save my soul

Приглушённый звук грохота и яркая вспышка перед глазами заставляет вздрогнуть, когда омега распахивает слипшиеся от высохших слёз глаза и ёжится, подбирая колени к груди. Ветер из открытого окна сеет по телу противные мурашки, а зарождающаяся гроза не даёт более сомкнуть тяжёлые веки. Чонгук поднимает глаза на электронные часы, что показывают половину шестого утра и тихо, но раздражающе пикают, сменяя минуты. Он морщится от тупой боли в теле и с трудом принимает сидячее положение, упираясь лбом в собственные колени. Голова гудит, а о бодрости в последние месяцы можно только грезить, однако сон и не думает приходить, заменяясь дымкой тревожности. Тихо вставая с постели, Чонгук окидывает взглядом лежащую рядом фигуру и бесшумно покидает комнату, намереваясь согреться хотя-бы под душем. Бесшумно закрывая дверь в ванную, Чонгук упирается в неё лбом с измученным выдохом и смаргиввет поступившие слёзы, накрывая рукой расползающееся по животу темно-бардовое пятно, отдающее пульсирующей болью. Дрожащими руками омега смывает с бёдер противно скользкий лубрикант. Царапину на бедре жжёт из-за слишком горячей воды, а ногти случайно задевают свежие синяки, заставляя выть себе под нос от боли. У него ноет всё тело, горло саднит от удушения, ноги не держат, но ладони, что упираются в края холодной раковины, упасть не дают. Хотя куда ещё ниже? В момент его вновь обдаёт дрожью из-за приоткрытой двери, только уже не от холода. От страха. В отражении вспотевшего зеркала он видит силуэт, и сжимается, когда на хрупкую талию ложаться грубые ладони. От этих прикосновений хочется умыться, драить кожу мочалкой до крови, лишь бы смыть, забыть. Они будто ядом впрыскиваются под его кожу, фантомное ощущение этих пальцев с ним везде. Шею обжигают поцелуи, от которых хочется увернуться, омежья сущность внутри рвёт и мечет, сопротивляясь, но на лице Чонгука ни один мускул не вздрагивает, лишь глаза устало прикрываются, когда его волокут обратно в спальню. Тишину кухни разбавляют лишь тихое дыхание и стук приборов о тарелки. Чонгук перекатывает жалкий кусочек остывшего омлета по всей посудине и сдерживает подкатившую к горлу тошноту. –Ты же помнишь, что мы идём на день рождения? – Сонхун поднимает на омегу отстранённый взгляд. –Мне плохо. – тихо лепечет омега и сжимается, не поднимая глаз. –Что ты хочешь этим сказать? – альфа обводит его надменным, полным издевательства взглядом и усмехается. – Хочешь сорвать мне планы? –Нет. – выходит слишком резко. Он хочет продолжить, возразить, что никуда не пойдёт, что не может. Но слова, как обычно, встают поперёк горла. –Заеду в пять, – альфа хватает телефон с края стола и пиджак со спинки стула, и добавляет: – Оденься по приличнее. Губы касаются его щеки, и он вздрагивает, уже зная, что после пойдет тщательно намывать её мылом. Он знает, что потом на нежной коже выступят раздражения от чужой щетины, и всё это ощущается до боли неправильно. Хлопок двери облегчённо даёт омеге разреветься. Теребя края бледно–розового свитера, Чонгук провожает взглядом стекающие по лобовому стеклу капли дождя. Кажется, что тучи, затянувшие небо с самого утра давят на него самого. Цепляясь глазами за несошедший с запястья синяк, омега достаёт из сумочки консилер, нанося плотным слоем и тщательно замазывая. Головная боль стала сильнее. Она, кажется, уже вообще не уходит, только сейчас ощущалась особенно тяжело. В ушах шумело. –Сделай лицо попроще, – Сонхун не сводит взгляда с дороги, издевательски хмыкая. – Не хочу, чтобы люди подумали, что я встречаюсь с трупом. Именно так ты и выглядишь в последнее время. В любой другой момент глаза бы уже предательски начало щипать, но сейчас нет сил даже на это. Омега просто откидывается головой на сиденье, начиная дышать чаще, лишь бы его не одолели рвотные позывы и даже не замечает, как Сонхун припарковывает иномарку у особняка. В незнакомый дом он входит на дрожащих ногах, а количество самых разных, стискивающих горло запахов, заставляет поморщиться. –Сонхун! – Чонгук оборачивается и видит, как белокурый омега лезет к альфе с объятиями, пока они громко приветствуют друг друга, приветливо улыбаясь. У него в глазах двоится, но эти огоньки желания, которые устремлены на альфу не заметить сложно. Омега напротив него выглядит, как настоящая модель: достаточно широкие бёдра, узкая талия и подтянутый живот, часть которого открыта из-за кроп-топа. Всё как по шаблону. Чонгук в такие шаблоны никогда не вписывался. Чонгук в своих безразмерных джинсах и невзрачной кофте выглядит по-дурацки. Чонгук знает, ему здесь не место. Омега мажет пухлыми губами по альфьей щеке, оставляя след от блеска и слишком навязчиво упираясь маленькими ладошками в чужие плечи, хихикает, а он не испытывает даже малейшего укола ревности, лишь жмурится от пульсирующей боли в висках. –Привет, – Чонгук не сразу понимает, что обращаются к нему. Презрительный взгляд, кажется, прошибает его насквозь, альфа угрожающе сжимает его талию со свежим синяком, когда омега продолжает молчать, и это всё давит на него так сильно, что хочется сесть на пол и беспомощно разреветься. – Выглядишь не очень, у тебя всё нормально? Чужие слова звучат словно из-под толщи воды, омегу мутит и он отстраняется, делая несколько глубоких вдохов, пока Сонхун извиняется за него. Они отходят на пару метров, когда он, оглядываясь, шипит на Чонгука сквозь зубы: –Ты позоришь меня. Он тупит взгляд в пол, пытаясь уловить хоть одну полную фразу вместо обрывков, пока его грубо подталкивают приветствовать остальных гостей. Лица сменяются одно за другим, и он начинает считать минуты, молясь, чтобы альфа сжалился и отправил его домой на такси, как и всегда. Пусть потом он вернётся под градусом и вновь будет его проучивать, сейчас ничего не имеет значения. Он просто хочет домой. На предложения выпить Чонгук тихо отказывается, продолжая неловко плестись за альфой, лишь бы не потеряться в этой куче совершенно незнакомых ему людей. Чужие взгляды полны скрытого отвращение, за его спиной мерзко перешёптываются. «Всё ещё не понимаю, как Сонхун мог обратить внимание на эту серую мышь» В какой-то момент все голоса в его голове стихают, он врастает в мраморный пол, мгновенно окаменев. Глаза начинают судорожно бегать по всем присутствующим, пока сердце омеги отбивает бешеный ритм. Лёгкие заполняются запахом, которого почему-то категорически начинает не хватать, мир вокруг сужается до одного единственного: –Здравствуй, Сонхун. – мягкий голос заставляет больно вцепиться ногтями в свою же ладонь, а взгляд приковывается к чужим губам, когда он сглатывает вязкую слюну, желая уменьшится до катастрофических размеров и быть задавленным одним из этой сотни залакированных ботинок и туфель, которые мелькают перед глазами и не сочетаются с его кроссовками. Омегу будто с головой окунают в ледяную воду, и вытаскивают, повторяя это снова и снова. –Тэхён-щи! Познакомьтесь, это мой омега – Чонгук, – в глазах напротив мелькает тень удивления. Альфа поджимает губы, юркнув взглядом по сжавшемуся маленькому телу. Язык немеет, когда с ним здороваются, и он сквозь плотную пелену перед глазами видит протянутую, такую родную тёплую ладонь. Нет, не трогай. Ты же знаешь, будет хуже. Чонгук знает, именно поэтому даже не даёт себе времени на разглядывание того, по кому сердце тоскует уже грёбаных два с лишним года. –Извини, мне нужно в уборную. – сипит от поступающей истерики омега, обращаясь к Сонхуну и игнорируя предупреждающий взгляд. Он выдёргивает свою ладонь из чужой и на ватных ногах добирается до туалета, слишком резко открывая кран с холодной водой, отчего брызки от сильного напора оседают на свитере, но ему плевать. Чонгук всхлипывает, бесчисленное количество раз умывая лицо, и надеясь, что слёзы уйдут сами, но вместо этого они просто смешиваются с водой, пока омега до побеления костяшек затыкает рот ладонями, приглушая рыдания. Ему кажется, что он вот-вот задохнётся от переизбытка эмоций, из груди рвётся отчаянный хрип. Глаза поднимаются к белоснежному потолку и он зажмуриваются, утирая обжигающие дорожки насквозь промокшими рукавами, и судорожно шарясь в карманах штанов, достаёт упаковку таблеток, запихивая в руку сразу три, промахиваясь и роняя несколько на пол. Запивая лекарство водой, Чонгук прикусывает ребро ладони. Дома, дома он сможет плакать сколько угодно, но не здесь, не сейчас. –Неожиданная встреча, правда? – омега крупно вздрагивает, когда колени внезапно подкашиваются от ударившего в нос запаха, который всегда так сладко окутывал его разум, унося прочь от проблем и тревог. Он начал забывать то, как он приятным мёдом растекается по телу. Чонгук оборачивается на обладателя до боли и дрожи любимого голоса. Он позволяет себе вольность: скользит взглядом по чужому лицу, задерживается на излюбленных родинках, которые подолгу целовал раньше, и пушистой копне волос, что щекотала его шею каждое утро. Грудь стискивает в спазме. –В нашу последнюю встречу ты не был так молчалив. – в голосе альфы проскальзывает обида, которая больно режет и так раненое сердце. В их последнюю встречу Чонгук действительно не был скуп на слова. Он с истерикой пытался доказывать Тэхёну, что разлюбил. Собирал в чемодан вещи и отталкивал от себя любимые руки, в которые хотелось упасть и беспомощно разрыдаться. Альфа тогда пытался добиться объяснений, но в ответ не получил ничего, кроме непрекращающихся просьб забыть его имя, адрес и номер телефона. Его потерянные глаза и дрожащий голос говорили сами за себя, омегу знатно колотило при взгляде на него, но всё, что он себе позволил – это покинуть квартиру Тэхёна и давиться слезами в отцовской машине после. «Либо ты бросаешь его, либо я прибегну к крайним мерам и сделаю его инвалидом. Ты этого хочешь?» «Я твой отец, и я знаю, что для тебя лучше» «Молодец, Чонгук. Ты всё сделал правильно» Воспоминания никуда не делись, нет. Они убивают его изо дня в день, тянут на дно и вырывают душу, которая уже давно не подаёт признаки жизни. Ему приходится вцепиться пальцами в края свитера, чтобы подавить в себе желание упасть в чужие объятия. –Ладно. Это не так важно, – альфа будто намеренно в нём дыру прожигает глазами, нервно облизывая губы. – Я рад, что ты не одинок. Рад насколько, что дважды прокусывает себе щеку из-за вылезших от злости клыков. Рад, действительно рад, именно поэтому так зубы сжимал, глядя на то, как его омегу обнимает другой. –И.. счастлив, я полагаю. – Тэхён с тревожностью рассматривает потухшие глаза и сгорбленные плечи. Исхудавшее тело теперь ещё сильнее, чем тогда, хочется по-альфьи спрятать в своих руках, но теперь он не сможет. Он больше никогда не сможет. –Да, – голос предательски надламывается. – Я счастлив. Чонгук одним потерянным взглядом пытается сказать всё, что держал в себе все эти годы, ведь понимает, что едва его губы разомкнутся – слёз не миновать. Всё в этом человеке он любит, начиная от родинки под глазом и заканчивая басистым смехом, который так правильно звучал в тишине их маленькой, уютной квартиры. И всё в этом человеке приносит ему удушающую, сковывающую всё тело боль. Это кажется ему издевательством. Вся жизнь Чонгука ощущается как чертова насмешка. Потому что он его любит. Любит, любит, любит. Тишину оба нарушить не смеют, сейчас им достаточно взгляда друг на друга, чтобы заполнить кровоточащую дыру в груди родными лицами. Перед Чонгуком сейчас единственный человек, который не заставляет его омегу прятаться и скулить. Тот лишь облегчённо сворачивается клубком под трепетно бьющимся сердцем, и пытается насладиться мнимым чувством спокойствия, что очень скоро его покинет. Взгляд альфы опускается на покрасневшие от нервных покусываний губы Чонгука, это было его дурной привычкой, но Тэхён всегда залечивал все недоразумения своими поцелуями. Сейчас же в уголке некогда излюбленных уст почти зажившая ссадина. –Чонгук, – альфа тянется ладонью к чужой дрожащей руке, пока омега делает шаг назад на слабеющих ногах, а потом и вовсе срывается к двери. Перед глазами рябит, он даже едва не сносит со стойки фарфоровую вазу, теряя видимость от накативших слёз. Жуткий тремор в руках не даёт ему хвататься за стены, а в ушах кроме собственного сердцебиения ничего не слышно. Последнее, что он видит перед тем, как теряет связь с реальностью – то, как Сонхун прижимается к губам того прилипчивого блондина.