Кенни курит на кухне, смахивая пепел прямо в кружку и слушает радио. Кайл не любит запах табака и будет ругаться по возвращении, а пока Кенни позволяет себе выкрутить колесико звука погромче.
Вчерашним днем они зависали со Стэном и тот обещал скоро заскочить, хотя каждый из компании уверен — не заскочит, отлеживаясь с похмельем. Картман послал всех троих еще прошлым утром и будет обижаться следующие три дня, а Кайл... что ж, он обещал когда-нибудь вернуться. Кенни слезает со стула, шаркая ногами по узорчатому ковру, который тоже Кайлу не нравится, и открывает окно. В одиночестве не спится, он привык делить кровать с Кевином или, если повезет, кем-то из друзей, и сейчас около четырех утра, так что он справедливо решает не заморачиваться.
В квартире достаточно светло, чтобы не использовать верхний свет. Огонек сигареты освещает веснушчатое лицо и Кенни жмурится, вслушиваясь в мелодию на фоне. Вообще-то он не одинок, пока его радио продолжает играть.
Оно играло и на прошлое Рождество, и на каждый его день рождения, на день рождения Карен, в день выпуска из школы; Кенни брал его с собой, когда звали переночевать и когда ездил со Стэном на пляж. На песчаном берегу радио, правда, не работало, зато его отлично заменяли картмановские сердечные завывания, в которые он всю душу вкладывал. То лето было самым долгим, плаксивым и одиноким. До выпуска оставалось два года, но тоскливо было не из-за мыслей о скором расставании, а из-за расставания на деле. Они выросли и перестали влезать в странности, рявкать друг на друга из-за оскорбительного подтона в голосе, а потом и вовсе разошлись очень далеко, однако продолжая пересекаться в ларьках с мороженым или компьютерных клубах. Стэн своей внезапной поездкой заставил подружиться обратно.
Кенни помнит его душный хипперскиий фургончик, одолженный у Ренди и вмещающий четверых долговязых — двух долговязых, одного толстого и Стэна — подростков весьма условно. Тогда и зажглись снова, едва не подравшись за место на диванчике и возможность сидеть с комфортом, не летая по салону. Картман ему все кости отдавил, Кенни как сейчас помнит.
Еще помнит, как носились в речной воде, ловя чужие ноги, обливая друг друга резкими движениями рук и хохоча до усталости. Кенни доставал Картмана основательно, выбегая на берег при малейшей опасности и был нагло обманут.
Они вдвоем пачкали ноги в горячем песке, оставив Стэна и Кайла плескаться наедине. Условно называли это дурачеством, хотя Эрик очевидно был намерен убить Кенни на месте, когда догонит. «Когда» могло перетечь в «если», но Кенни сам себя подставил, подойдя к запыхавшемуся Картману, слишком долго упирающемуся в колени для человека, который чувствует себя хорошо, и был шустро повален на спину. «Удивительно, — думал Кенни, — как такое огромное тело способно скоро передвигаться», лежал, чувствуя, что задохнется, и отбивался как мог. Картман навалился сверху и попыток выбраться не осталось.
Тогда на помощь пришла маккормиковская вертлявость, но Картман трусы с него все равно стянул и успел поиздеваться.
Кайл до сих пор напоминает ему об этом, рассмотрев картину во всей красе и убедившись, что нервы у него стальные. Стэн от увиденного по-глупому разрыдался. Даже Картман опешил:
— Ты чего? Я же не насиловать Кенни собрался.
Стэн помотал головой, сгреб всех троих в объятья и скомкано признался, что ужасно всех любит.
— Я просто соскучился по вам, пацаны, понимаете?
— И член Кинни помог тебе об этом вспомнить? — съязвил Картман, получил по лбу, но из объятий не выпутался. — Да пошли вы!
А потом развели костер.
Бейсболка Кенни, и без того потрепанная, подобного жизненного испытания не выдержала, оказавшись прожженной насквозь и вскоре закинутой в ближайший мусорный пакет. Стэн предлагал сделать из нее воздушного змея, но на идею быстро забили, развалившись на теплом песке и рассказывая обо всем, что умалчивали непонятные два месяца. Пришлось пару раз напомнить Картману закрыть рот, хотя Кенни и сам ухахатывался с оскорбительных вставок.
Истратив интересных историй, стали раскапывать в воспоминаниях совсем старые приключения, заканчивающиеся чем-то хорошим и не очень. Кайл рассказал, что зимой ходил с Крэйгом ловить лягушек.
В девять лет между их компаниями еще не испортились отношения, поэтому Крэйг запихнул в рюкзак гвозди и пластмассовый молоточек, схватил Кайла под руку и вместе поперлись на загибающийся от химических отходов Старковский пруд. Зимой он покрывался основательной коркой льда, до того плотной, что иногда на него выходили кататься на коньках. Идея провальная, конечно: лед был кривым и профессиональные фигуристы уходили с разбитыми коленками. Крэйг и Кайл, осенью наслушавшись кваканья, кататься не собирались. Кайл, из благих побуждений, неспособный думать о вынуженных быть заточенными в холоде существах, хотел вытащить лягушек изо льда и отогреть в тепле дома, а Крэйг — это Крэйг, черт знает, что в его голове творится.
Насмотревшись на рыбаков, разбивающих лед мощными кольями, стали вбивать пластмассовым молоточком гвозди. Очень скоро Кайл потерял терпение.
— А побыстрее нельзя?
Крэйг жмет плечами, протягивая молоточек Кайлу. Гвоздь, потерявший поддержку, свалился вбок и взгляду предстал такой же ровный лед, каким он был до их вмешательства. Ни сантиметра лунки.
— Сам пробуй, раз такой умный.
Кайл попробовал, насупился, но упорства не потерял.
— Лед замерзает от берегов, так ведь? Слушай, может нам ближе к центру колоть, если он там тоньше?
Крэйг снова пожал плечами, спросив, водятся ли лягушки на такой глубине и, получив неоднозначный ответ, согласился переместиться. Его угрюмость подначивала о чем-нибудь поговорить и речь зашла о девочках.
— Мне из класса никто не нравится, — говорит Крэйг, размахивая зажатым в руке ведерком и веселее не становясь.
— А если бы пришлось обязательно кого-нибудь поцеловать, вот без выбора? — настаивает Кайл.
Мальчик на секунду задумывается, пялясь в снег под ногами, и произносит:
— Маккормика.
— Карен?
— Кенни.
Кайл опешивает, замирая как вкопанный. Крэйг продолжает непринужденно идти и его приходится догонять.
У центра лед значительно тоньше, так что его пробивают быстро и также быстро понимают, что совершили ошибку. Под коленями образуются трещины, расходящиеся от любого движения все дальше. Кайл задерживает дыхание, судорожно вспоминая технику безопасности, которую проводили всего пару недель назад, и проваливается в ледяную воду. Крэйгу везет больше: он пластом добирается до более безопасного места, утащив с собой пустое ведерко, в которое хотели собрать лягушек.
— Эй, Брофловски! — орет Крэйг, упрямо вглядываясь в барахтание в темной проруби. Рядом с ним, отдельно от остального Кайла, плавает его шапка, которую Крэйг, подумав, вытаскивает. — Я сбегаю за помощью!
Барахтанье в воде усиливается, а потом мокрый Кайл на секунду показывается, булькая и пуская пузыри.
Крэйг откидывает ведерко, хватает мальчика за тяжелую куртку, чувствуя, что лед под локтями откалывается, и упрямо тянет Кайла на себя. Тот вновь уходит под воду, норовя затянуть следом.
Ругаясь такими словами, за которые мама бы поставила в угол, Крэйг отпускает мокрую ткань, стягивая ставшие непригодными варежки и снова старается ухватиться за что-то осязаемое. Руки от холода деревенеют, замедляясь и отвратительно покалывая.
Кайла вытащить все же удается и мальчики ползут к берегу, оставив ведерко для пойманых лягушек плавать где-то подо льдом. Насквозь мокрые и дрожащие от холода они валятся на снег. Крэйг рывками снимает с Кайла тяжелую куртку, рассматривая чужие длинные волосы, покрывающиеся коркой льда. Он протягивает зеленую шапку, в которую вцепился и не отпускал с самой проруби.
Уже дома у Брофловских, сидя с полотенцем на голове, Крэйг возмущенно тянет:
— Чтоб еще раз я с тобой куда-то сунулся.
Кайл от этих слов неожиданно плачет навзрыд, а, когда успокаивается, произносит:
— Зато я почти унес твой секрет в могилу.
— Секрет? — хмурится Крэйг.
— Тебе, — Кайл утирает красные щеки, — Кенни нравится.
— Не нравится, он тупой и навязчивый. Ты спросил, кого бы я поцеловал и это был бы Кенни, потому что он ни к чему не обязывает. Уверен, он готов жениться по-дружески, потому что считает это смешным.
Кайл задумывается. И вправду. Он бы, наверное, тоже Кенни поцеловал, если бы пришлось. Сидя на песчаном пляже в окружении лучших друзей и Картмана о личных подробностях истории умалчивает, но самого себя, поцеловал бы Кенни Маккормика сейчас, все же спрашивает.
— Утопление евреев в святой воде, — резюмирует Картман. — Благое дело, я бы пожал Крэйгу руку, если б он не оказался педиком.
— Жиртрест, чем слушал? Он меня спас, вообще-то. Я потом две недели болел.
Картман отмахивается, отворачиваясь к воде, и предлагает повторить события семилетней давности, но в условиях теплого климата. Кенни ржет, словно услышал что-то остроумное, и валится на живот, пряча лицо в песке.
Стэн говорит, что семь лет назад Венди убеждала его в том, что, если умыться в крови месячных будучи вампиром, можно обрести бессмертие. Он хотел проверить это, таскаясь за Майком Маковски и умоляя проверить. Получил в нос.
Картман и Кенни взахлеб ухахатываются, вставляя тупые комментарии. Кайл фыркает, говорит «Это пиздец, чел» и думает, что все же поцеловал бы по-подростковому нескладного веснушчатого Кенни Маккормика.
Кенни Маккормик отстраненно выкуривает сигарету до фильтра, морщась от отвратного вкуса и туша бычок о стенки кружки. Крутит в руках пачку, достает следующую и думает о четырнадцатом кайловском дне рождения, в которое он тоже болел.
Тогда они со Стэном, решив все равно устроить Кайлу праздник, и Картманом, прицепившимся как пиявка и на отговоры не поддающимся, тащились через весь город искать пиратский лего набор, выпущенный в ограниченном количестве. Пришлось сильно переплатить с карманных денег, заставив даже Баттерса скинуться.
Обратно ехали из Денвера на заполненном под завязку автобусе. Стэн с Кенни успели усесться на одиночное сидение вдовем, оставив Картмана недовольным.
— Жиртрест, отъебись, ты бы сюда и один не влез.
— Вы охренели? Я в спецгруппе по физре, а вы вдвоем стабильно носитесь как глисты в жопе! Инвалиду уступите, а своему другу нет?!
Кенни хихикает и пугается своего же смешка, отвыкнув от громкости собственного голоса, не заглушенного паркой.
— Смешно тебе, урод? Меньше всех платил за ебучий лего набор! А знаете что? — Картман делает важный вид, перекатывая пальцы по ручнику. — Я домой.
Зажатый у окна Стэн буркает «Наконец-то», пока двери автобуса не открываются и смысл сказанного мгновенно доходит. Картман, с прытью енота, по которому не скажешь, что спецгруппа, выпрыгивает на горячий асфальт с коробкой лего в руках. Стэн сделать ничего не успевает, а Кенни подрывается с места, в миг оказываясь по другую сторону окна.
Расталкивая входящих и постоянно извиняясь, Стэн выходит на улицу, ставя руку козырьком и решая, бежать следом или Кенни один справится.
Две дальние фигуры с размаху шмякаются в лужу, так что Стэн решает, что нет, не справится. Однако ошибается, идя навстречу запыхавшемуся Кенни в насквозь промокших шортах и потрепанной, но целенькой коробкой в руках.
— Чувак!
— Блять! — Кенни отвратительно больно падает на колени, упрямо держа коробку лего повыше. Картман позади цепляется за его ноги, норовя стянуть дырявый кроссовок. Стэн поспешно забирает набор из чужих рук.
— Отдай коробку, Стэн, — шипит Картман и тянет Кенни на себя, заставляя проехаться разбитыми коленями по асфальту. Тот окончательно падает на живот, зажмурившись.
— Ты с самого начала шел с нами, чтобы забрать лего? — спрашивает Стэн, отойдя на шаг подальше.
— Конечно! Зачем мне еще надо было тащиться с вами по жаре?
— Чтобы сделать подарок другу, дебил! — Кенни выкручивается из чужих рук и слабо пинает Картмана в живот.
— Сам дебил! Я вложил в это пятнадцать баксов!
— Ни хрена ты не вложил, просто ни-ху-я!
Прохожие заинтересованно оборачиваются на крики, а Картман с размаху получает в лицо. Уязвленно взвизгнув, он хватается за нос, размазывая по лицу слезы и сопли, и толкает Кенни на проезжую часть. Тот охает и валится прямо под колеса фуры.
— Охренеть! Ты убил Кенни!
— Да ничего я, блять, не делал!
— Господи! Вот сволочь!
Вокруг на мгновение собирается огромная гудящая толпа, окружившая Стэна и Картмана со всех сторон. Насмотревшись на торчащие из тела кости, под которыми растекалась лужа крови вперемешку с раздавленными органами, толпа незаинтересованно рассасывается.
— Чел, — обращается к сидящему на пыльном асфальте Картману Стэн, — пошел ты на хуй.
Ему никто не отвечает, а, оказавшись дома у Брофловских, Стэн коротко пересказывает произошедшее. Кайл не расстраивается, бурно благодаря за подарок и обзывая Картмана всеми вспомнившимися словами. К вечеру приходит Баттерс, притащивший с собой радио с заевшим «Happy Birthday to You» и вытолкнутый за дверь на девятнадцатой минуте прослушивания. Кайл рано уходит спать, уставший из-за болезни, а около пяти утра получает звонок от Кенни, начавшийся со слов «С-час такое расскажу!..».
***
В несостоявшиеся четырнадцать все проблемы крутятся вокруг желания расширить свою компанию в Варкрафте, извернуться от выхода к доске и дальнейшего вызова к директрисе, накачать музыки с торрентов или насобирать бычков с асфальта, если вы Кенни Маккормик. Осознавая, что это все временно и несущественно, можно стать в разы счастливее. Этим Кенни и занимается, перевязывая разбитое колено своей же порванной футболкой, задушенно хихикая в плечо. Он старается вести себя тише, прячась от не слишком заинтересованного в поимке безобидного подростка охранника.
Все началось с момента, когда он очнулся в родной кровати. Возможно, чуть раньше, когда Картман, ублюдок, столкнул его под машину, но еще раз — Кенни старается стать в разы счастливее. Глянув на спешившие на восемь минут часы и осознав, что «сегодня» прошло и сейчас «завтра», а значит кайловский день рождения прошел «сегодня-вчера», он расстроился, посидел под холодным одеялом, выскочил на улицу и уже радостный побежал к круглосуточному магазину, одному из немногих, где его еще не ловили за воровство.
Нырнуть за стенд, откуда продавец его не видит, напихать в карманы парки, в которой успел задохнуться теплой майской ночью, конфет, жевательных резинок, приторных леденцов, попытаться стащить торт и быть пойманым — первый шаг к установлению себя в кругах счастливых. По пути Кенни все же приходится оставить торт, свалившись в разбитую яму на дороге, где и ободрал ноги, чему он не расстраивается.
Он прячется за бетонную стену в нежилом здании, заслышав шаги оккультистов и, убедившись, что остался один, звонит с кнопочного телефона Кайлу. Тот не отвечает продолжительные семь гудков, мычит что-то приветственное в трубку и на чужие сбивчивые объяснения говорит, что скоро будет. Оказывается на входе у заброшенного дома с возмущениями «Меня мама убьет, если узнает!».
Кенни выворачивает карманы, демонстрируя сладости. Кайл морщит нос.
— Нет, чел, у меня же диабет. Я пока болею, сахар скачет как ненормальный, мне и откинуться не долго! Еще и инсулин с собой не взял, блин. Говори скорее, что произошло.
Кенни жмет плечами. Он Кайла не звал, мальчик сам пришел.
— На втором этаже ритуал проводили, прикинь.
Кайл мгновенно становится заинтересованным, поднимаясь по лестнице вверх. По пути подгоняет Кенни идти скорее, но, почувствовав мерзкий запах из комнаты, энтузиазм теряет.
— Фу, что за херня? Черт, это кровь?
— Не знаю, — врет Кенни. Пару десятков минут назад на его глазах люди в уродливых масках разделывали безобидного охранника, неспешно пытающегося его догнать. Потом запихнули в его тело разрезанные яблоки на места органов.
— Блин, не забавно вообще. Воняет отвратно. — Кайл всматривается в стены, щуря глаза. Два урока назад им раздали темы для проектов. Ему выпала история древних религий, чем он заинтересовался и нудил тупые факты о язычестве и шаманизме Стэну на ухо все школьное время. Иногда под раздачу попадал Кенни. — Смотри, это руны! И под телом тоже что-то нарисовано. А это что, рога?
Кенни пялится на кайловский профиль, чувствуя резь в глазах. Пару десятков минут назад люди в уродливых масках расписывали стены свинной кровью.
Кайл оборачивается под пристальным взглядом, почесывая щеку. Он читал что-то о подобных обрядах с яблоками. Мысли занимает наглое маккормивское лицо.
— Что бы ты мог сделать за десятку баксов?
— Я за пять бы тебе отсосал.
— А Картману?
Кенни морщится:
— Картману за десять.
Кайл невпечатленно отворачивается обратно к стенам. Кенни раздражает своей непринципиальностью. На улице уже светло, так что вскоре проснется мама и, не завидев сыночка в кровати, поднимет весь город на уши.
— Как думаешь, что они хотели сделать?
— Наверное, получить свои пять баксов за заказ, — отвечает Кайл. Он бросает взгляд на мальчика, протянувшего фак, а потом ставшего изображать языком отсос. — Ты бы убил человека за деньги?
Кенни вздыхает, как вздыхают люди, уставшие от спора с глупым человеком.
— Нет. Возможно, если бы это значило смерть человека от удовольствия при сексе со мной. И все в плюсе, считай.
Кайл смотрит на нахальную улыбку и вызов в чужих светлых глазах, демонстрирующий самое громкое «Я взрослый! Мне не слабо!», какое ему когда-либо приходилось видеть. Даже Картман так не смотрел. Кенни хочет, чтобы он смутился, Кенни хочет победить в воображаемом споре и Кенни хочет, чтобы на него прекратили пялиться. Кайл чувствует эту игру, обязывая себя победить в ней.
Он протягивает три доллара карманных денег. Чужое лицо на миг выражает растерянность.
Кенни собирается:
— Извини, чувак, но за такие деньги разве что молоко по акции купить.
Кайл оставляет руку протянутой, не отводя взгляд. Кенни смотрит в ответ и его улыбка медленно растворяется, подрагивая. Он прикрывает веки, разглядывает доллары, возвращается глазами к лицу напротив и, наконец, закрывает их.
Кенни опускает кайловскую руку вниз, приблизившись на позволительное расстояние и целуя Кайла в уголок губ. Деньги не берет.
На следующей неделе Кайл рассказывает о любовном ритуале шаманистов, приводя в пример недавнее кровавое происшествее, из-за которого шериф Барбреди плакал в баре.
***
Настенные часы тихонько сдвигаются на двадцать минут пятого и Кенни лениво включает чайник. В комнате становится прохладно после долгого проветривания, так что он закрывает окно и прячет пачку сигарет в карман шорт. Когда чайник вскипает, закидывает в чашку пакетик какой-то смутной бурды, смутно напоминающей черный чай, и усаживается обратно за стол.
Шесть часов в одиночестве заставляют вспоминать, почему он вообще решил делить квартиру с Кайлом. Лет, кажется, в десять, он мечтал только о том, чтобы активная человеческая деятельность через стенку прекратилась, родители прекратили ругаться, Карен плакать, а Кевин так громко дрочить. Оставшись в пустом доме в одиннадцать он уже через полчаса оказался в гостях у Такеров, переругиваясь с Крэйгом за право на персонажа в бессюжетной игре.
Он постоянно за кем-нибудь таскался, остро ощущая скукоту под ребрами, когда оставался один. Вот Кенни Маккормик, невысокий и худой для своих лет мальчишка, а вот пустая комната с огромным количеством вещей, которые можно сделать. И как ему определиться, с какой вещи начать, если все вещи разом становились непонятными в использовании? Кенни предпочитал не определяться, выходя расспрашивать прохожих, где в последний раз они видели Стэна Марша.
Со Стэном Маршем было легко, с ним можно было просто сидеть и комната с огромным количеством вещей становилась обычной комнатой с коллекцией DVD-дисков, набором игрушечных машинок, складом из учебников на верхней полке и шкафом с разноцветными футболками, среди которых можно найти самодельные супергеройские костюмы. Со Стэном Маршем было легко, исключая его находку, потому что рядом с ним всегда ошивался Кайл Брофловски.
Кайл Брофловски был хорошим, но занимал у Стэна все время, из-за чего приходилось шататься в одиночестве или компании Эрика Картмана, что едва ли не хуже. У них всех удалось сойтись только к восемнадцати годам, до этого пребывая между двух огней. Когда Кайл со Стэном ссорились, Кенни приходилось выслушивать жалобы обоих. В шестнадцать ему надоело.
В шестнадцать Кайл стал чаще зависать с ним, реже злиться на Стэна, но разговаривая о нем так, словно он был с ними в комнате. Кенни пропускал мимо ушей, изредко вставляя комментарий.
— Может, просто трахнитесь наконец?
— Черт, Кенни, мне не нравится Стэн.
— Да, это было нетрудно заметить. Ты обозвал его козлом раз пятнадцать за последний час.
Кайл отмахивается.
— На самом деле я думаю, что мужской секс мерзкий. Я имею ввиду, — он отвлекается на секунду, пялясь в картинки на странице комикса, — взаимная дрочка куда проще.
— Проверишь взаимную дружескую дрочку со Стэном. Можешь даже потом со мной поделиться. Или расскажи Крэйгу, он посчитает тебя гомофобом.
Кайл подбирается, окончательно отбрасывая образ Героя Черного Слизня из головы. Они с Кенни сидят на его просторной кровати, читая какую-то мистическую херню битый час вместо уборки раннего снега на улице.
— Я не гомофоб.
Кенни продолжает листать страницы, приподняв одну бровь. Он достаточно расконцентрирован, чтобы не вникать ни в сюжет, ни в кайловские откровения, ни в собственное выражение лица.
— Иногда я думаю, каково целоваться с мальчиками, — тянет Кайл. Кенни согласно мычит, намекая продолжать, но очевидно не слишком осознавая суть его слов.
— Я с ними не целовался. Только с Тэмми Уорнер, Бебе Стивенс, Молли и Генриеттой Биггл.
— Ты запоминаешь имена всех девочек, которые не послали тебя, когда ты пригласил их на свидание?
— Фамилию Молли не запомнил.
Кайл фыркает, Кенни смеется и переворачивается на спину, откидывая комиксы на стол.
— Я целовался с Венди, — говорит Кайл и Кенни удивленно меняется в лице, улыбаясь. — Стэну не говори. Еще с Рэд, Бебе и тобой, вообще-то.
— Не терпится повторить?
— Не терпится.
Кайл смотрит, как Кенни усаживается, подкладывая ноги под себя. Они несколько секунд пялятся друг на друга и Кайл видит острую вспышку вызова в чужих спокойных глазах. Он не чувствует желания уделать его, пока Кенни не подается вперед.
— В этот раз я заберу десять долларов? — спрашивает Кенни, смотря из-под полуопущенных век.
Кайл давит смешок, опускаясь ближе. Он кладет руку на чужую шею, притягивая лицо Кенни к себе и прижимаясь на долгие секунды губами к его губам. Чувствует тепло тела под собой и чужое дыхание, а, отстранившись, спрашивает:
— Поцелуи с Кеннетом Маккормиком подорожали?
— Инфляция, — отвечает Кенни и вновь тянется к Кайлу. В этот раз не закрывает глаза, рассматривая смазанную картинку и думая о том, как же чертовски мешают чужие кудри.
— Скажи честно, — Кайл чмокает нижнюю кеннетовскую губу в последний раз и выпрямляется. — Насколько нормальным было целовать тебя после того, как Картман вывернул тебе ногу?
— М? — переспрашивает Кенни, расфокусированным взглядом изучающий незаметные веснушки на чужом лице. — Когда это Картман выворачивал мне ногу?
— На заправке, мы тогда на велосипедах ехали разрешать азиатский конфликт. Не помнишь?
Кенни отстраненно качает головой, показывая, что припоминает.
— Я думал ты о том случае с яблочным убийством оккулистов.
— Это было ужасно, — стонет Кайл, закрывая руками лицо. — Мы сосались рядом с расчлененным трупом, черт.
— А потом ты перед всем классом объяснял, что оккультисты проводили ритуал на вечную любовь и крепкий брак. Может, твой прилив любви это последствия тех событий?
Потерев лицо, Кайл тяжело вздыхает и берет руки Кенни в свои. Изучает кривые пальцы с выступающими костяшками и заусенцами, а потом отвечает:
— Определенно нет. Кажется, я влюбился в тебя.
Кенни удовлетворенно хмыкает и целует снова, приподнимаясь на коленях и заставляя Кайла поднять голову. Чужие волосы больше не мешают размышлениям о том, что он, вроде бы, тоже очень влюблен. Возможно, даже с четырнадцати лет или чуть раньше. Возможно, всю жизнь.
***
В двери щелкают ключи. Зашедший Кайл ругается на уродский ковер под ногами, вонючие кеннетовские сигареты и раздражающие часы в коридоре. Кенни выключает радио и понимает, что определенно не одинок.
