мясной цех

Тихиро — он человек увлекающийся. Сиба это помнит еще по тем временам, когда Кунисигэ не отдает душу богу. В доме всегда чистота, все лежит на своих местах, а если спросить о чем-то — Тихиро всегда ответит, потому что он тут за все отвечает. Смешно, что в итоге в доме самым бесполезным оказывается его фактический хозяин, Сибу это всегда невероятно сильно веселит, но он никогда не признается. Молчит пуще прежнего, когда Кунисигэ умирает, а Тихиро начинает жить с ним. Только теперь его мирная маленькая жизнь разрушена, и единственное, что остается — это месть. В нее-то Тихиро и вливает весь свой энтузиазм. Порой слишком сильно… Тихиро чересчур увлекается. Тренировками он доводит себя до истощения, морального и физического. Когда это случается в первый раз, Сиба думает — ладно, они оба облажались (Тихиро — что не видит границ разумного, а Сиба — что не останавливает вовремя), ничего страшного. Они только учатся. На второй и третий раз начинает что-то подозревать, но потом? Нет, теперь он точно это видит. Тихиро не то, что не слушает предостережения Сибы — он их намеренно игнорирует, пока не валится с ног от усталости. Тренируется до порванных мышц, до тех пор, пока нос кровить не начнет от напряжения. Месть сводит его с ума, и, готовясь к ней, он убивает себя быстрее, чем любой из его противников. Но он ведь не специально это делает. Сиба знает. Сиба прекрасно это понимает, но не видит решения, потому что он — не родитель, и понятия не имеет, как обращаться с ребенком, поглощенным горем. Меньше года проходит с гибели Кунисигэ, а что делает Сиба? Верно, ничего! Просто потакает этим саморазрушительным тенденциям! Но ведь обучение через боль — тоже нужная вещь. Нельзя вечно опекать мальчика. Сиба это понимает, сомневается, и от того терзается все больше, ведь, выходит, он и сам провоцирует Тихиро так поступать. Но надо взять все в свои руки, серьезно, иначе это дурно закончится. Так он решает для себя, когда одной ночью застает Тихиро во дворе с клинком. Он вновь орудует им до кровавых мозолей на ладонях, вновь до состояния, когда с утра у него так сильно болят мышцы, что он не может даже с кровати подняться. Сиба молча выходит на веранду и наблюдает за тренировкой. Тихиро же повторяет одни и те же движения, пока они не получатся идеально. Монотонная и утомительная работа. — Тихиро, — окликает он его. Тот даже не останавливается, лишь слегка двигает головой, обозначая, что слушает. Нет. Пора это прекратить. Сиба видит, как дрожат его руки, как исхудало лицо. Тихиро выглядит нездорово, у него в голове эта дурацкая установка, что он должен как можно скорее все сделать, и она его медленно пожирает изнутри. Это ответственность Сибы не как учителя, а как родителя (ну или кто он там сейчас) — смотреть за тем, чтобы с Тихиро все было хорошо, и пора бы наконец принять свой статус. Он подходит к Тихиро ближе и, когда он опускает клинок, кладет ему ладонь на руку. — Достаточно на сегодня. И вообще, хочется добавить ему. Тихиро смотрит на него неодобрительно. — Я еще не закончил. — И не нужно, — Сиба трясет головой, после чего сжимает его запястье крепче. Когда он поднимает руку, то видит, что ладонь у Тихиро вся в крови, а от прикосновения он едва ощутимо вздрагивает. — Тебе нужно отдохнуть. Пойдем, я займусь раной. — Не надо. — В смысле?.. — Во время боя у меня не будет времени сделать перерыв, — с вызовом, с каким пятнадцатилетка может говорить уверенно о чем-то, в чем не разбирается, отвечает Тихиро. — Я должен привыкнуть к боли, чтобы потом переносить ее проще. Ну да, это логично, идея-то неплохая, но Тихиро пятнадцать лет. Пятнадцать! У него голос до конца не сломался. Еще ребенок! А он уже доводит себя до состояния, когда едва на ногах стоит. За год он штурмует подготовку, к которой сам Сиба готовится гораздо дольше (и в возрасте более сознательном): он учится убивать, он отрезает от себя все лишнее, буквально как бабочка перерождается, только вот в кого?.. Сиба видит перед собой человека с мертвым взглядом, который не думает ни о чем, кроме мести. Без перерывов нельзя. Ладно, логикой Тихиро сейчас не пробить, слишком упертый. Значит надо с ним соглашаться и делать это осторожно. — Надо начинать с маленького. Ты и так хорошо справляешься с тем, чтобы переносить боль. Вспомни наши последние несколько дел, ты был ранен, но все равно даже не заплакал. Отдохни немного. Ты еле на ногах держишься, взгляни. — У меня нет времени, — рычит Тихиро, злой будто бы на свою слабость больше, чем на все остальное. — Времени на что? Следов «Хисяку» нет. И не факт, что они скоро появятся. — А если появятся?! — Тогда мы что-нибудь придумаем. Плюс у тебя есть я, — устало вздыхает Сиба. Он хмурится в тот момент, когда Тихиро вырывает руку и вновь обхватывает пальцами рукоять. — Тихиро… Тебе всего пятнадцать. В таком возрасте нельзя себя доводить до такого состояния, это может сказаться на твоем будущем здоровье. — Будто бы у меня есть это будущее. Эти слова произнесены настолько тихо, что сначала Сибе думается, что он ослышался. Но он понимает, что нет, что Тихиро действительно это произносит, действительно не видит у себя никакого будущего, вот и бросается в бойни раз за разом без отдыха, отчего с каждым разом показывает результаты все хуже и хуже, хотя его мастерство растет. Ему наплевать на себя. Он готов убиться ради добычи клинков, полностью игнорируя желание Кунисигэ дать ему нормальную жизнь. Не понимая, что отец ни за что бы не хотел ему такого будущего. Хмурясь, Сиба вновь хватает Тихиро за запястье, не давая делать замах, в этот раз — крепче. Что ему попытка шкета вырваться, он противников сильнее игнорировал. — Так нельзя. Как твой учитель, я запрещаю тебе тренироваться. Сегодня и завтра у нас выходной. Он видит, как взгляд Тихиро стекленеет, как жилка на виске проступает. О, он злится. По Тихиро сложно иногда это заметить, но его довольно легко взбесить, а если он бесится… Зрелище интересное. Обычно это немая ярость, он либо уходит, либо молча все проглатывает, а потом вымещает злость в тренировках, но Сиба знает, что есть предел — довольно ощутимый — после которого даже ему крышу срывает. И, признаться, он боится его трогать, потому что если Тихиро начинает проявлять слишком яркие эмоции, то случилось нечто переходящее все грани разумного. Как в день смерти Кунисигэ. Но пока что он просто зол. — Сиба-сан, пожалуйста. Голос Тихиро звенит яростью, но следующая фраза звучит отчаянно, почти как скулеж. — Вы мне обещали. — Я обещал тебе помочь, верно. И натренировать, — кивает он. — И я вижу, что так ты только усугубишь свой прогресс, потому что в какой-то момент твой организм просто перестанет функционировать. Я видел много таких, как ты сейчас. Все они закончили в могилах. Поджав губы, мальчик отворачивается. — У них просто не было такого оружия, как… Когда он сжимает рукоятку «Небесной Бездны», Сиба хмурится сильнее. — И ты думаешь, что это оружие даст тебе… что? Неуязвимость? Божественную силу? Мы пока только учимся ее использовать. Тихиро, если бы это действительно было так… Все было бы намного проще. Но этот меч требует серьезной подготовки. Конечно же частенько Сиба выпускает Тихиро в бой с обычным клинком, чтобы слишком не надеялся на спасение способностями клинка; но еще и потому, что после использования «Золотого» тот обычно еле на ногах стоит, перегрузка адская. Нельзя хвататься за все и сразу. Это сгубит Тихиро. А пережить смерть сначала друга, а потом его сына… Сиба не сумеет. Но он видит, что этот аргумент тоже не работает. Тихиро все равно. Он злится и хочет продолжить тренировку, чтобы потом свалиться с ног от усталости в постель, и потом будет ночью тайком отстирывать кровавые пятна. Потому что Тихиро, к сожалению, дурак! Сколько бы Сиба не восхвалял собранность мальчика над собственным отцом, но у них все равно одна семейная дурость на двоих! Ладно. Надо его методами… Иначе не получится. Некоторые люди понимают лишь язык силы. — Ладно, давай так, — Сиба обходит Тихиро кругом и указывает рукой на клинок. — Устроим спарринг. Я — без оружия, ты — со своей зачарованной заточкой. Кто победил, тот и будет прав на ближайшие два дня. Окей? Тихиро хмурится, но кивает. Он уверен, что победит. Когда с клинка вспархивает рыбка, Сиба шумно вдыхает носом. Тихиро бросается на него; его атаки слегка предсказуемы, но он умеет обмануть ожидания, юркость и скорость помогают. Только вот он измотан, а Сиба уже сражался с противниками, что по скорости превосходили его в разы — потому ему хватает всего одной минуты, чтобы схватить Тихиро за шкирку и швырнуть его на землю, так, что у того воздух из легких выбивает. Несколько секунд он лежит с потерянным видом, катана валяется в стороне, потом пытается встать, но Сиба не дает — он просто легонько прижимает его ногой к земле, отчего Тихиро напоминает придавленного жука. Строгим голосом он замечает: — Вот видишь, магический меч не всегда панацея. Если бы ты отдохнул перед нашей схваткой, мне пришлось бы сложнее. Но ты сам себя изводишь. Тихиро только скребет пальцами землю, смотря на него исподлобья. Видеть такое невыносимо, и, отступая, Сиба уже мягче произносит: — Ну все, закончили со спором. Идем, я сделаю травяной чай, потом отдохнем. — Я не могу, — деревянным голосом бормочет Тихиро. Ну только не снова. — Тихиро, хватит. Достаточно! Мы поспорили? Да. Я победил. Играем по моим правилам. — Но я не могу! О нет, он срывается на крик. Случилось. Руки у Тихиро дрожат, когда он с трудом поднимается с земли, его ощутимо пошатывает. Он озлобленным взглядом смотрит на Сибу, будто загнанный в угол волчонок, после чего поджимает губы и рявкает: — У меня нет времени отдыхать! Пока я буду бездельничать, я не стану сильнее! А мне надо столько всего сделать, столько… людей убить. Последнее он произносит слегка оторопело. А Сибе это слушать почти физически больно. — Я не могу. Не могу! Хватит! — Тихиро… — Да что «Тихиро»! — взрывается тот. — Не Вы ли мне обещали помочь?! А теперь останавливаете! Какая к черту разница, что со мной будет?! Слабаком я ничего не сделаю, я проиграю и сдохну! А так нельзя! Я должен достать все клинки, пока их не использовали во зло! Папа бы такого не хотел! — Послушай… — Хватит! Я и так… — его голос резко садится, — ничего тогда не успел сделать. Это все моя вина. Если я не стану сильнее, то чего я буду стоит? Потому я готов на все! — Ты себя погубишь! — Да плевать! — Нельзя так говорить! — начинает злится Сиба. — Это неуважение к твоему отцу. — Я-то его уважаю! Я лучше других знаю, как он дорожил мечами! И что теперь?! Ради какого-то нелепого отдыха отступить?! — Он дорожил тобой больше, чем мечами. Тихиро аж задыхается от злобы. — Это здесь еще при чем?! — При том, что ты себя губишь. — Я знаю, что я делаю! Я знаю лучше всех! — Хватит. Прекрати это, живо! — рявкает Сиба, не сдерживаясь. — Я не приму больше никаких отговорок. Иди в свою комнату. Когда это он начинает говорить, как стереотипный родитель?.. Да и кому, Тихиро! Тот аж задыхается от возмущения, видно, как смотрит в ответ слезящимися глазами. Под конец их спора голос его начинает дрожать, а потом отстраненным тоном он бормочет: — Вы ничего не понимаете. Ну конечно. Откуда Вам знать?.. И, не договаривая, он отворачивается, хотя в последние секунды Сиба видит слезы в его глазах, и то, как взгляд пылает яростью. Он не произносит ничего, просто провожает его взглядом, как Тихиро подбирает катану и спешно возвращается в дом, после чего так и остается стоять посреди заднего двора, не зная, что ему делать. Хотя он тоже зол. Сиба чувствует, как впервые приходит в бешенство от упрямства Тихиро. Обычно он радуется, что мальчишка такой старательный, а тут? Да его целенаправленность загонит его в могилу! Придурок! Ох, как же сложно воспитывать детей! Кунисигэ, ну и зачем ты умер? Глупый вопрос, конечно. Сиба лишь потирает виски и трясет головой, размышляя о том, что много воды утекло с той поры, когда он видел Тихиро плачущим. Вот настолько он себя изводит, что уже не может удержать маску ледяного спокойствия. Ему и правда нужен отдых. Но он ведь не послушает, он же дурак! Все они дураки, что отец, что сын, только крайности разные. Нельзя из-за этого злиться, но Сиба все равно зол. Не хочет отдыхать? Пожалуйста! Сиба столько времени тратит на Тихиро, а тот все не слушает! Да, глупо злиться, но… Боже! Это такая необъяснимая злоба, что он может только раздраженно топтаться на месте и хмуриться. Потом трясет головой. Нет, не время. За ужином они с Тихиро не разговаривают; тот ест сущие крохи, потому что от большего у него, нормально давно не евшего, начинает крутить живот, после чего отправляется в свою комнату. Сиба же украдкой за ним наблюдает, все еще слишком злой. Да, он знает, что поступает глупо, по-детски. В конце концов такое поведение Тихиро — лишь следствие моральной травмы, он ведь хороший мальчик. Сиба знает это. Но Сиба все еще зол. Может… попозже. Ночью он прячет «Небесную Бездну» подальше, чтобы Тихиро до нее не добрался, а сам, скурив несколько сигарет, отправляется спать, где во сне видит горящий дом, рядом с которым лежит труп его лучшего друга. С утра Сиба просыпается с болящей головой и усталостью; некоторое время он лежит, не шевелясь, после чего кое-как садится на постели и некоторое время просто сидит, свесив голову вниз. Он понимает, что поступил вчера глупо, что слишком уж взбесился по глупому поводу. Нельзя так с Тихиро. Он ведь еще ребенок, просто его гонит вперед горе. Надо было найти другой подход… С сомнениями он выходит на кухню, потом — во двор. Ищет везде. Но следа Тихиро нигде нет. Сначала Сиба хочет вновь выругаться, но потом глубоко вздыхает. Он на всякий случай проверяет хранилище «Небесной Бездны», но она лежит там же, где он ее оставил; пропадает лишь один из обычных мечей, которые Сиба использует для тренировки Тихиро. Да-да, чтобы не слишком полагался на свое чудесное оружие… Значит, он сбегает? Ночью? Как типичный бунтующий подросток?.. Сиба некоторое время ходит потерянный, не зная, как на эту глупость вообще реагировать, но потом просто ругается сквозь зубы. Боже! Ну хочется ему? Пожалуйста! Сиба зол, но вместе с этим он все равно понимает, что Тихиро не дурак, тоже позлится и перестанет, вернется. В логово противников не полезет. Завтрак он проводит в одиночестве, вкуса почти не чувствует — слишком злой. Сколько часов назад он скрылся? Сложно сказать. Глупый ребенок! Надо же было додуматься!.. Нет, думает Сиба, я на него и правда дурно влияю. С Кунисигэ бы такого не произошло. Но тот умирает, и вместе с отцом Тихиро теряет частичку себя, ту, что отвечает за благоразумие. Вот и выходит, что он учится всему у Сибы, который привыкает игнорировать собственные нужды. Оба друг друга стоят, что учитель, что ученик! Как же он зол!.. На себя тоже. Ноги сами приносят Сибу в кабинет, где он внимательно осматривает помещение; Тихиро определенно тут копался, заметно по тому, как некоторые предметы лежат не на своих местах. Он делает это в спешке. Стопка папок, в которых Сиба отмечает потенциальные будущие цели, стоит не тронутая… Так ему кажется на первый взгляд, но потом он приглядывается и замечает, что они выставлены не по тому безумному алгоритму, который сам себе выставляет Сиба (по уровню опасности для Тихиро, о чем тот даже знать не может), а просто по алфавиту. Ага. Быстренько просматривает каждую, пока не находит ту, где не все бумаги на месте. Банда, обитающая сравнительно недалеко, всего пара часов на электричке. Потенциальные жертвы для Тихиро, чтобы потренироваться под руководством Сибы. Они лежали в самом низу, как очень опасные, хотя, на самом деле, там даже особо сильных чародеев нет. Проблема вовсе не в них, а в психологическом аспекте… Банда, или, как он их называет, крысы, промышляет торговлей человеческих органов. Пары листов не хватает… Значит, Тихиро видит эту папку и решает отправиться туда самостоятельно, чтобы… что? Доказать, что он все может? Потом продемонстрирует это доказательство Сибе? Это так глупо! Так… наивно, но чего он ждет от пятнадцатилетки, разумного? Смехотворно! Потому Сиба затягивается сигаретой в последний раз и швыряет ее на пол, после чего накидывает куртку и с тихой вспышкой исчезает из квартиры, оставляя после себя лишь запах озона в воздухе. Проблема крыс в том, что так просто к ним не сунешься — у гадов в их районе все продумано, все бездомные и нищие работают на них (до тех пор, пока и их не пустят на органы), плюс они все поголовно отчаянные головорезы, не боящиеся ни боли, ни смерти. Истинный дух камикадзе, только вместо гибели за родину они делают это просто потому, что все чокнулись. Сиба крыс ненавидит; но он знает, что они — лишь отголоски войны, собиравшие трупы тогда, и делающие это сейчас, ведь торговля органами — бизнес не просто нехитрый, а очень даже прибыльный. И в этот кошмар Тихиро лезет в одиночестве. Один! Без магического меча. Несомненно, большая часть банды состоит из ублюдков, которых Тихиро одолеет без проблем. Но это если на улице встретить, или там, когда эти гады совершают налет и ищут себе новых жертв. Но сновать рядом с их разделочным цехом опасно… Впрочем, Тихиро же разумный, верно? Он не станет туда соваться, он поймет, что это слишком рискованно, не полезет в самую гущу событий, он умный мальчик, Сиба в него верит, он… (Сиба знает, что Тихиро иногда довольно вспыльчивый) (и что в такие моменты он перестает думать — полагается на инстинкты) (инстинкты юного волка) Сиба начинает волноваться. Он рыскает по району целый день, но ни следа Тихиро нет, хотя тот, как его учили, должен сначала провести разведку. В конце концов подбирается ночь, и Сиба делает прыжок в пространстве еще раз — и следующий шаг делает прямо на рыхлый свежий снег перед разделочным цехом крыс, некогда служившим консервным заводом. Теперь это место забыто правительством, но облюбовано бандитами, и, стоя перед ржавыми воротами, Сиба долго смотрит туда… Его сердце колотится с ужасом, хотя внешне он ничуть не меняется. Нет. Все будет в порядке. Все будет… Он проверял. Взял с собой «Небесную Бездну». Она ему не подчиняется, значит… Тихиро жив. Жив, жив, жив… Пока жив. Его фигуру даже в темноте наступающей ночи замечают, и к нему выходит один из охранников этого места, больше похожий на оборванца. Любой другой бы не заподозрил в нем ничего, но Сиба слышит тихий звон, видит, как бродяга отводит руку назад. Скорее всего на веревке на спине у него висит оружие. — Че пялишься? — Да так, — улыбается Сиба, — дезинсекцию заказывали? Когда бродяга кидается на него, выхватывая пилу из-за спины, Сиба одним ударом выбивает неказистое оружие у того из рук, после чего хватает за глотку и прижимает противника к земле. От того, как крепко тот сжимает пальцами его шею, бродяга начинает исходить пеной изо рта, и медленно, чтобы даже этот ублюдок понял, Сиба произносит: — Тут был мальчик с катаной и шрамом? Отвечай. — Сдохни! — визжит тот. Что ж, вздыхает Сиба, ломая тому шею, значит, по-хорошему не будем. Ну если так, то он ничуть не против устроить в этом месте небольшую зачистку. Все равно кровь кипит, а отвести душу некуда. Вновь закуривая, он неторопливо проходит внутрь старого ржавого завода, будто бы просто идет на прогулку, а вовсе не за тем, чтобы устроить бойню. Впрочем, с крысами иначе нельзя. Ему, бывшему правительственному агенту, зачистить территорию не составляет труда. Сиба легко и просто убивает каждого, кто попадается ему на пути, он даже не старается особо скрываться. Телепортация — удобная штука, но она еще удобней, когда твои противники — просто горстка очень опасных, но все же тараканов. Они умеют атаковать скрытно, конечно, но на то Сиба и выбирает их для разминки Тихиро — потому что, в общем-то, нет в них ничего особенного или страшного. Он прыгает в пространстве и заглядывает за плечо одному из охранников, который через камеры наблюдает за резней; охранник явно в панике, пытается кому-то позвонить, но руки трясутся. Сиба перевешивается ему через плечо и лениво интересуется: — Че, какой-то засранец влез? — Да ужас!.. — бормочет охранник, пока пытается кого-то вызвонить. — Еще никогда такого не было! Все ребята в панике! — Понимаю, понимаю. — Надо вызвонить босса!.. Охранник оборачивается на стуле и несколько секунд растерянно смотрит на Сибу, что отвечает ему вежливой улыбкой. — Где мальчик с катаной и шрамом? В ответ тот только испуганно дрожит, явно не понимая, в чем состоит вопрос, и Сиба милостиво разбивает его голову о стол. Крысы, в конце концов, просто вредители. Об этом он размышляет, когда проходит в роскошно обставленный кабинет, даже слишком безвкусно роскошно, а перед ним в диван вжимается огромный лысый детина с такой толстой шеей, что походит на яйцо. Тот самый босс, вестимо. На лице у него татуировка, по бокам сидят две крысы-девицы, пытаются броситься на Сибу, но тот легко с ними расправляется: одну ударяет головой о стену, где та так и остается, а второй коленом заезжает прямо в нос, отчего тот с громким хрустом ломается, а девица начинает визжать нечеловеческим голосом, катаясь по полу. Одного взгляда хватает, чтобы она дала деру, но, если Сиба устраивает сегодня зачистку… Свидетели ему не нужны. Он телепортируется обратно так быстро, что его отсутствие будто не замечают. Стирает кровь с кулака, хотя он изгажен в ней целиком с пят до головы, и делает пару шагов в сторону лысого мужика… Тот выглядит разумным, потому сразу примирительно поднимает руки. — Вижу, ты гость непростой. Зачем ребяток порезал? — Да так, — Сиба улыбается. — Захотелось. Кровь бурлит, молодость, сечешь? — Чтоб мне явный ветеран войны про молодость заливал? Они оба смеются. Мужик Сибе нравится, пусть и крыса — сразу видно, что мозги работают. Потому он ласково улыбается вновь. — Я ищу мальчика со шрамом. Он не спрашивает «был ли тут мальчик», не интересуется о том, не приходил ли сюда другой вторженец. Все довольно очевидно. Сиба видит, как дергается улыбка у босса, после чего тот вдруг перестает скалиться во все зубы и закуривает сигару; услужливо предлагает Сибе одну, и тот, конечно же, не отказывается. — А, этот? Твой приятель, что ли? — Неважно. Где он? Судя по тому, как босс затягивается вместо ответа, Сибе услышанное не понравится. — Он, конечно, шума наделал… — Где. Мальчик. Босс угрюмо на него смотрит, но взгляд у него уставший. — В мясном цеху. — Че? — Холодильник в подвале. Ах, ясно. Еще одно место, которое нужно зачистить. Сиба кивает, затягивается сигарой — охрененная штука — еще раз, после чего аккуратно стряхивает пепел в красивую фарфоровую пепельницу в виде дракона. Когда он покидает кабинет главной крысы, стена позади него забрызгана кровью так сильно, что и не сказать, какого цвета там раньше были обои. Сиба неторопливо спускается вниз. По пути он убивает еще несколько затаившихся крыс, а потом замирает перед слегка обледеневшей дверью, на которой еще от завода остается надпись — «морозильная камера», а рядом приписка от крысюков, мол, мясной цех. Вот сраные ублюдки, еще и смеются над этим. Жаль, что сегодня он убивает не всех, многие наверняка сбегают в город, а кто-то тут даже не застал бойни. Жаль, очень жаль… Но Сибе наплевать. Он с трудом открывает дверь внутрь и проходит вперед. Тут холодно. Лампы тут работают плохо, в каком-то голубоватом мрачном освещении. Вокруг на ржавых крюках висят куски мяса, вестимо — прошлые жертвы. От кого-то почти ничего не остается, трупов множество, целые и не очень. Сиба проходит вперед спокойно, но сердце его колотится так бешено, что он даже шагов своих не слышит. Наконец, он замечает свою цель. Подходит ближе. Крысы оказываются на редкость милостивы. Возможно, все дело в том, что Тихиро очень молод; несмотря на торговлю органами, рынок работорговли слегка прибыльней, тем более если на продажу идут дети. К сожалению, работа в «Камунаби» обязывала знать и о такой мерзости. Без рубашки, он висит подвешенный на крюке за связанные руки, голова низко опущена. Весь избитый, на нем живого места нет, из одежды только брюки и остались. Все растащили, уроды. Примерялись, небось, что можно вырезать. Он без сознания, что ли? Но живой, видно по тому, как изо рта вырываются едва заметные облачка пара. Когда Сиба подходит ближе, Тихиро вздрагивает и с трудом поднимает голову. Один глаз у него не открывается из-за синяка. — Сиба-сан, — едва слышно шепчет он. Сибе хочется броситься к нему, стащить вниз, а потом крепко обнять и не выпускать. Просто не слушать, что будет говорить Тихиро, ведь тот еще дурак, совсем ребенок, жизни не знает. Но он знает, что такое урок жестокостью. И, к сожалению, такой нужно преподать Тихиро. Потому что сейчас тот не готов действовать самостоятельно. Потому что сейчас… Сиба только лепит из него убийцу. Может, позже будет проще. Может, позже Сиба легко доверит Тихиро даже нечто, что будет походить на самоубийство. Поверит в него и закроет глаза. Но не сегодня. Потому Сиба просто смотрит на Тихиро, не показывая ни единой эмоции. А тот же опускает голову вниз. Лица его почти не видно, но Сиба все равно замечает, как дрожат у мальчика губы, как он шмыгает носом, а потом всхлипывает. — Простите меня, Сиба-сан. Вместо ответа тот просто срывает веревки и ловит Тихиро до того, как тот упадет на пол. Кожа на ощупь у него холодная, ну еще бы; торчать в морозилке, пока на улице зима. Сраные крысы. А запястьях красные следы. Тихиро мелко дрожит, когда Сиба стягивает с себя куртку и натягивает ее на мальчика, застегивая под горло. Тот же смотрит в ответ, и во взгляде такая горечь, что у Сибы сердце разрывается. — Простите. Я был не прав. Вместо ответа тот просто хватает его в охапку и прижимает к себе, и так они сидят, пока остатки стойкости не рушатся окончательно, а сам Тихиро не начинает тихонько хныкать Сибе в плечо. А тот лишь поглаживает его по голове, долго-долго. Глупая вышла ссора. Очень глупая. И Тихиро пострадал. Но тот путь, какой они избрали… Нельзя пройти нормально. — И ты меня прости, Тихиро-кун. И ты меня… Ладно он, прошедший войну, совершивший множества зла… Но за что же жизнь так жестока к Тихиро? Что он ей сделал, совсем еще ребенок? За что ему все это зло? У Сибы нет на это ответа. Он подхватывает Тихиро на руки — совсем легкий, после чего устало смотрит ему в глаза. — Вы правда на меня не злитесь? — Нет, Тихиро. Я никогда на тебя не злился. Потому что ты намного старательней, чем я. Потому что ради своей цели ты готов на все. Этому можно позавидовать. — Идем домой? Когда Тихиро кивает, Сиба горько улыбается. Затем, они исчезают из морозильной комнаты, где, спустя секунду, гаснет свет.