The Killa

       — Так «Te quiero» или «Te amo», студентка Хван? Ну же, не молчите, порадуйте нас своими знаниями, — раздался его самодовольный голос на всю аудиторию.        Тогда Хван Бёль хотелось разорвать этого ублюдка на мириады частиц, чтобы он почувствовал весь позор на своей заячьей шкуре. Перед глазами проносились картины, где он со страдальческим выражением лица стоит перед горсткой ещё неоперившихся студентов, а Бёль задаёт ему каверзные и неудобные вопросы. У него трясутся колени, лицо то бледнеет, то зеленеет, а над губой скапливаются капельки пота, пока он пытается сказать хоть слово. Настолько сладкий мираж, что у девушки ногти впились в ладони.        Но, к сожалению, задавал здесь вопросы он.        — Не вижу никакой проблемы использования второго варианта, профессор Чхве, — справившись с наплывающим раздражением, ответила она. Но этого было мало, поэтому, набрав воздуха, Бёль начала объяснить ему, как несмышлёному котёнку, который вечно промахивается мимо туалета: — Если отследить контекст, то между героями глубокая и, я бы даже сказала, интимная связь. Я посчитала, что «Te amo» подойдёт лучше всего для описания чувств главного героя, профессор Чхве.        Её одногруппники и другие студенты с потока, что ранее возбуждённо шептались, замолчали, наблюдая за перепалкой, а Хван гордо улыбнулась, наивно посчитав, что смогла выиграть в этот раз. Напряжение было настолько сильным, что ей пришлось незаметно вытереть вспотевшие ладони о плиссированную юбку. Хотелось прилюдно макнуть поддонка носом в собственную тактику, отомстить за все те придирки к малейшим деталям, из-за которых страдали её баллы по испанскому и общий рейтинг, но ублюдок Чхве Субин предательски молчал, не произнося ни слова. Чёрт дёрнул Бёль записаться на этот факультатив ради более высоких оценок.        Девушка думала о том, что лучше бы он уже признал своё поражение и ползал у неё в ногах, прося прощение за весь тот стресс, который принёс всего лишь за один семестр. Сбалансированная студенческая жизнь Хван, выстроенная за первые полгода, полетела в бездну, когда она и ещё с десяток человек увидели в учебной программе возможность подняться в общем рейтинге студентов — факультатив по испанскому языку у специализации международного бизнеса. Тогда они все полагали, что молодой преподаватель, выходец из аспирантуры, который был всего лишь на несколько лет старше их, будет понимающим и держаться со студентами на одной волне. Но сложные переводы научных статей и текстов, к которым он вечно придирался, тесты и короткие дедлайны сделали своё дело: половина группы уже выстраивалась в километровый список на пересдачу, а на «отлично» на экзамене можно было рассчитывать только во влажных фантазиях.        — Хван Бёль, он тебя сейчас сожрёт, сядь уже! — шикнула одногруппница девушки, но она, как верный воин, стояла до последнего и ждала либо своей гибели, либо гибели врага.        Бессонные ночи и еженедельные мозговые штурмы по выходным с другими. Результат всегда был один:        — Думаю, на этот раз вы всё же просчитались, студентка Хван, — произнёс профессор Чхве, скрестив руки на груди. — Мы не в Латинской Америке. Можете присесть.        Внутри Бёль послышался грохот. Это упало сердце. Ну и, возможно, надежды на идеальную успеваемость.        Пришлось, сминая кулаками юбку, присесть. На плечо её успокаивающе опустилась чужая рука сзади.        — Молодец, Бёль. Ты хотя бы попыталась, — одногруппник ободряюще улыбнулся ей, и Хван постаралась проделать то же самое в ответ. Получилось весьма криво и, вероятно, натянуто. Его пальцы незамысловато проскользнули с девичьего плеча до локтя и только потом исчезли, оставив после себя теплое послевкусие на коже, которое просачивалось сквозь рубашку.        Тем временем Чхве Субин, поправив свои очки (все знали, что они фальшивые и использовались им для придания себе умного вида), начал рисовать маркером на доске.        — Действительно, мы используем «Te amo», когда говорим об очень глубоких чувствах. Это любовь с первого взгляда, с первого прикосновения, граничащая чуть ли не с одержимостью. И студентка Хван была бы права, потому что в тексте автор описывает, что герой, лишь раз повстречав незнакомку, не может уснуть, не представив перед сном её смутный образ в голове; не видит смысла своей жизни без её присутствия; в конце концов, ждёт её лёгкого кивка-благословения, чтобы продолжить своё жалкое существование. Незнакомка — богиня, бросившая свой взгляд на плебея и вдохнувшая в него искру.        Чхве Субин умел говорить красиво. Безусловно, можно было легко повестись на бархатный голос профессора, и запретным плодом являлась лёгкая хрипотца, которую он специально добавлял, придавая своему тону оттенок вековых тайн. Взгляд из-под очков, чёрная рубашка, две пуговицы которой были расстёгнуты, полная увлечённость своим делом и сексуальные мозги — всё это заставляло студенток и студентов, у которых Чхве Субин вёл только лекции, визжать от одного его появления на парковке университета, куда он приезжал исключительно на своей дорогой машине. Но никто из них, из этих ослеплённых яркой обёрткой дурачков, не мог в полной мере прочувствовать на себе спектр, состоящий из несправедливости, агрессии, тревоги и страха, который закручивался перед практическими занятиями.        — Однако если вам, студентка Хван, парень в Испании скажет, что он вас «Te amo», то советую бежать от него, потому для носителей эта фраза звучит довольно слащаво и наигранно, и используется чаще всего в спектаклях или сопливых мелодрамах. Скорее всего, он поспорил со своими друзьями, что сможет подцепить вас на одну ночь, только и всего. А вот в Латинской Америке она приобретает более обыденный окрас, всем ясно? — Чхве Субин напоследок обвёл аудиторию внимательным взглядом. — Дорогие дамы, запомните: в Испании на таких бизнес-партнёров не ведёмся!        Прозвенел спасительный звонок, оповещающий о конце пары, и студенты живо засобирались, спеша раньше всех попасть в столовую и купить сэндвичи с курицей вместо ветчины. Расслабившись, Бёль смахнула с глаз отросшую чёлку и быстро скинула все вещи с парты в сумку, не забыв сделать глоток воды. Май в ту пору не щадил никого, вынуждая бороться с чрезмерной потливостью и смазанным макияжем.        — Бёль, пойдёшь в столовую? — спросила одногруппница, смиренно ожидая девушку рядом.        — Можешь подождать меня в коридоре? — торопливо спросила Хван вместо ответа. — Хочу перекинуться с ним, — кивнула головой в сторону профессора, — парой слов.        Сонхи — так звали девчушку, которой Бёль приглянулась ещё на первом году обучения — скривила своё лицо, показывая, что не в восторге от такого решения.        — Серьёзно? — её выщипанная бровь изогнулась почти также, как и накрашенный рот. — На вас двоих итак косо смотрят. Хочешь, чтобы поползло ещё больше слухов?        — Мне всё равно, — брюнетке пришлось беспечно пожать плечами. — И ты прекрасно знаешь, что их выдумывают завистливые суки без личной жизни. Или что, веришь им?        Сонхи сразу стушевалась под таким резким напором: глаза уткнулись в пол, а пальчики с розовым маникюром стиснули брендовую сумочку. Делать здесь было больше нечего, и Бёль почти бегом спустилась по ступенькам, чтобы поймать профессора.        Вблизи — совсем другая атмосфера, чем когда выслушиваешь его назидательный тон с высоты пятой парты. Ноты дорогого парфюма, который, она была уверена, на коже раскрывался совершенно безумным и манящим запахом. Чёрные волосы были прилежно уложены и скрывали благородный лоб; взгляд — бесконечно усталый и глубокий, словно его владелец проводил долгие ночи в бессоннице, исследуя мироустройство. Чхве Субин, думала Бёль, в прошлой жизни был либо потерянным наследственным принцем, либо отчуждённым от общества философом-негодяем, за чьи мысли и выводы ему была уготована казнь через повешение. Здесь соединялись ум и красота, и можно было легко споткнуться и погрязнуть в этой связи, если бы не мерзкий характер, знакомый его студентам.        — Должен признать, ваша работа была почти идеальна, — мужчина, конечно же, не забыл сделать акцент на нужном слове. Положив всё необходимое в портфель, профессор поднял взгляд на студентку: — Что-то ещё? Разве не за этими словами вы подошли ко мне?        Глаз у Бёль дёрнулся от льющегося через край самодовольства напротив неё. Скоро её проблемы с агрессией определённо начнут выражаться гораздо явнее, и всё из-за провоцирующего её на жестокость профессора. Но всё это только в голове, конечно.        — Вы снизили мне двадцать баллов за два слова из работы на две тысячи слов. Боюсь спрашивать, какие у вас критерии, профессор Чхве? Не желаете обнародовать их? Или мне пожаловаться на вашу некомпетентность?        Лёгкая усмешка слетела с губ мужчины. Девушки, проходившие сзади, невзначай толкнули Хван вперёд, из-за чего она впечаталась низом живота в парту. Болезненно и почти до скулежа, но пришлось сдержать его внутри. Вот они — тем самые завистливые суки без личной жизни.        — Вам разве недостаточно, что я признаю ваши старания? — вдруг спросил Чхве Субин, оглядев полупустую аудиторию. Осталась лишь пара зевак, ожидавших начала следующей пары. — Я не поверю, что вас волнуют остальные, а их успеваемость — тем более. Будьте честны хотя бы с собой, студентка Хван, и дышать станет легче: вас волнует только вы сама и больше никто в этом здании, если не в жизни.        — Возможно, — непринуждённо отозвалась Бёль, соглашаясь с преподавателем. — А ещё меня волнуют ваши недостижимые критерии. Существует хотя бы возможность выполнить работу так, чтобы вы, профессор Чхве, посчитали её идеальной? Или на это способны только вы сами?        Губы у Чхве Субина задрожали в маниакальной улыбке от подобной смелости. Не каждый уважаемый человек смел говорить ему подобное в лицо, не то что двадцатидвухлетняя студентка. Он, определённо, посчитал это явление крайне занятным.        — Давайте прекратим эти бессмысленные выпады, учитывая, что они крадут и моё, и ваше обеденное время. Я стремлюсь, чтобы мои студенты становились профессионалами своего дела, к которым ни один толстопузый дядя с толстым кошельком не сможет придраться. Я тренирую вас, студентка Хван, — его внимательные чёрные глаза обратились к девушке, — и если вы не готовы соответствовать и становиться лучше, то можете смело переводиться в другую группу или подавать заявление в деканат с просьбой убрать из вашей учебной программы факультатив по испанскому.        Это было последнее, что он сказал перед своим уходом, оставляя Бёль и её возмущение без должного внимания. Девушка рвано дышала и пыталась унять трясущиеся руки, сжимая юбку. Тяжело, когда всё стремишься доводить до идеала, но прилагаемых усилий недостаточно, хотя раньше казалось наоборот. Но ещё тяжелее и дряннее на вкус, когда сталкиваешься лоб в лоб с человеком, который вынуждает прыгнуть выше головы, доводя ситуацию до абсурда.        Однако абсурд между двумя иногда может становиться смыслом.       

***

Свежая кровь и срезанные пряди чёрных волос украсили кафель туалета. Ровно два удара головы о дверцу туалета, сто сорок три подожженных зажигалкой волосинки, порванная юбка, ни одной проронённой слезы и три разгневанных голоса, которые смешивались в одну какофонию из набора слов: шлюха, проститутка, ёбаная Хван Бёль и…        Бёль, честно, уже забыла добрую половину из-за гудящей головы. Но её любезно схватили за испорченную шевелюру и дыхнули в лицо мятным дыханием от ядрёной на вкус жвачки:        — Ещё раз ты, сучка, подойдёшь, к Чхве Субину, и я позову своих друзей, чтобы они вытрахали из твоих мозгов всю дурь. Потом не жалуйся, что видео с твоим участием полетит прямо в группу универа.        Голову Хван резко дёрнули в сторону, и кусок разбитого зеркала на полу подхватил её взгляд. Девушка сморщила нос, когда увидела вместо длинных изящных волос лишь подожженные огрызки, над которыми трое девиц изощрялись вот уже несколько часов, как и над опухшим от ударов лицом Бёль. Передышки ей не дали, снова схватив острыми ногтями за щёки и выдавив язвительное:        — Ещё не устала быть его подстилкой, а?        — А что, ты мне завидуешь? — почти выплюнула Хван в ответ выбеленному тональником женскому лицу, которое через секунду исказилось в первородном гневе.        Бёль дрожала то ли от холода (она валялась на полу в одном белье из-за испорченной юбки), то ли от того, что все силы организм бросил на поддержание жизни в ней. Девушки из другой группы, лиц которых брюнетка не помнила, держали её в сознании, то обливая ледяной водой из унитаза, то поднося к носу нашатырный спирт. Это походило на пинание беспомощного котёнка, которому недавно исполнилось несколько недель, на помощь которому не могла прийти разъярённая мать. Но вот только за жестокое обращение с животными давали тюремный срок, а за подобное обращение с людьми — не особо.        Пока её тело сталкивалось с ударами кроссовок, Бёль думала о том, что существование буллинга в университете — полная херня. У неё сносило крышу только от мысли, что взрослые люди до сих пор решали вопросы зажиманиям жертв в женском туалете, когда понимали, что угрозы и слухи особо вреда не приносят. И Хван пару раз в начале этой бессмысленной потасовки даже удалось ударить двух студенток по щиколоткам и сломать ноготь третьей, но все эти попытки канули в её собственных стенаниях и болезненных стонах, которые девушка не могла затушить в себе уже добрые два часа.        — Ах, ёбаная тварь, не смей харкать на мои новые туфли! — где-то над Бёль противно заверещала обидчица и отпихнула Хван подальше, заставляя ту сжаться недоношенным эмбрионом на полу.        — Кричи ещё больше, Доён, чтобы сюда сбежались уборщицы, — главная из троицы присела на подоконник и достала из крохотной сумочки электронную сигарету. Помещение заполнилось звуками смывания унитаза (туда полетели помада и любимый браслет Бёль) и тошнотворным запахом «манго-маракуйя». — Ладно, заканчиваем.        Женский туалет быстро опустел. Последнее, что Хван услышала, прежде чем прикрыть глаза — цоканье каблуков о кафель, холод который впитывал в себя тепло тела студентки.        Было уже поздно, в районе восьми вечера, когда Бёль открыла глаза. Нашатырный спирт снова раздразнил нервные окончания носа, и брюнетка вздрогнула, за что поплатилась тупой болью. Ей стало страшно, по-настоящему страшно, что весь тот кошмар повторится вновь, однако вместо яркого маникюра и золотых колец на тонких пальчиках она увидела аккуратно стриженые ногти и дорогие часы на жилистом запястье. Бёдра оказались прикрыты чем-то большим и тёплым, что явно было снято недавно с чужого тела.        Мир расплывался неясными пятнами, и девушка в ужасе щурилась, пытаясь оценить обстановку. До неё донёсся жалкий скулёж со стороны, и Хван дёрнулась, но тёплая и сухая рука бережно, но уверенно легла на её щёку и повернула голову обратно.        — Не стоит бояться, студентка Хван, — блаженный голос спасителя раздался совсем рядом, но Бёль всё ещё не могла сфокусироваться на его лице. Словно человек из сна: в себя он вбирает всех знакомых и незнакомых людей, но кажется самым близким на свете. — Все ваши обидчики получили по заслугам. Почему вы раньше не сказали об угрозах? Вы же знаете, что я всегда помогаю своим студентам.        Сначала перед ней образовалось спокойное и рассудительное лицо Чхве Субина, бледное в свете холодной лампы, а затем — три напуганных студентки, которые затравленно следили за каждым движением профессора, задержав дыхание.        — В-вы — грёбаный психопат! Вы хоть знаете, кто мои родители?! Когда они обо всём узнают, то!..        — Волосы придётся подстричь, — низко произнёс он, перебирая обезображенные пряди Хван. Сознание у Бёль работало немного криво и искаженно, так что он могла сосредоточиться только на голосе профессора, а не на воплях трёх девушек, которые, оказывается, были привязаны к раковине поломойными тряпками. И выглядели они так, словно являлись отражением самой девушки: бледные и напуганные. Однако пока на коже Хван уже расцветали калейдоскопы грубых синяков, их оставалась чистой и девственной, и это бесило ещё больше.        Явное помутнение рассудка и пережитый стресс. Ядрёный коктейль, замешанный в Хван Бёль, вылился в слёзы и смазанную тушь, что сразу вызвало беспокойство у Чхве Субина. Большая ладонь вновь опустилась на её щёку и одним движением пальца смахнула сначала одну слезинку, затем вторую, третью…        Взгляд у него загорелся, и мужчина посмотрел не прямо в глаза Хван, но намного дальше, обращаясь к её существу, которое не смогло бы соврать даже если бы сама Бёль того захотела.        — Ты хочешь наказать их? — спросил он так тихо, что ошарашенная брюнетка еле услышала его.        Девушка нервно сглотнула и поджала ноги под пиджаком ближе к себе. Её мутило, голова отказывалась работать правильно, и единственное, чего ей хотелось — это оказаться в своей съёмной квартире, принять горячий душ и лечь спать. У Бёль точно не было сил наказывать кого-то и совершать правосудие над мерзопакостными суками из другой группы. Вот когда она оправится, то точно расправиться с обидчицами, но не сейчас, когда костлявые колени дрожат то ли от холода, то ли от ужаса.        — Я спрошу по-другому, — вновь подал голос мужчина, сняв очки-нулевки. Без них тёмные глаза казались ещё злее, словно через них к студентке обращался сам Дьявол. — Ты хочешь, чтобы я их наказал?        И, должно быть, тогда на обоих плечах двадцатидвухлетней студентки сидели демоны, потому что она, не задумываясь, ответила:        — Да. Сделайте это.