По ту сторону разума

      Это будет ещё один ужасный год. В этом Гермиона была уверена. Она просто не может ошибаться, не умеет. Гриффиндорка поправила юбку, прежде чем назвать пароль и шагнуть в Башню Старост. Она огляделась и облегченно выдохнула. Вокруг не было ни души, кроме её же кота. Живоглот тёрся об сумку Грейнджер, пока не заметил свою хозяйку.       За окном во всю светило солнце, заливая и гостиную. Но это не помогло девушке избавиться от липкого неприятного чувства. Пока ей повезло, но что будет вечером? Возможно и тогда она сможет избежать его присутствия, а может и нет.       Гермиона опустилась на колени, чтобы погладить кота, когда над головой услышала довольный смешок. Поднимать голову не хотелось так же, как и возвращаться в Хогвартс после Войны. Но ей просто надо было убедиться. Подтвердить, что год не предвещает ничего хорошего.       Взгляд медленно пополз верх, с чего-то останавливаясь на бляшке кожаного ремня. Гермиона могла поклясться, что это драконья кожа. Рубашка была чёрная, как и штаны, а закатанные рукава открывали метку. Гермиона сглотнула, машинально натягивая рукав своей кофты ниже. Рука зачесалась, и девушке пришлось потратить немало сил, чтобы не начать расчёсывать до крови шрам под рукавом. Дальше рассматривать слизеринца она не решилась, всем телом чувствуя его насмешливый взгляд. Дело дрянь.       Гермиона прикрыла глаза, про себя считая до шести, просто чтобы успокоиться. Когда в голове пронеслось медленное "три" Малфой брезгливо фыркнул.       - Что, Грейнджер, сама Героиня Войны преклонилась перед вонючим куском мяса? - глаза девушки резко распахнулись. Она гневно посмотрела прямо на него. Внутри всё сжалось, снова. Не было ни единого достойного ответа в голове. Хотя, идея кинуть в него одно из непростительных заклинаний, можно было посчитать единственным возможным вариантом. Кого она обманывала? Только сжала губы, опустив взгляд и, встав, стремительно унеслась в свою комнату. Гермиона чувствовала, как по венам льется самый настоящий гнев, с примесью обиды. Глаза наполнились слезами и неизвестно какая сила смогла их сдержать.       Она пожалела о своём решении помочь, сразу после слушания. Когда она выходила на ватных ногах из зала суда, быстро кинула взгляд на Драко. Видя его холодный взгляд, в котором было такое сильное презрение, хотелось развернуться и забрать все свои слова обратно. Не стоило оправдывать этого подонка, гнил бы себе в Азкабане и никто о нём бы не вспомнил. Кроме Нарциссы. И Грейнджер. Она не знала, кого бы ей было жаль больше: мать Драко, или себя.       Гермиона ходила по комнате, стараясь выкинуть из головы эту чертову ухмылку. Третий год пытается выкинуть. А теперь ещё и жить с ним в одной Башне. Не будь она Гермионой Грейнджер, давно бы примчалась к МакГонагалл, со всей внутренней ненавистью отказываясь от должности старосты всех девочек Хогвартса. Но позволить самой себе такое она не могла.       Минерва сразу предупредила о её "напарнике", что он отчаянно рвался обратно в школу и с радостью согласился на такое предложение. Никто никого не заставлял. Вот только Драко до последнего не знал, кого же изберут старостой девочек.       Увидев его фамилию и имя в письме, первое желание Гермионы было сжечь этот лист, так и не дочитав. Но в конце было предложение стать старостой. Для неё это было слишком жестоко. Ведь никто не знал всей правды. Только она и он. Даже Гарри или кому-то из семьи Уизли она не посмела рассказать хотя бы что-то.       Особенно рассказать Рону.       Грейнджер выругалась под нос, вспомнив рыжего ни то парня, ни то друга. Что было между ними? Он старался быть к ней как можно ближе, поддерживал во всём, кроме решения вернуться в школу. Он любил её и это было понятно даже слепому человеку. А она пыталась быть хорошей девушкой. Правда, старалась, так же как и на уроках, но получалось не очень. Каждый поцелуй Рона, или прикосновение, которое выходило за рамки приличия, не вызывали у неё ничего. Совершенно. Уизли это чувствовал, но скидывал всё на её усталость. Всё же пройти Войну и остаться без семьи - пережить может не каждый.       Гермиона подошла к дубовому столу, нежно прикасаясь к поверхности подушечками пальцев. Ощущение лакированного дерева почему-то успокаивало бешеное сердцебиение. Она снова прикрыла глаза, считая до шести. На этот раз её никто не перебил.       Вздохнув, девушка села на стул, подтянула к себе бумагу и перо с чернилами. В голову совершенно не лезли слова, какие бы она могла сказать её друзьям. Но это не меняло того, что отправить весточку о её благополучном прибытии надо было. Всё же собравшись, она написала по три предложения Поттеру и Уизли, не забыв в конце каждого письма указать: «Ваша Гермиона».       Когда филин со вторым письмом вылетел из комнаты, в дверь постучали. Гриффиндорку снова наполнила паника. Ну почему с ней всегда происходит какая-то чертовщина? Почему не кто-то другой? Кто угодно.       - Грейнджер, меня ты можешь игнорировать хоть до конца своих дней. Но тут мучается твой обожаемый блохастый владыка, - Малфой усмехнулся, но не получив никакого ответа, со всей силы ударил по двери. – Забери своё борохло из гостиной, иначе оно окажется на дне Чёрного озера.       Гермиона пискнула и поспешила выйти из спальни, достав из кармана кофты палочку. Так, на всякий случай.       Драко стоял, прислонившись к своей двери с непроницаемым лицом. Девушка остановилась, нерешительно закрывая комнату и быстро спустилась в гостиную. Изучающий взгляд Малфоя она заметила сразу.       - Слушай сюда, - Драко встал на пути Гермионы, сложив руки на груди. Он показался ей таким большим, как стена. – Если ты думаешь, что я в таком же восторге от нашего совместного проживания, как и ты, то ты на самом деле самая тупая ведьма за всю историю.       Терпение Гермионы медленно заканчивалось, но стоило Малфою упомянуть её «восторг» от происходившего, как внутри что-то вспыхнула. Она была уверена, что Драко видел ту ярость, что плескалась в глубине её глаз. Видел, как его отражение в её глазах уже пылало на костре инквизиторов.       - Заткнись, Малфой! – девушка просто взорвалась. Драко довольно усмехнулся, наслаждаясь бурной реакцией Грейнджер. Её губы дрожали, щёки покраснели, а руки сильнее сжали ручки чемоданов. – Это ты тупица, если возомнил, что ты такой прям король, что я потратила лишние минуты на мысли о тебе. Я ненавижу эту комнату, я ненавижу это всё! Но я всегда хотела быть старостой. С первого курса! И даже такая змея как ты ни за что не заставит меня отказаться от этой должности, отказаться от мечты.       Гермиона смело шагнула вперед, задевая Драко самым большим чемоданом. Он недовольно охнул и сделал два шага вправо, освобождая ей проход. Она не смотрела на него. Её разрывала злость. Кипела где-то внутри. А потом в это острое зелье добавили новый ингредиент – совесть. Да, Малфой до ужаса взбесил своим поведением. Но ей почему-то было жаль, что накричала на него. Вроде бы должна была уже привыкнуть к его нападкам за всё время их знакомства. Но так надеялась, что Война и суд смогли его хоть как-то изменить. Вот тут Драко был прав, она была глупа. Она уже собиралась шумно захлопнуть дверь, когда услышала не громкие слова из гостиной:       - Только не начни жалеть о сказанном мне, Грейнджер. Если не хочешь доказать самой себе, что ты настоящая дура, - отвечать она ему не стала, всё равно он решил уйти.       Прошел целый месяц. Все тридцать дней Грейнджер отлично справлялась со своей единственной задачей на последний год обучения - держалась подальше от Драко Малфоя. Последний тоже не шибко старался хоть как-то с ней контактировать. Она просто хотела верить, что на такой положительной ноте пролетит время до зимних каникул. А там они разъедутся на несколько недель. Она - к семейству Уизли, есть вкусную стряпню Молли, допоздна болтать с Гарри и Джини, а по ночам отдавать своё тепло Рону. А куда отправится Малфой её мало волновало. Возможно самую малость, ведь в конце августа на первой полосе Пророка появилась сенсационная новость - Поместье Малфоеев было выставлено на аукцион.       Гермиона в тот день перечитала первую страницу газеты ровно шесть раз. Каждое прочтение приносила совершенно разные эмоции, одно за другим: удивление, ликование, подавленность, тревога, досада и наконец раздражение. После второго завтрака, сидя в своей комнате, она сожгла ту газетенку и высыпала пепел в окно. Ещё весь вечер Рональд без умолку возмущался столь наглому поступку, ведь ему так не терпелось позлорадствовать по поводу неприятностей, настигших Малфоеев . Ему вовсе не было их жаль. Ни главу семейства, ни его жену, ни, тем более, их единственного сына. Грейнджер похвастаться такой надменностью отнюдь не могла.       Она сидела на диване в Гостиной Старост. Одной рукой она аккуратно придерживала свежий выпуск Пророка, второй же закрывала себе рот. На самом верху листа, прям под названием газеты, красными чернилами горел заголовок статьи: «Аукцион закрыт, Министр магии Кингсли Бруствер - новый владелец Поместья Малфоеев».       Драко так её и застал. Сидела, поджав под себя ноги, испуганно прикрывая пальцами губы, неотрывно глядя на какую-то бумажку в её руке. Но, стоило ей его заметить, как взгляд был направлен уже на него. Ему не пришлось даже приглядываться, чтобы догадаться, что такого, ужасающего её разум, она читала. Но он с некой досадой понимает, что во взгляде, направленном на него, уже нет того испуга, его место заняло сопереживание.       - Нет уж, Грейнджер, даже не смей так на меня смотреть, - Малфоя ужасно злила та ситуация, в которой он оказался сейчас. Ещё больше злила ситуация, по причине которой чертова Гермиона Грейнджер испытывала сожаление. За пару секунд они поменялись местами - он стоял у дивана, а она почти бежала к двери в Гостиную Старост. - Стоять!       Она остановилась у самой лестницы, затаив дыхание. Мерлин, она ведь так старалась не сталкиваться с ним. Вообще. И что теперь? Она, уже повернувшись к Малфою лицом, дрожала, прикусив нижнюю губу. Выдохнув, с вызовом посмотрела ему в глаза.       - Чего ты бегаешь от меня, Грейнджер? - в голосе не было насмешки, только презрение. - Не ты ли призналась мне в любви в начале шестого года обучение?       И снова рядом с ним будто земля из под ног ушла. Голова закружилась, сердце сорвалось в бешеном ритме. Ноги стали ватными. Она не смотрела на него, куда-то мимо. То ли на вазу, то ли на окно. А Драко надвигался как хищник. Как же ему нравилось видеть её такой. Ошарашенной, сломленной. Но ему было мало. Он хотел видеть её слезы, поэтому продолжал напоминать об её минуте позора, но уже на пол тона ниже, с удовольствием наблюдая, как дрожат губы гриффиндорки. Остановившись почти у самого её лица, одними губами произнес "грязнокровка" и развернулся.       Драко сделал один шаг вперед, а Гермиона один шаг назад и почувствовала, как ноги теряют опору и в ужасе осознала, что падает спиной вниз и летит по лестнице. Она слышала, как ругается Малфой, быстро спускаясь за ней. Всё закончилось, когда она больно ударилась головой о картину и просто закрыла глаза. Как же она устала.       Это был октябрь. На удивление совсем тёплый, поэтому находиться много в стенах Хогвартса Гермионе не хотелось. Она посмотрела в окно, пытаясь найти взглядом платиновую макушку и, к своей же радости, нашла. Малфой сидел на камне, крутя палочку и потирая предплечье. Грейнджер уже давно призналась самой себе и теперь решила признаться и ему. А сейчас, когда опасность с каждым шагом ближе и она просто не была уверена даже в сегодняшнем дне, она была обязана поговорить с ним. Гриффиндорка не была глупа, чтобы не понимать, во что её порыв может перейти. Но, взяв себя в руки, она спустилась вниз, вышла из школы и медленно, но уверено пошагала к нему.       Драко определёно услышал её шаги, поднял голову и с раздражением посмотрел на гриффиндорку. Ей стало страшно. Вся уверенность, которую она старательно копила на протяжении трех лет, улетучилась за одно мгновение. Казалось, даже воздух стал холоднее градусов на десять.       - Глаза не отсохнут, Грейнджер? - она удивленно выдохнула. Нет, сам вопрос её с толку не сбил, что не скажешь о той интонации, с которой Малфой его задал. Он не был раздражен или зол, презрения не было тоже. Драко был уставшим и каким-то растерянным. - Ты пришла ко мне, чтобы помолчать? Я помолчать и один могу, можешь идти обратно.       - Что-то случилось? - Гермиона кажется собрала всю смелость в кулак и аккуратно присела рядом. - Может что-то случилось с Нарциссой?       - Тебя это каким боком волнует, Грейнджер? - Малфой вспыхнул словно спичка, но с места не двигался. - Ты либо говори, зачем приперлась, либо свали от греха подальше.       Гермиона смотрела себе под ноги, не смея взглянуть не него. Сидела, ковыряя носком туфли землю и точно начинала его этим бесить. Она не знала, с чего начать, а он ждал с тем терпением, которое мог потратить на неё.       Она произнесла три слова шепотом. Драко сперва решил, что ему показалось. Но покрасневшие девичьи щеки убедили его в обратном. Им обоим захотелось слиться с тем камнем, на котором они сидели: ей - от стыда, ему - от злости.       - Ты обезумела, грязнокровка? - он вскочил на ноги и отошел от неё на пару шагов. Его переполняли ярость и неприязнь к Гермионе Грейнджер, и в тот момент они была увеличена вдвое или трое. - В любви своему очкастому дружку признаваться будешь.       Она должна была тихо извиниться за свой опрометчивый поступок, попросить его обо всё забыть, на крайний случай стереть ему помять заклинанием, и себе тоже. Но Гермиона никогда не сожалела о своих поступках. Она делает всё правильно, а главное - обдуманно. Поэтому она лишь грустно улыбнулась ему, перед тем, как вернуться в спальню Гриффиндора.       Когда она открыла глаза, заново отстроенное больничное крыло было залито солнечным светом, который неприятно резал глаза. Она посмотрела на тумбочку возле своей койки, и, к своему огорчению, не увидела там ничего кроме склянки с какой-то мазью. Ей на мгновение захотелось, чтобы рядом с банкой была навалена гора сладостей, половину из которых были бы уже открыты Роном, а на соседней кровати сидели её друзья, что-то весело обсуждая. Прям как в детстве. Но она была совершенно одна. Лежала в школьной форме, лишь запястье и голова были не туго замотаны бинтами.       Она упала с лестницы и теперь чувствовала себя самой глупой девушкой в магическом Лондоне. Было бы проще пережить свою глупость, упади они из-за Малфоя. Лучше бы он толкнул её, выплеснув всю злость, которую он испытывал в тот момент. Но ведь Драко был спокоен. И, о господи, он кажется ей помог. Гермиона надеялась, что его голос, его сильные теплые руки на её щеке, были лишь бредом. Ведь из-за удара разум мог помутиться. К её ужасу, Малфой медленно шёл вдоль витражных окон, насмешливо на ней смотря.       - С возвращением, Грейнджер, - он сел на соседнюю кровать, на которой в её голове, как раз таки Рон с Гарри и расположились. А затем достал из кармана запечатанную упаковку с шоколадной лягушкой и положил на её тумбочку. - Это тебе от профессора МакГонагалл. Старуха собиралась зайти к тебе, но стоило мне появиться в поле её зрения, как у неё нашлось куча дел. Кажется ты ей не по душе, раз она решила, что моё общество для тебя предпочтительнее, Грейнджер.       - Ты ждешь моей благодарности? - Гермиона привстала с матраса, принимая позу сидя. Совершенно неуклюже открыла сладость, из-за чего лягушка тут же спрыгнула на пол. - Чтоб тебя.       Драко приятно удивлён. Ему ещё не удавалось застать Гермиону Грейнджер в тот момент, когда что-то у неё не получается. Она оказалось обычным человеком, а не заведенной игрушкой, которой была всё это время. У Грейнджер тоже бывают неудачные дни. Он поймал шоколадное земноводное и отдал девушке. Она ему не доверяла, возможно даже немного боялась.       - Вообще было бы неплохо, - запоздало ответил ей Малфой. - Мне кажется нам стоит найти общий язык. Ты вроде как помогла моей семье, по мере своих сил, так мы ещё и должны с тобой сотрудничать до конца года. Наверно имеет смысл начать выстраивать дружеский диалог.       - Кто из нас головой стукнулся, ты или я? - Гермиона поднялась с кровати, придерживаясь за его металлическое изголовье. Драко ей не ответил, зато ухмылка не его лицо говорила о многом.       Они не стали друзьями. Это было бы как минимум странно, как максимум - бессмысленно. Но теперь она его не избегала, по утрам желала хорошего дня, вечером - спокойных сновидений. Он отвечал ей тем же. Иногда, например на уроках зельеварения, отправлял ей бумажных журавликов, в которых спрашивал правильные ответы, или давал краткий отчет о своём ночном дежурстве. Она на это ничего отвечала, кроме дежурной улыбки.       В один из декабрьских дней, прям в канун Рождества, они сидели в библиотеке, разложив вокруг себя с десяток книг об истории маглов. Малфой совершенно не был готов к итоговому экзамену, но знал того, кто точно сможет натаскать его за сутки до сдачи теста.       Гермиона бухтела как сова, рассказывая Малфою про королевскую семью. Из-за его просьбы она совершенно не успевала подготовить подарки для всех членов семьи Уизли. А ведь кроме них есть ещё и другие друзья, к которым стоило наведаться на каникулах. Помогать Драко совершенно не входило в её список дел на последнюю учебную неделю, и из-за него она сбилась с графика.       Но сама помощь была лишь половиной беды, вторым же камнем преткновения оказалось полное безразличие Малфоя к её рассказам. Он даже не соизволил сделать вид, будто заинтересован в порядке престолонаследия или хотя бы просто слушал, что она ему говорила уже часа четыре. Вместо этого внимательно следил за кудряшками на её голове, приятно переливавшимися на свету от свечи рыжим цветом. Не тем гадким рыжим, как Уизли, а приятным, как разогретые угли в камине. Они оба упустили тот момент, когда одна прядь оказалось у него в руках.       - Ты что делаешь? - Гермионе стало неуютно рядом с Драко. Она следила за движением его пальцев, как те то отпускали её волосы, то снова невесомо касались. Драко молчал как рыба в воде. Сам не понимал, почему не может перестать играть с локонами Грейнджер. И отодвинулся лишь в тот момент, когда почувствовал что-то неладное внизу живота.       Экзамен он смог сдать с божьей помощью, по мнению Грейнджер. Малфой возмутился её самомнением. Он проводил её до поезда, помогая донести небольшой чемодан, решив, что это станет достойной платой за её помощь.       Сам он был без вещей, он собирался провести все зимние каникулы в стенах школы, изредка прогуливаясь в Хогсмите. Его мать гостила у супругов Паркинсон в Рождество, а ему совершенно не хотелось быть окутанным вниманием их дочери.       У них с Пенси было общее прошлое, в какой-то мере запретное и горькое, но если для него это осталось одним черным воспоминанием, то девчонка продолжала раз в месяц отправлять ему сов с сопливыми посланиями. Сначала он читал каждое письмо, иногда вслух, чтобы Нотт и Забини тоже могли оценить поэтические способности их общей подруги. Но уже в Хогвартсе письма он даже не открывал, сразу бросая их в камин.       У Драко был план и он его придерживался. Он сутками сидел в гостиной старост, читая книги из библиотеки, потягивая огневиски, присланное Забини как подарок на Рождество. Узнай старуха МакГонагалл о содержимом тех бутылок, заставила бы всё сжечь, что было бы ужасно досадно. Вместе с огненным подарком, друг послал и клочок бумаги в котором неприкрыто хвастался своим отдыхом на песчаном пляже и сердечно просил своего светловолосого друга не умереть от занудства Грейнджер раньше, чем окончит обучение.       Нотт тоже не оставил Малфоя без своего внимания, отправив тому целое сочинение на тему как тот провел свои первые месяца обучения алхимии, детально рассказывая о своих взлетах и падениях в таком непростом деле. Ещё писал что-то про намерение жениться на Пенси, на что Драко лишь мысленно пожелал ему удачи.       В последнее воскресение каникул Малфой всё же выбрался наружу. Ему несильно хотелось гулять по заснеженным улочкам Хогсмита, но он стал ощущать себя оборзевшей свиньей, получившей подарки от своих друзей, матери, и даже Грейнджер, но ничего не подарив в ответ. Тогда его совесть заставила поднять себя с полюбившегося дивана у камина и пройтись через несколько прилавков.       День выдался достаточно теплым для раннего января, но при этом снег во всю кружил вокруг Драко, раздражая его. В тот день, когда невиданная сила глумилась над ним и его друзьями, он получил глубокую душевную рану, как он думал. Поэтому с опаской проходил мимо снежных сугробов и заледеневших луж. Ведь никогда не знаешь, кто прячется в мантии-невидимке на этот раз.       За те две недели, проведенные в гордом одиночестве, Малфой успел обдумать несколько философских вопрос по типу: в чем смысл его жизни и существования в целом, что ему делать после выпуска из школы, а ещё почему у него стоит на Грейнджер.       И полное осознание последнего пришлот к нему в день её возвращения. Она была уставшей, но вполне себе счастливой. Рассказывала о том, как провела четырнадцать дней без него, в перерывах приветливо ему улыбаясь. А стоило ему спросить про шерстяной шарф, из-за которого, как показалось Млфою, у Грейнджер сильно чесалась шея, как та сразу закрылась у себя в комнате. И последующие два дня с ним не пересекалась.       Гермиона старалась подавить свою радость от встречи с Малфоем. Он подарил ей зачарованное перо, которое само делало записи на листе. И даже кинул в переноску Живоглота игрушечную мышку.       Она без умолку трещала, даже не пытаясь остановить водопад слов о поездке к семье Уизли. О встрече с Полумной Лавгуд и её отцом. А ещё про пеший поход с Невиллом и его девушкой - Ханной Аббот, учившейся на одном курсе с Гермионой и Драко. С которой, к несчастью Грейнджер, подружиться последней не удалось. И продолжала бы болтать про всех их общих знакомых, но Малфой обратил внимание на шарф, наспех намотанный на её тонкую шею. Это внимание было определенно лишним.       Она сбежала от него так же, как и в первый учебный день. Заперлась на замок, сверху кинув запирающее заклинание. Сердце бешено колотилось сначала от испуга, а потом от стыда. Она не должна была вести себя так по детски. Они ведь оба уже достаточно взрослые люди и оба должны понимать, что иногда происходят события как у взрослых. Но в своей комнате, в отражении зеркала она видела свои алые щеки, и такой же алый засос на шее.       На третий день нового семестра до них двоих доходят слухи, которые пустили ребята с младшего курса - Гермиона Грейнджер провела горячие каникулы в объятиях всех братьев Уизли и Гарри Поттера в придачу.       Гермионе было противно от такого грязного вранья. Каникулы были вполне себе теплые, да и объятия были только с Роном, и не те, о которых шептались девочки за ужином. Рон был вроде как её молодым человеком, и было вполне естественным, что между ними могло что-то произойти. Хотя Гермиона скрывала даже от Джини, что в июле она стала женщиной, но в эти рождественские каникулы Рон не позволил себе лишнего, кроме одного проклятого укуса в районе сонной артерии.       Гриффиндорка не рассказала Драко про свою ссору с Роном в последнюю ночь перед возвращением в школу. Младший из сынов Уизли не с того вышел из себя. Она была открыта для него и была готова отдать ему себя, если ему это нужно было. Проблема в этом и заключалась - нужно было только ему. И Рону той ночью искренне надоело копаться в себе, думая о своих изъянах и почему его любимая девушка не чувствует к нему того же, что и он к ней. Его ужасно бесило, что как бы он не старался, она не получала удовольствия в его руках. Ведь он так старался, вспоминая то, о чем рассказывали его старшие братья и он читал в некоторой запретной литературе. Возможно это были самые интересные книги за всю его жизнь.       Он кричал на неё до самого утра, разбудив всех своих родственников. Обвинял её во всех грехах, о которых только слышал, попутно посылая её на все четыре стороны света. А потом рыдал как мальчишка, уткнувшись в плечо Гарри. Поттер успокаивал друга и укоризненно смотрел на Гермиону. Ей тогда хотелось сделать вид, будто она не понимает, что происходит, но она прекрасно всё понимала и знала, что в этой бессонной ночи виновата лишь она.       Теперь она видела этот укоризненный взгляд по всюду. От учеников, от профессоров и даже от изображений на картинах. Будто все они знали всю правду. Но на деле, в мыслях каждого из них были лишь небылицы, придуманные незрелыми умами некоторых особо выдающихся учеников. Вот только она была единственной во всём Хогвартсе, кто знал, что рассказы о её бурных любовных приключениях, не более, чем выдумка.       Третий день нового семестра выдался для Малфоя самым тяжелым за последний курс обучения. Уже за завтраком Гойл не мог усидеть на месте и, только завидев друга, сразу поделился с ним последними новостями. Вилка в руке Драко гнулась всё сильнее с каждым новым словом. Он не мог поверить в то, что его занудная соседка Грейнджер могла оказаться страстной жрицей любви для всего семейства Уизли, да и не хотел в это верить. Но, успевшая посветлеть отметка на её шее, разбудила в нём ярость по отношению к её особе, ту, что он уже успел позабыть.       - Поговаривуют, ты многому научилась за время каникул? - Драко стоял, облокачиваясь на стену в гостиной старост. Да, в голосе было явно слышно некое веселье, но его глаза были как никогда холодны. Гермиона сжалась под этим взглядом, чувствуя, как он режет кожу на шее, прям в том месте, где кусал Рон несколькими днями ранее. Холод пробрался в эту рану, расползаясь под кожей, по всему телу. Почему он так смотрит? - Как это понимать, Грейнджер?       Девушка на мгновение замерла, всматриваясь в, уже полностью изученное лицо, и для себя открыла его новую эмоцию. Осознание ударило в голову и куда-то в ребра, вырывая из легких рваный выдох. Да, черт возьми, сам Драко Малфой прямо сейчас стоял и ревновал, не скрывая этого. А ему было плевать на то, о чём она сейчас думала, он сверлил взглядом этот чертов след на шее его надоедливой Гермионы Грейнджер.       Гермиона поздно заметила, плавные движения парня, оказавшегося непозволительно близко от неё, а потом резкий разворот и наклон. Снова выдох, шумный и какой-то дрожащий. Он чувствовал власть, сильнее вдавливая хрупкие плечи гриффиндорки в стол. А она чувствовала липкое чувство страха и ненависти, когда одна его рука подняла её юбку. Рука, на которой красовалась метка. Рука, которой Драко с гневом стягивал трусы с Грейнджер.       Он услышал всхлип, тихий и тоскливый и ему он понравился до дрожи в коленях. Гермиона даже не сопротивлялась, знала, что не спасет себя. Она просто начала считать до шести, закрыв глаза. А потом почувствовала два прохладных пальцы, проникающих в её плоть.       Драко не мог оторвать взгляда от метки, которая двигалась в такт его движений в ней. Он имел Грейнджер рукой, на которой была Черная метка. Великолепно.       Малфой бы так и наблюдал за змеёй на своей руке, если бы не почувствовал, как двигать пальцами в гриффиндорке стало гораздо проще, и с каждым новым движением внутри неё было всё более влажно. Он перевёл взгляд на её спину, с удовольствием замечая, как одна рука Гермионы сжимает край стола, а выцарапанный шрам "грязнокровка" выделялся еще сильнее. Он больше не прижимал её, а лишь медленно расстегивал молнию на брюках, чувствуя, как пальцы то резко выскальзывают, то застревают. А в голове мысли о том, как сильно она будет сжимать его член.       Он был уверен, что наутро Грейнджер побежит к МакГонагалл, стирая покрасневшими ладонями слезы. Обвинит его в уничтожении её гриффиндорской чести. В красках расскажет, что он делал с ней после заката солнца сначала на столе, а потом на полу возле камина, забыв рассказать о своём непосредственном участии. Но на рассвете Гермиона сидела за тем самым столом, выполняя дополнительные задания по нумерологии и растирая новые отметины на шее. Она, как и до Рождества, пожелала ему доброго утра, спросила о том, как ему спалось и попросила принести ей что-нибудь из завтрака, если он будет заходить в Башню Старост до занятий.       Малфой всей душой не понимал почему она была такой доброжелательной. Ведь сам полночи грыз подушку, заглушая свои крики. Ему было гадко от самого себя, поэтому ни в чем невинное зеркало в ванной рассыпалось не десятки мелких осколков, окрашенных алой кровью Драко. Ему захотелось срезать кожу с меткой одним из тех осколков. Но прекрасно знал, что та магия куда сильнее, знал, потому что уже пытался пару раз.       Она пришла к нему в спальню вечером, держа в руках два бокала и бутылку огневиски. Малфой в который раз поразился новым, ранее им неизученным сторонам зануды Грейнджер. Та села на пол, возле его кровати, разлила обжигающее поило по стаканам, один из которых всучила Драко, второй же опустошила в три глотка. Только в тот момент Малфой заметил, что бутылка уже была прилично выпита.       Они разговаривали до полуночи. Говорили о каких-то лекарственных корешках, произнося в их честь тосты. Потом пошли небылицы про Пожирателей смерти, от которых больше всех смеялся сам бывший пожиратель. Начиная распивать припрятанную в комоде Малфоя последнюю бутылку, подаренную Блейзом, Грейнджер поведала ему историю про расставание с Роном. Драко не знал чему ему надо было удивляться: этой новости или самому факту их отношений. А потом она сидела у него на бедрах, держа его лицо своими ладонями, а он жадно кусал её губы. Она пришла и на следующий день тоже, но уже с двумя кружками травяного отвара. Пришла и через день, затем ещё и ещё.       На весенних каникулах он приехал к матери. Нарцисса Малфой не могла налюбоваться своим сыном. Их разлука была дольше обычного. Её мальчик впервые отказался приехать к ней зимой и она чувствовала себя опустошенной, скитаясь от одних знакомых к другим. Но ей нужно было держать себя в руках, ради себя и своей семьи. Их поместье было стремительно продано, и хоть нынешний Министр магии не сильно торопил её в выселении, но к середине декабря он надеялся в землях поместья её уже не увидеть. И ей пришлось уехать. Сначала к Паркинсон, затем к Нотту-младшему. Вернувшееся с кругосветного путешествия семейство Забини могло приютить её всего на пару дней, перед тем как отправилось дальше. И последней фамилией, записанной в её списке соратников, значилось - Гринграсс.       Драко слушал рассказ матери внимательно, смеясь с шуток его школьных друзей. А потом ещё внимательнее, когда мать начала расхваливать дочерей мистера и миссис Гринграсс, у которых та теперь гостила. Он знал, что его мать не из тех, кто будет за зря говорить столько лести о ком-то, кто не являлся членом её семьи, или не собирался ею стать. И она сдалась под напором своего ребенка.       Он вернулся в Хогвартс тем же вечером, игнорируя слёзные мольбы матери остаться хоть на пару дней. Хотя она прекрасно знала, что сейчас она не могла сделать ничего, но и от своего предложения она отказываться намерена не была. Брак с одной из дочерей Гринграсс был единственным спасением для их семьи.       В конце апреля Драко позволил себе одну непростительную глупость. Прижимая теплое тело гриффиндорки, уткнувшись ей в кудри, он прошептал тихие слова признания. Так же тихо, как и она ему однажды. Гермиона затаила дыхания, обдумывая, что ей следует сделать, но решила принять это за его запоздалый ответ.       Но по окончании выпускных экзаменов ей пришлось вернуться с небес на землю. Спуск был не самым приятным и приземление оказалось жестче, чем она могла себе представить. Они последний раз стояли в Гостиной Старост, вещи были уже сложены в чемоданы и снесены в повозки. На руках Гермионы лениво лежал ЖивоглоТ, ожидая поездку из Хогвартса в один конец. Рыжий кот был наверно единственным, кто действительно рад этому дню.       Ни она, ни он не стремились начать их разговор. Она хотела узнать о его планах, о том, смогут ли они повидаться этим летом, но она молчала. Их история казалась ей невероятной, как из каких-то подростковых романов, которые она бывало читала на каникулах в доме родителей. И ей не терпелось с улыбкой говорить про счастливыЙ финал своим внукам. Но перед уходом Малфой поздравляет её с долгожданным окончанием их обучения и их истории, протягивая ей приглашение на его свадьбу с Асторией Гринграсс.