Будет больно

Хёнджин на мгновение теряется, когда рука Минхо опускается ему на задницу — шлепок чуть жёстче, чем обычно. Он замирает посреди танцевального зала — жар разливается по всему телу, по коже ползут мурашки. Минхо шлёпает его постоянно, и вместо того, чтобы к этому привыкнуть, Хёнджин, наоборот, с каждым разом начинает получать странное постыдное удовольствие. Когда через минуту Минхо подходит и шлёпает снова, член предательски дёргается в штанах. — Ну, ты чего застыл, пора уже идти, — говорит Минхо и идёт к выходу. Хёнджин молится всем богам, чтобы Минхо не обернулся. Но тот оборачивается, окидывает Хёнджина своим сканирующим взглядом «я вижу все твои грешки», под которым хочется провалиться сквозь землю. Испариться. Превратиться в пыль. — Уже иду, — собственный голос ломается и подводит Хёнджина. Он лишь надеется, что даже если Минхо и заметил что-то, то сделает вид, что нет. Хёнджин тоже всеми силами попытается сделать вид, что его не заводят шлепки Минхо, не возбуждают до помутнения сознания его ладони на своей заднице. Минхо отворачивается, и Хёнджин едва успевает уловить ухмылку на его губах — или ему просто показалось? Он нерешительным шагом идёт в раздевалку. В раздевалке никого, Минхо уходит в душ первый, так ничего и не сказав. Хёнджин упирается лбом в дверцу шкафчика и громко выдыхает — когда же кончится это безумие?

***

Может, всё началось совсем недавно, а, может, уже очень давно. Хёнджин не понимает себя и своих запутанных чувств. Они всегда играли с Минхо в эти игры — Хёнджину нравилось провоцировать, Минхо нравилось вестись на эти нехитрые провокации. Или просто делать вид, что ведётся. Но иногда, когда Минхо слишком сильно к нему прижимался, загнанно дышал в ухо и повторял свое глупое «Хёнджинни, ты мой», собственное тело подводило Хёнджина. Ему нравилось ощущать сильные руки Минхо на себе, нравилось настолько, что он даже не мог заставить себя сопротивляться. Оттолкнуть. Доиграть в игру до конца. Хёнджина это будоражило и заводило так, что по вечерам он жёстко и быстро дрочил за закрытыми дверьми своей спальни, кусая подушку, чтобы не стонать во весь голос. Он не позволял своим фантазиям заходить слишком далеко. Хёнджин предавался воспоминаниям, как руки Минхо скручивали его запястья над головой, а бедро так сильно упиралось в член, что он тут же возбуждался. Надави Минхо чуть сильнее и скрыть свои тайные желания было бы невозможно. Но Минхо как будто это чувствовал и отпускал прежде, чем Хёнджин доходил до края. Атмосфера между ними незаметно меняется, словно скапливается невидимое напряжение — Минхо больше не трогает Хёнджина, вообще. Они общаются как и раньше: шутят, улыбаются друг другу, но ни одного даже нечаянного касания. И Хёнджин внезапно ощущает опустошение, словно лишился чего-то важного и нужного. Он надеется, что это скоро пройдет — всё проходит. Но почему-то получается совсем наоборот — Хёнджин начинает всё больше циклиться, и его желание получить взгляды и внимание Минхо превращается в одержимость, которая мучает и водит по замкнутому кругу. Это зацикленность ломает и разрушает Хёнджина изнутри. Минхо смотрит на него с жалостью или даже глубоким состраданием, почти ласково касается его плеча. Хёнджин отмирает, выныривая из омута своих неозвученных чувств и желаний, смотрит по сторонам — никого нет, только Минхо с этим своим взглядом. Уйди, пожалуйста. Из мыслей и вообще. — Что с тобой творится? — спрашивает Минхо, и Хёнджин переводит взгляд на его руку у себя на плече, не в силах поверить, что это не галлюцинация. — Ты… — начинает Хёнджин, с трудом собираясь с мыслями. — Я просто … Слова не находятся, а те, что находятся, никак не хотят складываться в предложения. Как трудно выразить всё, что с ним творится. Именно что творится — самое подходящее слово. Минхо опускается рядом на пол и гладит коленку Хёнджина. — Скажи как есть, я пойму, — вкрадчиво просит Минхо. — Когда ты шлепаешь меня по заднице, я возбуждаюсь, — говорит Хёнджин, опуская взгляд. Откровеннее некуда. — Но я тебя больше не трогаю, — отвечает Минхо. — В этом-то и проблема. — Хёнджин не находит в себе сил посмотреть на Минхо, а лишь упирается взглядом в свои спортивки, колупая маленькую дырку ногтем. Минхо почему-то вздыхает — тяжело и как будто обречённо. — Ты хочешь, чтобы я шлёпнул тебя по заднице или трахнул? — неожиданно спрашивает он. Хёнджин вскидывается от этих слов, поднимает глаза — Минхо издевается? Но нет, кажется, он говорит серьёзно, даже уголки его рта опущены вниз. — Хочу, чтобы ты меня отшлепал, если ты понимаешь о чём я, — произносит Хёнджин и тут же жалеет, отчаянно закусывая нижнюю губу. Он слишком долго копил в себе эти желания, и вот во что они вылились. — Хорошо, — неожиданно соглашается Минхо. — Только не здесь. Под «не здесь» Минхо неожиданно подразумевает номер отеля в соседнем районе. Не слишком дорогого, но с сохранением конфиденциальности. Хёнджин вдруг понимает, что он не первый, кого Минхо приводит в этот отель, и это вызывает какую-то то ли ревность, то ли досаду, то ли обычное любопытство. — Раздевайся, — командует Минхо. — И становись на колени у кровати ко мне спиной. Чёткие указания помогают Хёнджину успокоиться и взять себя в руки. Всю дорогу до отеля его мутило от волнения и страхов — он уже тысячу раз пожалел, что предложил такое Минхо. Именно ему. Но ни с кем другим он этого не хотел. Хёнджин послушно раздевается, оставаясь лишь в боксерах. — Полностью, — тон Минхо такой беспристрастный и сдержанный, что Хёнджин бросает на него взгляд — он стоит, скрестив руки на груди и внимательно наблюдает за раздеванием. Оказавшись полностью обнаженным, Хёнджин чувствует себя некомфортно — стыдно. Он не привык к такому. Хочется спрятаться от чужого взгляда, укрыться, но вместе с тем это его возбуждает до мурашек. Заводит так, что член дёргается и твердеет. Он медленно опускается на колени около кровати и упирается руками в мягкий матрас. Ожидание и тишина сводят с ума. Хёнджин слышит, как Минхо подходит сзади и опускается рядом с ним. Близко, но не настолько, чтобы ощущать его дыхание. Хёнджин облизывает губы и оглядывается в нетерпении, но Минхо не торопится — он полностью одет и пока что ничего не делает. Он рассматривает Хёнджина потемневшим взглядом и укладывает ладони на ягодицы, сжимает сразу грубо и жёстко. Хёнджин закусывает губу и жалобно мычит — его развозит от ощущения чужих рук на слишком чувствительной коже. — Почему ты согласился на это? — спрашивает Хёнджин совсем не вовремя, но не может не спросить. — А разве я мог тебе отказать, такому жаждущему и нуждающемуся? — отвечает Минхо вопросом на вопрос, оглаживая и разминая в руках ягодицы. — Ты смотрел на меня как, будто умрёшь, если я не соглашусь. И мне нравится твоя охуенная задница… Минхо тяжело дышит. Хёнджин сминает пальцами одеяло. — Начинай, — твёрдо говорит Хёнджин, не в силах больше терпеть. И Минхо ударяет по правой ягодице — звонко, наотмашь. Больно. Член дёргается, Хёнджин инстинктивно сжимается и подаётся вперёд, стараясь уйти от удара. Но тут же получает второй и громко стонет, откидывая голову назад. Третий, четвертый. Минхо с ним не церемонится и не нежничает, он будто знает, как нужно Хёнджину. Горячая ладонь Минхо скользит по плечу и обхватывает горло Хёнджина — едва надавливая. Но этого достаточно, чтобы его окончательно накрыло. Взгляд туманят слёзы, сознание мутнеет, сердце заполошно колотится под рёбрами в таком страхе, словно это последние минуты жизни. Будто Минхо и правда способен сжать его горло и придушить. Сознание понимает, что Минхо никогда такого не сделает — Хёнджин доверяет ему больше, чем себе. Но тело реагирует странно — накатывает волна опьяняющего желания. Член прижимается к животу и течёт. Хватка на шее ослабляется, позволяя сделать глубокий вздох, горячее дыхание опаляет щёку. — Ты можешь меня остановить, иначе я буду мучить тебя до тех пор, пока ты не кончишь, — шепчет Минхо. Хёнджин закусывает губу и отчаянно крутит головой. Минхо снова мнёт его ягодицу, почти нежно ведёт пальцами по бедру, а потом снова бьёт ладонью. Звонкие шлепки перемежаются с оглушительным стонами Хёнджина. Он сбивается со счета. Десять или уже больше? Кожа в месте ударов горит, как и весь Хёнджин. Нестерпимо хочется кончить, он тянется к своему истекающему смазкой члену — кажется, если не коснется себя прямо сейчас, то умрет. Но Минхо перехватывает его руку, прижимается сзади своим телом. Ноги Хёнджина слабеют и разъезжаются. Он вскрикивает, когда рука Минхо касается его члена. Обхватывает в кулак. В это мгновение Хёнджин кончает — долго и обильно, как никогда раньше. Минхо до последнего ласкает его член и яйца, пока Хёнджин, совсем обессилев, не падает лицом в матрас. Ему нужно время прийти в себе. Потом он подумает об этом. Почему ему было так хорошо, так охуенно и правильно от порки. Хёнджин чувствует, как проминается матрас совсем рядом, как чужая рука мягко и нежно касается его волос. Он приподнимается на локтях и разглядывает сидящего рядом Минхо, который полностью одет и смотрит на Хёнджина с такой теплотой, будто он ему действительно дорог. — Такой красивый, — шепчет Минхо с лёгкой улыбкой на губах. Хёнджин пытается подняться и переползти на кровать, но мышцы затекли — Минхо помогает ему, поддерживая за плечи. Они укладываются рядом, и Хёнджин только сейчас замечает, что у Минхо стоит. От этого осознания он на мгновение теряется: ну не может же быть, чтобы у Минхо встал только от того, что он шлёпал Хёнджина по заднице? Это вопрос он не в силах озвучить. Вместо этого он скользит рукой к поясу джинсов и расстёгивает пуговицу, следя за реакцией Минхо — разрешит ли? Тот облизывает губы и едва заметно кивает. Хёнджин смелеет и дёргает собачку молнии вниз. Член Минхо дёргается, и Хёнджин осторожно гладит его сквозь ткань, а потом просовывает руку под резинку белья и обхватывает. Ему невозможно хочется взять в рот до самого горла. Он сам пугается этих мыслей и желаний, которые сегодня вырываются из-под контроля. Может быть, в следующий раз Хёнджин решится, если у них он будет этот следующий раз. — Хёнджинни, — зовет Минхо и притягивает к себе ближе. Хёнджин поднимает голову, вглядываясь в лицо, которое оказывается совсем близко. Хёнджин не знает, кто поцеловал первым, но это не имеет значения. Минхо обхватывает его губы своими, скользит языком в полуоткрытый рот, и Хёнджин на секунду замирает от этих приятных ощущений, а потом отвечает. Ласкает головку, мокрую от смазки, и, заключая ствол в кулак, резко скользит вниз. И Минхо стонет прямо ему в рот. Хёнджин отрывается, чтобы несколько мгновений полюбоваться его лицом — распахнутыми покрасневшими губами, затуманенным черным взглядом, длинными трепещущим ресницами. — Да, так хорошо, быстрее, — шепчет Минхо, теперь уже его тон совсем не холодным, он почти просящий. Хёнджину нравится эта смена ролей. Ему любопытно, как бы Минхо умолял, если бы Хёнджин ласкал его член не руками, а своим языком. Хёнджин не медлит, дрочит быстро и жёстко, и Минхо несдержанно вскидывается, толкается в кулак сам и кончает с грудным стоном, который кажется Хёнджину просто оглушительным. Они снова целуются, на этот раз медленно и лениво. После Хёнджин укладывается щекой на грудь Минхо, крепко прижимаясь всем телом. Хочется остаться так навсегда, ну или хотя бы на ночь. Хёнджин не знает, хочет ли этого Минхо, но спросить не решается. И тем более просить. — Ты хорошо постарался, — произносит Минхо и ласково убирает выбившуюся прядь волос с лица. — Задница сильно болит? — Пока нет, — отвечает Хёнджин, задница его сейчас интересует меньше всего. И всё же он находит в себе силы спросить: — Останемся на ночь? Минхо кивает, и Хёнджин утыкается носом в его плечо, надеясь, что эта ночь будет не единственная.