Ты и есть Метод!

— Очнись… Девушка медленно протянула трясущиеся руки к лицу Меглина, лежащего в небольшой не до конца наполненной ванне, и нежно прикоснулась мягкими пальцами к его колючей бороде. Люди находились в старой ванной комнате, отделанной мелким серым кафелем советских времён. — Очнись, я здесь… — повторила Есеня громче, настойчивее. Меглин лежал в воде почти полностью обнаженным, исключение составляли бежевые боксеры. Пустой, стеклянный взгляд майора говорил сам за себя. Он не пересекался со взглядом девушки. Лишь слабое дыхание, вырывающееся из чуть приоткрытого рта, свидетельствовало, что жизнь ещё теплится в теле мужчины. — Я же рядом, я тут, ответь же мне, Родион! — Надтреснутым голосом молила Стеклова, возвышающаяся над Меглином. Снова не получив ответа, она вдруг резко упала на колени и обвила руками его торс, чтобы попытаться поднять. Безрезультатно. Мужчина по-прежнему не узнавал её и никак не реагировал, поэтому Есения просто оставила свои ладони на его плечах. — Метод… Как же всем хочется узнать твой метод, — шептала она, прислонившись к Меглину грудью и щекой, — они думали, что я учусь ему у тебя и буду обладать этой непостижимой истиной, — девушка нервно хихикнула и сглотнула, чтобы не сорваться на рыдания. — Но люди — идиоты! Нет никакого метода. Ты сам! Ты и есть Метод! — Есеня оставляла смазанные поцелуи по всему лицу мужчины. — Я поняла это почти сразу. Чтобы овладеть «Методом», нужно быть тобой, но я не уверена, что смогу… По щекам Стекловой скатывались крупные слёзы. Девушка поджала губы, чтобы сдерживать всхлипы и не чувствовать солёный вкус во рту. — Нужно быть внимательным к людям, к их жизням, к различным мелочам… Как ты. Настолько же, как ты. Разве это возможно? На последней фразе она сорвалась на крик и, всё ещё стоя на коленях, выхватила складной нож, некогда подаренный ей майором. Девушка вложила рукоять в кисть Меглина и обняла его ладонь своей. Не размыкая, она занесла их руки с лезвием над грудью Родиона. — Ты говорил, что врага убить легко, а любимого трудно, — она покрепче обхватила руку мужчины с оружием, а второй ладонью взяла его правую кисть, находившуюся в воде. — Так вот. Я люблю тебя, — с горечью в голосе закончила девушка, сожалея, что он так и не услышал от неё этих заветных слов до того, как окончательно потерял связь с реальностью… Есения подняла нож ещё чуть выше, насколько это было возможно, и её руки перестали дрожать благодаря напряжению мышц. Намереваясь завершить дело, ради которого пришла, она заметила, что губы мужчины неожиданно зашевелились, а взгляд стал сосредоточен на её лице. Девушка растерянно уставилась на него. Меглин пытался что-то сказать. — Я… Родион сильно сипел, его некогда громкий глубокий голос был почти не слышен. Он говорил еле разборчивым шёпотом. Есеня ненадолго опустила нож, и приблизилась ухом к его рту. Между и так трудно дававшимися словами Меглин делал большие паузы: — Я… сам… дай мне… нож… — Н-нет… — глаза девушки забегали, прежний боевой настрой улетучился: она была в панике, но привыкнув подчиняться его приказам и будучи не в силах перечить, она медленно протянула ему руку с зажатым в ней оружием. Теперь Родион обхватил её кисть с рукояткой правой рукой, а левую оставил в её ладони. — И я… я… тоже… тебя люблю. Мужчина дышал с трудом. Кажется, он сказал нечто подобное кому-либо впервые, после смерти родителей. Есения не могла поверить своим ушам. Кто они друг другу было всегда ясно без слов и не требовало объяснений, но следователь не могла ожидать, что такой человек, как Меглин, способен на признание в чувствах… А может он просто утешает её? — Уходи… Я… не хочу, чтобы ты… видела меня… — он не решился договорить «мёртвым». — Но я же обещала! — Запротестовала Стеклова. — Я не могу уйти. Я обещала держать тебя за руку… — Можешь… Ты ведь… всё у нас…можешь… а? Родион слабо улыбнулся уголком губ и подмигнул. Затем, немного поводив пальцем по её руке, чтобы успокоить, и погладив металлическое лезвие, которое вновь вернулось к нему столь ужасным образом, он одним быстрым движением правой руки порезал вены левой, крепко держа ладонь девушки, зажавшей нож. Есения вскрикнула и зажмурилась, но не стала сопротивляться и вырывать кисть. Кровь капала с ножа и стекала быстрыми тёмно-вишнёвыми реками по руке мужчины, растворяясь в давно остывшей воде. — Надо… сильно любить… Три слова стали последней каплей. Есеня беззвучно заплакала, будучи не в силах оставить Меглина умирать. Она судорожно сжимала и разжимала его пальцы. Мужчина вернул нож на край ванны, очевидно, собираясь закончить начатое по уходе девушки. Найдя силы поднять освободившуюся руку, он погладил свою стажёрку по волосам. Девушка крепко обняла его и продолжила плакать, не издавая ни единого звука. — Тебе пора… Пока я здесь… надо… успеть… попрощаться… Он вновь начинал постепенно проваливаться в забытьё. Нужно поторопиться. Девушка впилась в губы майора, вложив в этот поцелуй всё волшебство нежности и страсти, витавших вокруг них во время столь короткого, но яркого романа. Он слабо отвечал на её поцелуй, сосредотачивая в нём все оставшиеся силы, всё то хорошее, что мог наскрести в своём не самом светлом и чистом сердце. Она целовала его везде, куда могла дотянуться. У него же оставались силы лишь изредка отвечать на её поцелуи. — Я люблю тебя… — Горячо выдыхала она бесконечное множество раз, будто бы желая оставить после себя ожог, сделать эти слова очередным шрамом на его теле. Такой шрам всегда красит не только мужчину, но и женщину. Любого человека. Те, кто любимы и покрыты такими шрамами, всегда прекрасны и никогда не уходят туда насовсем. Сделав над собой огромное усилие воли, Есения оторвалась от Меглина, не прекращая смотреть в его глаза, в первый и последний раз излучавшие так много любви к ней, не перекрываемой цинизмом или черствостью, и поднялась с пола. — Теперь… тебе точно… пора, Есеня… Стажировка окончена… Он заставлял себя улыбаться, несмотря на адскую боль в руке и во всём теле, чтобы ей было легче отпустить его. Кажется, несмотря на улыбку, он… плакал? Неужели он умеет плакать? — Прощай, — Есения отошла от ванны, развернулась на носках и быстрым шагом вышла из помещения. Её медленно накрывала истерика, но она понимала, что если не уйдет, не убежит сейчас, то уже не сможет этого сделать никогда и ей придётся умереть здесь же, вместе с ним. А ей надо жить. Ради отца, ради себя… Ради Меглина. Наконец, пожелтевшая от времени скрипучая дверь захлопнулась. Консультант остался в помещении один. В нынешнем состоянии мужчина был уже не способен терпеть даже малейшую боль. Он уже не тот, что раньше. Меглин начал постепенно терять сознание, пока полностью не погрузился во мрак… Есения выскользнула из здания психиатрической больницы, оставшись никем не замеченной. На безлюдной улице вечернего города кружились декабрьские снежинки. Скоро новый год, который станет первым годом без майора Меглина. Год без Метода… Или Метод всё же существует и без Родиона? Следователь по особо важным делам почувствовала в кармане куртки вибрацию телефона, оповещающую о приходе нового сообщения: «Как ты себя чувствуешь теперь, когда осталась одна? Ты меня не поймаешь…»