было ли проклятие?

– Так тебя прокляли? – участливо спрашивает Цзинь Лин, пока фенек отряхивается от кусочков подсыхающей крови и какой-то слизистой гадости, и морщится от запаха, прикидывая, сможет ли окунуть того в лохань и быстренько отмыть прежде, чем он возмутится. – А-лин, – Цзинь Лин терпеть не может этот мягкий укор в голосе, будто Сычжуй говорит с ним, словно с ребенком, и это прозвище. Хотя все лучше «юной госпожи». – Я уже говорил тебе: я не знаю – А..? – И Хангуан-цзюнь тоже не знает. – А- – И Цзэу-цзюнь тоже не знает. – А та твоя мудрая наставница? У нее ведь, наверняка, богатая библиотека, как и подобает по статусу. – Ей тоже ничего не известно. К тому же, она и сама была шокирована, когда узнала. Даже больше, чем ты в первую встречу, – Сычжуй усмехается, напускная строгость исчезает из тона вовсе, и Цзинь Лин позволяет себе расслабиться, усмехается тоже. Первая встреча с лисьей ипостасью друга свалилась на него так же стремительно и неожиданно, как и выскочивший под ноги Фее фенек с ошалелым видом. Цзинь Лин рефлекторно шуганулся, моментально принимая боевую стойку, за что его точно бы подняли на смех, увидь их кто: «молодая госпожа» хватается за Суйхуа перед мелким зверьком, пока собственная собака взирает на него с выражением «хозяин, какой ты дурак», покровительственно ткнув лисенка лапой в морду. Хозяин-какой-ты-дурак оправился быстро и потянулся ладонью к мягкой макушке – погладить, да и к шее поближе, в случае чего – вцепится, поднимет в воздух и унесет показывать дяде с вопросом, что за нечисть такая. И не успел: мягкая макушка уже обернулась шелковистым водопадом волос, выбившихся из-под налобной ленты, а хорошо ему знакомый младший адепт сокрушенно отряхивал одеяния – вот как прямо сейчас, в этот самый момент. В этот самый момент Лань Сычжуй трогает его за плечо с обеспокоенным выражением: «Ты долго молчал с неоднозначными эмоциями на лице, я хотел убедиться, что ты в порядке». Цзинь Лин в порядке. Теперь да – к звериной ипостаси Сычжуя – ко всем его ипостасям – уже привык. К проблескам изменений в характере привыкать оказалось сложнее. И только со временем Цзинь Лин догадался, что никакие это были не изменения, а настоящий Лань Юань, высовывающийся за грань привычной всем оболочки серьезного, вежливого, ответственного, благородного, вдумчивого и высокоморального юноши – проверить, примут ли его несколько менее серьезным, чуть более безбашенным и неосторожным и самую малость категоричным. Когда до Цзинь Лина дошло, что до этого момента ему, как он сам выразился, нагло врали, он возмутился. Возмутился громко и выразительно. А потом выискивал по всему лесу маленькую лисичку, которой вообще в лесу находиться не подобало – не та природа, – и втолковывал печальному взгляду, что его разозлил не «настоящий» Сычжуй, а то, что до этого тот не считал безопасным ему, Цзин Лину, его демонстрировать. – Я видел тебя лисой. Ты, что, в самом деле думал напугать меня предложением поохотиться на духов? Это именно, что мы делаем. – … – Помолчи и дай мне закончить. Это именно то, что мы делаем и от того, что мы добавим в охоту азарта, ничего не изменит Иногда, правда, Сычжую удавалось удивить и «я-видел-тебя-лисой-я-ожидаю-чего-угодно». Например, когда у его мягкой протекции прорезались зубки. Ощутимые такие зубки, которые тот был бы не против применить против некоторых знакомых Цзинь Лина. – Послушай, я видел тебя нечистью, это факт, но ты в самом деле собираешься тратить время на этих мальчишек? – … – Невероятно. *** Лань Сичэнь, выражаясь цензурно, в крайной степени утомился. Лань Сичэнь терпел. Лань Сичэнь терпел долго. Он пил травяные настойки для успокоения нервов с Ванцзи и отбирал сосуды «Улыбки Императора» у порывающегося запить от отчаяния Цзиньи, осуждающе глядя на Вэй Усяня и борясь с желанием посадить его в библиотеке переписывать и заучивать труды досточтимых предшественников. Но однажды он… утомился, он утомился просыпаться от визгливого нытья под дверью («Цзиньи не пускает меня спать, он сказал, что я пахну мышами; откуда он знает, как пахнут мыши; Цзао-цзюнь, пустите переночевать»). И да, дорогой племянник ходил жаловаться к нему, потому что его родители привыкли спать в берушах, выть громче и разбудить весь орден не позволяли вежливость и глубокое сострадание, а Цзао-цзюнь обнаружил в себе слабость к маленьким лисам. Итак, Лань Сичэнь утомился. Утомился достаточно, чтобы однажды в немом изумлении раскрыть талант? дар? проклятье? метаморфоз в самом себе. Что иронично, Лань Хуань обращался Хуанем, мифической кошкой, прежде чем, впустив Сычжуя в очередной раз, невежливо и неуважительно флегматично придавить его своим телом, пресекая попытки анималистичной природы взять над ним верх и толкнуть его на пробежку по комнате. *** Цзинь Лин думает, что это даже мило. Ну, то есть когда Сычжуй находится в первой стадии метаморфизма, и у него нет костяной лапки или возможности вползти кому-нибудь в ухо бесплотной сущностью. А что такого, спрашивает Цзинь Лин сам себя – он любит животных, а Сычжуй смешно шевелит большими ушами в попытке чопорно его отчитать, будучи в звериной форме. Возможно, он даже делает это специально: вернуться к человеческому облику проще всего. Может быть, достопочтенному адепту ордена Гусу Лань просто нравится, когда не менее достопочтенный будущий глава ордена Ланьлин Цзинь носит его на ручках. *** Однажды ваш отец решает закопать вас в землю. Он пожалеет об этом, когда вы станете песчаной лисой и выкопаете себе нору. «А-Юань, я пошутил» «А-Юань, вылези из земли» Поздно. Он будет жалеть об этом даже в посмертии. Потому что никто не сможет быть уверенным в том, когда именно скромненько стоящий позади Второго Нефрита адепт обернется бешено носящимся вокруг него и истерично верещащим лисом, скользящим по полам комнат на спине в попытке обваляться в песке, которого нет. Они со Вторым Нефритом будут жалеть об этом вдвоем, когда Второй Нефрит напьется и украдет курицу: никто не может быть уверенным в том, что на следующее утро вы не проснетесь с перьями в волосах и зубах. Они будут жалеть, когда вы начнете гонять кроликов, собак и дикую фауну и жалобно пищать из-под хвоста усевшейся вам на голову кошки. «А-Юань, отпусти белку» «А-Юань, не надо прыгать через Фею, как через козла» Поздно. Когда на ночной охоте вы впервые окажетесь нечистью, Второй Нефрит будет в ужасе. В еще большем ужасе он будет, когда вы притащите в зубах бесплотного духа. Он начнет нервно икать и заваривать себе на ночь успокаивающие травяные чаи, когда вы впервые заберетесь в цзянши и искусаете их изнутри. Первый Нефрит начнет пить травки вместе с ним, когда заменит его на ночной охоте с вами, и вы пропадете на пару секунд, а затем хуапигуй начнет истошно визжать, не раскрывая рта, а звук выйдет из легких. В которых вы, как оказалось, застряли. Разумеется, вам помогут из них вылезти, устало вздыхая. «А-Юань, пожалуйста, учитывай размеры противника» Цзиньи начнет пить, – просто пить, – когда впервые обнаружит вместо соученика гнездо из груды одеял с кокетливо торчащим из него носом в крови.