Сигареты

Ань молча выходит на балкон и ветер обдувает лицо. Поссорились. С Даней. Опять. Он прикрывает глаза и тяжело вздыхает. Сейчас - ему хочется стать птицей. Хоть тем же голубем сидящим на крыше соседнего дома 24/7. Хочется научиться летать и улететь из этого города. Куда угодно, лишь бы подальше от напряжённой обстановки после очередного конфликта. Ничего серьёзного, Данил начнёт вести себя как ни в чем не бывало уже через пять минут после ссоры, но вот на Аня дискомфорт давил все те минуты, когда он сидел в своей комнате, когда шёл на балкон и даже сейчас, находясь на балконе и закуривая сигарету, он чувствует себя паршиво. Закуривает первую. А может и вторую. Может вовсе третью? Он не задумывается об этом. Просто рефлекторно курит и пытается расслабиться. После каждой ссоры терзали сомнения, не уйдёт ли Даня в один день из дома, как обычно бывает, когда он злится, дабы развеется, выпустить пар. Потом вернётся, заберёт вещи и вновь уйдет, только навсегда? Не считает ли он его полным идиотом и не вспоминает ли глупые фразы, которые были сказаны Анем на эмоциях? Не горит ли Даня желанием съехать? Ань не знает. Делая очередную затяжку, в голове кружится лишь "Я идиот. Идиот. Просто идиот." Не думает ли также об Ане Данон? Это единственное, что его волновало и это была единственная причина, по которой у Аня был ком в горле и руки предательски подрагивали время от времени. Опираясь на перила и уже выбросив окурок в пепельницу, он вдыхает холодный воздух, сжимая своими руками свои же плечи, как бы пытаясь немного согреться. Глаза бегают из стороны сторону, рассматривают двор, этот балкон, чужие балконы, детскую площадку, которая с их этажа казалась чертовски маленькой, осматривает пепельницу. Всё же, это была вторая сигарета. В дом он не зайдёт, пока не успокоится, точнее, пока не замёрзнет настолько, что придётся, либо пока Даня сам не пригласит. Схожесть с вампирами. Они тоже не заходят в дом, пока их не пригласят. Правда, у вампиров были такие правила, а Аньчик просто напросто не мог прийти в себя после ссоры с такой же скоростью, с которой это делал Лазарев. Не мог не думать обо всём сказанном ранее, не мог не думать о том, что следовало в некоторых моментах держать язык за зубами, а не перебивать. Ань даже не услышал, как дверца балкона со скрипом открылась, он был в каком-то своём мире, в своих мыслях, там, где у него нет стычек с любимым. из дома выходит Данон в одной футболке, шипя от холода, но с пледом. Не для себя. Для Аньчика. Ань был в толстовке, но сейчас Данон боялся лишь того, что даже в толстовке заболеет. Нежно поглаживая кисть Стопбана одной рукой, будто молча этим прикосновением произносит "я рядом", набрасывает плед на плечи Брюнета второй рукой и кладёт голову тому на плечо, прижавшись. Ань не реагирует, ему стыдно. Стыдно сейчас сказать хотя бы что-то, ведь он снова наговорил лишнего, возможно, даже как-то обидел возлюбленного. Он боялся осуждения от самых близких людей, а некоторое время назад, он кричал именно на такого человека. – Упрямый. – С нежностью в голосе говорит Даня, – Зайди в дом, прошу тебя. – И не дожидаясь ответа, Данон заводит Аньчика в дом, не выпуская его руку из своей. Ань молча и послушно садится на кресло на кухне, дует на свои красные от холода руки, съежившись, от резкого перехода из холода в тепло. Данон заваривает чай. Опять же, не для себя. Для любимого. Сейчас, Даня тоже не понимал, Аньчик обижается или ему тоже стыдно за их неловкий диалог, где оба были на грани, оба держались, чтобы не сорваться и не начать друг на друга орать матами. Также, оба понимают, что не позволили бы себе этого. Но первые дни после ссоры самые дискомфортные, а щас даже и двух часов после разногласия не прошло. – Ты стоял на морозе в одной толстовке. – Первым начинает диалог Данон, но скорее отчитывает, ставя чашку чая на стол перед Анем, из которой идёт обжигающий пар. – Я в курсе. – Подтверждает Аньчик, отводя глаза в сторону, а после вовсе опускает голову, смотрит в пол. – «Вот бы провалиться под этот пол.» – Думал Ань, тяжело вздыхая. Хотелось чего-то, но Ань сам не понимал чего. То ли, чтоб от него отстал Данон и он мог спокойно покурить, то ли разделить с рыжеволосым одну сигарету на двоих, а после болтать обо всем, как было в самом начале отношений. – Ты же понимаешь, что мог заболеть? – Констатирует факт. Сейчас, Данил отчитывает взрослого парня как школьника, который хочет выйти на улицу без шапки и куртки. Точнее, уже вышел. Он не горел желанием напоминать кареглазому каждый раз, чтобы он оделся по погоде или накинул куртку, перед тем как выйти покурить на балкон, но при этом смотреть на обессиленного с температурой и больным горлом Аня - хотелось ещё меньше. Ань молчит. – Я же за тебя волнуюсь. Я тебя обидел? Я не извинился за что-то? Что не так, Ань? Меня ты тоже не обидел. – Говорит обеспокоенный рыжекудрый, смотря на того сверху вниз, смотря на его подрагивающие руки, смотря на его посиневшие от холода губы. – Сейчас весна. – Еле слышно Выдавливает из себя Ань – Вечер. -4 на улице. Серьёзно? Ты в Москве, а не в солнечной Уфе, в которой в мае уже тепло, я напомню. Он уже заранее знает, что азиат наверняка придумал сам себе, что Данон обиделся. Данон же, множество раз говорил, готов повторить ещё раз, что он не обижается на него. Бао Ань все понимал, всё это знал, но с внутренней тревогой он справиться не мог. Что-то внутри всё равно говорило, что Лазарев может закрыться от Аня, станет менее сдержанным, выгорит, предложит расстаться, чего Ань боялся до жути. В такие моменты он сильно расстраивался даже от того, что такие мысли явно могут быть у рыжеволосого. У всех в отношениях бывают плохие периоды, периоды недопониманий и ссор, просто у них данный этап слегка затянулся. – Ты же прекрасно знаешь, что я не могу на тебя обижаться. Ань молчит вновь. – Милый, – Говорит Данон, садясь на корточки перед Анем, беря его руки в свои, нежно поглаживая, сжимая, согревая своими тёплыми руками его холодные, а от одного "Милый" У Аня мурашки по коже. Тот всё же поднимает глаза на Данона. – Что же ты молчишь? – Он спрашивает, заглядывая в самую душу. А Ань противостоять не может, молчать и не отвечать такому парню попросту не может. В такие любящие глаза не смотреть равносильно преступлению, за которое дают пожизненное. – Прости за всё плохое, что я тебе сегодня сказал. – Очень тихо говорит Ань, поджимая губы, но зрительный контакт не разрывает. – Не извиняйся передо мной за эти глупости, прошу. Я сам лишнего наговорил. – Данон нежно улыбается, одной руку проводит по щеке Аня, а брюнет на эту руку опирается, в ответ улыбаясь. Рядом с Даноном, он может чувствовать себя в безопасности. Сейчас, он даже забыл, что они могут ссориться. Он даже не может думать о том, что такой нежный и относящийся к нему с трепетом парень, может ругаться. Аньчик приоткрывает рот, будто что-то хочет сказать, но он ничего из себя так и не выдавливает. Лишь влюбленно и молча продолжает смотреть на рыжеволосого, расплываясь в мягкой улыбке. А рыжеволосый времени то не теряет, своими тонкими губами тянется к пухлым губам азиата. Поцелуй его явно согреет, не так ли? Ань растворяется в этом кресле, нежно заводит свои руки в кудряшки Данила, отвечая на поцелуй. Сейчас, он не чувствовал не холод, не ком в горле. Даня же целовал умело, настойчиво, Свободной рукой он опирается о кресло, задевая большим пальцем бедро Аня, круговыми движениями поглаживая, продолжает исследовать чужой рот, словно в первый раз. А может, словно в последний. Будто черпая все силы друг из друга, весь воздух уж точно. Жадно, ненасытно, отдавая все эмоции и недосказанности за сегодняшний день данному поцелую. Как воздух, к сожалению, кончается, они отстраняются, тяжело дыша. Ань облизывает свои губы, а после кладёт свою голову на макушку Данона, вдыхая запах персикового шампуня для волос, пока Даня так и сидел на корточках, вновь перемещая свои руки на руки Стопбана, снова нежно поглаживая. – Какой ты дурак, Аньчик., – После этих слов последовал молчаливый зрительный контакт. Данил с изумлением разглядывал в приглушённом свете глаза своего парня, замечая в них отражение себя. «То ли карие, то ли черные, Но так идут твоим волосам..» Данон и Аньчик сидят на кровати. В комнате Дани. В последнее время, Ань находится в своей комнате только если что-то делает за компьютером, либо когда они ссорятся. Спать они оба предпочитают в обнимку. Друг без друга уже не уснут. Зеленоглазый, прижимая Аня к себе за бёдра поближе, медленно, но уверенно, спускается поцелуями от щеки к шее, утыкаясь в неё, вдыхая запах сигарет, который вперемешку с нежными духами Аня был просто идеален. Целует каждый сантиметр, вырисовывает губами какие-то свои узоры, на что брюнет лишь одобрительно вздыхает, путая свои пальцы в золотистых, солнечных кудрях. Данил через время отрывается от шеи Аня, вновь прильнув к пухлым губам, нежно чмокает, после отстраняется, но их колени соприкасаются всё также, Лазарев, немного согнувшись, водит руками по телу партнёра от плеч до бёдер, проводит по каждому изгибу, очерчивает позвоночник, а кареглазый в свою очередь не мог оторваться от замечательных глаз, еле заметно сверкающих в темноте, которые с интересом рассматривали то плечи Аня, то грудь в белом облегающем лонгсливе, смотрели на еле заметные укусы и следы от зубов на шеи брюнета, будто только что это всё сделал не он сам. Восхищался? Возможно. После глаз, Ань не мог оторваться от бровей, будто просматривал каждую из волосинок по отдельности, потом также не мог оторваться от едва заметных скул. Не сдерживается. Проводит большим пальцем по нежным щекам, а после перемещает свой взгляд на алые губы, относительно губ Аня тонкие. Водит рукой от виска к подбородку, поглаживает. Рыжеволосый лишь льнет к чужим рукам, словно уличный кот, которого давно не гладили. Через мгновение отрывается и поднимает глаза на Аня. Тот ему в ответ смущённо улыбается, слегка отводя взгляд, а Данон издаёт довольный смешок. Наверное, они и были друг для друга единственными людьми, в компании которых они могли смеяться и улыбаться так часто. Проявление эмоций было не самым любимым делом Аня, а проявление такой нежности не самым любимым делом Данона. Когда кто-то из друзей заболел, он лишний раз даже банальные советы по типу "пей больше жидкости, полощи горло" не скажет. Максимум "выздоравливай" Но услышав как Аньчик просто кашляет, он уже готов скупить всю аптеку, лишь бы тот даже намёка на какую-то болезнь не подал. Аньчик единственный его возлюбленный, к которому он когда-либо относился с таким трепетом. Не просто влюблён, а именно любит. Любит так, будто они не встречаются всего год, а уже празднуют золотую свадьбу. Будто Ань первая любовь. Будто раз и навсегда. Будто растение и солнце. Будто созданы друг для друга. Любовь, поистине чудесное чувство, которое он рад разделить именно с Аньчиком, большего ему и не надо. Нежен лишь с ним. Он впервые возится с человеком, впервые пытается узнать человека так тщательно, впервые хочется быть рядом уже на протяжении такого долгого времени, он впервые горит отношениями, горит человеком, не сгорает до тла. Они справятся с любой проблемой, Даня уверен. Данон для Аня, в свою очередь, был единственным человеком, которому он в подробностях хочет рассказать обо всём случившемся за день, вспомнить что-то старое, не бояться ошибиться в чем-то, ведь знает, что Данон его без раздражения или намёка на то, что он идиот, поправит. Даже если брюнет скажет, что 7 на 8 = 48. Аньчик знает, что Лазарев его не осудит, всегда поддержит, успокоит и приласкает, поможет, будет тем человеком, который будет готов его слушать днями и ночами, который будет готов отдать Аню всë. Брюнет это ценит, это то, чего ему не хватало всегда. Не хватало человека, которому действительно будет интересно его слушать, с которым он может быть эмоционален. Не было человека, по которому он скучает так, как скучает по Дане, даже если они не виделись всего пару часов. По его искрящимся от радости глазам, когда Даня возвращается домой, можно было понять это. Из тысячи лиц, из тысячи миллиардеров, из тысячи идеальных партнёров, с которыми Ань никогда бы не ссорился, даже в самой худшей ссоре Бао выберет свою рыжую бестию. От любого слова, начинающегося на букву "Д" В голове лишь одно имя. Лишь один образ. Лишь один человек. любят так, как не полюбит их никто другой и так, как они не полюбят никого друг друга в этой жизни. Да и в следующей тоже. Они обязательно потратят свои выходные друг на друга, а выходных чертовски мало. Им всегда будет хорошо вместе, друг от друга не устают. Ох, а о расставании и заикнуться страшно, три раза сплюнут через плечо, да скажут, не дай Бог! Никто на Даню не посмотрит так, как смотрит на него Ань. Никто не обнимет с такой же нежностью и любовью Аня, как его обнимает Даня. – Тебе теплее? – Лишь шёпотом спросил Данил, – С тобой мне будет тепло даже в -50 – Отвечает Ань, кладёт руки на плечи Данона и утыкается тому в шею, вдыхая уже родной запах родного человека. «Извини, но я хочу спать со Включённым светом. Я не боюсь Темноты, я боюсь проснуться и упасть Туда - где тебя нет. И смотреть о тебе только сны. Я хочу смотреть каждую минуту На тебя, пока я ещё жив. Если ты умрёшь раньше, чем я, То и мне не нужна моя жизнь.» Утро. Данон поворачивает голову вправо уже зная, что там он увидит спящего брюнета, лохматого, нелепого, но такого любимого. До жути любимого. Спать они пошли лишь к шести утра. Курили на балконе, правда, уже надев куртки. В безмолвии, лишь смотря друг на друга, выдыхая дым в сторону, улыбаясь друг другу с ласковостью, со всей сердечностью. **** Докурив свою сигарету, Данон подошёл ближе, сзади обнимая за талию и утыкаясь носом в шею, вдыхая полной грудью черничный запах тëмных локонов, ожидая, пока азиат докурит свою. Оба пытались бросать, но не выходило, снова вместе возвращались к излюбленным сигаретам, к излюбленному балкону, где ты можешь подумать о своём, выдыхая дым, расслабляясь от такого же излюбленного никотина. В этом совместном курении было что-то. Было комфортно так курить только с Аньчиком, в другое время Данон старался курить в одиночестве. Он любил курить в тишине, слышать каждый свой вдох и выдох, вдыхать запах сигарет, смотреть на дым, а не отвлекаться на разговоры. Аньчик такой же, потому совместное курение именно друг с другом стало чем-то обыденным, как они съехались. Приспичит, ну не по очереди же выходить. Зрительный контакт уже не казался чем-то смущающим, а объятия на балконе уж тем более. **** Данон сейчас может и хотел заснуть вновь, потому-что спал он всего 4 часа, щас лишь 10 утра, съёмок нет, весь день свободен, но сну он предпочтёт наблюдение за спящим азиатом, на которого Данон был готов смотреть вечно. Он аккуратно перебирает прядки черноволосого, старается не издавать лишних звуков, не двигаться, дабы кровать не скрипела. Ань от такого может и не проснётся, но осторожность всё равно присутствовала. Он всё же тихо пододвигается ближе, сам не понимая, как оказался на другом краю кровати. Всматривается в закрытые очи парня. Рассматривает его ресницы, веки, плавно его взгляд перемещается на нос, а после и на любимые губы, желанные губы. Без всяких пошлостей, просто губы, которые хотелось целовать всегда. На съемках, на стримах, в кафе, в метро, но, к сожалению, удаётся лишь дома. Нежно целуя в лоб, Данон обвивает талию Аня и притягивает его слегка к себе, поглаживая его поясницу, вновь пытаясь заснуть, думая о том же Ане. В голове был только Ань, в сердце только Ань, даже закрывая глаза, был только он в мыслях. Вчерашний чай для Аньчика так и стоял на том столике, нетронутый, брошенный. Они увидят чашку на утро, Ань испробует сие творение, поморщится от того, насколько чай холодный и уже невкусный, а Даня посмеётся с его гримасы. Они поспорят, кто будет мыть посуду сегодня, а после вместе посмеются с абсурдности вчерашней ссоры. «Осень, весна, зима или лето, Всё, что мне надо Ты и Сигареты Просыпаться пораньше, чтобы смотреть Как ты спишь, Просыпаться пораньше, чтобы мечтать О тебе, даже когда ты рядом лежишь.»