***
Нужно было поторапливаться. Курение и втыкалово в кирпичную стену у входа заняло неожиданно много времени; Шевелев наверняка уже с ума сходил от отсутствия штатива на площадке. Хотя Антону вообще всегда казалось, что фотографируют на штатив только дилетанты, ведь кадры «с руки» гораздо живее. Но был шанс, что у них сегодня видеосъёмка, а не фотосет; всего не упомнишь с этой беготнёй. Штатив оказался тяжёлым, а Макс болтливым. На обратном пути мелькнула мысль покурить ещё раз, но лёгкие было немного жалко. Не успев забежать в закрывающийся лифт, Антон прислонил чехол со штативом к стене и облокотился на него, пытаясь отдышаться. Хорошо, что он решил пожалеть лёгкие, восстановить дыхание не получалось очень долго. Зря он так торопился, стопудов опять прибежит запыхавшийся, а в студии все хуи пинают и кофе лакают. Из-за одышки он не сразу заметил, как кто-то подошёл и встал рядом, поэтому чуть не вскрикнул, когда поднял голову и увидел Арсения. — Привет, Антон. Охуеть, он помнил его имя. Это что за чудеса? — Привет, — даже одно слово далось с трудом. Воздух в лёгких всё не хотел укладываться. — Загоняли тебя? Хочешь попить? — Арсений, не дожидаясь и будто бы даже не рассчитывая на ответ, выудил из кармана бутылочку холодного чая. С малиной, его любимый. У Антона аж пальцы поджимались, как хотелось пить после забега. А тут ещё и Арсений о нём заботился (забо-о-отился!) — пусть, очевидно, ради приличия. У него был эдакий образ джентльмена, обольстителя и воплощения добродетели. Тих, спокоен, со всеми вежлив — положительней самого плюса. Но Антону многого не надо было, он довольствовался и еле заметной улыбкой в свою сторону. Поэтому он принял бутылку, жадно присасываясь. И поздно понял, что выпил почти всё. — Ой, — сказал он, промакивая губы тыльной стороной ладони. Арсений тихо усмехнулся. — Извини, у меня в рюкзаке запасные лежат, я принесу, как доедем. Попов отмахнулся и кинул улыбчивое «не страшно». Антону хотелось спросить, что за одержимость вокруг этого чая, раз тот везде его с собой носит. Раньше он думал, что это просто прихоть ради прихоти — только на съёмках. Но спросить он об этом не успел, из лифта вывалились люди — надо было их пропустить; а потом и вопрос как-то затерялся и показался уже не столь значимым. Они вдвоём зашли в кабинку, Антон стеснённо переминался, стараясь смотреть себе под ноги, чтобы не смотреть на Арсения. До этого они никогда не пересекались в неформальной обстановке или наедине. Сука, как волнительно! Тишина наполнялась неловкостью. Он надеялся, что не выглядит грубияном. Надеялся, но плечом чувствовал чужой выжидающий взгляд. Ну и как объяснишь человеку, что это всё ради его же сохранности? Член, конечно, всё равно не давал забыть о том, что Попов вообще-то его влажная мечта: ощущение, что ещё немного и встанет, было таким чётким, что Антон открыл в своей голове папку с самыми худшими видосами, которые когда-либо видел в телеграме. — Не нажмёшь на кнопку этажа? — мягко раздалось где-то над ухом. Блять, какой же у него красивый голос — такой вкрадчивый и нежный. Ну чисто мёд прямиком с пасеки! Это невозможно. Надо будет подрочить перед съёмкой, непременно надо будет. — Ой, да, — всё также не смотря на собеседника, Антон потянулся к кнопкам с цифрами и озадаченно притормозил. — А нам на какой? — Не помнишь, на каком этаже у вас студия? — растерянно спросил тот. И тут Антон совершил фатальную ошибку: на автомате оглянулся на Арсения. Сразу же захотелось развернуться и впечататься лицом в противную холодную стенку железного лифта. Попов по-прежнему обладал самым приятным сочетанием черт лица и мимики на своём ебале. Несмотря на эмоцию замешательства (из-за Антонова количества хромосом, блять, ну как он умудрился забыть этаж?), чужие глаза блестели любопытством, а на губах играла смешливая улыбка. Она всегда у него отдавала какой-то хитрецой, наверное, из-за выделяющихся клыков — обычно такие были либо у тех, у кого зубы кривые с детства; либо у тех, кто исправлял кривизну брекетами. Почему-то создавалось ощущение, что атмосфера романтики в воздухе зашкаливает. Выглядел Арсений настолько красиво, мягко и уютно, что его жизненно необходимо было оттрахать языком в рот прямо в лифте. Это было невозможно — ну где Антон, а где Арсений? Очевидно, что невозможно. Но абсолютно точно жизненно необходимо. Наверняка Попов такой же приятный и податливый, каким кажется на вид… Ну вот же бля-я-ять. Спасибо длинной парке за то, что скрывала стояк. Один взгляд на Арсения, и Антон уже был готов кончить. Это стопроцентно чьё-то проклятье. Это просто физически нелогично и невозможно. Блять, стоп! Сколько уже по времени он просто стоял с открытым ртом и пялился на него? Ещё немного, и это станет не просто неловким, а криповым. Надо было срочно нажать на кнопку, но он всё никак не мог вспомнить нужный этаж, поэтому нажал на приблизительно-предположительный. Вернее, на первый попавшийся. — Антон, всё хорошо? — поинтересовался он не то беспокойно, не то с насмешкой. Да уж у Антона наверняка было такое лицо, будто он боролся с трёхдневным запором в своём подсознании. — Устали? — А? Устали? Кто? Мы? — Так. Нужно было собраться. Ещё одна нелепая фраза, и он въебёт сам себе за этот бесконечный позор. Он глубоко вздохнул, прикрывая глаза и откидывая голову на стенку. — Да. Много… работы. Изивините, ой, извините. Да бля. Ой, простите. Господи… Арсений мелодично рассмеялся, и Антону пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не заскулить. Его мягкий смех лился в уши сладкой патокой, убаюкивал, согревал и окутывал каждую клетку тела изнутри. Сука, ну как можно быть таким превосходным со всех сторон? И каким магическим образом это заставляло Антонов организм переходить в режим «сос» — одновременно от слова «сосать» и от аббревиатуры «сука-обоже-спасите». — Всё хорошо, я понимаю. «Да ты ж мой хороший, всё он понимает», — ласковым маревом прокатилось у Антона в голове. Это должно прекратиться, иначе он не сдержится и скажет что-то слащавое и очень-очень комплиментарное вслух. А потом раздвинет двери лифта силой***
Пиздец дубль два: Антон забыл штатив на первом этаже. О да, ведь у него были дела поважнее работы — крышесносный Арсений. Тот, пока они шли до студии, вёл какие-то важные переговоры по телефону. Судя по содержанию, переговоры были с менеджером. Впрочем, неважно. Главное, что им не пришлось обсуждать этот инцидент и всё замялось само собой. Шевелев, правда, наорал из-за оставленного внизу штатива и сам умчал к лифту, едва не сбив с ног. Да уж, сегодня был день проёбанной репутации. Пока-пока, родная, недолго с тобой виделись. — Куда Серёжка умотал? Он обещал мне помочь с шиммером, — возмутилась Ира. — Мне на второй заказ надо успеть, за три звезды отсюда ехать. Антон, ты свободен? Он был свободен во всех смыслах этого слова. После произошедшего он точно освободил от оков адекватности и душу, и тело, и разум; теперь ему этот мир был абсолютно понятен, и он ждал лишь слияния с бесконечно вечным. Чем ближе он был к Арсению, тем дальше от бога. Чем дальше от Арсения, тем лучше — ведь так увеличивался шанс, что он вежливо не вспомнит о случившемся. Антон в душе не знал, что такое шиммер, но готов был хоть цемент идти замешивать (особенно, если в него можно будет лечь и умереть), если Ира попросит. Надо бы только для начала избавиться от ощущения липкости в штанах, пока всё не зацементировалось само собой. — В туалет сгоняю и свободен. — Чего уж таить. Ира его и заблёванным, и голым, и засунувшим ручки в обе ноздри видела. Эх, школьные годы, какая ностальгия. — Шуруй давай, только быстро. Мне уже через полчаса выходить. Туалеты в офис-центре были небольшими: писсуаров штук пять, а вот кабинки всего две. Зато чистые абсолютно всегда, будто в них не пи́сать нужно было, а есть — причём с пола. Уже в кабинке Антон понял, что дела плохи. Надо было взять влажные салфетки, последствия мозгодробительного оргазма уже успели превратиться в липкую хуйню. Он внутренне обматерил самого себя, намотал на руку туалетку и попёрся к умывальникам. Нужно было действовать быстро, вдруг кто зайдёт и застанет его за «спа-процедурами». Шмыгнув обратно в кабинку, он уселся на крышку и начал с ювелирной осторожностью вымывать весь этот пиздец. Даблять. Ире придётся подождать: если поторопиться, бумага попросту скатается. Он чертыхнулся себе под нос. Чтобы всё оттереть, нужно было расставить ноги шире, но для этого нужно было забраться на толчок вместе с ногами. Да ёбанное боже! Антон спустил штаны до щиколоток, а трусы до коленей и, еле-еле балансируя, уместился на унитазе в позе шаолиньского, блять, монаха. Выглядел он, наверное, как председатель кружка по вышиванию спермой на трусах. Какой кошмар — сущий и срущий. Входная дверь с грохотом распахнулась, а по комнате пронёсся знакомый недовольный голос: — Дим, всё, мне некогда, пиши в телеграм. Да, давай. Это был Арсений. Даже тут не спрячешься, ну ё-моё. Антон автоматически замер, старательно прикидываясь воздухом. Судя по звукам, Попов ходил по комнате, будто бы выискивая что-то. Долго ходил. Потом забежал в соседнюю кабинку и начал поспешно раздеваться. Антон слышал звон ремня, а ещё слышал щелчок какой-то маленькой крышки (антисептик, что ли?), а потом… Нет. Блять. Блять-блять-блять. Ритмичные влажные звуки нельзя было перепутать ни с чем. Наверное, сказывалась стерильная тишина этого помещения, ну и то, что кабинки были с одной общей стенкой. Слышно было крайне отчётливо — Арсений мастурбировал. Очень рьяно: часто дышал, быстро вдалбливался себе в руку и даже чуть постанывал. Сдержанно, но постанывал. Мягкие ахи горячим эхом оседали в голове и бились об черепную коробку, как беспокойные птички; тепло по животу разлилось так быстро и тягостно, что Антону на секунду показалось, что он кончит прям так, не прикасаясь к себе. Член стоял бодрым флагштоком, будто никакой разрядки минут десять назад вовсе и не было. Антон крепко вцепился в крышку унитаза обеими ладонями, чтобы случайно не создать лишних шорохов. Пытка номер два: теперь ему нельзя было даже дотронуться до себя, иначе Арсений услышит и прекратит. Тот в свою очередь постанывал всё более развязно и глубоко, пусть его вздохи всё ещё были слишком тихими, чтобы можно было обвинить в вульгарности — всё-таки общественный туалет. Хотя… если немного подумать. Точно. Вот почему он так нервно мерил шагами кафель, прежде чем зайти в кабинку! Арсений думал, что здесь никого нет, поэтому и не сдерживался. Кабинка Антона со стороны-то выглядела пустой. Осознание того, что Антон был по сути нелегальным слушателем, простреливало возбуждением как вдоль всего позвоночника, так и члена. Нет, он не будет вслушиваться в хлюпающие звуки и думать о том, как, наверное, скользко и приятно ощущался бы сейчас чужой член в его руке. Не будет думать о том, как бы легко он мог довести Арсения до оргазма, как бы старательно он ласкал его, будь такая возможность. А как бы хотелось ощутить приятное скольжение в своей руке, как бы хотелось… Отчего тот, интересно, возбудился? От близости в лифте? От тесного контакта? Догадался ли он, что Антон кончил, потираясь об него? Возбудило ли его это вместо того, чтобы отвратить? Возбудило ли популярного блогера с идеальной репутацией то, что рандомный, ничем не выделяющийся «работяга» прижал его к себе и воспользовался его телом, как какой-то вещью? Антон ведь абсолютно точно не имел на это никакого права. Не имел права на то, чтобы пачкать такого идеального во всех смыслах Арсения. Может, ему понравилось, как Антон грубо схватил его за талию? Может, Арсений из тех, кто любит погрубее или фантазирует о публичном сексе в лифтах? Господи, эти мысли невозможно было остановить. Арсений сладко и шумно выдыхал, срываясь на тихенький скулёж — неужели ему было настолько хорошо? Или, возможно, Антон уже поплыл рассудком и слышал лишь то, что хотел слышать. Однако всё ощущалось так чётко и близко, он и сам уже был близко. Как и Арсений. Тот громко и совсем уж несдержанно ахнул — протяжно, глубоко, красиво и где-то прямо над ухом. Антон до боли в пальцах сжал крышку — не удивился, если бы услышал треск — и выгнулся, трахая воздух, оглушительно кончая даже без фактической эякуляции. Сухой оргазм без стимуляции — вердикт: просто пиздец. Поздравляем, Вы — конченый извращенец! Можете взять Ваш приз: удар головой об стену! Успокаивало лишь то, что он не один такой. Арсений — тоже, видимо, тот ещё конч. Это, правда, ничего абсолютно не меняло, их позиции оставались неравными. Настолько же неравными, как счёт, если бы Реал Мадрид играл с грёбанным Ибисом. Хуже Ибиса были только настольные футболисты, выточенные из дерева. И рядом с Поповым Антон всегда чувствовал себя именно таким — деревянным истуканом, которого насадили на вертел и заставили отбивать пластмассовый мяч. Арсений мастурбировал не на Антона и даже не из-за него. Он просто тоже был конченным извращенцем. И данный факт заставлял любить его ещё сильнее. Так что теперь Антоново восхищение Арсением превосходило всё — даже его преданный восторг мастерству Роналду. Сушите вёсла, мы на дно.***
— Ир, ну я же не визажист… Что, если плохо получится? — умоляюще ныл Антон, чтобы избежать работы, которую пыталась взвалить на него разъярённая Кузнецова. — Ты что, блёстки не можешь равномерно размазать? — сердито шипела она, сквозь зубы, чтобы не разводить на площадке громкую ругань. — Вот в этот кругляшок тыкаешь кистью, а потом тыкаешь ею же в Арсения. Что сложного? Последний пункт — вот, что сложного. Антон, между прочим, уже сошёл с ума и видел намёки в каждой фразе. Ну какое «намазать Арсения блёстками»? Вон того вот Арсения, который в тонкой майке и домашнем халате вальяжно сидел на стуле, сложив ногу на ногу? Босую ногу на другую босую ногу, ебаная богема. У него ещё и волосы так красиво отросли… Вились безмятежными волнами будто в дополнение к тёмно-синему халату, который открывал ключицы, романтично спадая с плеч, хотя вроде как не был шёлковым. Слава, блять, Советскому Союзу, он не был шёлковым. Арсений и так выглядел до невозможного трогательно в сегодняшнем образе горячего вдовца. Сексуальный, нежный, невозможный. Довёл Антона до оргазма дважды за прошедший час. Жаль, что члену было абсолютно до пизды, кончал он или нет. Антон свой организм знал — хватит одного взгляда на приоткрытую грудь, усыпанную родинками, и стояк вернётся, будто такого понятия, как «рефрактерный период» вовсе не существовало. Что такое «рефрактерный период», он узнал на одной из первых их совместных съёмок. Фотосессия была организована под лозунгом «я Стас Шеминов, и я фанат серии игр Байонетта, а ещё я залипаю на секретаршу чаще, чем делаю вид, будто бы умею работать». Стас был их директором, и тогда он подобрал Арсению популярный ныне образ офисной сирены. Поначалу Антон был спокоен, потому как всей душой ненавидел официально-деловую тематику, в особенности — костюмы. Люди зачем-то продолжали делать вид, что это красиво. Но каждая подобная съёмка заканчивалось одинаково — Эд хмуро листал исходники, а Серёжа прыгал вокруг него и говорил: «Это фотография так получилась. Не всё так плохо и печально. Просто на фотке так». И Эд каждый раз отвечал, что именно в этом-то и проблема, а Шевелев злился, что тот навещает интернет-пространство раз в полгода и не знает новые мемы. Перспектива съёмки в ультра-офисном стиле вызывала у Антона разве что желание пойти и утопиться в стакане, никакого предвкушения. Как можно романтизировать самую унылую работу в мире? Однако и Арсений был далеко не Тамарой Кожемятько, чтобы смотреться в итоговых декорациях нелепо. Нет, он выглядел так, будто сбежал с обложки журнала восьмидесятых — когда порнухи в свободном доступе было с гулькин хуй, поэтому все фапали на журналы и кассеты. Остроносые туфли, тонкие очки и строгий взгляд; из-за коротковатых рукавов и штанин приоткрывались тонкие запястья и щиколотки… М-мм… Тогда Антон на площадке выполнял роль воздуха и лишь изредка приносил то кофе, то чай, то воду, то подавал объективы. Но абсолютно точно не подавал никаких надежд: именно в тот день он смирился с тем, что Арсений превращал его в неадеквата. Он отпросился в туалет, когда понял, что не выдерживает всех этих кадров с растёкшимся по столу Арсением. Или с Арсением, который кусает ручку или дужки очков. У него просто не получалось выкинуть из головы фантазии об Арсении, грубо разложенном на этом самом столе прямо поверх тонких бумажек. При одном взгляде на декорации автоматически дорисовывался кто-то второй, кто бы вытянул прозрачную рубашку из-под чёрных брюк, задрал бы её повыше и жадно бы покрыл поцелуями и укусами чужой живот. Огладил бы поджарые бёдра, облизал бы член сквозь жёсткую ткань штанов. Такому секретутному Арсению полагался начальник, очевидно (ну очевидно же!), в лице Антона. О, да, он-то бы точно вылизал бы с ног до головы изысканного и педантичного секретаря. Он бы вызывал его к себе в кабинет только ради того, чтобы усадить на диван и шептать на ухо нежности или пошлости — неважно. Главное, что Арсений оставался бы неприступным, но Антон бы знал, что тот хочет его. Хочет течь в чьих-то умелых руках. И он каждый раз подсаживался бы на диван, медленно расстёгивал бы ширинку, ласкал бы течный член. А Арсений бы жмурился, выгибался, открывая нежную шею, стараясь отодвинуться, но Антон бы прижимался к его уху и шептал бы уже близко-близко, тихо-тихо о том, какой Арсений прекрасный, красивый, невозможный и желанный. В общем, фантазия растягивалась вместе с пружиной горячего напряжения в животе, и Антон таки отпросился в туалет. Когда он вернулся, то понял, что остервенелая дрочка не помогла: член снова встал при виде Арсения — причём уже спокойно сидящего вне локации, попивающего чай вместе с Шевелевым. Один лишь чёрт знает, о чём они там болтали, но Арсений улыбался так мягко, смеялся — ярко, жестикулировал — активно. И Антон поплыл. Вернее, потёк. Короче, сдох. Именно тогда и пришлось гуглить, что делать, если только кончил, а хуй уже встал. Он по-прежнему верил в то, что кто-то его проклял. Потому что, по всем законам физики, такого происходить не должно было. На суперспособность это не было похоже, а значит — проклятье. — Проклятье! — Рыкнула Кузнецова, вглядываясь в экран телефона. — Написали, что нужно уже выезжать. Тош, сможешь ещё стразы ему с цветами на ноги приклеить? — А у нас концепт вообще сегодня в чём заключается? Какие ещё цветы? — недоумевал он. — Держи, — она всучила ему коробочку с искусственными цветами и камушками. — Спроси у Серёжи про концепт, там что-то про одиночество, я не помню. Мне уже бежать пора, клей и пластыри в отдельном мешочке. Нет, это Антонова выдержка сегодня в отдельном мешочке — валялась где-то на мусорке рядом с другими нефункционирующими чертами личности. Он минут пять мял в руках пластиковую коробку, широкую кисточку и два кругляшка с блестючками внутри. Перекатывал и осматривал всё это, раздумывая, на кого можно было бы спихнуть работёнку, но все поголовно были заняты. Особенно Шевелев, тот вообще так и не вернулся с тех пор, как ушёл за штативом. Не смог поднять, что ли? Смирившись с судьбой, Антон поплёлся к источнику всех своих проблем. Со стороны, наверное, он выглядел, как узник, отсрачивающий встречу с гильотиной. Не то чтобы ему не хотелось поукрашать Арсения, напротив — очень даже хотелось, просто… Теперь последней надеждой оставались длинная футболка и плотные джинсы. Прикроют ли они стояк так же хорошо, как с этим справилась куртка? Арсений не должен узнать про синдром вечного стояка, иначе он точно начнёт испытывать по отношению к Антону отвращение. Если уже не испытывал — после шумного дыхания на ухо часом ранее. Но так хотя бы теплилась в сердце надежда на то, что Арсений не пропишет в своём райдере обязательным пунктом отсутствие Антона на площадке. Если это произойдёт, он от стыда и огорчения сделает харакири штативом. Это будет очень долго, больно и глупо, но ничто другое не сможет упокоить его душу. Если она вообще у него ещё была; казалось, всё его существование было сплошным спермотоксикозом и вселенской ошибкой. Ладно, загоны должны подождать до вечера. — Арсений, привет ещё раз. Наша визажистка попросила меня подменить её, ты не против? Не то чтобы у него был выбор, конечно. — Что ты, всё в порядке, — очаровательно улыбнулся он. Антон внутренне пропищал, как, наверное, делали его фанатки на фан-встречах. — Тем более грим она уже нанесла, и ты будешь просто декорировать. А это у тебя хорошо получается. Чёрт бы побрал эту его обворожительную выученную вежливость. Популярные чуваки — особенно всякие блогеры — обычно делились на два типа: те, кто поймал звезду и не стесняется презирать людей открыто, и те, кто обладал самыми широкими дежурными улыбками на Диком Западе. По широте и дежурности с ними могли посоревноваться только стоматологи в платных клиниках, уверяющие, что пломба за семь тыщ — самое выгодное вложение, которое только может быть в этой жизни. — Да я же просто делаю, что мне говорят, — уклонился от комплимента Антон, укладывая «инструменты» на ближайшую табуретку и переставляя её ближе к месту съёмки. Оно было уже фактически готово, осталось только притащить горшки с искусственными фикусами для фона. — Правда? И что тебе сказали на этот раз? — Намазать блёстками и приклеить цветы на ноги, — буркнул он, понимая, что его подловили. Приказы приказами, но безалаберность дружеского пространства создавала вынужденную свободу творчества. Вообще Арсению лучше бы этого не знать, но тот был не только любопытным, но и внимательным. — Сначала просто этот, как его, триммер. А, ой, шиммер — на шею и короче, — он помахал рукой у ворота собственной футболки под чужой насмешливый взгляд. — Постараюсь аккуратно, но если… Если вдруг что, говори. У него даже вслух сказать «если будет щекотно» не получилось! Как же всё по-дурацки интимно выходило. Антон не считал себя дрочером на всё подряд и не был из тех, кто выискивает самые странные теги на порносайтах. Однако рядом с Арсением не сложно было начать переживать, как бы не пробудились всякие потаённые фетиши вроде тиклинга. Так, ладно, он закончит с этим быстро и пойдёт выкурит всё, что осталось в куртке. Вместе с курткой, блять: Арсений отклонился на стуле, прикрыв глаза, и спустил халат до локтей. Тот красивой волной обрамлял чужой силуэт, стекая к полу. Антон тоже был готов стечь к полу и бесполезной жижей уплыть в канализацию, чтобы наконец начать жить среди себе подобных — спермы и говна. Держа в одной руке кружок с блестючками, а в другой — толстую кисть, он пододвинулся ближе к Арсу. Работа стилистом, конечно, была сплошным издевательством над высокими людьми. Ему приходилось горбиться, пародируя пиратский крюк, чтобы понимать, куда мазать треклятый шиммер. Тот ложился красивой прозрачной вуалью поверх ключиц и длинной шеи. Арсений забавно хихикнул и поморщился, как ёж, когда Антон провёл кистью под ухом, спускаясь одной широкой линией к лямке белой майки. Когда он ткнулся кистью в краешек челюсти, зачарованно ведя до кадыка, Арсений тонко рассмеялся и весь скукожился, стараясь уйти от касания. — Ну это невозможно щекотно! Дай передохнуть, — прикрываясь руками, пропищал он, пародируя какого-то героя из мультиков. — Ужас. — Хорошо, я шею не буду больше трогать. Думаю, там достаточно. Конечно, достаточно. Антон увлёкся и намазал так, что Арса можно было отправлять на кастинг «Сумерек» или подвешивать в клубах вместо диско-шара. Он макнул кисть в блёстки и вернулся в привычную — для позвоночника — позу «знак вопроса со сколиозом». Спасибо Попову за то, что он сидел с закрытыми глазами и, судя по всему, отдыхал во время процесса. Либо сосредоточенно терпел щекотку — было видно, как мышцы бесконтрольно подёргиваются под плавными движениями кисточки. Ресницы тоже дергались, а губы время от времени поджимались — особенно, когда он медленно начал спускаться к локтям, прикрытым халатом. Если честно, Антон осознавал, что уже наглеет. Но было так интересно следить за чужой реакцией, что остановиться было сложно. Он немного задержался, припудривая над локтём, а когда поднял взгляд на лицо, увидел — Арсений смотрел. Смотрел как-то потерянно, встревоженно и румяно. Не успел Антон спросить, всё ли в порядке, как тот сам напряжённо уточнил: — А ты уверен, что нужно так много на руки? Возможно, на руки блёстки не надо было наносить вообще, но не мог же он об этом сказать прямо. — Устал, да? — постарался он перевести стрелки. Неуклюже получилось — от чего нихуя не делающая модель в принципе могла устать? Но Арсений ничего не заподозрил и спокойно кивнул. — Не думал, что окажусь таким чувствительным к щекотке, — веселился тот. Антон в свою очередь делил в столбик какие-то случайные числа, чтобы отвлечься. Слово «чувствительный» вообще не должно вылетать из арсеньевского рта, потому что именно оно разворачивает направление мыслей в голове на шестьдесят девять градусов. Хотя какой там — у Антона в голове теперь со всех сторон Арсений, куда ни глянь. — А что там ещё нужно было? — Цветы и стразы на ноги. Сейчас достану, — он поспешно разогнулся и подошёл к табуретке с коробочкой, отворачиваясь, чтобы успокоить своё выражение лица. Эмоции было трудно удерживать внутри; он зажмурился, а потом проморгался. Спасибо хотя бы члену, что ещё не пробил джинсы нахуй. — Серёжа говорил, что там вместе с щиколотками, но не выше, да? А то могут быть трудности с тем, чтобы клеить выше. Я не… ну, в общем… не получится. — Да, ага. — Он не слышал, что там спрашивал Арсений. Сейчас важным было открыть коробку и не устроить внеплановый фейерверк ромашками; руки дрожали от волнения, а ладони потели так, будто имели слёзные железы. Мысленно перекрестившись, а ещё скастовав пару техник из «Наруто» на всякий случай, Антон уселся в чужих ногах и аккуратно взял в руки одну из них. О какая ножка, красивая ножка. Ну это была прям ножка — изящная, тонкая и гладкая! Каким образом Арсений, будучи подкачанным мачо, умудрялся оставаться таким трогательным? Клей густыми каплями оседал на нежной коже, а поверх плюхались то разноцветные камушки, то разных размеров цветы. Некоторые приходилось подкреплять пластырями за стебли, и вроде как это соответствовало задумке. Смотрелось в любом случае гармонично и необычно. Антон намеренно не поднимал взгляд, потому что знал — стоит увидеть Арсения сверху вниз, он не сдержится и самозабвенно отсосёт ему. В этом донельзя домашнем образе — тонких штанах, простой майке и халате — Арс ощущался столь правильным и мягким. Можно было фантазировать о том, что они супружеская пара и Антон просто исполнял нетривиальные прихоти своего мужа. Он сам удивился, как быстро поженил (ну или «помуженил», если доёбываться до правильности слов) их в своей голове. Вот сейчас Арсений мог бы сместить ногу чуть выше, а Антон вернул бы её обратно на коленку и начал бы грубо массировать, проминать со всех сторон, выбивая частые вздохи и яркие ахи… Так, стоп. Нельзя было фантазировать, находясь так близко к объекту фантазий. Антон и так, судя по всему, забылся, потому как сам поймал себя на том, что поглаживает большим пальцем косточку на щиколотке. Нужно было срочно сделать вид, что так и запланировано. Спохватившись, он приподнял чужую ногу, гладя с разных сторон и делая вид, будто осматривает и проверяет, крепко ли держатся украшения. Из театра одного актёра его выбил крик Стаса. — Так, живо все вниз! Там Шевелев не может охранникам доказать, что штатив — наш. Эти идиоты думают, что в чехле взрывчатка, — вот оказывается, почему Серёги так долго не было. О, какой бред, и Антон ведь в этом бреде был виноват. — Шаст, ты остаёшься. И так делов наворотил. Хотелось бы обидеться, но правда была правдой. Единственное — жаль, что всё развернулось так масштабно. Бедный Шевелев. Зато был шанс, что Антона перестанут заставлять таскать тяжёлый реквизит. Если он высокий, не значит, что он ещё и качок. Тишина улеглась приятной пеленой в помещении. Когда все по приказу Стаса выбежали в коридор, Антон вернулся к своей затейливой работёнке. Преисполненный возбуждением, он успел и забыть о том, как давно мечтал о творчестве. А компоновка цветуёв на теле как раз чем-то напоминала рисование. Он медленно отпустил ногу, чтобы отыскать куда-то укатившийся клей и открыть его. Арсений решил опереться на Антоново колено. Да, наверное, неудобно было долго держаться на весу — клей всё никак не находился. Однако опустив ногу, он тихо айкнул (напоролся на что-то?) и переставил стопу чуть выше. Чуть выше. Высоковато, блять. Антон на секунду замер, но постарался не подавать виду и продолжил поиски злосчастного клея. Это уже начинало злить, да куда он мог подеваться? Он чуть приподнялся, прошаривая руками пол под собой. Ну, конечно, закон жизни номер один: если ты не можешь что-то найти, значит ты на этом сидишь. Победно улыбаясь, он переложил тюбичек в одну руку и… внезапно понял. От всех этих перемещений арсеньевская стопа сместилась ещё выше, и теперь она была под полами длинной футболки — аккурат на ширинке. Он пугливо глянул на Арсения, чтобы понять, а осознаёт ли тот плачевность их ситуации. Подняв глаза, он встретился с изучающим взглядом, полным интереса, и приоткрытыми блестящими губами. Арсений медленно склонил голову вбок, олицетворяя собой любопытство, и настойчиво вдавил стопу в пах. Возбуждение, осознание ситуации и горячий взгляд сверху вниз смешались в густой коктейль тянущего тепла в животе. Аж глаза заслезились, он резко ахнул и зажмурился, вцепившись обеими руками в тонкую щиколотку. Этого не могло происходить, просто не могло. Арсений упрямо двигал ступнёй, с каждым движением заставляя Антона мычать, терять равновесие и склоняться к его коленям. Он осознал себя пьяно обнимающим чужую голень, скорее всего выглядел он, как коала на дереве. Он чувствовал себя разморённым, разнеженным и абсолютно уничтоженным. Тёрся щекой о мягкую штанину и, вполне вероятно, размазывал по ней свою слюну — нужно потом будет вытереть. Он рвано выдыхал, иногда срываясь на скрипящий и еле слышимый скулёж, и пленённо смотрел на Арсения. Тот улыбался хитро и властно, довольно. Возвышался над ним во всех смыслах. А Антон до горького грохота в груди готов был хоть целую вечность сидеть в его ногах, обнимать за колени, висеть на нём ебаной коалой, целовать сквозь мягкую ткань штанов и смотреть в глаза. — Расстегни ширинку, — прошептал Арсений, бросив вдумчивый взгляд на дверь. — Быстрее. Непослушными руками он сделал то, о чём его попросили, и придвинулся ближе, чуть ли не всем телом обнимая чужую ногу, как чёртов бездомный пёс. Ему хотелось утробно выть и рычать от ощущения коротких пальцев, сжимающихся на члене, даже сквозь ткань трусов это заставляло задыхаться. Как же хотелось высунуть член и ткнуться им в нежную ступню, провести по аккуратным пальчикам. Или хотя бы почувствовать кожу к коже — Арсений ведь мог сунуться под резинку трусов, но не делал этого. Возможно, не хотел касаться. Возможно, это всё от начала до конца было просто актом унижения. Антону было плевать. Отдельное спасибо Арсению за то, что поменял ногу на незадекорированную — клеить всё обратно не хотелось бы. — Какой ты хороший, — елейно сказал тот, ладонью вплетаясь Антону в волосы, чуть оттягивая их, массируя. Антон глотал свой скулёж и закашливался, продолжая в полубреде целовать мягкую ткань штанов под губами. — Какой отзывчивый. Арсений красиво шептал, скрёб ногтями его затылок и прожигал изучающим взглядом — тот чувствовался сквозь макушку и руку на ней. — Арсений, прекрати, я прошу тебя, — бездумно прошипел Антон, когда ритмичные движения на члене ускорились. Он до сих пор не верил в происходящее, он не верил в него с тех пор, как увидел Попова впервые. Но происходящее сейчас разрывало какие-то переплетения в мозгу, ответственные за адекватное осознание реальности. — Это слишком, слишком… Хватит. — Да? — Он подцепил Антонов подбородок и заставил посмотреть на себя — делал он всё это с мягкостью, почти невесомо. Ему и не понадобилась бы грубость, Антон готов был следовать каждому простому указанию или намёку. Халат лежал скомканной кучей, и из-за чего не было видно, стоит ли у него и насколько сильно. Арсений сиял на светлом фоне, блестел из-за шиммера, глядел расслабленно и пытливо. Улыбался аккуратно, чуть приторно, будто бы даже издевательски. — Мне из-за твоих стонов в затылок пришлось бежать в туалет. Облапал меня всего и обнюхал. О, как взгляд изменился, неужели ты делал всё это неосознанно? Арсений запнулся, борясь с замешательством, и пригладил Антонову чёлку — зачем непонятно. Занервничал? Антон и сам был на грани срывного нерва, но он привык запихивать переживания куда подальше и разбираться с ними потом. Вот дома его, конечно, накроет. Придётся опять ходить два часа по району и слушать рэп, чтобы успокоиться. — Отвечай, — раздалось сверху. — Ну? — Какой был… чёрт, — он пожмурился, стараясь вернуться в диалог и вспомнить, в чём заключался вопрос, был ли тот вообще или над ним попросту издевались? — Какой ответ тебя устроит? Он заглянул Арсению в глаза и увидел на чужом лице удивление, которое сразу же сменилось улыбкой. — Такой подойдет. — Сказал он, сильно давя ступнёй на член. Было почти больно, но Антон задрожал, давясь грубой и грязной лаской, и почувствовал, как слезятся глаза от прошибающего удовольствия. Он кончил, вцепившись руками в чужую голень, и краем уха услышал подступающий гомон в коридоре. Наспех застегнувшись, он проверил ступню на наличие подтёков спермы, однако всё было в порядке: сквозь ткань он умудрился не запачкать Арсения. Дверь в студию распахнулась, и в комнату неразборчивым ураганом влетели голоса препирающихся между собой коллег. Больше всего напрягало то, что кто-то из них агрессивно топал в его сторону. — Шаст! — Громко окликнул его Серёжа, Антон отвернулся, пряча своё красное лицо. — Ну какого чёрта? Как ты вообще мог забыть штатив, нас чуть не эвакуировали из-за тебя! — Он тормознул, обращаясь уже к Арсению. — Прошу прощения за переполох и за задержку. Принести чая? — Спасибо, не стоит, я уже в гриме, — напряжённо ответил тот. — И не стоит возмущаться так гневно. Антон полчаса каялся мне, пока вы там разбирались. Я думаю, он и так чувствует вину, а вышло всё случайно. Разве не так? «Да благословят боги твоё доброе сердце» — красной строкой прочиталось бы в Антоновом взгляде, если бы кто-нибудь сейчас посмотрел ему в глаза. Он всерьёз задумался о том, чтобы начать молиться (несмотря на то, что о религии знал только из рассказов бабушки) за благополучие этого доброго и прекрасного во всех смыслах человека. Арсений не только отдрочил ему до искр в голове, но ещё и старался защитить от нападок. Это не человек, это же ангел! — Шаст, ну чего ты клиента угрузил? Он — модель, а не твой личный психолог, — пожурил Шевелев. Антон поднял на него виноватый взгляд и увидел, как чужое выражение лица меняется с раздражённо-усталого на встревоженное. Да уж, выглядел он, наверное, как арестант после пятичасового допроса с пристрастием. Серёжа опять обратился к Попову: — Арсений, я приношу искренние извинения за такой переполох, мы сегодня все сами не свои. Антон, иди умойся, я доделаю. Уже в туалете он принял решение выбросить многострадальные трусы, потому что проще было из подсыхающей спермы соткать новые, чем оттереть всё это говно. Скончался он, конечно, во всех смыслах. Откуда столько спермы вообще? Может, это ненормально и ему бы к врачу сходить? Господи, Арсений убивал в нём остатки духовности и человечности, превращая его в ходячий спермобак. Забавно, Ира его так называла, когда сильно злилась. Что, если она и вправду прокляла его? Бред, конечно. Как и всё происходящее вокруг.***
Осознание накатило, конечно, не сразу, но с такой силой, что даже хождение по району под рэп не помогло. Пришлось ходить под фонк, потом под Бритни Спирс, а потом под тупые мэшапы, чтобы хоть как-то растормошить себя. Проблема заключалась в том, что даже если он и нравился Арсению (ну если просто допустить), то как реагировать на это, Антон не знал. С цветочно-халатных съёмок он в тот день отпросился; на следующий же день узнал, что Стас с Поповым действительно заключил контракт, а значит видеться им предстоит часто. В любом случае — чаще. А всё это сексуальное недоразумение, произошедшее между ними, могло гарантировать лишь сложности в работе — ничего более. Однако сложностей, к удивлению, не возникло. В первую неделю. В первую неделю Арсения будто отключило — тот не старался заводить разговор, здоровался привычной дежурной улыбкой, никаких жарких взглядов не бросал. Антон по-прежнему воспринимал его как хрупкую драгоценность, поэтому сам каких-то шагов в «отношениях» делать не смел. Если честно, даже и думать в сторону перспективы развития отношений не хотел. Чтобы не быть делулу и потом не расстраиваться. Это, конечно, не мешало бегать дрочить в служебный туалет и тырить исходники у Эда. Фотосессии пестрили своим разнообразием. Неудивительно, ведь Попов был известным любителем ебанутых концепций, которые как раз не с кем было реализовывать. Правда заказы в основном были на кампейны и лукбуки, так что ограничения в креативе так или иначе были. Любые костюмы смотрелись на Арсении шикарно, однако мужская мода всегда была одним большим куском скуки. Вся эта претензия на мужицкого мужика Арсению совершенно не шла. Ну, вернее, шла, конечно, но… Антон находил нежные образы куда более красивыми на нём. Наверное, было как-то эгоистично думать, что его собственное представление о чужой красоте — единственное верное. С другой стороны, тварь он дрожащая или имеет право на хороший вкус? Сильный загруз по сторонним заказам, на которых отсутствовал Арсений, очень кстати отвлекал. Хоть и дополнительно грузил, прибавляя синякам под глазами насыщенности. Антону сперва показался странным свадебный заказ, ведь их студия не занималась празднично-выездными съёмками, разве что семейными. Однако оказалось, что фотосет был постановочным — для какого-то короткометражного фестивального фильма нужно было много свадебных фотографий. Они согласились, хотя платили копейки — спасибо хоть не капкейки. Бюджет у фестивальных работ чаще всего был на уровне палки колбасы, их студия не впервые с киношниками сотрудничала. Зато беготня с этим заказом сильно увлекла и подняла настроение, актёры попались душевные и с юмором. Поэтому все съёмки шли под девизом «нет я не замуж вышла, это фосотессия», этот мем на площадке — а уже позже и в рабочем чате — повторяли все, кому не лень. Но счастье и спокойствие не могло длиться вечно. Ничто не вечно, кроме луны. Или как там правильно было? Субботняя съёмка предвещала беду. Антон почувствовал это, как только ему с утра позвонили и попросили забрать реквизит с футбольной атрибутикой. Он не помнил сегодняшний концепт, но помнил, что сегодня у них был Арсений. Вчера опять пришлось закупать Липтон по просьбе Стаса. В отслеживании расписания арсеньевских фотосетов с тех пор, как тот временно стал частью их команды, отпала необходимость. Необходимость появилась в поясе верности или противо-либидных таблетках, чтобы побороть стояк. Но Антон просто начал носить с собой запасные трусы и влажные салфетки. Как оказалось, ехать нужно было не в студию, а в арендованный спортзал. Это уже был не кампейн и не лукбук, а нечто всецело творческое. Скорее всего, коллаборация, выгодная и им, и арсеньевскому инстаграмму. Арсений, кстати, в этот раз представал в двух образах — непосредственно футболиста и футбольного болельщика. Хотя растянутый свитшот больше подошёл бы под баскетбольную тематику, но это мелочи. А не мелочь — это тонкие, скруглённые очки, которые нацепили на Арсения. Из-за них он походил на персонажа из типичного сериала про американскую школу. И сочетал в себе абсолютно все популярные типажи. Обладал вайбами секси стервы-чирлидерши; но выглядел, как задрот-ботаник, которому отдал свою кофту популярный качок-красавчик. Антон, конечно, дорисовывал в этом сюжете себя, как качка-красавчика. Хотя сам понимал, что напоминал скорее того смешного припизднутого чувака, которого убьют первым. Даже в «Эйфории» его убили бы первым. И всё равно, смотря на Арсения, умещающегося в клетку-контейнер, доверху наполненный мячами, он гонял в голове горячие фантазии. О том, как Арс — потный, уставший после тренировки — неумело отсасывает ему в раздевалке, а Антон бьёт ему членом по щекам и кончает на прозрачные стёкла очков. Или о том, как он сам втрахивет Арсения в стену после того, как увидел, как тот дрочит на этот огромный свитшот, одолженный у Антона, оборачивает ткань вокруг своего члена и тихо постанывает. В реальности же Арсений нелепо просел в кучу мячей, и пришлось помогать ему оттуда выбираться. Коллеги-ленивцы мигом разошлись на перерыв, оставив Антона разбираться с инцидентом в одиночку. Справедливости ради, команда сегодня была малочисленная: световик параллельно болтал по онлайн конференции и постоянно сбегал в коридор; Стас с Эдом заболели; Макар, помогающий с аппаратурой и вещами, решил на самой площадке не присутствовать — подвёз всех и пообещал приехать под конец; а «художником» по декорациям назначили Антона. Поэтому кроме Шевелева и Кузнецовой, больше никого рядом не было. А теперь и они убежали курить. Ну или искать световика, хрен знает, Антон не расслышал. Он растерянно пытался вытащить Арсения из-под завалов, но получалось так, что с каждым движением тот проваливался всё ниже — ещё немного, и одни ноги будут торчать из-под кучи мячей. Возможно, проблема была в том, что Антон безбожно залипал на то, как задирается просторный свитшот, обнажая подкачанный живот, блестящий от пота. Задерись тот ещё повыше, можно было бы увидеть соски. — У меня очки сейчас упадут, помоги голову поднять, — извивался Арс, безуспешно пытаясь найти опору под руками. — Да ёк-макарёк! — Как мне это сделать? — растерянно брякнул он, наклоняясь к чужому телу вплотную, стараясь нашарить под мячами чужую шею и подлезть под неё. Одну руку Антон подложил под затылок и подтягивал к себе, вверх, а второй разгребал мячи и заталкивал их под голову. Катка была потной. Податливое тело под руками ощущалось таким правильным и приятным. В скором времени мячи закончились, и он поправил чуть съехавшие очки на чужой переносице. — Жив? — Жив. — Выдохнул ему в губы Арсений. Расстояние между ними было сокращено донельзя, они прижимались к друг другу всем корпусом, хоть и криво-косо из-за неравномерной почвы — в виде мячей — под ними. Антон ещё и рукой вцепился в арсеньевский затылок так, будто собирался прижать к себе в поцелуе. Чужие ноги всё это время свисали с железной перегородки контейнера, но вдруг он почувствовал, как те обхватили его спину, заключая в кольцо. — Арс… — Тебе так будет проще меня вытащить, — быстро перебил тот, часто дыша. — Вот и всё, — он перешёл на шепот, бегая взглядом по Антонову лицу, так или иначе спускаясь к губам. — Или не совсем всё… Он аккуратно надавил ногами на спину, и Антон поддался вперёд, падая в чужие мягкие губы. Собственные брови поднялись от удивления — Арсений целовался тягуче: вязко изучал языком, тянулся ближе и тонко помыкивал. На вкус он был, как малиновый чай, который целыми днями и пил. Антон в очередной раз не успевал эмоциями за происходящим. Зарывшись ладонью в чужие отросшие волосы, он безвольно нависал над Арсением, позволяя тому орудовать у себя во рту. — Шаст! — раздалось где-то далеко — кажется, даже в коридоре. Но Антон выпрямился так быстро, что, кажется, услышал треск позвоночника. — Запасной аккумулятор для камеры где? Ему бы ещё вспомнить вообще, что такое аккумулятор и почему поиск его должен отвлекать от поцелуев с Арсением. — Не помню! — Крикнул он, пытаясь отмахнуться. Надо было как-то отвлечь Шевелева, чтобы тот не обратил на них внимание. Хотя их поза не была уж столь компрометирующей — просто казалось, что он всё никак не может вытащить Арсения и тот ухватился ногами за спину для сподручности. — Спроси у Дрона! — Да он по зуму болтает всё ещё, — крикнул в ответ Серёжа, заходя в зал и ища глазами хуй пойми что, скорее всего, свой рюкзак или чехол от камеры. Арсений под руками еле-заметно зашевелился, и Антон почувствовал, как его запястье сжали и медленно потянули наверх. Блять. Нет-нет-нет! — А вы чего там? Помочь? — Нет! — Громко крякнул он, борясь с несколькими паническими атаками одновременно, аки самурай, отбивающий пули. Нужно было срочно придумать отмазку: если он скажет, что застряли, то добродушный Серёжа тут же помчит помогать. А ещё желательно было придумать отвлекающий манёвр. И как же сложно было шевелить извилинами после того, как Арсений завёл его ладонь под задравшийся свитшот и положил аккурат на сосок. — Арсений предложил ещё пару кадров сделать, пытаюсь получше выстроить! — Он перевёл взгляд обратно внутрь клетки с мячами и увидел, как Арс задирает свитшот до ключиц. Розовый острый сосок поблескивал между его пальцами, и Антон грубо сжал его, оттягивая. Арсений выгнулся, жмурясь и откидывая голову назад — лишь бы опять мячами не завалило. — Я вспомнил! — Прозревши воскликнул он, быстро поворачиваясь к Серёже, чтобы отследить момент, если вдруг тот пойдёт слишком близко. Но, слава Реалу, он был слишком увлечён копанием в сумках. — Я Иру просил подзарядить запаску, спроси у неё. Она, если не курит, то за кофе ушла. — Понял, — кивнул он, вылезая из кучи сумок и поднимаясь. — Помочь с кадром? — Лучше поскорее бы зарядку найти, а модель на перекур отпустить, — ответил он, на ощупь нашаривая второй рукой второй сосок, теребя их пальцами, покручивая, чуть царапая. Арсений сжал его запястье, больно впиваясь ногтями. А Антон был невероятно рад, что они стояли далеко и спиной к Шевелеву, так что не было видно ни раздетого Арса, ни Антонов стояк, прижатый к железной клетке. — Точно, у нас же аренда всего час осталась! Хлопнув себя по лбу, Серёжа ускакал к выходу из зала — быстро, как заяц. Наверное, научился у Макса. Почувствовав, как его опять подталкивают ногами в спину, Антон повернулся обратно. — Ну и что мне с тобой делать? — еле слышно выдохнул он, вопрошая скорее Господа бога, нежели Арсения. Последний же млеюще улыбался, плавясь под руками, которыми Антон несдержанно оглаживал бледный торс. Какой же он, сука, был красивый, и как жаль, что под рукой не было фотоаппарата. Арс вновь постучал ботинком по спине, выбивая из мыслей. «Поцелуй» — прошептал тот одними губами. Он выглядел таким невозможным, нереальным, абсолютно превосходным. Медленно тонул в мячах и утаскивал Антона за собой в эти зыбучие пески. Одним взглядом тянул с собой на колючее и глухое дно. У Антона внутри головы гремел треск фарфоровой посуды от растёкшейся по лицу улыбки и хитро сощуренных голубых глаз. Он просунул руки под чужую спину и, ухватившись, резко поднял Арсения, усаживая на перила контейнера. Тот попытался вывернуться, наверняка чтобы поцеловать, но Антон лишь сильнее сжал руки, обнимая его — вцепляясь пальцами в складки свитшота. Он совершенно не понимал, куда деваться и что делать. В его руках сейчас была хрупкая и безумно красивая драгоценность. Эта драгоценность просто в один момент появилась на пороге его жизни — из ниоткуда. Абсолютно пошло и несправедливо, случайно появилась. Бриллиантовая коллекционная карточка с самым классным и редким персонажем — взяла и улеглась у него на ладони. И правильно было бы радоваться, но он совершенно не мог собраться и принять всё это. Казалось, что стоит ему как-то не так моргнуть, и Арсений растворится в руках волшебной пыльцой, потому что, ну… Ну, не бывает так. Чужие ладони ласково улеглись ему на спину. И захотелось поверить, что так всё-таки бывает. Захотелось до зуда в губах. В тишине они просидели подобным образом некоторое время — смотря друг другу за спину, синхронно дыша, слушая отдалённые голоса на улице и стук капель от тающего на крыше снега. — Нашёл! Давайте отснимем! — Крик из коридора резанул по ушам, и Антон, обняв чужой торс чуть покрепче и поудобнее, быстро спустил Арсения с инвентарного контейнера. Какой же он был тяжёлый, конечно, спина спасибо не скажет. — Вы отснимите, я покурю, окей? — он крикнул, обращаясь к Серёге, но смотрел в этот момент на Арсения. Тот глядел в ответ непонимающе и как-то глубоко удивлённо. А у Антона в голове не складывалось, как так получается, что они толком-то и не знакомы, но ощущение, будто ближе друг другу, чем кто-либо ещё. Наверное, Антон всё-таки был немного делулу.***
В спортивной раздевалке было душно и воняло хлоркой, но Антон продолжал шариться по железным шкафчикам. Оказалось, что Шевелев, дубень такой, потерял севший аккумулятор, пока искал запасной. И сказал, что мог оставить абсолютно где угодно, ведь во время поисков оббегал чуть ли не каждый угол в этом здании. Съёмочная команда уже уехала на Макаре, а время медленно, но уверенно кренилось к одиннадцати. Нужно было поторапливаться. — Ну и в чём дело? — раздражённо раздалось где-то над ухом. Антон резко поднял голову, въёбываясь в распахнутую дверь верхнего шкафчика. — Нельзя так пугать! — завопил он, потирая ушиб и осматривая нежданного собеседника. — Ты чего тут? И чего в форме? — Потому что твои коллеги-остолопы забрали мою одежду, пока я отходил в туалет, — нарочито-вежливо ответил тот. — И уехали! — Арсений, мне очень жаль… — Вот только не надо этих официально-деловых извинений! Я этим сыт по горло, знаешь ли, — прошипел он, складывая руки на груди. Вот он какой, оказывается, настоящий Арсений без дежурных улыбок. — Почему ты отказался целовать меня? Ещё и смотрел так грустно, будто я, как минимум, умер. Что такое? С языка чуть не сорвалось «мы сейчас будем обсуждать наши отношения, которых нет?». Антон понятия не имел, за что даже зацепиться. Они ведь правда друг другу никем не приходились. Любой ответ сейчас был бы неверным. — Непривычно просто. — Выдавил он единственное, что не прозвучало бы нагло, меланхолично или тупо. — Непривычно ему, посмотрите, — он обошёл Антона, задевая плечом, и сел на длинную лавку, складывая ногу на ногу. Все его движения пестрили злобой, что же не так? — Я с самого первого дня видел, что у тебя встаёт на меня. И теперь тебя что-то не устраивает? — Арсений… Я не хотел тебя обидеть, — ласково и осторожно начал он, подходя к лавке и становясь напротив. — Просто когда к тебе спускается с небес твоя влажная фантазия, сложно нормально соображать и справляться с эмоциями, — на чужом лице мелькнула улыбка. — Я не хочу создавать проблем ни тебе, ни своим коллегам. — Твои коллеги — идиоты, грязно использующие тебя, как им захочется, — зачем-то он сделал акцент на слове «грязно», и Антон не смог проигнорировать жар, разлившийся по животу. Хотя жар был привычным явлением на съёмках с Арсом. — Что такое? О, кто-то опять поплыл, как же мало тебе надо, боже, — в голос прокрались довольные нотки. — Любишь унижение? — Нет. — Твёрдо ответил он, несмотря на то, что откровенные разговоры делали ноги ватными. То ведь были не просто откровенные разговоры, а откровенные разговоры с Арсением. — Врёшь. — Никак нет. — Да? — Не вру. — От чего тогда тебя так мажет? Я же вижу. «От тебя, блять» — вилось шипучкой на языке, но Антон сдержанно отвёл взгляд и поджал губы, чтобы не проговориться. Он пока не мог понять степень откровенности разговора, и что вообще от него хотели. Чужое настроение казалось резко-континентальным. — Сядь на пол, — Арсений выжидающе уставился. Несмотря на уверенность, голос чуть подрагивал. — Давай, сядь на пол, ну, — повторил он уже более вкрадчиво. Антон сдался, стекая вниз. — Не так. Ну что за поза китайской чайной церемонии? — Цокнул Арсений, широко разводя ноги. — Ко мне давай. Он молча подполз к нему и уселся в ногах. В очередной, блять, раз. А он ведь пару минут назад надеялся на диалог, куда уж там. Арсений в футбольной форме выглядел так, будто сбежал с порно-журнала. И почему шорты были такими короткими и более обтягивающими, чем должны? Или всему заслугой были его мясистые бёдра? Ими только захват в реслинге делать. Гольфы подчёркивали красивые мышцы голени и стреляли прямиком в новоприобретённый футфетиш. Антон схватился за щиколотки над кроссовками и поднял взгляд, встречаясь с чужим — изучающим. Всё это ощущалось одновременно как борьба и как подчинение. Очень странно. — Наклонись. И ещё ближе. Не разрывая зрительный контакт, Антон подполз максимально близко, нагибаясь и соответственно утыкаясь подбородком в пах. Арсений схватил его за затылок и грязно вжал в себя, припечатывая, не давая отстраниться. Потом он приподнялся, чтобы нагло проехаться членом по лицу. Несколько раз. Медленно и очень-очень близко. — Даёшь всем попользоваться тобой, а мне нельзя? — Жарко выдохнул тот, гладя его по голове, приятно сжимая волосы. — Нельзя, Антон? — Можно, — заворожённо ответил он, облизывая сохнущие губы, стараясь отдышаться. Бёдра по бокам от его головы вдруг сжались, заключая в ловушку. Вязкое чувство собственничества так и витало в воздухе. — Правильный ответ, — он смотрел ненасытно и почти безумно, дышал часто, щёки его раскраснелись, а волосы выбились из укладки. Безумно красиво. Безумно. Красиво. Разжав бёдра, он подцепил один кроссовок рукой и, стащив его, поставил ногу Антону на пах. — Как хорошо, что ты сегодня не в джинсах, могу ласкать тебя прям так. Сядь поудобнее. Он передвинулся, усаживаясь на заднице в позу «бабочки». Сидел он по-прежнему близко к Арсению, так что тому не составляло труда давить на пах и ритмично гладить член сквозь штаны, вызывая звёзды в глазах. Антон мог лишь загипнотизированно лапать чужие бёдра, чуть ли не капая на них слюной из приоткрытого рта. Ему до дрожи в зубах хотелось обкусать эти бледные подкачанные ноги с россыпью родинок, хотелось опрокинуть Арсения на лавку или припечатать к шкафчику — и трахать, не снимать с члена, кусать в шею, целовать до беспамятства. — Что ты там бормочешь, Антон? — Ничего, — он мазнул глазами по бугру на сбившихся спортивных шортах, перед глазами всё плыло. Пальцами он пробрался под краешек шорт, вызывая трепетное шипение сверху. Он так сильно старался держать себя в руках, но их постоянно развязывали — каждым новым сладким стоном, резким вздохом и пожирающим взглядом. Арсений был несправедливо ласковым и нуждающимся в ответной ласке, это ощущалось кончиками пальцев. Да какой же он, блять… — Эй, ты куда? — Растерянно спросил Арс, в миг теряя всю свою доминантность. Антон грузно переполз на лавку и приобнял Арсения, обвивая кольцом рук вокруг талии, намекая сесть ему на колени. Радовало, что тот был понятливым — быстро и без замешательства залез верхом, скрещивая ноги у него за спиной. Удивляло, что он даже и не пытался отстаивать всю эту напускную властность, вокруг которой был выстроен его обаятельный образ. Но такой податливый Арсений — искренний и настоящий — ломал какие-то барьеры в голове и вызывал горький трепет в груди. Антону казалось, что он упускает какую-то важную деталь во всей этой истории. Но… какую? — Приподнимись, пожалуйста, Арс. — Зачем? — Спросил тот, несмотря на то, что поднял таз сразу же. Антон промолчал, подцепляя пальцами резинку шорт и стаскивая их вместе с бельём, чтобы можно было достать чужой член. Он взял его в ладонь, начиная ритмично надрачивать. — Анто-о-он, ну что ты… М-мх, да блять. Арсений вился и истекал прекамом в руках, всхлипывал над ухом, а Антон не мог сдерживать весь тот странный ком из чувств, которые вспыхивали внутри с каждым новым всхлипом. Он отстранился от члена и обеими руками заскользил по чужой спине, забираясь под футболку, проводя по крепким мышцам, прижимая к себе, впечатывая в себя — куда-то в грудь. Хотелось спрятать эти драгоценные чувства в кармашек на груди, прямо в сердце; жаль только — никакого кармашка там не было. Зато Арсений был. Он часто и влажно дышал, дрочил себе рвано и быстро, уткнувшись в подставленное плечо. Сжав зубы на чужой шее, Антон почувствовал, как громко дрожит и ёрзает на его коленях Арсений, и следом кончил сам. Он уже привык к перманентному возбуждению рядом с ним, поэтому даже не старался уделять собственному оргазму внимания. Если они не разойдутся, стояк вернётся-не-запылится минут через десять. А минут через десять, будет уже… Блять! — Блять, время! — А? Что? — спросил запыхавшийся Арсений. Выглядел он так, будто его только что разбудили после дневного сна — очаровательно потерянно. Его хотелось зацеловать до саднящих губ, но Антон силой воли отвернулся от порозовевшей шеи. — Ты чего? — Сколько времени? — Он глянул на вывеску над выходом и ужаснулся. Их, скорее всего, уже заперли. — Пиздос. Это ты дверь в раздевалку закрыл? — Ну да, а что такое? — Да ничего. Проведём ночь вместе? — Он хотел сказать это с оттенком комедии, но получилось романтично. И коряво. И слишком быстро, несуразно. Всё смешалось — кони, люди. — Предлагаешь поехать к тебе? — Крайне вопросительно спросил Арсений. — Не думаю, что у нас получится. — Тогда я ничего не понимаю… Хочешь заночевать здесь? — Не хочу, но придётся. — В смысле? — После одиннадцати охранник всё запирает, мы проебались. Можно даже сказать, что в буквальном смысле. — Господи, — раздражённо выдохнул он. — И почему сразу нормально сказать не мог? — Рядом с тобой это тяжело, — ответил Антон быстрее, чем успел подумать. В очередной раз. — Почему? — кокетливо поёрзал Арсений. Внизу было липко, но это не страшно — запасные трусы лежали в рюкзаке неподалёку. Антон хотел проигнорировать вопрос, но от него не отставали. — Ну скажи, скажи. — Ты красивый, — щёки рдели сами собой. Надо было быть смелее, чтобы прояснить чужие намерения. Так или иначе вся ночь была впереди, от разговора не сбежать. Арсений смотрел с теплом, чуть ли не искрился от радости. — Очень красивый. И это всегда отвлекает. — А ещё я весь в сперме, — невпопад протянул он. — И ты, наверное, тоже. Пойдём в душ? Смотрите-ка, не один Антон избегал серьёзных разговоров. Хорошо, что ключ от душевых им добродушно отдали и теперь им можно было воспользоваться по назначению. Изначально Шевелев хотел там пофоткать Арсения, но так и не решился. Даже не предложил ему, хотя долго мусолил эту идею в одном из рабочих чатов. Странно. — Думаешь, сигнализация не сработает? — По идее, уже бы сработала, если бы была включена. А ты вообще уверен, что нас закрыли? — Да, Серёга говорил с охранником, и ему передали, что через двадцать минут закроют без всяких разговоров, — Антон ссадил Арсения с себя и приподнялся, разминаясь. — Мб, здесь сигналка не действует. С другой стороны, если завоет, нас хотя бы выпустят. Пошли. Тебе нужны трусы? У меня есть запасные. — О, и зачем ты носишь с собой запасные трусы? — игриво спросил тот, соскакивая с лавки. — Долгая история, — ответил он, цепляя с пола рюкзак и направляясь в сторону душевых. — Впереди вся ночь, Антон.***
Судьбу можно было поблагодарить за то, сигнализация действительно почему-то не работала, а ещё была горячая вода. Душ немного отрезвлял и бодрил, пусть и был тёплым. Контрастный душ — извращение для извергов, постигших все стадии изучения БДСМ. Хотя сейчас это, наверное, помогло бы прийти в себя окончательно. На съёмках с Арсением голова вечно шла кругом, а жар с щёк не спадал. Как и стояк. Теперь это даже нельзя было никак скрыть, Антон чувствовал прожигающий взгляд сквозь полу-прозрачную стенку. — У тебя стоит, — удивлённо прошелестел Арсений со спины. — Тебе в своей кабинке тесно? — смущённо буркнул он. Последнее, в чём хотелось сознаваться, это в перманентом стояке. — Я знаю, что нравлюсь тебе, — это, наверное, должно было звучать уверенно, но не звучало. Хоть и было очевидно на уровне мокрой воды. — Почему ты избегаешь меня? — Поэтому и избегаю, — прошипел Антон спустя небольшую паузу, во время которой Арсений подкрался ближе и начал водить пальцами по его животу, скребя по блядской дорожке волос. — Арс, ну хватит, прошу… — Да почему? Тебе же нравится, — он положил руку на окончательно окрепший член и начал медленно ласкать его. Антон еле сдерживал себя от того, чтобы толкнуться в кольцо пальцев. — Или не нравится? — Нравится, конечно. Просто, — он схватился за чужое запястье и настойчиво отвёл руку от себя, хоть это и стоило титанических усилий. Развернувшись к Арсению, он продолжил, глядя прямо в глаза. — Я понимаю, что ты супер популярный и я для тебя какое-то забавное развлечение. Не то чтобы я сильно против. Ты мне безумно нравишься, и я очень рад быть ближе к тебе, — он заправил пару выбившихся мокрых прядок за ухо. — Но мне не очень хочется привязываться, а потом ночами плакать и дрочить. Вот оно было как. Антон и сам не понимал, пока вслух не произнёс. Раньше мысли в голове лежали непонятной блеклой кучей противоречивых аргументов. Арсений смотрел по-искреннему удивлённо и, видимо, долго не мог собраться и подобрать нужные слова. Лампочки на потолке мерцали так, будто их давно никто не менял. Выбрали они, конечно, спорт-площадку не из дорогих. Ладно, хоть горячая вода была. Пауза затянулась, и он развернулся, чтобы повернуть кран и сделать воду чуть теплее. Им ещё предстояло сушиться без полотенец, рациональным было нагреть комнату. — А я надеялся, что ты уже. — Что? — вернулся в диалог Антон, но обратно не повернулся. Всё никак не мог настроить воду. — Неважно. Меня больше напрягает, что у тебя всё ещё стоит, — он всё-таки вернул руки на член, но пока ничего больше не делал. — У меня стоит, потому что ты рядом, голый и трогаешь меня за член. — Да? — влажно спросил Арсений и резко ускорился, жадно надрачивая ему. Второй рукой он перекатывал и подталкивал яйца. Антон опёрся о кафельную стену перед глазами, чтобы не упасть. — Хочешь кончить мне на лицо? Антон, скажи, хочешь? Блять, да что за вопросы из категории «голубое ли небо»? Конечно же он хотел, только не смог бы сказать — ладонь на члене двигалась быстро, грубовато и ритмично, подгоняя к грани. Глухо застонав сквозь прикушенную губу, он кончил, пачкая светлый кафель и чужую руку. Кончал он долго и много. Арсений не переставал выдаивать его, в какой-то момент Антону стало очень стыдно за всё это, и он тихо заскулил. — Бедный, как много ты кончаешь, боже мой, — он говорил это с как нотками восхищения, так и волнения. Уши пылали от стыда. — Хороший, большой мальчик… — Арсений, прошу тебя… — Что такое? — Он за плечи развернул его к себе лицом и начал водить руками, заботливо омывая тело под душем. — Если ты ещё раз скажешь что-то такое, у меня снова встанет. — Прости, Антон, — виновато сказал Арсений, наклоняясь и выключая воду. — Пойдём на скамеечку. Непонятно, откуда в нём проснулась эта вина и забота. Но было мило. Действительно что ли считал себя виноватым в этой истории? — Дурак ты, — Антон обогнул его и подошёл к чистым трусам, лежащим на лавочке. Одни кинул Арсению, а вторые начал надевать на мокрое тело — неудобно, но вести душевные