пурпур

шевалье д’эрбле не так часто соизволял появляться в поместье бражелонов, большинство раз отвечая в письмах к графу, что дела церкви не могут себе позволить отпустить его в свободное плаванье. раулю приходится узнавать его медленно, собирая по деталям информацию из рассказов отца, из случайно увиденных строк писем, реакциям отца на письма, приходящие ему. шевалье д’эрбле обращается в арамиса в речах отца. облачается в мушкетерский плащ, сжимает в руках шпагу и язвит, язвит и вызывает на губах графа блуждающую, задумчивую улыбку. граф допускает пару неодобрительных нот в тоне, скорее чисто по случайности, но рауль видит — глаза отца чуть жмурятся, рассматривая сок, в зрачках словно скачет огонек, и весь облик отца запоминается, как рисунок: блестящие глаза и улыбка, полнящаяся мягкими упреками, которые оставляют донельзя приторное послевкусие в атмосфере. отец будто просыпается через минуту молчания, отпивая из бокала и смывая наваждение, кидает сыну мягкую улыбку. — ты должен познакомиться с ним. рауль вскидывает голову и смотрит, полный желания. он хочет увидеть хоть одного человека, о котором ведает граф. рауль думает, что почти понимает причину личного повышенного интереса к этому человеку: эмоции отца, когда тот говорит о д’артаньяне или портосе, обретают четкую форму, сосуд, в котором плещутся отцовские чувства (рауль не знает, чувствовать ли недостойную ревность.), скучание, смех в глазах, и сплошь тоска, которую граф успешно маскирует. рауль успевает углядеть лишь край этого спектра. граф не любит выказывать печаль. граф, говорящий о шевалье д’эрбле, о арамисе, словно пьет вино, которое рауль с первого осознанного им дня перестал видеть в доме. рауль первое время воспринимает людей в рассказах отца, как одну из книг в их библиотеке, с эпическим повествованием, со строками порой вульгарными, заставляющими краснеть и скрывать улыбку, с простым мотивом в конце. отец описывает д’артаньяна, портоса, арамиса, как юнош благородных, храбрых, мудрых и, обычно перед этим сравнением отец позволяет себе посмеяться, до ужаса глупых и самонадеянных. отец говорит, что раулю стоит брать пример с них, но только в очень отдельных случаях. виконту думается, что главное его желание — гордая память отца о нем. рауль нисколько не художник, и только малую каплю, чисто по случайности порой, поэт, но он старается зарисовать облики в своей голове. д’артаньян — ярко-красный, схожий с ярким пламенем, при желании сносящий деревни. портос — зелень, могучее дерево, знак жизни, которую не прервать. рауль задумывается, краска застывает и не хочет омывать холст. арамис... у рауля перед глазам нежно-голубой, как ласковые, любимые луизой васильки. отец говорил, арамис был романтиком, был кроток и в глазах других людей в юности — сущий ангел. отец задумчиво бормочет, что не удивился, увидев бы, как по спине аббата ползут шрамы, — несомненно обворожительные, это ведь арамис, — шрамы, оставленные от по глупости выдранных крыльев. отец скользит взглядом по окну, говоря раулю забыть. рауль пытается. не выходит. палитра чуть омрачается — нежная синева становится пронзительно синим, подозрительным, как морская гладь. и вновь, раулю этот цвет кажется абсолютно неверным. кисть зависает над алым, синим, желтым, рауль смиренно откладывает кисть, образ арамиса ускользает. детская потребность узнать больше просыпается в крови. новая деталь мозаики приходит в письмах. рауль, ему после от этой мысли стыдно, думает, что к отцу пишет дама: от письма ему чудится запах духов, а почерк, увиденный краем глаза, мелкий, складный и будто бы созданный женской рукой. отец ничего не рассказывает о нем, только рауль замечает, что это не последнее письмо. проходит пара недель, порой месяц, когда такие же бумаги оказываются в отцовских руках. а в глазах его знакомые раулю искры, от которых виконт не сдерживает трепещущее любопытство. отец смотрит наконец на сына. понимает без единого слова. улыбается и чуть склоняет голову. — шевалье д’эрбле. — арамис? — рауль вторит шепотом и склоняет голову в чувстве слишком большой вольности. — извините, граф, у меня не было права называть шевалье так вольно. — он бы позволил. да и вы правы, виконт, милый д’эрбле никогда не скроет за сутаной арамиса. отец опять смотрит на письмо в своих руках и аккуратно, бережно сгибает его в одном месте, выделяя лишь конец письма и протягивая сыну. у рауля перехватывает на секунду дыхание — шевалье обещает приехать на днях. шевалье д’эрбле подписывается арамисом, преданным графу. рауль спешит вернуть письмо отцу. внезапно на него находит неясный трепет, словно только сейчас осознал — образы, поведанные ему отцом реальные, и даже больше: он увидит одного из них. возможно, картинка обретет окончательный цвет? // отец входит в зал. рауль застывает. граф вводит гостя чуть ли не под руку, не сводит глаз, и говорит что-то тихо, почти что шепотом, смеется, склоняя голову набок, касается прядями волос чужого плеча. книга в руках рауля едва не падает, руки дрожат-дрожат-дрожат, волнение плещется через края. шевалье д’эрбле отыскивает его взглядом и рауль улавливает незаметное движение бровей и губ, роняющих осознанное «ох». отец ведет его ближе, замолкает, тоже смотря на рауля, который пялится слишком уж откровенно. рауль много времени учился у отца наблюдать, понимать, анализировать, но первая вещь, сбивающая мальчика, — шевалье... красивый. невероятно очаровательный. от правильных, нежных даже во взрослом возрасте черт лица до всего облика. отец всегда излучает благородство, неприкрытое даже собственными стараниями отца дворянство, но, глядя на шевалье, нельзя понять — наигранно ли или эта аура ступает сама за ним по пятам. честно, не хватает мягкого свечения подле силуэта. раулю неловко, в голове одни сравнения из романтических книг. выточен из камня, волосы, словно воронье крыло, руки, словно из шелка (раулю даже касаться не нужно, он уверен), походка, словно он всегда был здесь, пропитана не уверенностью, а. привычкой. при рауле он ни разу не приезжал. приезжал ли хоть когда-то после того, как друзья разъехались года назад? рауль смело предполагает: дело не в месте, а в отце. граф отпускает предплечье шевалье лишь тогда, когда до рауля остается пара шагов. отходит на шаг в сторону, хочет представить новых знакомых. его опережают. «как вольно-то было.» неловко поселится мысль в голове рауля через пару секунд. — виконт де бражелон, — арамис кланяется, а, выпрямляясь, улыбается мягкой, почти ласковой улыбкой. — граф множество раз говорил о вас. — шевалье д’эрбле... — у рауля ей-богу голос едва не дрожит. он молчит секунду, сглатывает, кланяется, словно перед чином королевским. и в глазах столько не сдерживаемого восторга, что приходится опустить взгляд под ноги, на плитку. но юношеская пылкость не дает спокойно потухнуть и уметь сдерживаться. — я тоже премного наслышан о вас! видеть вас здесь огромная честь для меня. отец... отец так много рассказывал о прошлом... рауль чувствует, как волнение постепенно становится не сжигающим, а перманентным, к такому привыкнуть легче, оно лишь подогревает изнутри, заставляя покалывать в пальцах. а потом шевалье смеется. рауль будто глотает чашку греческого огня. смеется беззлобно, прикрывает рот ладонью и качает головой. и в движениях этих столько плавности, аккуратности, что можно сравнить с дуновением ветра, ласковой волной, взмахом крыла. и разум рауля мешает несдерживаемое любование с роковым беспокойством — почему шевалье смеется? он сказал что-то лишнее, глупое, не то? арамис открывает глаза, обласкивает успокаивающим взглядом. — это я должен быть благодарен, что могу здесь присутствовать. сейчас я лишь скромный аббат, мой юный друг, — арамис приподнимает руки в пораженном жесте, выражение принимает вид несколько грустный. раулю кажется, чуть наигранный. — но я счастлив, что арамис столь восхищает вас. граф наконец привлекает к себе внимание, вскидывая брови, смотря насмешливо на старого друга. рауль с трудом отводит взгляд на отца. — рауль, не обманывайся, аббат никогда не похоронит арамиса. аббат задумчиво склоняет голову вбок. — признаться, вы правы, он всегда сидит на стороже, чтоб перехватить бразды правления, — и опять мягко смеется, оборачиваясь к графу. рауль опускает голову, мешая в своем сознании ассоциации. тень, величие, благославление, шелка и незримое божье касание в самом существе шевалье. рауль спрашивает себя, является ли эта мысль богохульством, и на всякий случай просит прощения. фиолетовый вязко скользит по холсту, виконт растерянно смотрит на него. слишком яркий, рауль смело мешает его с пронзительно синим, смотря, как холст будто ловит в тиски живую тень, одну из тех, что бродит в саду, что отброшена кипарисом. // шевалье д’эрбле не выглядит так, словно пришел сражаться, он словно на прогулке по летнему саду. широкая рубаха скользит по рукам арамиса, кажется, не касаясь вовсе. шпага в руках — сухая травинка, которую можно зажать меж зубов и жмурится от солнца. да, арамис выглядит именно так, словно отдыхает. рауль забывается, вес шпаги в руке тоже почти испаряется. только свист клинка у арамиса в руках оживляет, напоминает собраться. рауль встряхивает головой, концентрируется на желании получить одобрение, произвести хорошее впечатление и вспоминает каждое замечание и наставление отца. и у него ничего не выходит. арамис не сражается. арамис вальсирует. рауль уверен, поклялся бы на шпаге отца — арамис сонно разминает плечи, пока его шпага угрожающе уперта в глотку виконта. рауль пытается вновь, разгоняя мысли и позволяя прибыть новым. он узнает в движениях арамиса знакомые приемы, узнает типичный обход противника, удары, блокировки, нападения, но. нет, черт возьми, он их не знает. все, что он отрабатывал и оттачивал с отцом, отбивается за секунду, все, от чего он защищается, внезапно оказывается обманными приемами и переиначенной совсем техникой. рауль вскипает, пытается раз за разом, раз за разом, наконец оседая на пол и обиженно сопя. и секунды две не замечает даже, что перед ним на пыльный, грязный пол опускает шевалье. почему-то это еще больше заставляет мозг рауля коротить. — вы заслуживаете гордости, виконт, — неожиданно начинает аббат. у рауля в зобу спирает дыхание. — у вас руки отца, сразу видно, он превосходный учитель. только есть одна мешающая деталь. точнее, пара деталей. шевалье поднимается, хмурясь и отряхивая свои штаны. а после протягивает руку раулю, одним движением поднимая на ноги и вкладывая в пальцы шпагу. скользит руками по плечам, приводя виконта в порядок, одним своим недовольством заставляя рауля вернуть бывшее (еще детское, смешное) величие. — вы еще молоды и пылки, виконт. вам не хватает терпения. расчетливость, холод — то, что даст вам громадное преимущество в бою. разве ваш отец не говорил об этом? не верю, что не говорил, — арамис секунду рассеянно глядит на свою ладонь и хмыкает. — он учил меня тоже. а также, мой юный друг. — и смятение тут же уходит, сменяется на довольную улыбку. — я знаю руки вашего отца слишком хорошо, слишком много битв и тренировок было пройдено вместе. а граф чудесно знает мои руки. в отличие от вас. так что, прошу вас, мой милый, не расстраивайтесь, вы быстро выучитесь, — арамис лукаво смеется. — если уж вы сможете противостоять мне, я буду спокоен за вас. и следовательно, за душу графа. рауль застывает, непонимающе смотря на шевалье, который в который раз за их встречу скользит оценивающим взглядом по виконту. — ваш отец слишком дорожит вами, виконт. пожалуйста, не забывайте этого. арамис все еще улыбается, но раулю становится жутко. в глазах аббата немое предупреждение, ни одной ноты смеха. рауль бы опустил глаза, слушаясь холодному потоку мурашек по спине, но дворянская кровь горяча, а на языке вертятся слова ответа. — что бы со мной ни случилось, у него останетесь вы, шевалье д’эрбле. аббат на эти слова склоняет голову и до рауля долетает приглушенный смешок. арамис проводит по лицу ладонью, поддевая носком ботинка случайные камушки. — я бы хотел иметь над графом ту власть, что есть у вас, милый виконт. увы, никто не повлиял на него так сильно, как вы, — арамис щелкает языком. рассеянно поглаживает эфес шпаги. — несомненно, его телесное обличие я сохраню, но его душа? одно ваше существование сделало больше, чем годы моих стараний. поэтому, рауль, не смей погубить себя. рауль застывает от непривычного обращения на «ты», рассматривая арамиса во все глаза. честно, дыхание сбивается. ему чудится, впервые он видит того арамиса, которого аббат прячет. или одного из них. рауль привык пытаться поймать, маска это или арамис дает ему увидеть что-то настоящее. потому что и сейчас шевалье преображается за секунды. одним движением поправляет сбитую прическу, отдергивает ворот рубахи, а всякое смятение и внешняя растрепанность растворяется, оставляя на арамисе лишь прежнее спокойствие и уверенность. перед раулем вновь шевалье д’эрбле. — последний раз. покажите, что вы умеете, дорогой друг. еще один вальс, исполненный шпагой шевалье. раулю удается продержаться на партию дольше. арамис благосклонно улыбается. виконт даже не контролирует того, как пойманная тень впитывает красные оттенки. рауль ловит себя на мысли, что шевалье стоит бояться. по крайней мере, если бы он не был сыном графа. рауль тонет в мысли о том, сколько было у аббата, святого отца сражений за душой. крови. убийств? тень подобна фигуре, облаченной в пурпурные одежды. рауль ломает кисть. // рауль чуть ли не на цыпочках проходит в библиотеку, испуганно вдыхая, когда дверь, что он закрывает, скрипит. юноша не движется, боиться сделать лишний вдох и вслушивается. все тихо. рауль сглатывает и, разворачиваясь, шагает аккуратно через ряды шкафов, добираясь до излюбленного места: кресло и круглый стол в глубине комнаты, где он проводил не один час, позволяя себе ненадолго сбежать от учителя и упасть в еще один долгий роман, которые, он уверен, были бы приняты отцом весьма иронично. нехорошее предчувствие щекочет вдоль позвоночника. рауль выглядывает из-за высокого шкафа, едва не вскрикивая и прячась обратно. внезапный визитер же отвечает тихим смешком и шелестом страниц. — виконт, не прячьтесь, это неуважительно. рауль медленно выходит из укрытия, неловко останавливаясь около своего кресла и не зная, что говорить или делать. мысли мечутся, и он нервно сглатывает, опуская голову. — шевалье д’эрбле, граф не предупреждал о вашем визите. — он и не знал о нем, милый друг, — аббат небрежно пожимает плечами, плавно взмахивая рукой в направлении кресла напротив. — прошу вас, присаживайтесь. все же, вы хозяин в этом доме. — арамис смолкает, наблюдая как виконт садится и продолжает более расслабленным и смешливым тоном. — по крайней мере, пока здесь нет вашего отца. печально, что я не застал его сразу по своему приезде. однако, обстоятельства порой довольно требовательны. у рауля руки от любопытства чешутся, но от хмурится от этого чувства и зажимает ладони между коленей. сдержанность, сдержанность, твердит настойчиво себе. — отец выезжал на какое-то поручение, но должен вернуться сегодня к вечеру. — спасибо за сведения, но я уже знаю, виконт. рауль резко поднимает взгляд, в котором непонимание сплошь. — но он не писал к вам, иначе бы вы знали, что его нет дома? а слугам наказано ничего не говорить о планах графа. аббат улыбается и раулю чувствуется в этом жесте одобрение. — весьма верные мысли. позвольте объяснить — ваши слуги, особенно любезный гримо, очень доверяют мне, я в каком-то роде доверенное лицо. — аббат самодовольно улыбается, проводя рукой в воздухе и рассматривая ее, но тут же пальцами этой руки щелкает. — сказал бы я, но даже в вашем милейшем имении находятся неприглядные шестеренки, норовящие рассказать любой слух, а среди таких могут затесаться и вредоносные. но это позже, это дело графа, я поговорю с ним, а сейчас. — аббат переводит взгляд на рауля. — сейчас тут лишь вы. рауль, как завороженный следит за движениями и словами, и в данный момент за рукой, опущенной на книгу. роман. рауль вскидывает брови. арамис раскрывает ее на месте закладки и подтягивает к себе. виконт чувствует, как щеки заливает краска. один из тех романов, что он читает в свободное время, один из романов, несколько вульгарных и несерьезных для него. арамис лениво скользит глазами по строкам. — шевалье... — рауль вдыхает, готовый чуть ли не оправдываться. затихает от взмаха ладони. — боже, милый, я не тот, перед кем нужно оправдываться. ваши вкусы в праве осуждать лишь отец. да и время, когда вы их читаете, но, кажется вы успешно скрываете от него ваши побеги с занятий, — аббат лукаво склоняет голову набок, смотря, как юноша бегло и испуганно глядит на него, не зная, куда деваться. — но. я не ваш воспитатель, можете успокоиться, да и у вас есть причина для этого — к вам ведь прибыл гость. рауль поднимает глаза и подтягивает к себе книгу, которую все же выпустил из рук арамис. виконт бережно разглаживает шелковую ленту, вложенную между страниц. он чувствует неловкость от кучи деталей: от внезапного приезда шевалье, от того, что его обнаружили, от того, что его успокаивают и говорят чуть ли не на равных. вероятно, это и позволяет выдохнуть наконец и вернуться к странному чувству доверия, возникающего рядом с шевалье. — шевалье д’эрбле, вы знаете о вкусах отца? я хотел спросить его о книгах, но большинство его советов указывают лишь на то, чего я не знаю: языки, история. но больше всего я хочу узнать побольше о самом графе, — виконт смотрит едва ли не умоляюще, в то время как шевалье задумчиво оглядывается на шкафы, полные книг. — право, виконт, вы вогнали меня в ступор. — арамис поднимается с кресла, подходя к полкам и пробегая пальцами по названиям. — насколько верна моя память, ваш отец никогда не интересовался художественной литературой, однако он вместе со мной цитировал святые писания и стихи, хоть и не был лицом церковным, — арамис отводит руку от книг, и с мягкой улыбкой возвращается на место, закидывая ногу на ногу и продолжая вспоминать. — да и никогда не планировал им быть, однако не один вечер мы провели, обсуждая строки писаний, так что, возможно, они что-то да значили для него. или же это было частью обучения его в детстве, к сожалению, мне не известно. я мог бы найти пару копий работ в этой библиотеке, я уверен. вы хотите, дорогой виконт? — прошу вас, шевалье, — рауль благодарно прикладывает ладонь к груди и следит взглядом за арамисом, скользящим сквозь шкафов. — и все же меня волнует вопрос — когда вы приехали? и почему никто не был предупрежден? обычно отцу обо всем известно. — милый рауль, иногда даже со мной и вашим отцом происходят непредвиденные обстоятельства. даже святым лицам и светлым душам не всегда уготована спокойная жизнь, — аббат вытягивает какую-то книгу из глубины полки и бережным движением смахивает пыль с обложки. — adversus necessitatem ne dii quidem resistunt¹, — арамис обходит виконта со спины, опираясь на кресло и протягивая книгу. рауль раскрывает на случайной странице и шепчет знакомые строки. кажется, он когда-то уже слышал их в словах и отца, и шевалье. — это хороший вариант для начала, язык здесь довольно легок, а повествование не так трудно. аббат отходит к своему месту, по пути опуская ладонь на плечо виконта, а тот трепетно склоняет голову на бок, несколько распущенно: у него нет, по его меркам, такой близкой привязанности с шевалье, чтоб позволять себе прикосновения, близкие к почти родственным. и, на его удивление, ему отвечают — легким касанием у виска, по волосам. но так легко, что у рауля сомнение бы возникло о реальности, если бы он не поднял от удивления голову наверх и не столкнулся взглядом с чужим, задумчивым. шевалье не удерживает усмешку и, еще больше заставляя рауля смутиться, уже явно проводит по макушке рауля, приглаживая волосы. и, не говоря ни слова, занимает место напротив. — почитайте мне, виконт. с третьей главы. рауль поджимает губы, опуская взгляд на страницу и перелистывая опасливо, боясь повредить старую бумагу. он исполняет эту просьбу без единого противостояния, вдыхая только поглубже и начиная произносить строку за строкой. арамис же, как рауль видит из-за книги, пишет что-то на бумагах, быстро ведя слово за словом, закручивая аккуратным, тонким почерком. ровно тот, что рауль замечал в письмах к отцу. рауль и не замечает, как затихает и начинает наблюдать за арамисом вновь. шевалье же прекрасно подмечает и убирает письмо со стола. рауль спешно возвращает глаза к книге. рауль затихает сразу, как библиотечная дверь открывается, а следом раздаются знакомые шаги. рауль опасливо оглядывается, и глядит на отца в высшей степени удивленно. отец, кажется, смотрит так же, а потом качает головой как-то досадно. — если мне не изменяет память, рауль, вы не должны быть здесь сейчас. рауль раскрывает рот, собираясь если и не оправдываться, то вымолить прощение о обнаруженном побеге. его перебивают, не предоставляя возможности даже слова вставить. — граф, позвольте, — арамис выдерживает паузу, дожидаясь, пока на него обернуться. рауль тоже удивленно смотрит на шевалье. — виконт здесь по моей воле, он лишь развлекает гостя, — аббат чуть закидывает голову, неотрывно смотря на графа и ведет, кажется, немой диалог, прежде чем заговорить вслух. — я преподал ему небольшой урок латыни, не так ли, виконт? рауль быстро кивает и ловит одобрительный взгляд шевалье. внутри все разливается благодарностью, но рауль почти убежден: отец не совсем верит этим словам шевалье о полной невиновности виконта, и все же ограничивается лишь недовольным вздохом. — отец, — рауль уважительно и в каком-то роде виновато склоняет голову. — вы приехали раньше назначенного. — позвольте предположить: вас догнал мой гонец, друг мой? — арамис едва уловимо перескакивает с полного покоя на серьезный тон и, словно пытаясь занять руки, складывает и запечатывает письма кольцом. рауль допускает мысль, что что-то не так лишь после того, как отец опускает ладонь ему на плечо и крепко сжимает. пальцы едва дергаются. нервничает. — я встретил его по дороге назад, арамис. ни один из нас не успел, — рауль замечает, как шевалье крупно вздрагивает и смотрит в упор на отца. отец же глядит на виконта, треплет по плечу и ободряюще улыбается. раулю, ей богу, становится некомфортно в высшей степени, ясны только две вещи: он ничего не понимает и никто ему ничего не расскажет. — рауль, мне нужно поговорить с шевалье д’эрбле. рауль коротко кивает, поднимаясь с кресла и кланяется аббату на прощание. арамис едва опускает голову, кидая виконту прощальный взгляд и напоминает: — книга, мой юный друг. виконт подхватывает переплет со стола и спешным шагом выходит из библиотеки, тихо прикрывая дверь. // арамис задумчиво сверлит взглядом клавесин, стоящий нарочито посреди комнаты, словно лишь за тем, чтобы красть себе все внимание. и он прекрасно с этой задачей справляется, арамис рассеянно гладит его по выточенным рисункам, понимая что-то и хмыкая. — вы им недовольны? — граф замечает это арамисово внимание и любопытствующе дергает бровями. аббат отходит от устройства, несколько устало потирая шею и недовольно кривясь. — у нас в церкви стоит один экземпляр. был, — арамис разводит руками в воздухе и драматично вздыхает. — он и так был в весьма плачевном состоянии, но недавно его геройская служба и вовсе дала сбой, чему послужил чудесный юный новичок. ах, глупости молодости. — аббат складывает руки на груди и досадливо качает головой. — я был бы не против, если бы глупости эти касались его чувств, но, черт возьми, этот раритет было на редкость жаль. однако, конечно, мы быстро заменили его другим, но все же. — шевалье д’эрбле, — рауль смеется, поглощая каждое слово арамиса, но от новой мысли подбирается, переходит в наступающий режим, умоляюще смотря на аббата. — а вы умеете играть? арамис оглядывается на юношу, собираясь ответить, но застывая, словно оглушенный этой мольбой в глазах рауля. он сдается, вздыхая и кротко улыбаясь. этот ребенок обезоруживает раз за разом, не давая ни шанса отказать, и арамису хочется от этого паниковать, а выходит только смиренно принимать испытания. — мои знания весьма ограничены, виконт, я не думаю, что это стоит внимания. ни арамис не отказывается напрямую, ни рауль никак не давит, только грустно опуская голову, и на этом бы дело спокойно окончилось только. отец внезапно включается в разговор. рауль не отводит глаз от шевалье и с восхищением наблюдает за тем, как тот меняется в лице, при первых звуках голоса графа склоняется в его сторону, соглашаясь. — милый арамис, не преуменьшайте, вы превосходно играете, я более чем уверен. пожалуйста, мой дорогой, сыграете для нас? ars omnibus communis². — ars est celare artem³. — арамис отводит взгляд и прячет его и от отца, и от сына, и, кажется, хочет спрятаться и от святого духа. — я помню лишь жалкую пару партий, поэтому, любезный граф, ваша настойчивость заставляет меня почувствовать грусть от факта своего невежества, — шевалье умело смешивает чуть уничижительные реплики с внешней уверенностью. не то чтобы это действительно его задевало, но он привык производить более хорошее впечатление в любом аспекте, что от любого пустяка, который не входит в пункт «идеально» хочется сбежать. — что же, сочту честь сыграть вам за еще один практический урок. отец, сидящий спокойно до этого, пропускает на лице провинное выражение и качает головой, осуждая, кажется самого себя. — ей-богу, д’эрбле, это лишь шутки, вам не стоит. — не смейте, милый граф, это уже решение, принятое мной. вам остается слушать. рауль радостно ерзает в кресле, наблюдая как арамис садится за клавесин, наугад проводя по клавишам. рауль опешивает, когда видит отца, ушедшего со своего места и обходящего арамиса со спины. руки графа мягко опускаются на плечи шевалье, рауль улавливает, как мышцы д’эрбле расслабляются под этим касанием, а затем отец и вовсе садится рядом с арамисом, едва толкая локтем. они переговариваются вполголоса, раулю не удается разобрать слов, но через мгновения ожидания звучат наконец первые ноты. виконт задерживает дыхание, словно лишний вдох разрушит идиллию. по комнате разливается незамысловатая незнакомая мелодия, и это очаровывает юношу выше всяких картин и романов, то что он наблюдает для него восхитительней любого произведения искусства. отец улыбается, как позволяет себе раз в пару веков, абсолютно спокойно и ласково, пальцами заставляя клавесин петь. шевалье поджимает губы и, задумчиво понурив голову, старается прожимать клавиши, не запаздывая от графа ни на секунду. отец наоборот позволяет себе остановиться лишь за тем, чтоб придвинуться на жалкий дюйм. арамис уперто не останавливается, только склоняя голову едва вбок, будто в задумчивости. рауль сжимает пальцы на ткани, судорожно вздыхая, думая, он нашел олицетворение слова «нежность». ракурс рауля скрывает, как отец поворачивает голову к шевалье, лбом прислонившись к виску арамиса. рауль не слышит бархатного тона, которым граф шепчет «все в норме, мой милый». // рауль жмурится под ярким солнцем. рауль ластится к рукам отца. рауль смеется, слушая рассказы портоса и д’артаньяна. рауль счастлив по-настоящему наконец спустя отвратное время отчаяния. рауль не следит за временем, рауль не следит, какое десятилетие проходит, но у него из-под ног уходит несуществующая земля. рауль не отрывает взора от фигуры, одетой в пурпурные одежды. рауль, плюя на приличия, тянет его к себе. арамис оказывается дома.