Становление монстра с человеческой душой

      Она быстро, как-то рассеянно подняла взгляд на часы. Он не мог найти за что зацепиться, метался из стороны в сторону, прыгал с книжных полок на стол, со стола на окно, с окна на миловидную чашку с толстой ручкой, с чашки на маленькие фигуры возле ее ног. Одна из них схватилась за нее и из-за всех имеющихся сил держала.       — Ну, что вы? Что вы? — девушка с черно-белыми волосами сползла с кровати и уселась на пол. Её глаза были наполнены заботой, движения были нерасторопными, но чувственными. Она начала гладить и обнимать маленьких плюшевых существ, прижимая их к себе.       — Моно, Моно, я не хочу, чтобы ты куда-то уезжала… — пропищал тонкий и робкий голос сбоку. Это был милый заяц в клетчатом платье и с печальным взглядом.       — мы будем очень переживать… — вторил серый медвежонок в старых шортах и футболке с заплаткой.       — а если с тобой что-нибудь случится? — встревожился кто-то ещё.       — ты же помнишь, что если с тобой случится беда, то…       — если умру я, то умрёте и все вы, — легко перебила Моно, и все голоса вокруг неё затихли, было слышно лишь учащенное сопение носами, — я помню это. Я помню об этом каждый миг и буду помнить до самой смерти.       Она посидела так ещё немного, размышляя о том, каким боком развернулась к ней жизнь в последние два месяца. Мысли были сбивчивые, жалкие обрывки, плохо прояснялись сквозь множество подобных им, и каждая из которых ужасала сильнее предыдущей. Затем она поднялась на ноги и бесцельно начала ходить из комнаты в комнату. Она чрезмерно внимательно стала поправлять шторы, на кухне развесила чашки по возрастанию, несколько раз перевешивая одну и ту же, долго смотрела на растения, будто выжидая от них невесть чего, минут десять стояла у входной двери и смотрела то на себя, то в дверной глазок, потом бессильно легла на кровать и, тихо простонав, растянулась на нем. Она закрыла лицо руками и пролежала так с полчаса. Её начало раздражать тепло вспотевших дрожащих рук, и она раскинула их в разные стороны. Свет в комнате тоже начал доставлять неудобство.       Все это время Моно ощущала тяжкий дурнотонный ужас, который становился все сильнее, сковывал движения, туманил мозг. В чувство приводили только её маленькие друзья, которые время от времени начинали прыгать на ней или лезли обниматься. Пару раз она даже улыбнулась, ощущая мягкие лапы, щекочущие её.       Ей становилось гнусно от самой себя, ведь она не могла им сейчас ответить такими же знаками любви. Ей не хватило духу даже извиниться за это перед ними. Она лишь молчала с закрытыми глазами, сжав побледневшие губы. В какой-то момент, ей начало казаться, что все её существо начинает её раздражать.       Как гром среди ясного неба раздался телефонный звонок. Её сердце замерло, услышав так томно ожидаемую мелодию из её старой любимой песни. В этот момент она всей душой начала ненавидеть её. Отрывок песни звучал мучительно громко в стенах квартиры, так же жутко, как приговор на смертную казнь в суде или объявление о повышении цен на коммунальные услуги.       Вздрагивающей, вмиг похолодевшей ладонью она взяла телефон и посмотрела на неизвестный номер.       Это определённо он.       — почему так долго не отвечала? За тобой скоро заедут. Ты готова? — строгий молодой голос прозвучал удивительно спокойно.       — да. — ответ вышел невнятным, слово было похоже на хрипение умирающего зверя.       — так, это хорошо. Тогда выходи прямо сейчас и жди машину.       — как мне понять, что приехали именно за мной? Скажи… Скажите номер машины, что ли.       Мужской голос сдавленно усмехнулся:       — о, не переживай, ты поймёшь, что приехали именно за тобой. Уверяю тебя. И ещё, — голос немного помедлил. — не обращайся ко мне на «Вы», ты заставляешь чувствовать меня старым. Окей?       Не дожидаясь ответа, человек сбросил вызов и Моно осталась наедине со своими страхами.       Заставляя свое онемевшее тело двигаться, она подхватила небольшую старую сумку-почтальонку и молча стала натягивать куртку, которая показалась ей совершенно неудобной.       Из её комнаты выглядывали два десятка маленьких морд. Они как-то боязно стояли на пороге, будто стеснялись подойти и хотя бы попрощаться. Их бусины глаза внимательно следили за каждым движением девушки.       Моно печально посмотрела на них, уже обувшись и стоя перед дверью. На мгновение ей почудилось, что она и вовсе одна, что все события в её неспокойной в последнее время жизни — больная галлюцинация.       — идите сюда, — мягко сказала она и присела на колени, протянув руки.       Когда друзья неподвижно продолжили стоять, Моно охватила паника. Она в ужасе смотрела на фигуры, ожидая их исчезновения, пробуждения в окружении мягких стен, или чего похуже. От нахлынувших на глаза слез весь мир перед глазами поплыл, морды животных исказились до неузнаваемости. Ей стало страшно от собственного осознания сумасшествия, от абсурдности всего происходящего.       » Я сошла с ума. Определённо. С самого начала я понимала, что все это — ложь, моя больная фантазия играет со мной. Хочет замучить до смерти…» — истерично рассуждала она про себя. — «Неужто вся моя жизнь — это гребаный вымысел? Мое рождение на этот свет — тоже ложь? Тогда кто родился вместо меня? Кто, если не я?»       На деле этот ступор продлился с две секунды, и именно за эти две долгие, для Моно, секунды, на неё с разбега бросились её плюшевые друзья. Они облепили её полностью, каждый утыкался своей мордочкой в неё. Почувствовав это вновь, Моно пришла в себя. Ее душу сдавило отвращение к себе и страх за сохранность своего рассудка. Она чувствовала, как плюшевые лапы отчаянно пытаются освободить её от этого, забираются в самую душу, выискивают потерянные частицы светлой надежды, тёплых чувств. От этого становилось болезненно тепло, приятно, что о ней кто-то заботится; заботится неуклюже, но с такой особенной глубочайшей любовью и состраданием, которое ни один человек не сможет испытать.       Девушка прощалась с ними, словно в последний раз. Она крепко обхватила всех своими тонкими уродливо длинными руками, обхватила весь этот маленький мир и прижала к себе, пытаясь как можно отчетливее запомнить этот момент. Моно с силой уткнулась в их головы носом и шумно вдыхала непередаваемый аромат уюта, плюша, аромат редко проветриваемой квартиры, ее шерсти, постельного белья. Этот запах всегда вызывал трепет в сердце, напоминал о самом дорогом, что у нее есть. Она не хотела все это терять. Вернее, она не могла.       Она никогда не была сильной, как ей казалось. Она этого никогда не понимала и не замечала, но знала одно — она была смелой, даже безрассудной. Однако сейчас Моно совершенно точно чувствовала свою трусость. Ей хотелось упрекнуть саму себя в этом, но при мысли о том, за что она будет себя упрекать — ей становилось еще хуже.       Через минуту девушка неподвижно стояла у подъезда, наблюдая за окнами дома напротив. Единственное с чем она могла совладать — это ладонь, которая зациклено подносила сигарету ко рту. Ее пальцы онемели, а на глазах застыли слезы от мороза. Ей было настолько страшно и холодно, что казалось, будто воздух обжигает все ее тело. Оно остановило все жизненные процессы, Моно даже не чувствовала, как бьется ее сердце, а ноздри вдыхают колючий воздух.       Пошел медленный снег, она все по-прежнему следила за окнами. Пыталась как можно детальнее рассмотреть комнаты, обнаружить людей, понять какое растение стоит на подоконнике и вспомнить его название. Пока она увидела лишь пару кактусов, один фикус и одного ребенка, который сидел за столом. Шторы иногда закрывали обзор в комнаты, что мешало ей сосредоточиться и это огорчало ее.       Она старалась сокращать время, как могла.       У неё было замечательное зрение и внимательные глаза. Всегда умные, но печальные глаза, на удивление не сразу заметили подъехавшую черную машину. Она сразу поняла, что это за ней, как и говорил парень из телефона. Автомобиль выглядел слишком дорого и серьёзно. Что бросилось в глаза в последующую очередь — полностью чёрный номер.       Моно сделала последнюю долгую затяжку, настолько сильную, что в горле загорчило, защекотало, глаза заполнили новые слезы, но она не проронила и звука, лишь безмолвно открыла дверь, которая показалась ей очень тяжёлой, и села на заднее сиденье. Только она собиралась разлепить губы, чтобы робко поздороваться с водителем, как её перебил рингтон телефона.       — ты если что не бойся этого парня. Советую даже подружиться вам, ехать ведь долго, часа три, никак не меньше, — вновь раздался незнакомый, но отчего то успокаивающий голос в динамике.       Моно встревоженно наблюдала, как её подъезд стремительно остаётся позади. Она боязно протянула:       — я не его боюсь.       -ах, понимаю, — заботливо посочувствовал человек, — как говорил великий режиссёр: «нет ничего страшнее закрытой двери», да? К счастью для тебя, совсем скоро она приоткроется, так что смысла тебе переживать — пока нет. То, что ты увидишь там, скорее поразит тебя, чем испугает.       — ты говоришь чересчур весело, телефонный парень.       Раздался тихий смех.       — телефонный парень? Вот как?       — объективно говоря, ты же все равно не скажешь свое имя, а твой голос делает тебя похожим на человека, который искусно занимается либо шарлатанством, либо предоставляет услуги. Я не имею ввиду, что он какой-то плохой, — начала оправдываться девушка, — напротив, успокаивающий и равномерный.       Вновь послышался смех, уже более громкий и весёлый.       — какие такие услуги? — более эмоционально заговорил парень. — а впрочем… Пускай! Опустим. Я понял. — смеялся он.       Моно затихла, вспоминая диалог. Она была слишком испуганна, чтобы переживать из-за неловкостей и непониманий. Её часть мозга, отвечающая за социальное адекватное поведение, безнадёжно отказывалась работать. Страх управлял её телом.       -…Мне многие говорят, что у меня приятный голос, поэтому моя дополнительная обязанность на работе — поддерживать новичков. Однако, скажу сразу, психолог из меня хреновый; ещё ни один мой «пациент» не вышел от меня полностью здоровым. — удивительно спокойно, но слегка злорадно, говорил человек. — запомни, у нас не бывает здоровых людей.       Моно клонило в тревожное забвение. Она слушала мужчину невнимательно, постоянно отвлекалась на дорогу, пытаясь запомнить её, на собственные мысли и поглядывала на человека за рулём.       — успешные сотрудники научились использовать свои проблемы и проблемы чужих себе в пользу. Понимаешь? Ты привыкнешь.       — но… Я не хочу. Не хочу привыкать. Мне не нужна вся эта секретная жизнь. Я не осилю такую ношу, — жалобно залепетала Моно. Она до сих пор пыталась выйти из этой опасной игры.       Послышался тяжёлый вздох, наполненный усталостью и печалью. Но голос сделался куда серьёзнее.       — у тебя нет выбора. Либо ты соглашаешься добровольно, либо будут использоваться другие методы, более радикальные.       Девушка затаила дыхание, ожидая продолжения фразы. Внезапно, ей захотелось выпрыгнуть из машины прямо в этот миг, на этой скоростной трассе. Её охватила паника.       — черт возьми, да что вы там, с ума сошли? — зашипела она. — Вам мало было того, что вы держали меня взаперти несколько дней? Я уже подписала соглашение о том, чтобы я и мои мелкие находились под вашим присмотром и числились у вас в базе как «объект», но работать каким-нибудь расходным классом я не собираюсь.       Человек на том конце провода притих. Видно, думал, что ответить, слышалось лишь тихое дыхание.       — к слову, я вообще могу рассказать об этом всему миру и привести полицию и телевизионщиков прям в аккурат к воротам, раз уж других доказательств у меня нет. И что, всех завербуете или сотрете всем память? А может просто всех перестреляете? Тогда пропажу заметят и общественность забеспокоится в любом случае. Ну ничего, осталось лишь запомнить дорогу, от чего ты благополучно меня отвлекаешь, молодец, хорошо выполняешь свою работу, телефонный психолог.       На мгновение Моно почувствовала себя куда увереннее чем прежде. Она даже обрадовалась и крепче сжала телефон в ожидании ответа.       — можем и перестрелять, и это будет твоя вина. И кстати, можешь не беспокоиться, об этом никто не узнает. Никто. — эти слова приковали все внимание Моно. Она перестала слышать тихую музыку из радио и шум двигателя. — сам факт существования этих людей будет утрачен, будь их там хоть десять, хоть сто.       Повисло молчание. Сложилось такое впечатление, что человек ожидал какой-нибудь реакции на его угрозу. Он говорил это без излишнего пафоса, гордости, каждое его слово было переполнено чистым спокойствием и мягкой смиренностью.       — ты посещала общеобразовательные вводные лекции? Тебе недостаточно хорошо объяснили то, что мы — самая могущественная организация не только в нашем мире, но и в других мирах, изученных нами? Ты правда уверенна в том, что твои попытки сопротивления имеют хотя-бы какой-то вес? — парень говорил так, словно обсуждал с другом нелетную погоду. — Послушай меня внимательно, тебе не нужны проблемы с Фондом. Я настоятельно рекомендую подписать договор о трудоустройстве. Просто поверь мне… Зарплата не будет приходить каждый месяц, так как ты будешь работать лишь частично, пока не захочешь перейти на полную ставку, — начал он о злосчастных бумажках, надеясь заинтересовать Моно. — но я обещаю, что деньги будут куда больше, чем те, которые ты получаешь в цветочном магазине.       Телефонный парень помолчал с пару секунд. Моно озадачено тоже молчала, пытаясь переварить услышанное, захотела переспросить и у нее вырвалась истеричная усмешка:       — деньги?..       — ох, ты не такая как все. — саркастично хмыкнул он. — Подавленная подростковая гордость до сих пор при тебе? — голос уже не осторожно подбирал слова, а говорил откровенно. — Замечательно. Тогда скажу прямо. Ты сегодня же подпишешь любую бумажку, которую тебе подсунут под нос. Уже понимаешь, почему тебя везут не в отключке или в машине с затонированными окнами?       Известная симфония из стереосистемы машины набрала свои финальные обороты, достигла бушующего пика кульминации. Инструменты гармонично вторили друг другу, дополняли и становились все громче, соревнуясь, чей звук наиболее сильно затронет струны души слушателей.       — да, ты понимаешь.       Именно этот звук затронул Моно до глубины души. Она невольно поняла. Это не было похоже на лампочку в голове, которая резко озаряет ярким праведным светом весь мозг, это было похоже на то, что эта самая лампочка вспыхнула и в тот же миг лопнула, чьи осколки впились под кожу головы, вызывая боль. Девушка поморщилась. Ей хотелось расплакаться от безысходности. О, знала бы она, сколько еще будет таких моментов!       — смирись. Тебе же проще будет.       От слабости во всем теле девушка еле держала телефон. Голова стала какой-то грузной, будто лишней. Она положила ее на плечо.       — эй, может ответишь что-нибудь? — обеспокоенно вздохнул парень. Это было похоже на то, что он начал жалеть о сказанном.       — пиздец. — истощенно прошептала Моно. За одним словом скрывалось неисчислимое количество сожалений, вопросов и страхов.       — о как. Приму к сведению. Что же, тогда последнее…       Голос стал заметно тише, он помялся несколько секунд и отрывисто заговорил тоном провинившегося ребенка, скрывающего тайну:       — не вздумай перечить человеку с синими волосами.       Девушка-медведь вспомнила его. Она видела его три раза, практически всегда молча наблюдающего мужчину с таким взглядом, от которого абсолютно все люди прятали глаза в пол. От него за километр веяло угрожающим холодом. Больше она не могла вспомнить ничего. Ах, да, еще у него была железная рука, кажется, левая.       — ты слышишь? — неожиданно злобно сказал человек, от чего Моно испуганно сжала губы и даже дернулась.       — да.       — прекрасно. Хорошей поездки.       Симфония окончилась бурными аплодисментами, видно, это была запись живого выступления оркестра. Откуда Моно могла знать ее? Внезапно для самой себя, она постаралась вспомнить ее название или композитора. Перебирая множество фамилий и названий, она оторвала телефон от уха и уронила руку на сиденье.       «Заключительный дуэт Кармен и Хозе.» — пронеслась мысль, — «точно.»       Остаток поездки она смотрела в окно, иногда забываясь в тревожной дремоте, при этом разваливаясь на сиденьях как ей угодно, затем вспоминала про незнакомого водителя и неловко жалась в угол, обнимая себя за плечи; ей было холодно. Она чувствовала себя маленьким зверьком, с которого вот-вот должны живьем снять шкуру.       Через время машина съехала с оживленной трассы на пустую дорогу. За стеклом стало совсем темно, и только неполная луна своим холодным светом едва освещала путь. Порой мелькали таблички с названиями деревень, сами домики, редкие фермы и пилорамы. Позади остались большие города.       Спустя час, когда за окном виднелся густой лес, ужасная дорога сменилась ровным асфальтом. От этого Моно не стало спокойней, спать не стало удобнее, ведь ей всегда было все равно в какой обстановке засыпать, просто пропало ощущение того, что она едет по спине горбатого динозавра, который при этом еще и сам прихрамывая идет.       Грешным делом, она сравнила эту поездку с другими из далекого детства, те самые, когда тебя везут в незнакомое место родители, и в очередной раз убедилась в плачевности ситуации.       — приехали.       Этот голос водителя самым грубым образом вытащил ее из лихорадочного сна. Взгляд нервно запрыгал из стороны в сторону, вмиг руки от самых кончиков пальцев до локтей задрожали, силясь схватить сумку. Любой по ее виду сейчас мог смело и обоснованно подумать, что у нее нервный припадок, а то и вовсе бешенство.       — спасибо. — бросила она напоследок и только собиралась открыть дверь, как ее опередили и она чуть не вывалилась из машины.       Дверь осторожно придерживал невысокий парень. Весь белесый. На его лице играло удивленное выражение простодушия.       — ты до сих пор никогда не здороваешься? — поинтересовался он.       На его белые волосы и кошачьи уши падал снег, который делал его образ еще более пушистым и мягким. Однако, в то же время, в нем присутствовала колкая уверенность, возможно, из-за острых навостренных ушей, прищуренного взгляда и сжатых бледных губ, уголки которых самодовольно приподнялись. То была удивительная контрастность, которую Моно запомнила с самого детства; когда ее брат улыбался в его глазах сверкал игривый огонек, щеки наливались бледным розовым румянцем, когда он был недоволен или зол его острые черты лица вызывали отторжение, он превращался в дикого зверя, дерганного, грозно шипящего и прижимающего уши. Однажды из-за пустяка он даже разбил нос Моно, ударив ее уголком тяжелого фотоальбома, и если бы не вовремя подошедшие взрослые, то она вряд ли так просто отделалась бы от, пускай и детской, ребяческой, злости.       Он поспешно вытянул ее из машины и ободряюще похлопал по плечу.       — ты какого… — едва проронила девушка. Она не знала, чему больше удивлена: тому, что встретилась с ним здесь, в таких удивительных обстоятельствах, или тому, что вообще увидела его спустя два года. Она не верила своим глазам и смотрела на него таким отрешенным взглядом, который даже испугал ее брата, отчего тот тяжело вздохнул и рассмеялся.       — любовных родственных объятий не будет, значит.       — нет, погоди, ты серьезно? Ты мне за два года написал лишь поздравление с восемнадцатилетием, и то, ошибся на два дня, — возмущенно сбивчиво заговорила Моно. — а теперь ожидаешь, что я побегу тебя обнимать? Окей, ты всегда был идиотом, но объясни мне хотя-бы одно: какого хера ты тут делаешь?       Машина позади отъехала в сторону. Брат повел девушку по небольшой слабо освещенной площадке к зданию в три этажа, плавно уходящему в землю. Оно было выполнено в стиле брутализма, серое, без единого окна, только со стеклянными дверьми. На площадке стояло несколько рядов машин, возле некоторых стояли люди. Это была лишь небольшая часть здания Фонда. Остальная скрывалась под землей и выходила спустя 3 километра в поле, окруженном лесом. По периметру здания было еще несколько въездов, большинство из которых предназначались для больших грузовых машин. Будучи здесь всего три раза, Моно каждый раз удивлялась как в первый: почему о таком комплексе еще никто не узнал, ведь он находится в относительной близости с населенными пунктами? Осознание того, что здание уходило на 24 этажа вниз, поражало ее еще больше. Из ознакомляющих лекций она запомнила немногое, тогда все ее представление об устройстве мира начало разваливаться, мысли перемешивались, а многочисленные вопросы преследовали ее даже во сне, отчего она стала плохо спать и ходить с таким видом, будто вот-вот сойдет с ума, но этот факт запомнился в первую очередь. Наверное потому, что это была наименее безумная вещь из того, что она услышала.       — я работаю здесь, чего тут непонятного? — оскалился парень, затем продолжил более уравновешенным тоном. — Помнишь, нам всем говорила моя мама, что мой отец ушел от меня, еще до моего рождения, рассказывала сказки о том, что он в один день просто смылся с пустыми руками и пропал с радаров, якобы поменял имя и все в этом роде? Все это чушь собачья… И я узнал правду от матери еще с самого детства. Мои родители работали в фонде. — Моно удивленно подняла брови, услышав начало рассказа. — Это автоматически обеспечивало мне будущее здесь. — брат пренебрежительно махнул рукой в сторону здания. — На самом деле, как ты уже могла догадаться, если ты вообще способна на это сейчас, мой отец пропал без вести по причине работы… Доподлинно никто не знает, что случилось, либо мне, сука, просто не говорят, но считается, что он попал в руки к покровителям. А мама моя погибла при эксперименте, что не является редкостью здесь. Вы все, конечно, знали версию того, что у нее прошла неудачная операция… Так вот теперь знай, что вам напиздели. И я в том числе. — ехидно добавил он. — А работаю я здесь уже с 19-ти лет, с того самого момента, когда мы виделись с тобой в последний раз. Теперь и до тебя очередь дошла.       Моно продолжала идти рядом с братом, хотя ее ноги упорно отказывались двигаться. Она смотрела вниз и даже не заметила, как они подошли к зданию.       — но при чем тут я? Мы родственно связаны лишь отдаленно.       — ну что за вопросы такие, совсем котелок не варит? У тебя есть магическая сила. Помню, как ты мне про это рассказывала еще в детстве. — ее брат слегка улыбнулся. — Тебя рано или поздно заметили бы, но из-за того, что я твой двоюродный брат, на тебя вышли быстрее и заинтересовались. Если честно я до сих пор не понимаю почему, ведь таких, как ты, обычно держат под пристальным наблюдением, но они все же продолжают жить обычной жизнью. Для тебя сделали исключение, поздравляю.       Брат положил руку ей на плечо. Он наивно опустил голову вслед за взором сестры, надеясь увидеть причину ее неотрывного туманного взгляда. Он увидел ее черные «конверсы».       — по-прежнему не слушаешь родителей?       — они уехали, я теперь живу одна. Уже год как. И если бы ты не прервал все связи со мной, то знал бы об этом.       Они молча стояли друг напротив друга в тишине, только верхушки деревьев перешептывались между собой на ветру. Снег продолжал томно ложиться на плечи и головы. В этот миг оба поняли, что какая-то тонкая нить должна вскоре порваться между ними и их больше ничто не будет связывать. Еще одно неосторожное слово и все пропало…       — да что ты все заладила? У меня были проблемы! — брат гневно вскинул голову, Моно увидела его изящную узорчатую татуировку в виде католического креста.       — так и не дошел до психиатра, Тай? — обидчиво огрызнулась девушка и развернулась к нему спиной, направляясь ко входу в здание. Она вспомнила моменты из детства, проведенные с ним, вспомнила все хорошие и плохие мгновенья, разговоры по душам и ссоры. Чувство вины и бесконечного сожаления об упущенном беспокоили ее сейчас чуть ли не больше, чем страх перед неизвестностью.       — перестань вести себя как ребенок. Наши отношения — последнее, что должно волновать тебя сейчас!       Моно не захотела объяснять ему, почему на самом деле это важно. Ей стало слишком холодно от навалившегося безразличия к ней; ее губы дрожали. Душу сдавила обида и страх того, что она осталась одна, наедине со своими нерешаемыми проблемами.       Перед ней замаячила высокая темная фигура. Спустя несколько секунд, сразу после возмущенного возгласа Тая позади, она почувствовала крепкую хватку за поясницу. Ее потащили внутрь здания.       — ребята, давайте вы будете выяснять отношения потом? Если вы задержитесь еще хотя бы на одну минуту, то с нас, как это говорят… Спустят шкуру, да?       Низкий женский голос с американским акцентом раздавался откуда-то сверху.       Тая и Моно протащили через пост охраны, вмиг яркий свет ударил в глаза, и медведь опустила болтающуюся голову в пол, как безвольная игрушка. Их передвижение было сложно уловить, сначала они спустились вниз, затем куда-то повернули, вновь спустились, на этот раз в огромное помещение и забежали в какое-то подобие вагона, который вмиг тронулся с места. Честно признаться, все это время Моно волочилась с закрытыми глазами. Она просто боялась, что стоит ей увидеть что-нибудь еще новое и шокирующее, как тут же она не выдержит и либо упадет в обморок, либо начнет плакать или ругаться на жизнь так, что уши отвянут. За один вечер она и так получила предостаточно новой информации, ей нужна была небольшая передышка в виде, хотя бы, одной сигареты и музыки. Ни того, ни другого сейчас у нее не могло быть.       — Сара, какого черта? Я даже воздухом подышать не успел.       — перед смертью не надышишься. — энергично отвечал голос спереди.       — я тебе уже говорил, что меня бесит, когда ты постоянно разговариваешь пословицами?       — это поговорка. — решила влезть в разговор Моно. Она подняла голову и увидела перед собой темнокожую женщину с каштановыми волосами, собранными в небольшой пышный хвост. У нее был большой выразительный лоб и толстые вздернутые к верху губы, веселые заинтересованные глаза. Даже морщины на ее лице были веселыми, словно они постоянно улыбались окружающим.       — не лезь. — раздраженно зашипел рядом сидящий брат. Он деловито скрестил руки на груди.       — отставить ссоры. — приказала женщина дружелюбным тоном и протянула руку Моно. — я — Сара, одна из четырех командиров местных оперативных мобильных подразделений.       Голос был переполнен оживлениями и порывами. Было весело смотреть на эту полную здоровья и живости огромную девушку. В самом деле, она была под 2 метра ростом и от этого не становилось страшно, совсем наоборот, она похожа на доброго великана из детских сказок. Ее протянутая ладонь была в несколько раз больше лапы Моно, та робко протянула правую руку, и когда почувствовала такое теплое сильное рукопожатие, ей захотелось взвизгнуть.       Не успела Моно оценить улыбкой этот дружеский жест, как Сара вновь заговорила, ее иностранный акцент добавлял нотки забавы:       — вас уже оповестили о том, что мы с вами отправляемся на задание в другой мир?       — не только мы, еще Миллер. — угрюмо добавил Тай.       — ах да, Миллер… — когда женщина произнесла это имя, она сильнее сжала руку Моно, которую до сих пор продолжала держать, нахмурилась и с видом сострадающего человека обратилась к ней. — он ждет тебя в своем кабинете. Это не самый приятный человек, скажу сразу. Просто слушайся его и все будет в норме. Я вижу, ты напугана и растеряна, но к работе здесь ты быстро привыкнешь, возможно, даже полюбишь ее, как я!       Они сидели в небольшом светлом вагоне. Он был красивым до блеска. Ничего лишнего: светло-серые сиденья по бокам, как в метро, окна, за которыми было видно темноту туннеля, и приятный мягкий гул, который даже клонил в сон, возле двух раздвижных дверей в начале и конце вагона-капсулы висели небольшие примечания или инструкции, а чуть ниже небольшая панель управления. Для чего она предназначалась Моно, конечно, не знала.       Моно бережно попыталась освободить свою ладонь. Сара виновато улыбнулась, отпустила ладонь и непринужденно откинулась на спинку сиденья. Девушка-медведь даже удивилась, как такой добрейший человек может быть командиром целого отряда, она ведь, наверное, даже злиться не умеет.       Те две минуты тихой поездки были похожи на затишье перед бурей. Моно, благо, немного расслабилась и отдохнула. Вышли они из вагона в совершенно другом месте. Кругом царил рабочий шум: голоса людей, треск приборов, дробные стуки. Туда-сюда сновали люди в белых халатах, в около классической одежде, в темной экипировке с автоматами наперевес. Все были предельно сосредоточены, куда-то спешили, деловито разговаривали, иногда на повышенных тонах. Кое-где висели различные указатели, числа, здесь было бесчисленное количество ответвлений, дверей, кабинетов, спрятанных за стеклом. Все это было похоже на сложнейший, без устали работающий механизм. До этого Моно видела лишь мельком подобные помещения, перспектива оглядываться по сторонам, когда тебя по обе стороны ведут серьезно настроенные люди с оружием — не очень. Но сейчас, она получила шанс в полной мере насладиться этой атмосферой фантастичности всего, что видит, изучить каждую малейшую деталь и наконец, ответить самой себе на, хотя-бы, некоторые вопросы. После небольшой передышки у нее откуда ни возьмись появились силы, или от безвыходности, или от едва уловимого в подсознании энтузиазма.       — нет-нет, глазеть будешь потом. — Сара с легкостью подхватила Моно, как непослушного глупого ребенка, и прыгнула вместе с ней в один из четырех лифтов неподалеку к Таю. Они ехали вниз тихо и очень быстро. Через пару мгновений двери открылись, и обстановка вновь отличалась от предыдущей. Тихие темные коридоры с длинными лампами по бокам потолка встретили пришедших слабым прохладным ветерком, который вмиг продолжил свой путь, улетая дальше по километровым туннелям. Они были в виде восьмиугольной фигуры, как горизонтальный прямоугольник, от этого создавалось впечатление, что компания людей находится на космическом корабле каких-нибудь темных вражеских войск, созданном по образу и подобию того, что показывают в фильмах и представляют великие фантасты-писатели.       — это сугубо деловой этаж. Здесь сидят важные сотрудники и проходят самые важные и секретные встречи. Тут даже по камерам наблюдает не обычная охрана, а элитное подразделение. — объясняла энергичным голосом темнокожая женщина.       — мне кажется здесь нельзя шуметь. — Тай упрекнул ее, за громкий голос, которым она разговаривала всегда. И вправду, шуметь тут не то, чтобы нельзя, а просто не хотелось. Это нарушало весь баланс, каждый лишний вздох отдавался жутким эхом.       Сара игриво замахнулась на парня, пригрозив ему кулаком, но все же замолчала.       Они завернули в очередной коридор и в конце, на углу, заметили взволнованно говорящего человека. Его собеседник был спрятан за углом. Их разговор был тихим, разобрать слова было сложно.       Сопровождающие Моно прошли мимо стены, покрытой растениями, они свисали до самого пола, переплетались на прикрепленных деревянных балках. Язык вполне мог повернуться и назвать это милым, но тут скорее подходило словосочетание «менее угрюмое». Приглядевшись, можно было заметить углубление, перегороженное сеточкой, за которой были еще растения. Проходя совсем рядом с ними, почувствовался запах сдавленной свежести и зелени, такой резко отличающийся от остальной холодной атмосферы. Неплохой дизайнерский ход.       Моно едва поспевала за людьми. По какой-то неясной причине она почувствовала невероятно болезненную слабость. Ей захотелось вернуться к тому живому уголку, спрятаться за растениями и просто сидеть.       Человек, завидев приближающихся людей, нервно дернулся, испугавшись, начал поправлять свой темный синий свитер, который приглянулся Моно, и обеспокоенно затеребил кончик воротника рубашки. При этой его нервозности и неуверенности он воспаленным взглядом как-то злостно-обиженно осмотрел компанию, остановив взгляд на Моно. Он с излишней фальшивой гордостью поднял щетинистый подбородок к верху и немного отошел в сторону.       Моно поежилась от такого противного взгляда, настолько некомфортно ей стало. И как таких обиженных, озлобленных земля носит? Все в этом человеке говорило о его противной натуре, скрытой ядовитой ненависти на всех людей под коркой ненависти к самому себе.       С девушки рывком стянули староватую кожаную куртку, это оказалась Сара, которая бросила ее в Тая и тот едва поймал, ровно за секунду до того, как из-за угла вышел человек, при одном упоминании которого любой в ужасе замолкал и мрачнел.       У него были невероятной красоты длинные синие волосы.