***
На удивление, её родители даже не ругались, когда она пришла домой. Может быть, это была та маленькая толика удачи, которая у неё осталась на сегодня. Миу сомневалась, что ей ещё так повезёт в ближайшие две недели. — Я дома, — прокричала она, едва переступила порог и швырнула школьную сумку на пол. Не то чтобы она собиралась её трогать в ближайшее время. Она просто… не могла. Никто не ответил. Миу это не сильно расстроило. Иногда после крепкой ссоры её родители запирались по разным комнатам и старательно избегали друг друга весь остаток дня; наверняка они её просто не услышали. Она даже была рада, что ухитрилась оказаться вне дома, когда тут били громы и молнии. Она прошла на кухню и сгребла резинку для волос из ящика под микроволновкой. Простая чёрная резинка, но почему-то, делая хвостик, Миу ощущала себя другим человеком. Как будто ей больше не нужно было прятать лицо от окружающих за длинными прядями. Деревянные ступеньки лестницы скрипели с каждым её шагом. Не то чтобы это её раздражало, но ей не нравилось, что они выдавали её каждый раз, когда она делала ночные вылазки к холодильнику. С другой стороны, папа и мама были слишком заняты собой, чтобы обращать на неё хоть какое-то внимание. Наверное, это то немногое, в чём ей повезло. Она слышала истории о родителях, которые тащили детей на каждую разборку — Миу лучше бы провела сто лет в полном одиночестве, чем хотя бы раз оказалась в эпицентре такой бури. Она открыла дверь в свою комнату твёрдой рукой. Обычная унылая комната, но её это устраивало. Она знала, что если попросит у родителей разрешение всё как-то украсить, те об этом всё равно забудут спустя пару дней. Её книжная полка ломилась от самых разных книг. У неё были все возможности. Будь она хоть немного как все, она бы точно не упустила свой шанс стать умной. Вот только всё было зря, и Миу даже не понимала, почему. Сколько бы ни пыталась, так и не смогла разгадать загадку того, почему она настолько беспомощная. Миу взяла с полки и принялась читать книгу по математике, содержимое которой она забудет, едва настанет утро.***
— Миу, солнышко, — сказала мама, нежно обняв её щёки ладонями. Нежность, от неё? Она хоть знает, что это такое? Она хоть каплю меня любит? Или это очередная уловка, чтобы настроить меня против папы? Она на самом деле за меня переживала или больше о том, что я могла выкинуть? — У нас всё очень плохо с деньгами. Из-за кое-кого, разумеется. Чего и стоило ожидать. Ни один чёртов разговор не начинался с того, чтобы не приплести её отца. Ни один. — И что мы будем делать? — прошептала Миу, чувствуя, как щиплет в глазах. Она не хотела переезжать, только не опять. — Я не знаю, солнышко, — честно призналась мама, прижимая её к себе. — Я не знаю. И о чём я только думаю? Конечно она любит меня. Все родители любят своих детей. Я просто драматизирую. Я предаю свою мать одной простой мыслью о том, что она не любит меня, — повторяла она себе, сжимая кулаки. Какое же она жалкое ничтожество. Она не заслужила мамы, которая любит её так сильно. Ещё добрую минуту и больше они обнимались, сердце к сердцу, тепло к теплу. Подбородок мамы болезненно впивался в плечо, но ей всё равно. Что стоит её боль по сравнению с их денежными проблемами? Мир почти вернулся в их дом, пока внутрь не вошёл папа. — И какую ложь ты ей там нашёптываешь, Юи? Мама отстранилась от Миу, выпрямилась и взглянула папе прямо в глаза. — Ложь? Нашёптываю? Я бы не посмела, в отличие от тебя. Ты, именно ты виноват в том, что у нас дома шаром покати! Ты, именно ты просрал все деньги в азартных играх! Вместо того, чтобы извиниться перед нашим ребёнком, ты продолжаешь здесь стоять и качать права! — Качаю права, я? — повторил её папа. — То есть это из-за меня всё началось?! А не ты ли потеряла работу, милая? Я в одиночку горбачусь ради нас всех, и тебе хватает наглости обвинять в этом меня?! — А я виновата, что попала под сокращение, Рен?! — орала её мама, уперев руки в боки. Её голос звучал устало и на грани истерики. — Я не виновата, понимаешь?! Сколько ещё ты будешь меня попрекать этим?! Папа покачал головой, пока его янтарные глаза фиксировались на маме. Миу ощутила, как её сердце ухнуло камнем вниз. Она знала, что сейчас будет. — Когда две компании сливаются и сокращают штат, как думаешь, от кого избавляются в первую очередь? От компетентных работников или от тех, кто плохо работает? После это была звенящая тишина. А затем: — О, так ты намекаешь, что это я плохо работала? Ты намекаешь, что после более шести лет преданного служения компании, я всё ещё делала свою работу плохо? Ирума ощутила мигрень из-за резких криков. Она хотела бы им сказать, чтобы они прекратили, но от этого всё стало бы только хуже. Единственный способ всё исправить — предложить решение проблемы. Что она и сделала. — Я устроюсь на работу, — встряла она в их разговор, — я уже достаточно взрослая. Навряд ли мне заплатят много, но это поможет нам, правда? — И чем конкретно ты собираешься заниматься? — поинтересовалась мама, скрестив руки на груди. — Оставь, это пустое. Не трать свои лучшие годы на то, чтобы работать вместо твоего отца, который даже не может тебя содержать. Я что-нибудь придумаю. — О, то есть я тут главный злодей, да? — зарычал папа. Ярость на его лице была такая сильная, что на секунду ей кажется, что он сейчас сорвётся. Миу вспомнилась девочка из параллели — Харукава Маки. Ходило много слухов о том, что её отец, Харукава Тома, распускал руки. Никаких доказательств, разумеется, но… так случалось. И кто говорил, что Миу должна быть исключением? Вот только мама выглядела не менее злобно. Может быть, в концов концов они одинаково побьют друг друга. Значит, они оба злодеи? — Потому что ты и есть! — Магазинчик с мороженым! — прокричала Миу, заставляя их переключить внимание на неё. — Магазинчик с мороженым неподалёку, и им нужны руки. Я пойду на собеседование и, надеюсь… что всё получится. Мама нахмурилась. — Ты уверена, что тебе нужна эта работа? — Да, — ответила она тоном, который не предполагал компромиссов, — абсолютно. На самом деле она не хотела работать. Она валила каждый из ключевых предметов, у неё не было ни минуты свободного времени, только учиться, но… она сделает всё, чтобы помочь. Даже если это ничтожно малые деньги, она их получит. Да и потом, что исправится, даже если она сядет за книжки? Ничего не поменяется. Как и всегда не менялось.***
Опять двойка. На этот раз выведенная розовым. — У меня закончилась красная ручка, — оправдывалась учительница перед классом, — и я была такая измученная, что просто взяла розовую. Согласитесь, что так немного веселее? Весь класс смеялся, только не Миу. Впрочем, так даже лучше. Красный цвет всегда впивался в её сознание, оставляя глубокие ноющие раны, особенно когда он был на её контрольной. Цвет крови как цвет её ущербности ей ни капли не нравился, даже вызывал тошноту каждый раз, когда она видела его. — Да я офигенный! — донеслось от мальчика рядом. — Я прям жгу в этом году! — Че-ел, остынь, — донёсся хмык от его соседа. — Эта контроша тупо самая изичная. Все сдали её на пятёрки. — Все да не все. — Кровь Миу застыла в жилах. Она говорили про неё? Они знали? Неужели о ней уже ходят слухи, а она ни сном, ни духом? — Знаешь Акамацу? Слышал, она валится на каждом предмете. Говорят, она уже целый год не получала ни одной хорошей оценки. Миу почувствовала облегчение и тут же укол вины. Я бесчувственно отношусь к чужим проблемам — сказала она сама себе. Что мама сказала бы на это? — Ты бы побольше ещё во всякую брехню верил, — проворчал его собеседник, не скрывая раздражения. — И вообще, училка на нас зырит, цыц! Каэде была первая, кто вышел из класса, едва он закончился. Она не выглядела недовольной, не выглядела и радостной, просто выглядела… никакой. Её лицо было настолько спокойным, будто она вообще не переживала. В тот полдень Миу позавидовала девушке, которую она даже не знала.***
Только когда Ирума вышла на первую смену, она осознала, насколько неподготовленной она была. Она легко прошла собеседование, но… она не очень подходила для этой работы. Она тормозила в процессе приготовления мороженого. Что если на неё наорут в первый же день? Я не должна была и пробовать — подумала она. Я опять облажаюсь. Как и всегда. — Привет! — поздоровалась с ней управляющая, улыбаясь. — Я рада, что ты откликнулась на наше предложение. Обычно подростки вообще не хотят работать в наши дни. Толпятся тут, разбирают мороженое, но вот сделать что-то своими руками — не-не-не. Её красные волосы так соблазнительно лежали на её плечах, что Миу была не в силах отвести взгляда от этого волнительного цвета. Она… сногсшибательная. И наверняка старше Миу. — Да, — едва вспомнила, как надо дышать. — Зови меня Ирина, — улыбнулась ей управляющая. — О, давай тебя познакомлю со сменщицей. Каэде! Ирина обернулась на блондинку, которая в этот момент уткнулась в телефон, лениво водя по экрану пальцем. Она подняла бровь. — Что? Ирина закатила глаза. — Как это что? Я говорила тебе вчера, что у нас будет новенькая. Вот, познакомься, Ирума Миу, — она помахала в сторону Миу. Это… Каэде? Её тёмно-фиолетовые глаза встретились с Миу. Каэде окинула её взглядом с голову до ног, буквально секунда, прежде чем пожала плечами. — Сойдёт. В рабочей одежде она вызывала странные чувства. Ткань была плотной и обхватывала все её контуры, особенно её… м, грудь. Миу пыталась — честно пыталась не пялиться, вот вообще… но взгляд всё равно соскальзывал. Миу не была какой-то писаной красавицей. Да, грудь есть, но даже и не близко такая соблазнительная, как у Каэде. Чёрт, она на самом деле сейчас стоит и разглядывает кое-какую часть другого человека? Ирина вздохнула. — Мы почти открылись. Давай, вырубай телефон. Каэде молча подчинилась, пряча мобильный в задний карман. Проглотив ком в горле, Миу вошла в рабочую зону, готовая черпать мороженое весь день. Наверняка было других вещей, которыми она должна была заниматься, но… она сделает всё для своей семьи. — Мы ходим в одну школу, — произнесла Ирума, её голос немного дрожал. Она поправила волосы, пытаясь спрятать за прядями лицо. Каэде наконец посмотрела в её сторону, удостоив пустого взгляда. — Зашибись. После этого наступило неловкое молчание, пока Миу не продолжила: — И как долго ты здесь работаешь? — Пару месяцев, — голос Каэде звучал монотонно. — Я хожу сюда чисто потому, что предки заставили. — А, — сказала Миу, — знаешь, у меня тоже… — Не ебёт. — Ч-что? — Я сказала, меня не ебёт, что у тебя там, — повторила Каэде, сузив глаза. — Ты спросила, я ответила. Это ещё не значит, что меня интересует общение с тобой. Миу потеряла от этого дар речи. Она… она сказала что-то не то? И в этой момент Ирина вошла в комнату, щёлкая по кафелю каблуками. И звук этот был звуком её спасения. — Открываемся, девочки. Ирума, удачи. Ты обязательно справишься! — Ирина позволила себе лёгкую улыбку, но именно она согрела и успокоила сердце Миу. Никто никогда не смотрел на неё так… словно у неё всё получится. Неужели существовали люди, готовые с ней подружиться просто так? Люди навроде Ирины? — Спасибо, — сказала она так тихо, что Ирина наврядли её расслышала. Но даже ощущая доброту Ирины, слова Каэде жгли. Я всегда во всём лажаю. Она наверняка меня уже ненавидит, да? Она наверняка возненавидела меня в тот же миг, когда я прошла через дверь. Я отвратительна. Но едва управляющая вышла, телефон мгновенно очутился у Каэде в руках. Миу сглотнула. Ей стоит что-то сказать на этот счёт? Ведь это будет правильно… но почему-то ей не хочется, чтобы Каэде ненавидела ещё больше, чем она уже. А что если она накричит на неё? Она не вынесет ещё больше криков в своей жизни. — Чё пялишься? — донеслось сквозь зубы, после того, как Миу пару минут не сводила с ней взгляда. Пойманная с поличным, она только и пробормотала: — Я… э-э… ничего. Каэде вздохнула, не отводя взгляда от экрана. — И хватит дрожать, я отсюда всё чувствую. Ирума обмерла. — П-прости… Прошёл час, а клиентов было едва-едва. Объяснимо, с учётом того, что это было раннее утро, но Миу предпочла, чтобы хотя бы что-то отвлекало её от Каэде. Она не могла отделаться от чувства, что с ней (Миу) было что-то не так. Ведь логично, что иначе бы Каэде не повела бы себя с ней так, учитывая, что они едва знакомы? Миу едва могла сейчас с ней разговаривать. — Эй, — Каэде первой нарушила их молчание. Миу вздрогнула от неожиданности. — Ты чертовски скучная, но… ты в курсе, что такое Данганромпа? Миу поёрзала на своём месте. — Эм, нет… это какая-то серия книг? Каэде долго стояла в тишине. И затем взорвалась в такой же долгий пронзительный смех, который напоминал звон колокольчиков. Она так красиво смеялась, а её улыбка… она чаровала. Если бы она только улыбнулась так ещё раз. — Серия книг… ха, а ты смешная. — Никогда об этом не слышала, — честно призналась Миу, догадываясь, что Каэде могла над ней просто издеваться. Или нет? — О, я догадалась, — кивнула Каэде, выключая экран и положив телефон на прилавок. В её глазах был свет — что-то, что напоминало… предвкушение? Это ведь оно? Как бы то ни было, её губы, разошедшиеся в лёгкой ухмылке, заставили Миу чувствовать себя неуютно. — Это телешоу. Чёрт, никогда не встречала никого такого… неиспорченного. Все знают про Данганромпу. Ты что, живёшь в ядерном бункере? Или у тебя нет друзей? Миу чувствует, что едва помнит, как дышать. Наконец, ответила: — Я просто не смотрю телевизор так часто. Маленькая ложь во спасение — всё, что так было нужно Миу в этот момент. — А, — пробормотала Каэде, — ну хорошо. Ты нищая? Не можешь себе даже телик купить? Миу не ответила, и Каэде опять рассмеялась. — Не думай, мне пофиг. Просто пытаюсь подражать гг Дангонромпы. Они всегда задают много вопросов — это так восхищает в них. — Тебе нравится шоу, и очень, верно? — спросила Миу, чувствуя ворох мурашек на спине. Она не уверена, хочет ли она сближаться с кем-то настолько… одержимым. — Обожаю, — ответила Каэде. — Ты знаешь, в чём прикол живых людей? У них нет потенциала. Просто живут, день за днём, скованные одной цепью… они все одинаковы, скучные унылые люди, стоит копнуть. Но Данганромпа ненастоящая — это сказка, но она ощущается настоящей. Настолько настоящей, что я почти готова верить, что эти заряженные и горящие надеждой люди существуют и здесь, в нашем унылом мире. И снова Миу только и могла, что шокировано молчать, пока Каэде не спросила: — Ирума, скажи, ты веришь в людей? — Ну разумеется! — возмутилась Миу, непонимающая, как вообще о таком можно спрашивать. — Ты так уверена? — Каэде снова посмотрела на неё как на пустое место. Очень скучающе. — Забей. На секунду я поверила, что с тобой может быть интересно, но… ты просто такая же, как и все, да? Вот почему я не верю в людей. Миу общалась с Каэде всего два часа, и уже умудрилась настроить её против себя. — Нет, я не такая, ты всё не так… и что вообще такое Данганромпа? Т-ты не можешь говорить, интересная я или нет, пока я ничего о ней не знаю! Каэде даже над этим задумалась на секунду-другую. — Утопающий хватается за соломинку, да? Ты настолько хочешь, чтобы кто-то с тобой дружил? И теперь ты ждёшь, что я сжалюсь над тобой? Пытаешься теперь мне доказать, что ты прикольная и с тобой интересно? Миу сглотнула. — Не занимаюсь благотворительностью, — произнесла Каэде, — и лизать твоё больное эго не буду. Я хочу сбежать отсюда — подумала Миу. Я не хочу работать здесь. Я не хочу работать с ней. Я не могу. Я не вынесу. — Л-ладно, — ответила она, заикаясь. — Но знаешь, — продолжила Каэде, — внутри и снаружи ты такая пресная и скучная, что я бы пожалела, если бы не увидела твоей реакции на Данганромпу. Ты выглядишь такой невинной. Вот прям от тебя веет, — возможно, это всего лишь свет лампы, но глаза Каэде снова начали сверкать. — Мне будет очень, чертовски весело смотреть на тебя. Миу не знала, что такое Данганромпа. Она помнила, что слышала о ней раньше, но родители строго-настрого запретили ей и думать об этом. Это должно было быть что-то плохое. Если Каэде говорит, что она настолько предвкушает её реакцию, раз она невинная, значит, шоу было как раз не для хороших девочек. И что бы это могло быть? — Это ведь… порнография, да? Вот уж действительно первое, что ей пришло в голову. Щёки Каэде стремительно покраснели. — Ч-чт– да нет, какое порно! — С-сама виновата, что так описала! — тут же пошла в защиту Миу, вся красная. Смущение только усиливалось тем, что именно она это ляпнула, но вообще-то это Каэде тут такие ребусы загадывает! Почему вообще что-то такое существует на свете? — Ты чё, какая-то извращенка? — фыркнула Каэде. — Так хочешь посмотреть порнуху? Забей. Может, ты и не такая целочка, как кажешься. — Т-ты всё не так поняла! — выдавила из себя Миу. — Я просто хочу узнать, что такое Данганромпа, даже если оно окажется полной противоположностью всего пристойного! Каэде заправила блондинистую прядь за ухо. — Если на самом деле хочешь, я покажу тебе. Только не думай, что мы после этого подружки. Я просто убиваю скуку, вот и всё. А вот от этого уже бросало в дрожь. Если бы Миу не была в настолько жалком положении, она смогла сказать что-нибудь кроме «Я согласна». Но она была. И она всегда, всегда была. Если бы только Миу могла знать, что эта встреча предрешила её судьбу.***
Когда Каэде включила телевизор, она ничего не произнесла. Она молчала, долго-долго, прежде чем вымолвила: — Пожалуй, начнём с первого сезона. Лучший, если тебе интересно моё мнение. — А твоим родителям ничего, что я у тебя? — спросила Миу, ёрзая. Она хотела оказаться дома, но не было и другого места, от которого она хотела бы оказаться как можно дальше. Каэде нахмурилась. — А тебя ебёт? Просто смотри. И она смотрела. Начало выглядело многообещающе — ей понравилась идея того, что что-то навроде Академии Пик Надежды могло существовать. Пока всё выглядело довольно пристойно. Макото собирался стать учеником этой академии, да? И это будет шоу о том, как он прорывается сквозь тяготы школьной жизни, демонстрируя свой талант. Она слышала о таких шоу раньше. Наверняка у него рейтинг для всей семьи! Как же она ошибалась. Когда Монокума объявил начало игры на выживание, Миу сказала: — Но они ведь сбегут, правда? Губы Каэде чуть-чуть разошлись в кривой ухмылке. — Увидишь. И Миу увидела. Только и могла, что открыв рот наблюдать за тем, как всё развивалось дальше. Смерть Саяки была мягко говоря ожидаемой. Но тем не менее Миу произнесла: — А она мне нравилась. — Я люблю её, — с придыханием произнесла Каэде. — Такая невинная и добрая, а на самом деле… не слушай. А то ещё испорчу тебе сюрприз. Мёртвая Саяка на полу заставила Миу почувствовать себя отвратительно. Это ведь просто телешоу… но оно такое настоящее. Только подумать, что в реальном мире существовали девушки навроде неё — яркие, сверкающие, точно звёзды — и которых просто убивали… отвратительно. Это просто телешоу, напомнила она себе, спокойно. — Они очень хорошо играют, — наконец отпустила Миу неуместный комментарий. — Всё ощущается таким… настоящим. Они собрали прекрасный актёрский состав. Каэде улыбнулась ей — улыбкой, от которой повеяло чем-то по-настоящему неправильным. — Вот только они не актёры, Ирума-сан. Миу издала нервный неловкий смешок. — А. Ладно. Чувство юмора у Каэде… странное, мягко говоря. Ей не доводилось встречать ещё таких людей. Миу считала, что большинство её «шуточек» были очень стрёмными, но она сама неправильная, так что имеет ли она право осуждать кого-то навроде Каэде? — Думаешь, я прикалываюсь, да? — поинтересовалась Каэде. — Лгать только время тратить, не интересно. Все эти люди добровольно согласились стать участниками игры на выживание. Майзоно? Она сдохла. Ну, даже если сама Майзоно Саяка и чистая выдумка, человек, который взял на себя её роль, мертвее мёртвого. — Я не понимаю, — прошептала Миу. — Им стёрли память, — пояснила Каэде, как будто это была самая обычная вещь. — Тебе стирают память. И делают из тебя другого человека. Например, если бы ты стала участницей, ты бы не была собой. Ты бы была другим человеком. Куда лучше. А ещё есть шанс, что ты просто умрёшь. — Т-так они на самом деле?.. — Мертвы как Майзоно, — кивнула Каэде. Люди согласились… умереть? Кому вообще придёт в голову такое? Как кто-то с таким светлым будущем впереди может выкинуть всё на помойку? Это из-за призовых денег? Им хотелось славы? Или им просто… было всё равно? А что насчёт их близких? Неужели они не могут вмешаться? Неужели они просто вот молчаливо наблюдали за тем, как те, кого они любят, умирают в телешоу? Миу была куда более молчаливой чем обычно весь остаток вечера.***
Её родители ругались. Всё то же самое, что и всегда. Но в этот раз они заперлись у себя — не хотели, чтобы она узнала. Не хотели, чтобы она слышала. Но она всё равно слышала их, всё равно знала, она не тупая, но в то же время умная ли, раз позволяла им доходить до такого. Не важно, о чём именно они ругались, потому что темы не менялись. Деньги. Работа. Кто виноват. Дом. Она. Она заткнула уши подушкой, потому что видела, как это делали в ящике, там это всегда помогало. Только вот ей почему-то никогда. Она всё ещё слышала их злые резкие голоса громко и отчётливо. Она сделала бы всё, чтобы сбежать от этого. — Да ты замолчишь уже или нет?! — донёсся приглушённый голос её мамы. Миу вздрогнула у себя. Она всего лишь хотела один день покоя. Почему её собственный дом превратился в поле брани? — Наша свадьба была худшей ошибкой в моей жизни, — шипёл папа, но Миу всё равно всё могла слышать. — Ну так и исправь её! — снова мама. Заткнитесь, заткнитесь, вы оба заткнитесь! Её глаза увлажнились, но сдерживала слёзы как могла. Она ненавидела себя, когда плакала. Она ненавидела, потому что чувствовала себя беспомощной. В итоге она как была нулём, так им и осталась. Ей нужно было отвлечь себя. Хоть как-то. Её разум переключился на Данганромпу. Она и Каэде остановились на середине первого суда, как раз когда дискуссия начинала разгораться. Она знала, что шоу о том, как люди умирают — неправильное. Она также знала, что это плохо. Но… если все смотрят, все знают, то, может быть, хотя бы один-единственный раз она побудет как все? Она бесшумно прокралась на первый этаж и включила телевизор. Убедилась, что звук стоит на самом минимуме. Смерть Леона была жестокой и непростительной, но где-то внутри неё мелькнула искра азарта в тот момент, когда бейсбольные мечи врезались в его тело со скоростью света.***
Вместо того, чтобы игнорировать и вести себя с ней холодно, как Миу и ожидала, в тот же момент, когда она вошла внутрь магазинчика с мороженым, Каэде подняла на неё глаза и отложила телефон. Даже выглядело так, будто она ждала её. — Итак, — произнесла Каэде, пока Миу наряла за прилавок. — Смотрела ли ты дальше? — Только-только досмотрела до смерти Фуджисаки, — ответила Миу. — Не думала, что буду наслаждаться… но я чувствую интерес каждый раз, когда кто-то умирает. Чувство того, что сейчас случится что-то настолько увлекательное. — Люди донельзя скучные, — сказала Каэде, — но ты от них отличаешься в выгодную сторону. Интересно даже, почему. — Я думала, ты не веришь в людей и человечество? — Я и не начинала, — ответила она. — Никогда не верила, никогда не буду. То, что ты интересная ещё не значит, что я в тебя верю. Я точно знаю, что в итоге мы закончим одинаково — мёртвыми. Думаю, просто это будут очень неодинаковые смерти. — Т-так ведь все умрут, — заикаясь, пробормотала Миу. — Одинаково молодыми, вот что я имела в виду, — произнесла Каэде. — Мы ведь два отброса общества, не правда ли? Найдёшь потом себе работу без шанса на повышение и перспектив на будущее, подсядешь на наркотики. Если даже это тебя не убьёт, думаю, сдохнешь в автокатастрофе. Миу покраснела от злости. Неужели она… так низко думает обо мне? — Что же с тобой тогда будет? Как же ты умрёшь тогда? Пауза. И только потом она сказала: — Давай посмотрим позже второй суд вместе.***
— Преступник убил двоих? — прошептала Миу, не скрывая шока в голосе. — Но… это же так много за раз… — Случается, — ответила Каэде. — Уже темнеет. Не думала, что мы успеем посмотреть так много. Тебе домой или куда там не надо? Миу уже собиралась сказать, что да, надо… воспоминания прошлой ночи промелькнули как вспышка. Воспоминания о том, как её родители практически вцеплялись друг другу в глотку. Воспоминания о бесконечных криках. Воспоминания о бессонной ночи. И тогда же она поняла: она хочет быть где угодно кроме дома. — Я могу у тебя переночевать? — спросила Миу. — Я скину смску моим родителям. Не думаю, что они будут против. — Они просто не заметят. Каэде нахмурилась. — Вообще-то обычно я не люблю гостей вот прям вообще, особенно с ночлегом… допустим, я сделаю для тебя исключение. С тобой точно не будет скучно. Да и потом, я очень хочу посмотреть твою реакцию на преступника. Кондиционер в доме Каэде работал так безжалостно, что они даже ночью обнялись вместе, чтобы согреться.***
— Ирума, — сказала учительница, нахмурившись. Опять конец урока и ей опять предлагают остаться. — Ты не делаешь успехов. — Я знаю, — пробормотала Миу. — Я стараюсь, я очень сильно стараюсь, но… — Я знаю, что ты стараешься, — сказала она ей. — Я вижу твоё старание. И именно поэтому мне так неприятно. Ты хорошая ученица, ты работаешь как никто, но ничего не получается. Я пытаюсь найти решение, но… И что тогда? Она ничего не смогла сделать? Она снова провалилась? Хотя это то, что у неё получается с завидным постоянство. Лажать. Если перевернуть двойку, получится пятёрка — значит, хоть что-то у неё получается, да? — Хорошо, — хрипло прошептала она. — Год ещё не закончился, — подбодрила её учительница, — у тебя есть время, Ирума. Есть, разумеется, только вот сколько Миу времени не давай, лучше она не станет. Если бы она и могла стать лучше, она бы уже радовала всех своими успехами. Ей просто не на что надеяться. — Да, — ответила она, чувствуя себя как никогда опустошённой.***
Она снова была у Каэде дома. Это стало их рутиной — они ходили к Каэде почти каждый вечер. Вот только сегодня Миу не могла сконцентрироваться на Данганромпе. Слова учительницы всё ещё эхом звучали в её голове, и она просто не могла отбросить свои бурлящие эмоции. Решив хоть в этот раз не бежать от себя и своих проблем, Миу спросила: — Акамацу-сан, ты ведь тоже заваливаешь каждый предмет? Каэде покосилась на неё. — Ну да. И? Миу набрала побольше воздуха. — У тебя такая же проблема, как и у меня? С обеих сторон повисло молчание, прежде чем Каэде рассмеялась. — Да нет. Все эти уроки такая легкотня. Я просто не хочу заморачиваться. Не хочу тратить время на что-то настолько бесполезное, как школа. Хотела бы, стала золотой медалисткой, только вот не вижу ни одной причины этого делать. Миу была ошеломлена этой новостью. И только переварив, что Каэде только что сказала, она наконец спросила: — То есть ты сама выбираешь валить все контрольные и тесты? — Ага. — То есть ты сама упускаешь все возможности? — Миу не поняла, в какой момент она начала повышать голос, но это случилось. Она сжала кулаки, ощущая бурлящую внутри незнакомую ей эмоцию. — И ты вот так просто берёшь и зарываешь талант в землю? — Так, притормозила, — произнесла Каэде, отстраняясь. — Вообще-то ты тоже, нет? — У меня нет выбора! — прокричала Миу. — Я ничего не могу сделать как надо, сколько бы я ни пыталась. И ты, которая забивает на учёбу просто из скуки? Не думаю, что ты задумывалась, но для меня это как пощёчина! Никто из них ничего не говорил долго-долго. Миу начала паниковать — что она натворила. Каэде её возненавидит. Она сделала то, чего не следовало. Всё, что они построили, было таким хрупким и уязвимым, и теперь Миу сломала это в одном приступе ярости. Она на самом деле то ещё чу… — Не думала, что ты и так можешь, — наконец признала Каэде. — Тебя это действительно грызло. Ты меня неплохо развлекаешь, знаешь? Каждый раз когда я думаю, что уже понимаю тебя, ты показываешь мне новую сторону. Похоже на то, почему Саяка моя любимая героиня — у неё есть типаж, и он фиксирован, но сама она куда и куда глубже. Совсем как ты. Миу прикрыла глаза. — Мы все такие. У каждого человека есть глубина. Ты просто всех так ненавидишь, что предпочитаешь ничего не замечать. — Я не предпочитаю ничего не замечать, но-но-но, — начала оправдываться Каэде. — Если уж и говорить о моей наблюдательности, то я слишком хорошо замечаю то, какие люди на самом деле. Может быть, ты и развлекаешь меня, но тебе далеко до моей способности видеть всех насквозь. И Миу верила ей. Потому что Каэде всегда оказывалась права. Она всегда права.***
Это отличалось от той ночи, когда Миу пришла домой. Её родители стояли на кухне с постным видом. Они не ругались. Они даже не вопили. — Солнышко, — прошептала мама, едва она переступила порог, — мы подаём на развод. И хотя всё к этому шло столько, сколько она себя помнила, и хотя их брак был более чем обречён, и хотя Миу не могла вспомнить ни одного счастливого дня вместе с ними, и даже если так будет всем лучше, Миу ощутила, как её старый привычный мир распадается на части. И первое, что у неё вырвалось было не «Почему?», не «Вы чё, прикалываетесь», даже не «Вы хоть понимаете, что вы натворили?» Нет, это было «И как вы будете делить имущество?» Удивлённый внешним спокойствием Миу, её папа ответил: — Пополам, ей и мне. Мы договорились. — Всё будет хорошо, — пообещала её мама. — Так… так будет лучше для всех. Миу ничего не ответила.***
— Выглядишь как убитая сегодня, — заметила Каэде. — Можешь не объяснять, мне всё равно. Но я точно знаю, что тебе нужно, чтобы не ходить с кислой миной — Данганромпа. Не могу поверить что мы уже на концовке второго сезона. Я думала, это займёт куда больше времени. — Мне нравится, — призналась Миу. — Я хочу смотреть снова и снова. — М-м, — протянула Каэде. — Эй, Ирума, можно тебе признаться кое в чём? Не думала, что вообще решусь на такое с кем-то… но я чувствую, что должна это сказать тебе. — И что же? — сказала Ирума, чувствуя, как от страха у неё сводит внутри. Она не переживёт ещё одну такую новость. — Я пойду на кастинг в Данганромпу. — …что? — Помнишь, я как-то тебе сказала, что умру молодой? Я не шутила. Я хочу стать частью шоу и не собираюсь выживать, — продолжила Каэде. — Ты ведь знаешь, насколько мне насрать на мою жизнь? Вот поэтому. Ты ведь теперь понимаешь меня, да? У меня нет никаких привязанностей к этой жизни. Миу сама не поняла, что она чувствовала, когда её губы сами собой произнесли: — А я? — А? — Разве мы не друзья? — прошептала Миу. — Ты просто выкинешь меня, как пакет с мусором? — Ага, — усмехнулась Каэде. — Мусор и есть. Нас ничего не связывает, Ирума. Не знаю, что ты там себе навоображала в своей голове, но нет. И никогда не будет. Мне насрать на других людей. И на тебя в том числе. — Это неправда, — парировала Миу. — Не может быть, чтобы у тебя ничего ко мне не было после всего того, что мы пережили вместе. Ты должна что-то чувствовать, Каэде, — ты можешь скучать, можешь чувствовать разочарование, но ты всё ещё человек. У тебя всё ещё есть чувства. Не понимаю только почему ты постоянно делаешь вид, будто их нет! — Не смей называть меня по имени, сука! — сплюнула Каэде. — Чёрт, а я думала ты наконец-то поняла меня, знаешь, что ты на самом деле не как эти людишки. И всё же ты ко мне так легко привязалась. — Как будто ты нет, — прошептала Миу. Несколько дней назад она не нашла в себе духу даже подумать о таком, но теперь, когда вся её жизнь рассыпалась как карточный домик? Больше ничто не могло её сдержать. — Ты привязалась, поэтому так старательно делаешь вид, что тебе насрать! — Я люблю Данганромпу, — пробормотала Каэде. — Мне нужно стать частью этого телешоу. Ты не понимаешь? И мне не нужно, чтобы всякие дебилы вставали у меня на… — А ты не пытайся быть бессердечной мразью! — проорала Миу. — Ты… ты не бессердечная. Я не хочу потерять тебя, и я знаю, что в глубине души ты не хочешь потерять меня. И у тебя нет другой причины идти на кастинг кроме твоего собственного эгоизма. — Эгоизма?.. — повторила Каэде. — Тебе скучно жить, но только ты в этом виновата, — продолжала Миу. — Ты сама выбрала не наслаждаться жизнью. Тебе дали столько возможностей всё изменить, чтобы жить, но ты сама отвергла каждую из них. — Если я тебе настолько противна, почему ты всё ещё здесь и липнешь ко мне? — повысила голос Каэде, пока её лицо становилось маской чистой ненависти. — Да потому что я люблю тебя! — наконец вырвалось из Миу, которая сложила руки на сердце. Тишина. — Я не хочу становиться копией своих мамы и папы, — прошептала Миу. — Они искренне ненавидят друг друга. Я же просто хочу счастья. Почему я не могу быть просто счастлива? Каэде порывалась что-то сказать, но её рот просто открывался и закрывался. Миу прикрыла глаза. — Я ненавижу мою жизнь. Я не вынесу больше. У меня ничего не осталось, — помолчав, добавила: — ты ведь знаешь, что я тебе сейчас скажу, да? Я тоже пойду на кастинг Данганромпы. — Чёрта с два ты куда пойдёшь, — сплюнула Каэде. — Ты хочешь быть счастливой и ты будешь. Проблема во мне. И поэтому я пойду. — А мне не нужно больше счастье, — покачала головой Миу. — Я не хочу больше жить. Чего стоит моя старая унылая жизнь? Но если я пройду кастинг и смогу доставить радость людям вместо того, чтобы сидеть и чувствовать себя беспомощной, я это сделаю. — И кто тут ещё эгоист, — ответила Каэде. — А что предки? Они ведь любят тебя. Им будет тебя так не хватать. — Так ты всё-таки за меня волнуешься? — Да, чёрт возьми, волнуюсь! — кричала она, занося кулак, чтобы вмазать Миу по правой щеке. — И поэтому я тебя так ненавижу! Жила себе, не тужила, но потом появилась ты. Я не хотела к тебе привязываться, но ты всё испортила! Мне насрать на всех, кроме тебя, и меня тошнит от этой мысли! Лицо обожгло ударом, и её отбросило назад. Каэде ударила меня. Каэде ударила меня. Слёзы потекли по её лицу так быстро, как никогда до этого. Она даже не поняла, что плачет, пока не замочила кофту. — Я не могу этого больше выносить, Каэде. Вся моя жизнь сплошное недоразумение. — Только ты так думаешь, — продолжала она настоять на своём. — У тебя всё ещё есть выход. Кажется, она ни капли не сомневалась, что сделала благое дело, вмазав. — Да, а что если я не хочу? — Миу сжала кулаки, правая щека очень, очень о себе напоминала. — Что если я просто как ты и хочу сдохнуть? После паузы Каэде произнесла: — Ну и пошла нахуй. Мне глубоко, глубоко насрать, что с тобой будет. С меня хватит. Всё то немногое, что они построили, всё то немногое, что их связывало, всё это кануло в лету в тот же миг.***
Миу должно было исполниться восемнадцать всего через пару недель. Если у неё всё получится, она будет достаточно взрослой, чтобы отправиться на шоу без разрешения родителей. Но только если она попадёт в шоу. Оставалось молиться, что хотя бы в этот раз она не налажает. — Я сделала завтрак, — донеслось от мамы снизу. Почуяв запах её фирменных блинчиков, Миу быстро спустилась вниз, чтобы увидеть уже готовую стопку. — Я знаю, что это непросто, — призналась мама, — и я помню, что твой отец съезжает от нас завтра, поэтому… я хочу чтобы хотя бы последний завтрак мы провели как настоящая семья. Нам будет трудно, но я верю, что всё будет хорошо, пока у меня есть ты, Ирума. Все те годы, что я страдала с твоим отцом, лишь одна вещь давала мне силы — то, что ты всегда была у меня. Одно лишь это — больше, чем кто-либо мог бы пожелать. Миу улыбнулась. — Спасибо, мам. И когда вернулась в свою комнату, она рыдала. Она рыдала, снова и снова. и снова, и снова, оплакивая свою мать, которая больше её не увидит, если её возьмут на шоу. Но она не отступится. Не сейчас. Да и потом, если её возьмут, то тогда её близкие родственники — то есть папа и мама — получат громадную сумму денег. Их денежная ситуация была ужасна, поэтому она всех спасёт. Она обязана всех спасти.***
Здание для кастинга было огромным, с кучей людей, и всех их объединяло одно — они верили, что они были достаточно особенными, чтобы их взяли. Наверное, именно это и выделит её из толпы в итоге — уж Миу-то знала, что она никакая не особенная. И поэтому она так сильно хотела, чтобы Данганромпа сделала из неё талант. — А ты не шутила тогда, — раздался позади неё слишком знакомый голос, который она не слышала вот уже пару недель. Она обернулась, чтобы столкнуться лицом к лицу с Акамацу Каэде. — Ни капли, — кивнула Миу, не зная, что ещё добавить. Они не могли сказать что-либо, пока Миу не выдавила из себя: — Тебе не стоит это делать. — Мне нахуй не всралось что-либо делать, — хмыкнула она. — Я делаю это, потому что хочу. Если у тебя не так же, то даже не пытайся. Глаза противно пощипывало. — Я люблю тебя. — Да, да, уже слышала, — отмахнулась Каэде, идя в сторону здания. — Надеюсь, тебя всё же не возьмут. Только всё испортишь, позорище. Миу сдержала смех. Она хотела расхохотаться, искренне — чтобы за этим смехом спрятать тот факт, как же сильно и искренне она хотела разрыдаться. Она могла и дальше стоять и жалеть себя. Она бы могла и дальше стоять и оплакивать их отношения с Каэде, которые были обречены с самого начала. Она могла стоять и снова, и снова, и снова перечислять вещи, которые могли бы случится где-нибудь в другом мире. Или же она может пойти на кастинг, пройти его и наконец-то, единственный и последний раз в жизни, сделать хоть что-то в этом мире правильно.