♡
15 апреля 2024 г. в 06:00
Аой Аканэ — сплошной стереотип, маска, прилипшая к коже.
Подцепить бы её края ноготками, потянуть и снять, обнажив перед обществом свою хрупкую искренность, но она сдирается вместе с мышцами, а затем прирастает обратно. Ей, заложнице собственного образа, выстраиваемого годами, остаётся лишь горько вздыхать между чередой приторных улыбок.
Вздыхать, а затем снова улыбаться.
Улыбка у неё отточенная и безупречная, будто на продажу: невинная и добрая, обычно сочетающаяся с прищуриванием век для пущей искренности, но на деле сквозящая фальшью и наигранностью, неразличимой для окружающих.
Нэнэ Ясиро, как бы ни было больно это осознавать, — «окружающая». Даже больше всех остальных, ведь она со всей своей детской наивностью верит в безупречность подруги, гордится еë популярностью, с завистью смотрит на её востребованность у мальчиков и не спешит снять с конфеты яркую упаковку. Как минимум для того, чтобы обнаружить у неё трещины, а затем, распробовав, и дурной вкус.
Нэнэ достаточно лишь солнечного света, отраженного упаковкой, чтобы ослепнуть от ее красоты, безупречности и женственности и не заметить, что солнцем является именно она.
— Ао-чан, я люблю тебя, давай встречаться! — рыжие волосы Аканэ красиво сверкают под светом, пропускаемом сиреневыми занавесками, что лишь подчеркивает тусклость и ненастоящую теплоту, идущую от Аой. — Твоя жизнь делает меня полноценным, я счастлив, просто находясь рядом с тобой.
Как неполноценная Аой, пустая за маской и никому, на самом-то деле, не нужная, может делать кого-то полноценным, — вопрос, ответ на который она никогда не получит. Потому что она его не задаст, боясь тем самым указать на собственную ничтожность. Если человек не видит её недостаток, заполонивший личность, не обязательно раскрывать перед ним все карты. Всё равно её рано или поздно бросят, разочаровавшись, так зачем же ускорять процесс?
— Четыре из десяти, — улыбка-клише сама собой появляется на губах, контрастируя с жестокостью сказанных слов. — Но это было мило, надеюсь, в следующий раз ты постараешься и признаешься гораздо лучше, хи-х.
Эта сцена происходит не в первый раз, не в сотый, да даже не в тысячный: начиная с шести лет, Аканэ, как околдованный, снова и снова признаётся Аой в любви, быстро восстанавливаясь после отказов и начиная пытаться завоевать сердце подруги детства заново.
Аканэ описывает все хорошие качества, которые видит в ней, даёт тысячи причин, почему он хочет жениться на ней и прожить до самой смерти вместе. Аой же удивленно хлопает пушистыми ресницами, не понимая, как все сказанные эпитеты могут относиться к ней, а не к другому человеку.
— Я не могу жениться на нём, тогда у меня будет имя, как и фамилия, — печально вздыхает Аой, поливая школьные цветы, стоящие на подоконнике. Красивые, завораживающие прекрасностью своих лепестков, но совершенно бесполезные. Прямо как и она. Декоративные. — Аой Аой — звучит ужасно, Нэнэ-чан...
Совершенно глупая отмазка, не имеющая ничего схожего с реальностью. Но тем не менее Ясиро верит, как и всегда.
— Вот оно как... странные же у популярных девочек причины отказов, Ао-чан.
Аой не сомневается, что, попроси Нэнэ охарактеризовать Аой Аканэ, единственное, что та скажет, будет слово «популярная». Такое пустое и расплывчатое, двойственное, непонятное. Даже не хорошая и милая, хотя она такой не является, именно «популярная».
Иногда ей кажется, что Ясиро общается с ней, как с какой-то картонкой с изображением известного айдола. Даже не догадывается о наличии её собственного характера, не кончающегося на доброте и отзывчивости, которую она так старается показывать одноклассникам.
Зависть, обидчивость, постоянно гложущая душу ревность прячется за маской безупречности. Она — сплошной стереотип, а Нэнэ лишь и рада поверить этому и со всей теплотой в голосе назвать её лучшей подругой, не зная о ней ничего.
С одной стороны, такое обожание тешит самолюбие, а с другой — задевает.
Аой Аканэ хочет, чтобы её полюбили не от яркой упаковки, а после того, как попробуют её вкус. Терпкий, неприятный и своеобразный. Попробуют и не выбросят после первого укуса в мусорное ведро, а примут такой, какая она есть. Нэнэ же продолжает любоваться на красивую упаковку, не предпринимая никаких попыток раскрыть её.
Хотя, кто знает, может, это к лучшему?
Не узнав о том, кто Аой Аканэ такая, от неё не откажутся. Это будет не так больно, как услышать после бесконечных признаний в любви от Аканэ слова презрения и ненависти, выворачивающие душу наизнанку и разбивающие и без того хрупкое сердце в стеклянную крошку.
Лучше притворяться идеальной и быть нужной, чем обнажить свою настоящую натуру и оказаться выброшенной.
Рука в тёмно-коричневой перчатке хватает её за горло и ощутимо сжимает.
— Честно говоря, я всегда ненавидел тебя, — холодный голос Аканэ, обычно ласковый и нежный, полный обожания и безусловной любви, обухом бьет Аой по голове. Словно вылитое ведро ледяной воды, обжигающее своим холодом и заставляющее поперхнуться воздухом. — Что, не ожидала? Я думал, ты знала об этом. Ао-чан, которая милая... только снаружи.
Полная потеря дара речи. Аой шокировано смотрит на Аканэ, ощущая, что руки начинают дрожать, а глаза — отчего-то наполняться слезами. Удар слов был точный, точно между рёбер, чтобы превратить её замершее сердце в кашу. Это даже не больно — это убийственно.
— Ты же знаешь, как долго я был с тобой. Я понимаю тебя гораздо больше, чем ты думаешь. Ты не доверяешь людям, потому что тебе это не выгодно. Ты умна, но всегда смотришь на всех свысока. Причина, почему тобой никто не интересуется, в том, что ты сама даже не попыталась увлечься другими. Ты ведь тоже притворяешься перед Ясиро, разве нет? Это ты виновата в том, что не можешь открыть людям настоящие чувства.
Кашу, размазанную по рёбрам, собирают обратно в сердце, а затем вновь растирают в порошок. Слышать истину о её натуре, так открыто, без утайки, всё, что она пыталась скрыть — невероятно больно. Маска Аой Аканэ, безупречной и самой популярной девочки, трескается под давлением Аканэ Аой. Трескается так, что её осколки царапают душу.
— Ты бесстыжая, самодовольная трусиха. И даже так ты продолжаешь гордиться собой. Ты хочешь исчезнуть, потому что боишься, что кто-то сможет узнать и возненавидеть настоящую тебя. С раннего детства я всегда, всегда, всегда презирал эту часть тебя!
Невыносимо. Невыносимо это слушать от человека, на протяжении многих лет клявшегося в любви, а на самом деле поджидающего подходящего момента, чтобы сорвать с неё маску, растоптать её, а затем растоптать и её настоящую.
— Почему ты плачешь? — переводя дыхание, юноша задаëт совершенно глупый вопрос. — Тебе грустно, что я ненавижу тебя?..
— Нет... — тихо отвечает она, с трудом контролируя дрожащий от слез голос.
С открытой нараспашку душой невероятно сложно, малейшее слово глубоко ранит. Она отвыкла от этого чувства за то время, пока её образ стал неотъемлемой частью её личности. И вот, без этого куска, остаётся она настоящая: слабая, ранимая и неидеальная Ао-чан, которая любит и ненавидит Аканэ одновременно.
— Разве ты не это хотела услышать?
— Я ничего не спрашивала, пусти! — она тщетно пытается вырваться из его крепкой хватки, цепляется за рукава жакета, но всё безуспешно. Маленькая и хрупкая, она не способна на это. — Аканэ-кун, я тоже тебя ненавижу! Пусти!
Беспомощная, трепыхающаяся в клетке птичка пытается подать свой тонкий, певчий голос, но, очевидно, тщетно.
— Пусти... — звучит скорее как мольба.
— Ао-чан, ты помнишь время, когда мы учились в начальной школе? Когда я сгоряча сказал, что тебя ненавижу, а ты заплакала. Что бы ни случилось, ты не плакала, пока это не тревожило тебя... но твое лицо, которое ты сделала, когда услышала мои слова, мне показалось очень милым.
Отвратительно. Он просто наслаждается её слезами, ломая и выворачивая её душу снова и снова. Аканэ оказался действительно жестоким, хотя чего она вообще ожидала?
— Мы с тобой не изменились с тех пор.
Рука отпускает её горло. Длинные пальцы подцепляют темно-коричневую перчатку, а затем, сняв её, трепетно проводят по щеке Аой, вытирая слезы.
— Не трогай меня!
Аой отшатывается и бьет парня по тонким пальцам, но Аканэ вновь перехватывает её руку и подносит к своим губам. Смотрит в самую душу, обнажённую и беспомощную, но настоящую.
Настоящую, как никогда.
— Я люблю тебя, — внезапно говорит Аканэ, вновь целуя внутреннюю сторону её ладони. Аой вновь теряет дар речи, слишком резкая смена его позиции шокирует её, выбивает землю из-под ног. — И всегда буду любить. Ты сказала, что ненавидишь меня, но после моих слов расплакалась. И расплачешься снова, не так ли, Ао-чан? Эта часть в тебе такая милая...
Удар между рёбер. Теперь уже принадлежащий ей, и, к тому же, довольно-таки сильный: Аканэ, не ожидавший удара прямо по свежим ранам, кривится от боли и падает на пол, сдавленно шипя.
— Аканэ-кун, ты идиот! Сам же только что сказал, что не- — её обрывают на полуслове очередным поцелуем. На этот раз — в густую темно-фиолетовую прядь, что также заставляет её потерять любую способность говорить.
— Я солгал тебе, прости, — поцелуи в макушку, щёку, шею. — Ты правда меня так ненавидишь, или все же любишь, хоть немного?
Взгляд покрасневших от слез глаз Аой говорит всё за себя. Аканэ радостно улыбается, уместив на её щеке свою большую ладонь, так, будто ей там самое место. Хотя, это же правда так. На этот раз она не сопротивляется, смиренно уткнувшись в неё.
— Ясно! — лучезарно улыбается он, просветлев.
— Я же ничего не сказала... — бубнит Аой недовольно и отводит взгляд в сторону.
Аканэ нежно улыбается и ласково смотрит на неё, а затем наклоняется, чтобы заключить её в любящие объятия. Мягкий, родной шепот раздаётся у неё под ухом.
— Я всё пойму без слов, мы же дружим с самого детства.
Поцелуй, последовавший за этими словами, теперь кажется таким правильным. Дыхание Аой замирает, когда губы Аканэ сминают её собственные, и она неуверенно приобнимает его, отвечая на поцелуй. Теру Минамото не появляется в эти десять минут, выясняя отношения с другим членом студсовета, поэтому волшебство момента не разбивается вдребезги, как могло бы.
Аой Аканэ — сплошной стереотип, маска, прилипшая к коже. Но теперь, рядом с Аканэ, она чувствует, что невкусная конфета, прячущаяся за красивой обёрткой, может кому-то прийтись по вкусу.