствовал жжение на губах и вкус свежей крови во рту. Он услышал стон Касадора, когда клыки ещё глубже вонзились в его губу. Он зашипел, его член нетерпеливо дёрнулся, когда тёплая кровь потекла по подбородку и горлу. Издав неприличный стон, он нащупал грудь Касадора и провёл пальцами по его упругой коже, пока не добрался до пояса брюк. Внезапная инициатива удивила Зарра, и он, прикусив губу, откинулся к изголовью кровати, наблюдая, с каким отчаянием его отродье дёргает за пояс, пытаясь стянуть брюки. Он лукаво ухмыльнулся, перебирая пальцами вьющиеся серебристые локоны, и приподнял бёдра, позволяя стянуть брюки. Астарион ахнул, когда член Касадора высвободился и приподнялся, слегка коснувшись живота. Он покачивался, подёргиваясь от желания, но уже был твёрдым и ждал, когда его обхватят губами: с кончика сорвалась одна белая капелька и стекла по вене. Облизав губы, Астарион уставился на член. Кожа натянулась и покраснела, вены проступали на ней, пульсируя прямо на глазах. Он почти видел, как в них пульсирует кровь. Он истекал слюной, умирал от голода, жаждал крови, нуждался в ней, зная, что кровь хозяина так близко. Это было так соблазнительно. Всего один укус, и он сможет её отведать… Касадор наслаждался тем, как изголодалось по нему его отродье, зная, что ощущение пульсации его члена на языке было самым близким к ощущению вкуса его крови. И всё же он не был до конца уверен, что отродье будет полностью послушно. Словно прочитав его мысли, Касадор дёрнул его за волосы, наклонился и прошептал на ухо: — Один укус — и я сдеру с тебя кожу… — Астарион поднял на него глаза, сглотнул ещё раз, приоткрыл губы и высунул язык, проводя кончиком по головке, слизывая солёную каплю, наслаждаясь её терпким вкусом. Наслаждаясь неповторимым вкусом своего хозяина, Астарион снова взглянул на него, на его обнажённую грудь, на распахнутые камзол и рубашку, на тонкую ткань, облегающую его бока. Ему хотелось отсосать у хозяина, доставить ему удовольствие, довести до блаженства, но он не мог отрицать, что жаждет ласкать его, чувствовать его рядом с собой, быть с ним нежным, жаждет давно утраченной эмоциональной близости, которой ему так не хватало. Он знал, что Касадор не из тех, кто любит близость, и, возможно, подставлял себя под удар, но в этот момент он желал нежности больше, чем видеть, как его хозяин предаётся блаженству. Рискнув, он приподнял голову и поцеловал ствол, спускаясь губами до живота, чуть ниже пупка. Он напрягся, целуя его, осыпая чувствительную зону любовью, ожидая, что Касадор оттолкнёт его и насадит на свой член. Один поцелуй превратился во множество, он прокладывал дорожки к его пупку, а желание укусить не покидало его с каждым прикосновением губ. Он чувствовал, как желание угасает, постепенно его поглощало чувство контроля над своим хозяином. В любой момент всё могло измениться к тому, что его голову откинут назад, а тело швырнут на пол, чтобы изнасиловать против его воли. Но этот момент всё никак не наступал. И это давало ему иллюзию того, что он контролирует ситуацию. Впервые с момента обращения он почувствовал себя могущественным. Он не мог этого объяснить, но ему нравилась каждая секунда. С каждым поцелуем, поднимаясь по груди хозяина, он становился всё смелее и сильнее, чувствуя, как под ним вздымается грудь Касадора, и как его пальцы впиваются в кожу головы, сжимая волосы твёрдой, но в то же время нежной рукой. Услышав тихий стон, вырвавшийся у его хозяина, он улыбнулся, обхватив губами сосок, нежно посасывая, обводя языком чувствительный бугорок, чувствуя, как он твердеет под его губами. Пальцы Касадора крепче сжали его волосы, притягивая ближе. Подавив желание прикусить сосок, Астарион позволил пальцам скользнуть по бёдрам Касадора, переместив их к его члену, обхватив у основания и слегка сжав. Он почувствовал, как тот дёрнулся в его руке, и начал водить пальцами вверх и вниз по его длине, поглаживая движениями, имитирующими любовные. Он ненавидел этого мужчину всем своим существом, но всё равно желал его одобрения, испытывая огромную гордость от того, что вызывает такую реакцию одним лишь прикосновением. Нежно поглаживая его, он почувствовал, как Касадор вздрогнул, когда его зубы обхватили сосок, мягко зажав его между зубами, но ни на секунду не теряя того небольшого контроля, который ещё оставался. Он мог бы укусить его, если бы захотел, и он правда этого хотел, но в тот момент был слишком осторожен на свой страх и риск. Он хотел посмотреть, к чему это приведёт. Он знал, что если укусит и повредит кожу, то Касадор наверняка сдерёт с него кожу или, что ещё хуже, убьёт. Стоило ли так рисковать? Пожалуй, нет. Пока нет. Не в этот раз. Он оттягивал время, завоёвывая доверие и расположение хозяина. Вместо того, чтобы вонзить клыки в кожу Касадора, он отстранился; его губы слегка припухли, язык провёл по зубам. Он выдохнул, встретился взглядом с Касадором и глубоко заглянул в эти багровые глубины, обычно лишённые эмоций. Он увидел в них что-то такое, что заставило его иссохшее сердце затрепетать. Он не смог удержаться от лёгкой улыбки, надеясь, что на это ответят взаимностью. Ответной улыбки не последовало, но он мог поклясться, что заметил, как морщинки вокруг глаз Касадора стали глубже — едва заметные признаки того, что тот нисколько на него не сердится. Вздохнув с облегчением, он наконец опустился, ни секунды не колеблясь, сомкнул губы вокруг головки члена Касадора и, слегка посасывая, стал втягивать его глубже, проталкивая в горло. Он застонал, почувствовав, как Касадор прижался к нему бёдрами, и, слегка подавившись, умело заглотил. Касадор учащённо дышал, его пальцы впивались в кожу головы, слегка потягивая за вьющиеся локоны, побуждая Астариона двигаться, лаская бархатистую кожу с таким нетерпением, какого он никогда раньше не проявлял. С губ Касадора срывались стоны, когда Астарион, старательно доставляя ему удовольствие, ласкал его губами и языком. Из горла Астариона вырвалось тихое мурлыканье, от которого его хозяин покачнулся, откинул голову к изголовью, сжимая мягкие серебристые локоны. Пока он сосал его член, втягивая щёки и наслаждаясь вкусом, его уши навострились. Он услышал тихий вздох, сопровождаемый бормотанием комплиментов его мастерству. Слова были тихими, хриплыми, едва слышными, произносились сквозь вздохи, а пальцы почти любовно поглаживали кожу его головы. Он улыбнулся, сжимая мышцы горла вокруг члена. Он чувствовал, как орган пульсирует на языке, когда проводил им по тыльной стороне, как ритмично пульсируют вены, тёплые и странно успокаивающие, почти завораживающие. Глаза закрылись, голова покачивалась в ровном ритме, бёдра Касадора двигались под ним, устремляясь вверх, к его влажному жадному рту. Пальцы поглаживали кожу головы, перебирали волосы, нащупывая ухо, проглядывающее сквозь серебристые локоны. По спине пробежала дрожь, и он приглушённо заскулил, когда большой палец провёл по ушной раковине обманчиво ласковым жестом. Он застонал, издав очень похожий на мурчание звук: большой палец Касадора пощекотал кожу его уха. Отстранившись, он сильно втянул ствол, чувствуя, как тот скользит между губами, и выпустил его с влажным звуком. С припухшими губами он с вожделением смотрел на хозяина, потираясь о его член губами и носом, глазами излучая желание. Касадор видел это в его глазах. Желание принадлежать, испытать удовольствие от единения с хозяином. Отдаться ему с готовностью в обмен на минуту безраздельного внимания Касадора. Астарион начал раздеваться, понемногу сбрасывая с себя одежду и со стонами приникая губами к члену Зарра, ощущая жар пульсирующей крови под бархатной кожей. Орган подёргивался у его губ, а глаза хозяина не сводили с него глаз, пока он раздевался до гола, и его бледная плоть выглядела такой нежной и сочной. Как только он полностью обнажился и стал уязвим, он поднялся и встал перед хозяином, испытывая явное возбуждение. Его член был твёрдым и слегка покачивался при каждом тяжёлом вдохе. Алые глаза горели вожделением, когда он проводил пальцами по твёрдой плоти, поглаживая себя и чувственно покачивая бёдрами. Дрожащий выдох сорвался с его губ, мышцы на бёдрах напряглись. Он видел, как на лбу Касадора выступили капельки пота, и слышал, как участилось его дыхание, когда он наблюдал за тем, как раб ласкает себя. Не дожидаясь разрешения, Астарион рискнул, не в силах больше сопротивляться. Он переполз на кровать, пружинистый матрас прогнулся под его весом, и оседлал Касадора, задыхаясь, когда сильные руки хозяина обхватили его за бёдра, притягивая ближе. Он ритмично покачивался, прижимаясь к нему, и их члены то и дело тёрлись друг о друга, вызывая стоны у обоих мужчин. Он улыбнулся, почувствовав, как руки Касадора переместились к его заднице, раздвигая ягодицы и раскрывая для него. Он одобрил этот жест: его тугое отверстие сжалось от прикосновения прохладного воздуха. Потянувшись вниз, он обхватил пальцами член хозяина, удерживая его в таком положении, чтобы тот оказался прямо над ним, чувствуя, как ствол проникает между ягодицами, а головка упирается в его вход. Он застонал и сжался, почувствовав, как орган входит в него, и схватился одной рукой за изголовье кровати позади Касадора. Он застонал, сдвинув брови и стиснув зубы, а хозяин нежно держал его, заполняя собой каждый сантиметр. В глазах хозяина появилось выражение удивления и гордости, которого он никогда раньше не видел. В его глазах читалось недоверие к внезапной готовности раба, но он это одобрял. С тихим стоном Астарион начал чувственно покачивать бёдрами, медленно приподнимаясь и опускаясь на колени хозяина, седлая его. Он хотел заговорить, сказать хозяину, как это приятно, как ему нравится нежность момента и эта невидимая ранее сторона его самого. Опасаясь неодобрения Касадора, он не произнёс ни слова, а вместо этого, чтобы показать своё удовольствие, стал двигаться ещё быстрее. Его губы приоткрылись в хриплом стоне, пальцы крепко сжали спинку кровати. Он не сводил глаз с Касадора, который наблюдал за тем, как отродье скачет на нём, тяжело и рвано дыша. Он видел, как мучается его хозяин, ошеломлённый осознанием того, что его отродье свободно отдаётся ему, быстро приближая неизбежную кульминацию. Это раскрепощало его, давало ощущение контроля над Касадором, осознание того, что он был единственным источником его удовольствия. Он чувствовал себя могущественным, пусть даже на краткий миг. Его мышцы сжались вокруг члена хозяина, а его собственный пульсировал от наслаждения. Он был охвачен экстазом, стоны свободно срывались с его губ, а глаза остекленели. Под ним Касадор двигался вместе с ним, толкаясь вверх, всё глубже погружаясь в него, а его руки крепко сжимали его бёдра. С каждым толчком он впивался пальцами в плоть, обнажая клыки. Отпустив изголовье, Астарион подался вниз, жадно встречая его толчки, громко постанывая каждый раз, когда он снова входил в него. Он откинулся назад, упираясь обеими руками в кровать, и стал сильнее насаживаться на член хозяина, а его собственный член подрагивал и шлёпал по животу, оставляя на нём капельки смазки, свидетельствующие об испытываемом им удовольствии. Чувственные движения Астариона, звуки его блаженства и полная покорность, стали невыносимыми для Касадора. Волна похоти и желания захлестнула его, спокойное и собранное поведение ослабло, рычание сорвалось с обычно сдержанных губ. Он с силой оттолкнул Астариона от себя, всем весом прижав его к кровати и нависнув над ним. На мгновение беспомощное отродье охватил абсолютный ужас, страх, что он разгневал своего хозяина, но он быстро сменился восторгом, когда руки грубо схватили его за лодыжки, широко раздвигая ноги. С горящими от желания глазами Касадор расположился между раздвинутых ног раба и грубым толчком бёдер направил член обратно внутрь, издавая при этом дьявольское рычание, когда его вновь окружило тепло раба. С безжалостной агрессией он трахал своего раба жёстко и беспощадно, как делал это всегда, только на этот раз Астарион не испытывал агонии. На этот раз его не насиловали. На этот раз он наслаждался безжалостным обращением своего хозяина. Это было великолепно. Грубость и жестокость, страсть и желание. Истинный момент гедонизма. В блаженстве, изгибаясь от удовольствия, Астарион притянул хозяина к себе, обнял его и крепко прижал к себе, слушая его резкое дыхание, ласкающее ухо. Он чувствовал, как его вес давит на него, прижимая к кровати, а бёдра сильно бьются о его. Звуки стонов и соприкосновения кожи о кожу эхом разносились по комнате. В ноздри ударил запах пота, секса и сладости чёрной вишни. Мысли проносились в его голове, и с каждой секундой ненависть к Касадору постепенно угасала. Он вскрикнул, обхватив своего мучителя руками, ноги сомкнулись за спиной, а мышцы сжались. С отчаянным стоном он откинул голову назад, выгибаясь навстречу, чувствуя, как напрягаются все мышцы его тела, как почти болезненно выгибается спина и закатываются глаза. Блаженство достигло своего апогея, подтолкнув Астариона к самому краю экстаза и дальше. По животу разлилось тепло, прикушенная губа запульсировала, яйца напряглись, а член дёрнулся в момент кульминации, выпустив толстые белые нити, свидетельствующие об эйфории, украсившие его кожу и стекающие по животу, а затем впитывающиеся в матрас. Он выгибался и хныкал от переполнявшего его удовольствия, крепко сжимаясь вокруг своего хозяина, его дырочка плотно обхватывала его, когда он забился в конвульсиях. Задыхаясь от блаженства, пытаясь перевести дыхание, зажмурив глаза и вцепившись пальцами в ткань камзола Касадора, он вслушивался в прерывистый стон, вырвавшийся у хозяина, — звук, которого он никогда раньше не слышал. Он потряс его до глубины души, вызвав дрожь по спине и каким-то образом придав его экстазу ещё большую остроту. Из него вырвался ещё один вздох, и он вцепился руками в хозяина. Движения Касадора стали рваными, хаотичными, пока, наконец, не прекратились. Он обнял его, чувствуя себя ближе к нему, чем когда-либо прежде, и его охватило странное чувство комфорта, когда хозяин застыл в его объятиях. Астарион вздохнул, на губах появилась улыбка. Он наслаждался пульсирующим ощущением хозяина внутри себя, едва уловимыми толчками его тела и теплом, которое разливалось внутри него, показывая, что он принадлежит ему. На мгновение он почувствовал, как мягкие губы обхватили его шею, а зубы прошлись по чувствительной коже. Он напрягся, ожидая, что клыки хозяина вонзятся ему в шею, но ничего не произошло, кроме тёплого порыва воздуха, за которым последовал лишь полушёпот: — Уходи… — голос Касадора дрожал, уступал, его переполнял стыд за то, что он позволил себе поддаться обаянию Астариона и уступить своим плотским желаниям. Что он проявил слабость. Его учили никогда этого не показывать, и вот он снова оступился после стольких лет сдержанности. По крайней мере, теперь его некому было наказывать, кроме самого себя. Веллиот давно ушёл. — Убирайся с глаз моих. Пока я не отправил тебя на псарню… — с презрением в голосе произнёс он, вырываясь из объятий своего раба. Астарион на мгновение замешкался, но знал, что лучше послушаться. Он выскользнул из-под Касадора, и семя его хозяина вытекло из его отверстия, пока он собирал свою одежду, разбросанную по полу. Его глаза следили за каждым движением Касадора, внимательно наблюдая за ним, ожидая, что тот внезапно набросится на него и накажет. Подобного нападения не последовало, вместо этого Касадор просто сидел на кровати отвернувшись от отродья, погружённый в свои мысли, и глаза его становились всё темнее. Решив не испытывать судьбу и не дразнить дьявола, Астарион бесшумно покинул своего хозяина и, сжимая в руках одежду, вышел из комнаты, глубоко выдохнув, как только за ним закрылась дверь. Из всего, чего он ожидал сегодня вечером, милосердие от хозяина не было одним из таких пунктов. Гоуди должен был бросить его в псарню, раздеть, избить и подвергнуть пыткам, но вместо этого он разделил вечер страсти, момент близости с тем, кого должен был ненавидеть, с тем, кто лишил его свободы, жизни. С тем, кто постоянно лишал его воли и заставлял совершать ужасные поступки. Его разум был в смятении, его переполняли эмоции, о которых он никогда не думал и не хотел испытывать снова. Касадор не заслуживал его привязанности, и всё же он не мог не желать тех мимолётных мгновений безопасности и близости, о которых так мечтал. И в его искажённом сознании хозяин был единственным, кто мог ему это дать.