***
Сердце не может найти себе места в грудной клетке. Страх, тревога и беспокойство прыгают по телу солнечными зайчиками, щекочут под желудком и впиваются гвоздями в шею. Джисон искренне пытается дышать ровно, смотреть на своего кота нейтрально и тепло. Просто чувства за него всегда говорят намного больше. Хочет он этого, или нет. — И так... ты — не просто кот. Ты — бакэнэко, — констатирует словно давно известный факт Джисон сидящему на кровати Химицу. Голос его немного дрожит. — И ты... превращаешься в животное. Ты — домашний кот. И я назвал тебя Химицу. Но у тебя есть своё имя. И другой облик. Значит, ты всё таки, человек? Немного? Животное фыркает, дёргает взволнованно кончиком хвоста и отворачивает от парня морду в сторону. Кажется, он тоже волнуется. Химицу не планировал раскрывать свою сущность Джисону. У него достаточно своих собственных страхов. И, конечно, у него за плечами — своя история, о которой он, возможно, не хочет говорить. — Я.. ну... я бы хотел узнать тебя. Поговорить с тобой. Ты не можешь разговаривать в облике кота со мной, как было во сне? — кот Джисону отрицательно машет головой, а уши напряжённо опускаются. — Вот... ну. Может ты, тогда, обратишься? Или как это называется... ну... я видел, ты можешь. Мы могли бы поговорить. Не думаешь? А я.. ничего плохого тебе не сделаю. Паника пальцами импульсивно сжимает голос Хана, из-за чего тот тараторит и дрожит. Всё происходящее волнует их обоих. Только каждого по-разному. Джисон боится того, что ему хотят причинить вред. Химицу боится потерять любящий и тёплый дом. Но и продолжать так дальше — нельзя. Питомец вдруг поднимается на лапы и ходит по кровати. Осторожно и тихо, под зорким взглядом хозяина, он ищет место, где сможет залезть под одеяло. Джисон думает, что Химицу хочет от него спрятаться, убежать от диалога, раствориться с поля зрения. Думает, но ничего не делает из-за этого. Даже в такой ситуации человек волнуется за комфорт и личные границы своего нового сожителя. И это оказывается лучшим решением. Под одеялом вдруг ненавязчиво появляется большой силуэт, явно не кошачий. Сердце разрывается в секунде под уколом ужасающей тревоги, заставляет отпрыгнуть назад и в страхе прижаться спиной к стене. Из-под своего укрытия полностью нэко не вылезает, но, всё таки, показывается. В коконе одеяла Джисон может проглядеть только человеческое лицо и торчащие кошачьи уши. Химицу в этом облике очень, очень красивый. Ночью Джисон не думал о том, чтобы рассмотреть каждый сантиметр чужого лица. Сейчас же возможности у него больше. Дух спирает словно не от страха, а от приятной внешности существа. У неизвестного действительно кошачий вырез глаз, точёный ровный нос и пушистые, пухлые губы. Он выглядит его одногодкой, может, совсем немного старше. Но вид парня — если его можно так назвать, — просто очаровывает. Джисон буквально не дышит. — Так... ты... ты говорил, тебя зовут... — Минхо, — подаёт голос некогда Химицу, не поднимая своих глаз с пола. Боится. Взглянуть на своего человека и увидеть там страх или отвращение — очень страшно. Это зрелище добьет. — Меня зовут Минхо. Ли Минхо. Но я всё ещё твой кот Химицу. — Почему ты прячешься под одеялом? — первый, но глупый вопрос, который Джисон бросает парню в ответ. Минхо поднимает на него полные удивления глаза резко, на манер кота, а уши кошачьи очень смешно дёргаются. Хан понимает, что, наверное, сказал какую-то полную глупость, однако совершенно не знает, почему это таковым считается. Он так и не изучал дело о бакэнэко настолько глубоко, насколько это требуется в данной ситуации. — Потому что я сейчас в том, в чём меня родила мама. То есть — полностью голый, — терпеливо выдыхает нэко. На его лице рисуется прекрасная ухмылка, когда Джисон, смущаясь, румянится от шеи до кончиков ушей. — Ой! Прости! Я сейчас... я сейчас дам тебе одежду! Хан убегает под слишком, слишком нежное хихиканье. Теперь сердце не боится быть убитым. Теперь оно боится другого чувства, что так уверенно пробирается внутрь.***
Минхо в одежде Джисона выглядит уютно, по-домашнему, словно так и нужно. Стоящий на кухне парень с кошачьими чёрными ушами на макушке прекрасно вписывается в картину интерьера жизни. Хлопковая белая футболка лёгкими волнами стекает по телу, широкие чёрные штаны велики на Хана, но на Ли — как раз. Джисон не может отделаться от мысли, что он знает его, как человека. Или знал когда-то. Но первым его вопросом будет далеко не этот. Уши медленно поворачиваются в сторону сидящего за столом хозяина, чего сам светловолосый не замечает совсем за своими мыслями. Он смотрит на чужую поясницу, туда, где, по его размышлениям, должен быть хвост. Но ничего не находит, и это удивляет. — Я чувствую твою заинтересованность. Какие у тебя есть вопросы? — голос Минхо — бархатный, нежный, учтивый. Он ощущается, как спокойное пение летних птиц, как ласкающий тело тёплый ветер, как мягкая постель после тяжелого дня. Ужасающе комфортно. — Почему ты без хвоста? — Джисон озвучивает неуверенно, но громко. Глупый вопрос вызывает у нэко короткий, добрый хохот. Наверное, это снова глупый вопрос. Наверное, ему стоило, всё же, ознакомиться с этой темой. — Ты милый, — Минхо заканчивает делать чай и наконец-то разворачивается лицом к Джисону. Ему самому страшно прямо сейчас, просто Хану — намного больше. Минхо обязан сохранять спокойствие, чтобы не напугать своего человека. Должен быть сильным ради него. — Это — мой естественный облик. Я могу принимать обличие кота или обычного человека, но этот — с рождения. Хвоста у меня нет, потому что он нужен только в облике животного. Чтобы балансировать движения. Например, прыжки или ходьбу по чему-то тонкому. А уши — это точный слух, в разы лучше, чем у обычных людей. За бакэнэко охотятся веками, так что даже в таком облике нам нужно быть начеку. — Уши-локаторы какие-то... Минхо взрывается мягким, но нежным смехом из-за чужого комментария. У Джисона пунцовеют щеки, кончики ушей пятнаются алым румянцем. Он чувствует себя глупо. Даже если над ним не насмехаются, не ругаются и никак не шутят — неловкость всё равно не проходит. Она селится между светлых волос и давит на голову. — Возможно, — наконец-то успокоившись, Ли протягивает парню чашку чая и садится на стул напротив. Подтягивает к себе ноги, обнимает их и устраивает свой подбородок на коленях, потому что так безопаснее. — Какие ещё вопросы тебе интересны? — Тебе подошло моё белье? — Хан жмурится, хлопает себя по лбу, ведь слова совершенно не контролируются сейчас. Минхо снова смеётся. — Прости! То есть... я имел ввиду, что... может быть, тебе неудобно, и я, ну... это.. могу заказать быстро новое, чтобы тебе было комфортно, и.. — Джисон. Расслабься. Всё хорошо. Твоя одежда — удобная для меня. Теперь маленькая кухня погружается в спокойное, тихое молчание. Совсем ненавязчивое, оно гладит по плечам и успокаивает, достаёт из светлых прядей неловкость и испаряет её. Словно по волшебству, Хану действительно становится лучше. Мышцы в теле расслабляются, но встревоженный мозг, на всякий случай, не теряет бдительности. Казалось бы, тревожиться не нужно. Глаза скромно скользят по Минхо, ища хоть малейший намёк на опасность, но его нет. Нэко сидит на стуле, слишком очаровательно обнимает сам себя и, чтобы не смущать, смотрит не на него, а на ёмкость со своим ароматным травяным напитком. Его милые уши спокойно опущены, а глаза — расслаблены. Какие же, всё таки, у Минхо красивые глаза. — Ладно... я не знаю, с чего начать, чтобы не задеть тебя, — голос Джисона звучит спокойнее, тише. — У меня плохо с понятием "личных границ" в разговорах и расспросах. Я... — Ты очень тревожный и печальный человек, Джисон. Я прочувствовал это, — банэнэко говорит ласково. Сохраняя тихий и расслабленный тон голоса, он звучит ненавязчиво, не опасно. — Меня не заденут твои вопросы. А если будет неприятно говорить о чём-то — я сразу скажу, не волнуйся. И ночью на кровать тебя переложил я, в этом облике. И... другу твоему тоже написал я утром. Минхо отлично отсеивает самые первые и базовые вопросы, которые Джисон хотел бы задать. Потому что понимает, что человека интересуют темы куда глубже, чем это. Учитывая, что Хан совершенно ничего не знает о таких существах, которое прямо сейчас сидит перед ним. В его квартире. В его одежде. Может, даже в его душе. — Что это... нет... давай... не знаю, — парень забавно накрывает свою светлую макушку ладошками, словно это поможет ему разобраться с ворохом вопросов в собственной голове. Их скопилось невероятно много за такое короткое время. — Как ты... почему ты оказался на улице? И именно этот вопрос задевает Минхо. Тревожными пальцами достаёт из самого сердца болезненные воспоминания недавнего прошлого. — Я потерял семью, и мне некуда было идти, — нэко говорит ещё тише, совсем немного печально, тоскливо. — Если ты не популярная личность или не под защитой богатых людей — за тобой охотятся. В этом не говорят в современном мире, но "ничейных банэкэко" вылавливают, сдают в разные... не самые приятные места. Чтобы они могли всячески и по-разному утешить желания человека. Когда мой с матерью дом обнаружили — её не стало. А мне пришлось обратиться котом и бежать, чтобы не сломаться в человеческих руках, — вздох срывается с пушистых губ, оседает тягучим пеплом вокруг. Минхо переводит наполненный грустью взгляд в окно. Туда, где своей жизнью цветёт пыльный город. — Я надеялся, что смогу дожить свою жизнь, как чей-то домашний питомец. Внезапная тишина немного давит на виски тяжелым сожалением одного и тягучей болью второго. Джисон, непривычно для себя, учтиво молчит, а Минхо даёт время переварить информацию. Человеку или себе — он пока не понял, но маленькая пауза нужна сейчас им обоим. Иначе кто-то точно сойдёт с ума. — Я встречал много людей, но никто из них мне не нравился. Я в целом не люблю людей. Дети хотели меня затискать, некоторые взрослые ругались на то, что я их боюсь. Только ты... ты один, Джисон, кто не стал меня насильно забирать к себе, — большие янтарные глаза Минхо отрываются от вида за окном, чтобы врезаться в лицо Хана. — Ты единственный, кто дал мне выбор. Не стал заставлять. Ты общался со мной, как с разумным существом, как с человеком, а не как с глупым, брошенным котом. Тот судный дождь привёл меня к судьбе. И он молчит о том, что прекрасно чувствует людей. Молчит о том, что знает намного больше. Молчит о том, что сердце бакэнэко предано лишь одному, своему человеку. Минхо хочет рассказать Джисону всё и даже больше, но ещё не время. Правильный момент наступит не скоро. Ли надеется, что вообще когда-то наступит. — То место, где я разговаривал с тобой в образе Химицу, был вовсе не сон, — перерыв в несколько минут оживляет внимание Джисона к нэко. — Я называю это временной и пространственной телепортацией. Я переносил тебя к себе. Мой дом, где я жил с мамой. Мы возвращались в то время, когда его ещё не разрушили. Это как иллюзия, но настоящая. Грубо говоря, это было в твоей голове, так что... только там я мог общаться с тобой в облике кота. — Почему ты показал его мне? Мы ведь... не так давно знакомы. Я ещё и обидел тебя той ситуацией, — Джисон почему-то шепчется, но это не тяготит. Это ощущается правильно. Это не рушит их интимную атмосферу откровений. Доказывает всю сокровенность разговора, внушает чувство защищённости. Ведь любая душа должна знать, что её не хотят ранить. — Потому что мы знакомы давно, и даже больше, чем ты думаешь, — Минхо поджимает губы, снова отводит взгляд в сторону. — Но пока что об этом я тебе рассказать не могу. Сердце внутри дёргается, подскакивает пару раз от чужих слов, и Джисон не может понять, почему так реагирует. Усиленно пытается вспомнить, где он мог раньше встречать такого человека, как Минхо. Однако в голове нет ни единой картинки. А Джисон бы обязательно запомнил такую волшебную внешность, как у Минхо. Выгравировал бы на мозгу эти кошачьи глаза и ровный нос с родинкой. Вот только в голове пусто, но в груди есть непонятное тёплое ощущение, что они точно виделись когда-то раньше. Странный контраст между здравым умом и чувствами в сердце. Хочется узнать уже сейчас, получить все ответы, разузнать каждую тайну. Но Минхо сказал, что об этом рано говорить. Значит, нужно подождать. Повисает тишина, и её атмосфера совсем скоро перетекает в что-то тревожное, давящее на макушки двух на кухне. Переизбыток информации в голове не позволяет формулировать новые вопросы, поэтому Хан решает свернуть немного в другую сторону. Нэко хоть и пытается делать вид, что полностью спокоен, но чужой страх слабо прощупывается. — Может... у тебя есть ко мне вопросы? — Джисон неловко откашливается, отводя скромно взгляд в сторону. — Мне кажется... мне кажется, что ты чего-то боишься. Может, что теперь я... откажусь от тебя? Но это не так.. я думаю, что это не так. Если ты, конечно, не против, то... да... прости, если лезу не в своё дело. — Ты так волнуешься, — Минхо усмехается совсем не весело. Он действительно волнуется о том, что будет дальше. — Как тебе будет комфортно. Я не обижусь, если снова окажусь на улице. И мне не будет плохо, если ты захочешь, чтобы я дальше был просто твоим котом. Химицу — прекрасное имя. — Нет! — срывается само, громко и звонко. Пугает и сидящего напротив бакэнэко, и говорящего. Джисон дёргается, опускает голову в плечи и прикрывает рот ладонью, чтобы после продолжить более спокойно. — Нет. Я не выброшу тебя. Я тебя спас, а, значит, отвечаю за твою жизнь. И... ты можешь оставаться в таком облике! Глаза Минхо забавно округляются в удивлении, словно Джисон сказал что-то неправильное, или сам нэко услышал что-то не то. Светловолосый парень глупо хлопает ресницами, неловко улыбается, а потом поднимается с места и двигает к небольшим тумбочкам в квартире. Янтарные глаза за ним следят с интересом. — Серьёзно, я не против, чтобы ты был в своём природном облике. Я выделю тебе одежду. Или куплю новую, — размышляет вслух Джисон. В ящиках он пытается найти свои лучшие футболки и штаны, удаётся даже вытянуть давно забытую, но самую любимую толстовку. Как же он её искал когда-то! — В целом, я могу устроиться на полу, чтобы спать. Мне не тяжело. — Джисон, — чужая ладонь ложится неожиданно, но мягко на плечо, и Хан подпрыгивает на месте от удивления. Он не слышал шаги нэко, Минхо тихо и бархатно смеётся с этой милой реакции. — Я могу спать в облике кота, если тебе так будет комфортнее. Или чаще быть котом, нежели собой. Но, если что, я вроде неплохо готовлю. Постараюсь в долгу не оставаться. Джисон хочет сказать о том, что ему интересен настоящий Минхо. Ему вдруг хочется узнать бакэнэко поближе, взглянуть на чужую душу, которая вдруг кажется такой знакомой. Конечно, если ему позволят. Хан хочет наблюдать за чужой мимикой, слушать, как расплывается бархатный голос по его маленькой обители, привыкать к манере кошачьей речи. С Минхо хочется подружиться не просто как с котом. А ещё в сердце болезненным уколом селятся чужие слова про "дожить жизнь", и Джисон хочет ответить на это слишком много. Подметить, что это звучит очень ужасно и грустно. Сказать, как ему жаль, что Минхо довелось смириться с такой кошмарной мыслью. Потому что "дожить жизнь" — это отчаяние, круто отличающееся от весёлого "прожить жизнь". Но парень, почему-то, об этом молчит. Внутри как-то непонятно и странно. Колючая тревога всё ещё прыгает где-то глубоко внутри, маячит вдали, на горизонте. Однако заглядывая в тёплые янтарные глаза Минхо, Джисон необъяснимо волшебно окунается в пушистый покой. Кажется, что Минхо понимает и чувствует Джисона без слов. Это сразу успокаивает. В моменте его обнимает мягкая безопасность, шепчет на ухо, что так и нужно. Что так правильно.