Ты недоволен мной, учитель?

Кровь алыми реками смывается с рук, не оставляя ни следа как на конечностях, так и в памяти. Совершенные преступления не имеют смысла и забываются, если их делает божество. Никто не в силах критиковать подобное. Никому не хватит смелости. Небесные порядки своеобразны настолько, что ни простым людям, ни духовным жрицам или сёстрам в церквях не понять за что, кем и каким образом караются сами боги. То-ли понижение в значимости среди коллег, то-ли обречение на вечные терзания станут для них настоящим горем и в без того опустошенной жизни. Рано или поздно эрозия поглотит и это. Больше не будет больно. Ничего и никогда не сможет сравниться с ней, принести ещё больше агонии, чем поражение собственного разума. Она не создана кем-то собственноручно для достижения страшных целей. Эрозия зарождается и живет в побитой душе до тех пор, пока уставший мозг не решит выпустить ранее спящего зверя на волю. И тогда он подобно паразиту начнёт пожирать сознание изнутри, стирая всё его могущество с лица грешного мира. Любые дороги простираются перед Богом, стоит изящному шагу коснуться прогнившей земли. Голые поля, наполненные криком откуда-то издалека, сменятся густым лесом. Кроны деревьев закрывают солнцу доступ, веет холодом, а окружающая картина кажется совершенно знакомой. Ужасающий визг в ушах частично заглохнет с пением птиц. Маленькие и чудные создания, не подозревающие о том, что может твориться в округе. Слегка глупые, но оттого и счастливые, радостно поющие звонкие симфонии собственного сочинения. И здесь человек окажется позади даже чего-то настолько простенького, однако, созданного природой, с неощутимой любовью и страстью. Как бы Ло желал стать птицей. Мягкой синичкой или авторитетным снегирем, но только не степным орлом. Чтобы больше не чувствовать нужды к убийствам. Не ощущать вкус крови. Никогда. Обогнув низкие кустарники, тело останавливается, дабы в очередной раз прислушаться к звукам, издаваемым лесом. Отсюда не слышны мольбы о пощаде, последние тяжкие вздохи и чей-то надрывающийся плач. Относительно спокойная атмосфера, прерываемая лишь нестерпимым зудом между пульсирующих извилин. Руки чешутся взять оружие, разодрать чужую плоть, если не хватит смелости приняться за свою; прорыть чью-то тушу и узнать, как она устроена изнутри. В то же мгновение поток идей перебивается шелестом из-за спины, на долю секунды заставляя одуматься и переключить все внимание мутных глаз на возможную опасность. Разум ищет врага, мечется из стороны в сторону, готовый бежать или нападать, неважно с какой целью. Кому какая разница, защищаешь ты себя или усмиряешь нечеловеческое желание уничтожить всё живое, чтобы доказать свое превосходство и значимость среди жалких подобий. Вот только на удивление мужчины, он не замечает никого, кто мог хотя бы на маленькую долю сравниться с его высокомерием. Причиной отрыва от мыслей стал олень. Благородное животное, сейчас неожиданно напуганное присутствием Божества. Вытаращив глаза-бусины в сторону шатена, он фыркает и выставляет маленькие ножки. Его самоотверженность и близко не стояла с силой Бога. Но он стоит и не двигается, совершенно никуда не спеша. Он пронзает плоть изнутри двумя кляксами заместо глаз, наслаждается моментом и выглядит нездорово. В последующие секунды на ближайшую округу раздаётся очередной болезненный вскрик, громкий и настолько противный, благо здесь же заглушаемый захлебыванием в собственной крови. Аккуратные мягкие пальцы разрывают кожу под собой, пробираются сквозь ещё тёплое нутро и позволяют устам насытиться содержимым, перед этим обязательно выпотрошив. В нос бьёт тошнотворный запах, но все чувства отключаются в это чудное мгновение, позволяя эстетическому удовольствию встать на передний план, заслонить собой взгляд, ноздри и весь здравый смысл, пока мышцы тела рвутся и складываются рядом. Отвратительно и так приятно одновременно. Кто мог подумать, что кому-то и впрямь может приносить радость нечто подобное? Уж точно не сам Лололошка. Ведь он снова сорвался, снова оскорбил свой внутренний храм и самым подлым образом наврал своим желаниям. Отвращение. Гнусное и поистине безобразное. Оно забивает рот, болезненно давит на переносицу и смердит настолько паршиво, что слепит глаза. Голова болит, живот крутит от наполняющей его кровавой массы, хочет выплеснуть все наружу, но собственный организм не позволяет совершить затеянное, приказывая давиться ей и дальше. Хочется плакать от собственной беспомощности, когда понимаешь, что даже это тебе теперь не по силам. Бог, гордый и самодостаточный, сейчас обжирается гнилой тушей только что, казалось бы, бегающего средь голого леса оленя. И не потому, что им овладел проклятый город. Так велит ему собственное нутро. Порождая ненависть ко всему живому, оно приказывает в обязательном порядке убить, надругаться, опозорить любого, кто только смеет бросить неправильный взгляд в его сторону. Здравый разум забился в уголки сознания, пока бескрайняя жестокость руководит этим телом, всецело управляет и не отпускает до тех пор, пока от жертвы не останется ничего, что могло хотя бы частично намекать на то, что когда-то оно в самом деле было живым. "Это оскорбительно! Кто разрешил этому мерзкому отродью наслаждаться жизнью, пока его Бог страдает от разъедающей мозг эрозии?! Неприемлемо! Возмутительно! Я не оставлю подобное поведение безнаказанным! Я заставлю его заплатить. Любой ценой." Ничего не пропадает зря. Когда основная часть тела оказалась опустошена, а внутренние органы выели без капли сознания, уже не единожды окровавленные руки потянулись к самому сладкому. Череп с звенящим треском бьётся о ближайший камень, пока безоговорочно не трескается и открывает вид на извилистое содержимое. Тонкие пальцы вонзаются в самый центр, поддевают кровавое пюре и сразу же тянут в рот, обмазывая дрожащие в холодных судорогах губы. Ещё тёплое. Как же тошнит. Тело пронзается тысячью мелких, но пугающе длинных иголок. Чувствуется слабость и ощущение, словно вот-вот упадешь замертво рядом с этим вселенским отвращением. Даже попытки усидеть на месте становятся непосильной ношей, и с каждой минутой его тянет все ближе к земле. Мышцы ломит от спазма, душевная боль от содеянного непосильно велика, хочется кричать и молить Поднебесную, обвиняя её во всех своих проблемах. Но набитый кровавой плотью рот не позволит сделать и это. Ещё секунда и уже его череп разлетится на щепки. "Это не помогает. Совершенно не помогает. Мне плохо, так плохо. Прекратите это, умоляю. Я отдам всё, лишь бы больше не чувствовать ничего. Позвольте мне отдаться морю и покончить с собственными муками, прошу..." Парад самоненависти прерывается с неожиданным касанием плеча. Подобно раскату электричества, оно пробьёт слой костей и ударит прямо в мозг, возвращая к жизненному мучению морально мёртвое тело. Знакомый голос бьет в самые уши, готовый вызвать ещё одно кровотечение, а страх перед неизбежным сковывает тело почти что на минуту. Оттого то Бог и не спешит оборачиваться, надеясь, что это ему послышалось, привиделось. Все что угодно, лишь бы это не оказалось реальностью. Его не должно быть здесь. Быть может, Ло уже и правда умер, а все увиденное им после – это всего лишь воспоминания из счастливого прошлого, в последний раз показываемые умирающей головой. Но время идёт, а галлюцинации всё не проходят, подталкивая к мысли и логичному завершению цепи. Всё-таки это не видение и далеко не сон. Это куда более жестокая участь. Сидя на коленях, кареглазый мужчина спустя мучительно долгое ожидание наконец поднимет голову, чтобы в последующий момент увидеть перед собой того, кого в такое время опасался встретить больше всего. Абсолютно мутные глаза, размытые в одну лишь тёмную кашу без зрачков, глядят на возвышающийся силуэт снизу вверх. Рот чуть приоткрыт, а с уголков губ капают органические остатки убитого животного. Картинка нечеткая, то и дело расплывается прямо на виду, просто не оставляя шанса на то, чтобы получше рассмотреть разочарованные глаза. Видны приблизительные очертания. Приятное телосложение, пусть и скрытое за одеждой, рассыпающиеся за спиной пряди белых волос, массивные крылья.. а вот лицо как будто бы в тумане. Пахнет тяжелой энергией. Кажется, только это и поддерживает в пустой макушке мысль о том, что происходит их встреча и в самом деле наяву. Не могут сны так чётко пахнуть, давить своей атмосферой и заставлять задыхаться ещё больше. Глаза неспешно закрываются, точно как и рот, параллельно совершающий глоток застоявшейся в гло́тке слюны. Вдох через ноздри и вот в округе снова смердит кровью. Однако, эта кровь принадлежит далеко не грязному существу, а самому что ни на есть Джодаху. С трудом поднимаясь на непреодолимо дрожащие ноги, он раскрывает глаза снова, одной рукой опирается на плечо, а другой хватает его за подбородок и в вольной манере слизывает намешанные с водой остатки крови с чужого лица, получая новую дозу истинного наслаждения. Вяжущий язык привкус металла отличается от ранее испробованного, и будто бы позволяет прочувствовать нечто большее, чем отвращение к своему собственному существованию. Наверняка, различные чокнутые людишки желали отдать целое состояние, если бы в их жизни появилась возможность испить кровь самого Бога. Как приятно осознавать, что до подобного уровня им не добраться даже через сотни и тысячи лет. — Совсем как десертное вино. — Хрипит осипший голос, травмированный нескончаемыми криками о помощи. В тяжёлые моменты жизни люди то и дело молятся, обращаются за помощью к всевышним, думая, что они разрешат все их проблемы. Но к кому тогда обращаться всевышним, когда горе настигнет их самих? — Почему вы так смотрите на меня, учитель.. Я не оправдал ваших ожиданий? – Бог наклоняется над ухом, шепчет размашисто и угрожающе. Отстраняется, осматривая запачканные одеяния и снова поднимает взгляд. – Раскрыв силу, ты пал. Пал так низко, что при одном твоём виде, проклятые стервятники уступили бы тебе место перед гнилой тушей. – Ави говорит через зубы, внутренне желая отвернуться от столь жалкой картины. На лице шатена появляется кривая улыбка, абсолютно безумная и отвратительная. Он подходит ближе, цепляется за одеяния и тянет силуэт на себя, прижимая изо всех сил. – Эта сила пожирает меня изнутри, Джодах. Я умираю из-за неё! – Ло шипит в чужое лицо, не сводя требующего взгляда. – Оно и к лучшему.