***
Юнги осознает это не сразу. Точнее, то, что он хочет почувствовать, как грубая татуированная рука Чон Чонгука сжимается у него на шее, он осознал в первую секунду их встречи. В тот самый момент, когда увидел этого мужчину в доме лучшего друга. Он тяжело сглотнул густую слюну, ощущая, как пересыхает в горле, сжал губы в тонкую линию, лишь бы неосознанно не облизать их, и вежливо поздоровался. Почти идеально игнорируя вибрацию внизу живота и желание засунуть пальцы куда поглубже Свои. Чужие. Похуй. Юнги был хорошим мальчиком: вежливым, улыбчивым, прилежным учеником. Даже помогал соседским дедушкам ухаживать за небольшой клумбой во дворе, когда возвращался с университета на каникулы к родителям. Но это не значит, что он впервые в жизни хотел незнакомого человека. Такое происходило довольно часто. Не так ярко, иногда без таких детальных картинок перед глазами, но все же хотел. Бывало, он даже знакомился с этими людьми, уходя после первых десяти минут общения или начиная недолгий, но бурный роман. Чаще всего, спустя время, он расстроенный и до ужаса пьяный, засыпал на общажной кровати лучшего друга. Юнги привык к этому. К мягкой кровати Чон Ыйёна, удобной, но до смешного узкой. В его голове до сих пор не укладывается, как они умещаются на этом подобии постели. Но Ыйён не против того, что их тела переплетены, а вечно холодный нос утыкается ему в шею. Юнги тоже не возражает. Привык к тому, что альфа выслушивает его самые вульгарные и извращенные фантазии, высмеивая и утешая. Он привык к глупым шуткам, милым выражениям лица и теплым объятьям. Эти объятия, на пьяную или трезвую голову (что совершенно не важно), являются основой их дружбы — нерушимым фундаментом. Это то, что никогда не изменится, то, в чем Юнги нуждается и будет нуждаться до конца своих дней. Юнги уверен, что даже если они прекратят общаться, он все равно будет чувствовать отчаянно сильное желание ощутить теплые руки лучшего друга на своей спине. Юнги не сразу осознает это, но он сам рушит их дружбу. Юнги не думает об этом, когда спустя два года, в которые они с Ыйёном утверждают, что у них один мозг на двоих, вместо общаги они приходят к Ыйёну домой. Когда после пьянки на пляже, они решают не вызывать невероятно дорогое такси, а дойти пешком до родительского дома альфы. Он не понимает, что в этот момент их дружба трещит, как толстый лед на зимнем озере, трещит где-то там, внутри, не показывая снаружи, что скоро разойдется на маленькие льдины и растает, будто никогда и не существовал. Они пьяные, смущенные тем, что отец Ыйёна впервые за их ночевки в этом доме не в командировке, и такие счастливые. И в этот момент, когда Ыйён поворачивает ключ в замке, надеясь, что отец не спит, и они его не разбудят, Юнги ощущает себя самым счастливым человеком. Его друг впервые влюбился, по-настоящему, и готов добиваться своего возлюбленного, чего бы это ему не стоило. В его желудке плещется клубничный соджу и йогурт со вкусом манго, которым они запивали алкоголь. А летняя ночь теплая и уютная, настолько, что не хотелось уходить с ночного пляжа. Он молодой, пьяный и почти третьекурсник. Что-то кричит ему о той самой трещащей глыбе льда, когда он заходит в квартиру, спотыкаясь об уже сброшенные кроссовки друга. Когда он поднимает голову, слышит, как Ыйён смущенно и пьяно здоровается с отцом, который один воспитывал сына с рождения. Кричит, когда его расплывающийся взгляд цепляется за мужчину, стоящего напротив. Но в эту секунду Юнги плевать на вопли подсознания. Он думает только о натянутой на груди белоснежной футболке. О зачесанных назад черных волосах альфы. О широких плечах, о сложенных на груди, где натягивается чертова белая футболка, руках. О татуировках, набитых на этих руках, на кистях, на пальцах. Он думает о мягкой и понимающей улыбке взрослого мужчины. Того, который снисходительно смотрит на них, словно вспоминает время когда был точно таким же. Пьяным, счастливым, молодым. Студентом. Юнги сглатывает вязкую слюну. — Здравствуйте, я Мин Юнги, лучший друг Вашего сына, — он надеется, что его голос не дрожит. Надеется, что по его лицу не понятно, какие именно картинки у него перед глазами. Загорелая, татуированная рука идеально бы смотрелась на его бледной коже. Юнги отказывается моргать. Под закрытыми, даже на мгновение, веками, вспыхивают картинки того, как этот мужчина до синяков сжимает его талию, проводит ладонью по его груди и замирает на шее, сжимая, вынуждая Юнги приоткрыть рот, жадно хватая губами воздух между ними. — Здравствуй, — усмехается альфа. — Чон Чонгук, отец твоего лучшего друга. Юнги не слышит треск. В его ушах лишь смех, сорвавшийся с губ альфы. Омега слышит его, когда картинки сменяются на более влажные. Такие, где у Юнги больше не пересыхает в горле. Такие, где пальцы с россыпью мелких черных татуировок сжимают его щеки, заставляя открыть рот и, почти грубо, врываются в его рот, надавливая на язык, заставляя всасывать их глубже. Юнги ощущает тянущее чувство внизу живота. И никакого конца самых важных для него отношений. Чонгук скрывается в своем кабинете. Юнги поднимается на второй этаж, следуя за Чихо, думая о том, что в этот раз Ыйёну не обязательно знать о ком Юнги мечтал в душе. Кровать в спальне Ыйёна большая, но они все равно просыпаются в объятиях друг друга. Так было всегда, и Юнги не сомневается, что так будет и дальше.***
Трещины видны, когда Юнги оказывается дома у Ыёна через две недели. Юнги их игнорирует. В их общаге, на этаже альф, проводят ремонтные работы и лучший друг на время вернулся в родительский дом. Они уже не пьяные. На улице светит обеденное солнце. Юнги утопает в кресле мешке, нежась под жаркими лучами и наслаждаясь ветром из открытого балкона. Ыйён не затыкается уже двадцать минут. Он стоит на балконе, разговаривая со своим почти-парнем и Юнги рад за друга. Точнее, он бы порадовался, если бы слышал хоть слово, что Ыйён говорил своему омеге. Юнги не слышит ничего, кроме едва доносящегося с первого этажа британского рока шестидесятых. Он знает, что это пластинка, крутящаяся в виниловом проигрывателе. Он видел проигрыватель в гостиной, так же как и коллекцию пластинок. Ыйён сказал, что это коллекция отца. And let me try with pleasured hands, поет один из вокалистов, и омега нервно втягивает воздух в легкие. Юнги прикрывает глаза, мысленно выходя из этой комнаты, спускаясь по ступенькам, заходя в гостиную. Там, в кресле и с бокалом виски в руках — Юнги видел едва начатый бокал, когда поднимался на второй этаж — сидит Чон Чонгук. Омега уверен, что мужчина сидит там с широко расставленными ногами. Он наслаждается музыкой и алкоголем, и будет наслаждаться видом омеги в обтягивающих бедра джинсах с рваными коленями Альфы любят его голые коленки. В мыслях Юнги альфа растягивает губы в ухмылке и хлопает по своему колену, приглашая парня. Юнги бы согласился. Если бы мужчина его пригласил, Юнги бы не раздумывая подошел, он бы уткнулся ногами в колени альфы и опустился вниз. Сел на пол, прямо перед расставленными ногами Чонгука, прижимая голые стопы к ягодицам, борясь с соблазном поерзать на месте вжимаясь пульсирующей промежностью в пятку. Борясь с желанием сделать хоть что-то, чтобы создать давление, чтобы выдержать пожирающий взгляд альфы. Он бы смотрел в карие глаза Чона не отводя взгляд ни на секунду. Ему не нужно отводить взгляд, чтобы положить ладошки на колени и провести пальчиками по массивным бедрам, о которые безумно хочется потереться: щекой, членом, промежностью. Он бы не отрывался от лица альфы. Наблюдая как на дне зрачка вспыхивает пламя сам сгорал бы в нем. Он бы позволил себе стать пеплом у ног Чонгука, расстегивая его черные брюки. Юнги бы с радостью встретил широкую ладонь альфы, потерся об нее щекой, позволяя альфе сжать его щеки и открыл бы послушно рот. Только в эту секунду он бы закрыл глаза, проводя язычком по пересохшим малиновым губам. Только ощущая как рука мужчины смещается на подбородок, как большой палец оттягивает его нижнюю губу и как грубо мужчина впихивает этот палец в его рот. Юнги открывает глаза с рваным выдохом, как раз в ту секунду, когда Ыйён заходит в комнату и спрашивает не хочет ли он пиццу на ужин. Омега кивает, ощущая стыд, за то, что на ужин он бы предпочел член Чон Чонгука. В этот день ледник их дружбы впервые показывает трещину. Юнги ее игнорирует, так же, как и влажное пятно на своем белье.***
Юнги не сразу осознает, что он тот, кто разрушает их дружбу. Но он точно помнит момент, когда понял, что процесс запущен. Это еще не то самое чувство безнадежности и паники. Не слезы на глазах и не разрывающая на части боль в груди. Но в этот вечер к нему приходит осознание, что как раньше уже не будет. Он откидывает мокрую от дождя челку с глаз и устало плюхается на лавочку под навесом. Ему повезло, что автобусная остановка находится так близко к пляжу. Не повезло, что он тут один. Но злится на Ыёна, за то, что пошел в этот день на свидание, Юнги не может. Как и злится на бросивших его пару часов назад друзей-однокурсников. Они заранее предупредили, о своих планах на вечер. В его жизни бывали вещи и похуже, чем застрять на остановке в разгар летней грозы. Пусть даже он и промок до трусов, а такси никак не вызывается. Он прикрывает глаза, блокируя экран бесполезного телефона, не желая больше видеть пульсирующий маячок поиска водителя на экране. Гроза началась так внезапно, что Юнги едва успел натянуть льняную рубашку на ни капли не загорелое тело и спрятать плед в рюкзак. Он даже не отряхнул его от песка. Он на окраине города. Сам. И вокруг, как назло, ни одной кофейни или ресторанчика. Одинокая, отдаленная от городской цивилизации остановка у пляжа. Тут красиво и мало туристов, именно поэтому Юнги сюда поехал. Но также это очень далеко от его общаги. Холодные порывы ветра загоняют капли дождя под навес, заставляя Юнги вздрогнуть и задуматься над тем, чтобы начать останавливать редко проезжающие машины. Он выставляет руку, замечая черную машину вдали и убеждает себя, что быть убитым маньяком лучше, чем заболеть перед началом семестра. Наверное, гремящие, словно со всех сторон сразу, раскаты грома заглушают ту самую симфонию хруста и щелчков, расходящегося по швам ледника их дружбы. Потому что Юнги не слышит, как она трещит. Не ставит под сомнения фразу, звучащую из каждого уголка их университета: Юнги и Ыйён неделимы. Одно целое. То, что должно быть, чтобы мир оставался самим собой. Он открывает переднюю дверь остановившегося хэтчбека и пропускает удар сердца. — О, — Юнги удивленно вскидывает брови, не задумываясь, что должен бежать отсюда как можно дальше, и расплывается в улыбке. Он не обращает внимания на хлещущий в лицо дождь и ледяной ветер, от которого тело покрывается мурашками, — мистер Чон. Тело ведь покрывается мурашками совсем не от ветра. — Привет, — легкая полуулыбка касается губ мужчины. Он одет в черную футболку-поло, все так же натянутую на груди, и Юнги сглатывает, стараясь не задерживать взгляд на увитых венами руках. — Садись, а то простудишься. Чонгук расслаблен. Когда Юнги залазит в машину, мужчина не возражает, что сиденье становится мокрым от капель стекающих с омеги. Он молча обводит его взглядом, задерживаясь на его промокшей насквозь белой рубашке, прищуриваясь, и подает ему толстовку, валяющуюся на заднем сиденье. — Надень, — немного резко бросает альфа выезжая на дорогу. Юнги колеблется ровно секунду, прежде чем натягивает теплую вещь на себя, взъерошивая мокрые волосы и утопая в запахе альфы. Он делает вид, что утирает рукавом мокрый нос, на деле же вдыхает шлейф одеколона с примесью природного запаха Чонгука. Чонгук пахнет виски, сигаретами и чем-то дубовым. Чем-то, что Юнги бы описал, как запах мужчины. Чонгук пахнет мужчиной. Ни один из парней Юнги не смог бы сравнится с этим альфой. А еще, Чон Чонгук, совсем немного, где-то очень отдаленно, но пахнет Ыйёном. И Юнги ощущает себя странно от этого факта. Слишком привычный и родной запах не вяжется с теми картинками, что вновь вспыхивают в сознании омеги. — Что Вы тут делали, мистер Чон? — Юнги прерывает тишину в машине, стараясь сменить тему мыслей. Но он все еще ощущает жар собственного лица. — Можешь называть меня просто Чонгук, — мужчина отвлекается от дороги, бросая на него взгляд и дарит еще одну, едва заметную, улыбку. Юнги давит стон, прокашливаясь и кивая. Он думает о том, насколько конченным извращенцем нужно быть, чтобы желать подрочить с мыслями об этой улыбке. — Недалеко от пляжа есть спорткомплекс с хорошим сквош-кортом. — объясняет он и возвращает взгляд на дорогу. Юнги плевать на сквош, он лишь думает о выкриках срывающихся с губ напротив, когда мужчина в очередной раз отбивает мяч ракеткой. Оставшуюся до общежития дорогу, за исключением разговора о том, куда отвезти омегу, они молчат. Юнги не знает, виновата ли печка, которую мужчина включил еще в первые минуты как он сел в авто, или ледяные капли воды, хлеставшие по нему на пляже, добились своего, и он заболел. Или же то, какие взгляды на него бросает альфа — жар не уходит с лица, он поглощает омегу целиком. Он чувствует пульсацию между ягодиц. Он рвано дышит. Он все чаще облизывает пересыхающие губы. — Все в порядке? — интересуется Чонгук припарковывая машину у входа в общежитие. Его низкий голос проходится вибрацией по спине омеги. Дождь стоит стеной, плотной, скрывающей их от окружающего мира, даря Юнги ощущение уединенности. Интимности. Чонгук поворачивается к нему корпусом, тянется рукой и прижимает ладонь к его лбу, хмурясь и пытаясь понять нет ли у Юнги жара. Жар есть, он чуть ниже. В груди, плавя сердце омеги. Внизу живота, скручивая внутренности в узел. В паху, поднимая член Юнги быстрее чем порно с имитацией голоса любимого актера. И да, Юнги конченный извращенец, что дрочил на актера, а сейчас желает почувствовать в себе член мужчины на восемнадцать лет старше. — Ты очень горячий, — серьезно говорит альфа. — Я буду считать это комплиментом, — усмехается Юнги и замирает, продолжая смотреть на льющий по лобовому стеклу дождь. Наверное у него действительно повысилась температура, раз он настолько сильно отпустил себя и флиртует с отцом лучшего друга. Юнги не напуган, но все же не двигается, позволяя мужчине провести ладонью выше откидывая челку. Чонгук ведет рукой дальше, останавливаясь на затылке парня и запускает пальцы в мокрые волосы, сжимая их. Хриплый стон срывается с губ Юнги, когда альфа запрокидывает его голову назад, чуть поворачивая в свою сторону, вынуждая смотреть на него из-под полуприкрытых ресниц. У Чонгука в глазах не искры пляшут, нет, Юнги видит там всех чертей Ада, они танцуют на его могиле. Могила будет в Аду, омега уверен, его похоронят там за отчаянное желание перелезть через коробку передач и умостится на коленях мужчины, вжимаясь бедрами в его член. — Кажется, — скалится альфа, — я тут не единственный у кого стоит. Юнги бросает взгляд вниз, на черные спортивные шорты мужчины, замечая внушительный бугор, раскрывая малиновый рот и неосознанно облизывает нижнюю губу. Оставляет влажный блеск на ней, приковывая взгляд Чонгука к язычку быстро спрятавшемуся во рту. Чонгук не выдерживает первым. Грубо тянет парня на себя, впечатывая его в свои губы, заваливая на себя. Искры пляшут перед глазами Юнги. Губы мужчины ударяют разрядами тока, а тяжело вздымающаяся под ладошками грудь кружит голову. Юнги кажется, альфа хочет его сожрать. Он грубо прижимает его к себе, опуская свободную ладонь на бедро парня и до боли сжимает его. Омега стонет. Прямо в рот Чонгука, и, не отрываясь ни на секунду, высовывает язык, позволяя всасывать его, позволяя вылизывать свой рот. От Чонгука сносит крышу. Хочется позорно кончить в штаны ни разу не прикоснувшись к себе, просто от того, как чужие зубы смыкаются на кончике его языка, прикусывая, причиняя легкую боль и возбуждая еще сильнее. Ему плевать, что кто-то может увидеть их, плевать, что воздух в легких давно закончился, а голова кружится так сильно, что он теряет связь с реальностью. Ничто в этом мире не важно, кроме твердых плеч под его пальчиками и влажного от их слюны языка мужчины. Чонгук на вкус как виски. Такой же сладкий, пьянящий и обжигающий его внутренности. — Тебе нужно дышать, — хрипло шепчет Чонгук и Юнги не знает, к кому именно он обращается. Они оба жадно глотают воздух, отрываясь друг от друга с невероятным усилием. Юнги плевать на воздух, он тянется к мужчине, губами ища рот Чонгука, но альфа удерживает его на месте. Он крепче сжимает волосы на затылке, оттягивает голову парня в сторону, чуть наклоняя назад, и размашисто мажет языком по голой шее парня. Вылизывает, прикусывает, всасывает и целует. Чонгук сводит Юнги с ума, оставляя едва заметные отметки на бледной коже, срывая с губ омеги хриплые и протяжные стоны. — Ты звучишь как моя погибель, сладкий, — рычит Чон. «Пиздец», думает Юнги и стонет еще слаще.***
Ыйён первый замечает, что Юнги его избегает. Даже раньше чем сам омега. Но Юнги ничего не может с собой поделать. Его затапливает стыд, и он игнорирует Ыйёна три дня, не зная как сможет смотреть в глаза парня, не думая, что чуть было не трахнулся с его отцом в машине. Друг врывается в его комнату в общежитии, игнорируя ворчащего соседа Юнги, и заваливается на его кровать, спустя пару дней избегания. В шесть утра. В первый день осени. Подминая укутанного в одеяло друга под себя и слюнявя его ухо. Мокро и противно, думает Юнги и расслабляется, понимая, что не сравнивает Ыйёна с отцом. — Не знаю, что с твоим настроением, — шепчет младший Чон, — но больше не бросай меня одного. — Хорошо, — сонно ворчит Юнги и, впустив альфу под свое одеяло, засыпает, слушая монотонный и беспрерывный рассказ всех событий, произошедших с Ыйёном за последнее время.***
Юнги больше не касается Ыйёна так часто как раньше. Не вжимается холодным носом в его шею и не виснет на нем в универе. Странно, непривычно, но он ничего не может с собой поделать. Он решает вернуть Чонгуку его толстовку. Нехотя стирает ее, укладывает в красивый пакет и перед самым выходом запшикивает своими духами. Он решает притвориться, будто того вечера не существовало. Будто его бедра не сводит судорогой каждый раз, когда он вспоминает о широкой и сильной ладони, оставившей пару шлепков на его ягодицах. Юнги выбирает день, когда Ыйён уезжает со своим парнем на выходные в соседний город, и, надев свои рваные голубые джинсы, выходит из комнаты, спеша на автобус до дома Чонгука. Он убеждает себя, что это ничего не значит, что он просто не хочет, чтобы друг узнал о том вечере. Но соблазн увидеть в глазах альфы желание больше, чем решение прекратить мечтать о Чон Чонгуке во время мастурбации. Он поправляет большую белую футболку с глубоким вырезом и не застегивает кожанку. Альфы любят его ключицы. Чонгук открывает дверь не сразу. Юнги думает о том, что сказать. О том, будет ли неловко видеть мужчину спустя почти две недели после того вечера в машине. И о том, что он хочет повторить те поцелуи. Он поджимает губы, коря себя за такие мысли, и поднимает взгляд на открывшего дверь мужчину. Юнги сглатывает. Громко и тяжело. Чон Чонгук голый. Почти. Белоснежное, немного влажное от стекающей с торса воды, полотенце обмотано вокруг бедер альфы. Он стаскивает с головы маленькое полотенце, которым взъерошивал волосы, и оставляет его висеть на плечах, складывая руки на груди и опираясь плечом на косяк двери. Только сейчас Юнги замечает, какой же огромный Чонгук. Не просто высокий, нет, большой. — Привет, — Чонгук растягивает губы в усмешке, обводя взглядом Юнги, задерживаясь на глубоком вырезе и останавливаясь на приоткрытых от шока губах. Он толкается языком в щеку и Юнги ощущает нехватку кислорода. — Ыйёни нет дома. — Трахни меня, — низкий смех мужчины заполняет все пространство лестничной клетки. Юнги хочется сглотнуть еще раз, потому что он потек. От одного только голоса этого мужчины. Он смущен, растерян слетевшей с языка фразой, и ощущает как кровь приливает к его члену все быстрее. — То есть, — запинаясь продолжает омега, — я знаю. Ыйён уехал с парнем. Я пришел к тебе. Я хотел отдать твою толстовку. Вот. Он неуверенно поднимает руку, показывая красивый пакетик с вещью альфы и вскрикивает от неожиданности, когда большая рука альфы окольцовывает его запястье и тянет на себя. Его втаскивают в квартиру, захлопнув за ним дверь и не давая опомниться прижимают к стене. Чонгук вжимается бедрами в живот омеги, позволяя почувствовать как сильно возбужден, и сжимает рукой его горло. Полотенце слетевшее с плеч остается на полу, а омега благодарит Вселенную, что бедра альфы все еще скрыты полотенцем. Юнги теряется. В голове так много мыслей. Он думает о том, каким маленьким чувствует себя рядом с Чонгуком. Он думает о пожирающем взгляде мужчины, о том, как намокает его тонкая футболка от мокрого тела Чона, и о эрекции. О, господибожемой, он думает о стояке Чонгука. Наслаждается тем как альфа вжимается, немного потираясь бедрами о его живот и тем, как тяжело мужчина дышит, бегая взглядом по его лицу. Будто бы оценивая, что же первое он попробует. Юнги ощущает себя шведским столом предназначенным только для этого мужчины. — Сладкий, — Чонгук рычит на ухо омеги и стаскивает с него куртку, — скажи, что ты не ходишь в этой футболке на пары. Юнги стонет. Он чувствует горячий язык альфы на своей шее, чувствует мокрый след, и то, как альфа скользит рукой по его бедру. — А если хожу? — шепчет Юнги и закатывает глаза от удовольствия. Чонгук ухмыляется в его шею, подтягивает бедро Юнги вверх, заставляя закинуть ногу на себя и толкается. Он толкает бедрами, потираясь членом о промежность омеги, заставляет его стонать от давления между ног, и сжимает руку на шее парня. Сильнее впивается пальцами в нежную кожу, вынуждая Юнги рвано хватать воздух губами. — Тогда мне придется бросить работу и вернуться в университет, получать третье высшее образование. Напомни, на какой ты специальности? — Я думал ты меня накажешь, — хрипит Юнги, облизывая пересохшие губы, приковывая все внимание альфы к кончику своего языка. Он чувствует как кружится голова, чувствует как смазка пачкает его белье и стонет. — Я не твой родитель, — облизывая его подбородок, усмехается мужчина, — чтобы наказывать тебя. — Ну, — мырлычет омега, чувствуя как Чонгук ослабляет хватку на шее, — ты можешь быть моим папочкой. Юнги вздрагивает, когда слышит рычание. Настоящее, животное рычание вырывающееся из груди мужчины. Он чувствует вибрацию, прижимая ладошки к мокрой коже альфы. — Юнги, сладкий, — рокочет мужчина в его губы. — Трахни меня, — выдыхает Юнги, не давая альфе возможность договорить. Чонгук прижимается к его губам, грубо, влажно и настойчиво, все еще держа ладонь на его шее, подтягивая его бедра к себе и вжимая спину в стену. Юнги кажется, он разлетается на миллионы частиц. Он проводит пальцами по горячему телу, царапает ноготками кожу альфы и зарывается в черные волосы. Сжимает и тянет, то на себя, то от себя, подтягивает свое тело выше, становясь на носочки, стараясь еще сильнее вжаться в мужчину. Язык Чонгука врывается в его рот, мокро облизывая. Юнги не может сдержать вскрик, когда ладонь мужчины перемещается к ягодицам, надавливая на джинсы, туда, где он давно истекает смазкой. Мужчина не отрывается от его рта ни на секунду, жадно всасывает в себя нижнюю губу, прикусывая ее, и подхватывает омегу под бедра, вынуждая обхватить его ногами. Юнги прижимается локтями к плечам альфы, приподнимается, оказываясь выше, утягивая губами за собой, оттягивая его голову Чонгука назад, больно сжав волосы на чужом затылке. Парень готов кончить только от того, как член потирается о торс альфы, сквозь ткань джинс. — Чонгук, — хнычет он, — я не могу больше. Он активнее ерзает в его руках, сильнее потираясь стояком о пресс альфы и смешивает стоны с наворачивающимися на глазах слезами. Возбуждение ощущается слишком болезненно, особенно в этих джинсах. — Трахни меня прямо тут, — почти плача произносит омега. — На полу, у стены, на лестнице, где угодно. Просто войди в меня. Член пульсирует, дырочка сжимается выталкивая новую порцию смазки, а руки Чонгука сжимают его ягодицы. Мужчина кусает его губы, рвет их, и толкает ногой ближайшую к ним дверь. Юнги не был в кабинете альфы. Даже не планировал. А сейчас ему совершенно похуй на интерьер. Он лишь думает о том, как быстрее почувствовать внутри себя Чона. Чонгук отрывает его от своего тела, бережно укладывает на массивный деревянный стол и тянется к молнии джинс. А парень только и может, что разглядывать упавшую на лоб челку мужчины, покрасневшие от поцелуев губы, и спускаться взглядом к мощной шее с красными полосами, оставленными его ногтями. Он прикусывает губу, разглядывая мышцы на груди и кубики пресса. Чонгук не перекачан, кое-где проглядываются ребра, но Юнги с уверенностью может сказать: Чонгук сложен лучше, чем все, кого Юнги видел без футболки. Даже тот альфа, из какого-то порно-аккаунта в твиттере, на которого Юнги дрочил целый месяц, и рядом не стоит с Чонгуком. Плевать, что взгляд Юнги затуманен возбуждением, плевать, что разум утерян с того самого момента как в паху разгорелся настоящий пожар. Чон Чонгук самый секусальный мужчина в мире. Юнги дрожит. Внутренности завязываются в болезненный узел внизу живота, а тело простреливает судорогой, когда Чонгук невесомо касается его члена сквозь ткань джинс, растегивая их и снимая одним рывком вместе с бельем. Он глухо стонет, прикрывая рот, утыкаясь носом в сгиб локтя. Хрипит от того, насколько сексуальным кажется это движение, от того, что он чувствует себя героем какой-то манхвы. Невозможно быть настолько умелым, думает Юнги. — Смотри на меня, — Чонгук обхватывает пальцами его подбородок, крепко сжимая их и тянет парня на себя, целуя. Спускается поцелуями к подбородку, шее, задирает его футболку, открывая себе доступ к груди. Проводит языком по набухшему соску, переходит ко второму, кусает его, вырывая из Юнги очередной стон. Мужчина скользит языком по его животу, спускаясь ниже, к голым бедрам и прикусывает торчащую тазовую косточку. — Даже тут невероятно сладкий. Юнги прошибает разрядом тока, когда он чувствует горячее дыхание на головке члена. Альфа аккуратно дует на покрасневший и мокрый от собственной смазки кончик, и прижимается губами к уздечке, оставляя на ней влажный, легкий поцелуй, а после, оставляя невесомые поцелуи на внутренеей части бедра, закидывает ноги омеги себе на плечи. Эти широкие, массивные, татуированные плечи. Он не в силах смотреть на это. Запрокинув голову, больно ударяясь затылком об стол, Юнги вновь скрывает лицо в сгибе локтя и закусывает губу, пытаясь сдерживать рвущиеся звуки, ощущая как Чонгук заглатывает его небольшой ствол. На ощупь находя волосы альфы, он до боли сжимает их, когда влажность рта пропадает и Чон размашистыми мазками лижет по всей длине и помогает себе руками. Юнги растворяется в ощущениях: чувствует нарастающее наслаждение внизу живота, ощущает как пульсирует внутри рта альфы, облизывает губы, и закинув руку сжимает край стола у своей головы. Царапает ногтями дерево и закатывает глаза, когда альфа нежно собирает смазку с его ягодиц. Чонгук не отвлекается от посасывания и лизания его возбуждения, сжимает талию парня и мягко надавливает на влажную дырочку, аккуратно вводя в нее палец. Хлюпая пальцем и причмокивая губами Чон Чонгук доводит Юнги до оргазма. До выгибающего спину наслаждения, такого, что омега только и может, что наблюдать за яркими вспышками под закрытыми веками и терять связь с реальностью. Он впервые кончает так бурно. Чонгук доводит его до разрывающего на части тепла во всем теле, затуманивающего разум настолько, что омега не замечает, как в нем движутся уже три пальца. Так умело и чувственно, что Юнги кричит, поднимает голову, стараясь сфокусироваться на мужчине и неосознанно раздвигает ноги еще шире, пока пальцы альфы продолжают двигаться в нем. — Ты невероятный, — шепчет Чонгук смотря прямо в его глаза и слизывает остатки спермы с уголка своих губ. Юнги верит ему, видя каким взглядом проходится по его телу Чон, Юнги верит в то, что он невероятный. Мужчина поднимается с колен, все еще не вынимая пальцы из парня, двигая ими, раздвигая стенки, растягивая его, и накрывает тенью все тело, раскинувшееся на столе. Прижимаясь губами к его шее, скуле, краю губ, шаря рукой у его головы, в выдвижном шкафчике, и найдя то, что искал, Чонгук выскальзывает из сжимающейся дырочки. — Как ты хочешь, сладкий? — прямо в губы шепчет альфа. — Сзади, — совсем не смущаясь отвечает он. Смущаться перед тем, минуту назад делился с ним собственным вкусом, а сейчас размазывает по пальцам его смазку — тупость. — Нагни меня, положи животом на стол и натягивай так, чтобы я не смог и слова сказать. А потом придуши. Умоляю, сожми свою ладонь вокруг моей шеи. Губы альфы растягиваются в ухмылке, он нависает над парнем, упираясь ладонью на стол, рядом с чужой головой и тянет мокрую от пота и капель воды футболку вверх. Помогает окончательно снять ее. Он приподнимает его, придерживая за спину, отрывая от дерева и направляет, переворачивая, укладывая лицом в какие-то бумаги. Смятые от оргазма Юнги. — Блять, — рычит альфа. И Юнги знает, что именно вызвало такую реакцию. Знает, что альфа сейчас рассматривает огромную татуировку тигра. Проводит пальцами по тонким линиям синей краски. — Может, мне стоит называть тебя кисой? Губы Чонгука оставляют пару поцелуев-бабочек на его лопатках и Юнги судорожно вздыхает. — Нет, — шепчет альфа у его уха. Он проводит рукой у него между ног и подносит влажные от смазки пальцы ко рту парня. — Ты все же сладкий. Попробуй. Юнги приоткрывает рот, чувствует собственный вкус на языке и стонет. От ощущений тяжелого тела и касаний махровой ткани к его голым ягодицам. Чонгук отстраняется, позволяет прохладному воздуху ласкать спину и бедра парня, шуршит презервативом, открывая его и спустя мгновенье опускает ладонь на бедро парня. Омега чувствует касание члена к своей дырочке, прикрывает глаза, представляя как развратно сейчас выглядит в глазах мужчины, и закусывает костяшки собсвенных пальцев, когда альфа плавно входит в него. — Блять, как же узко, — выдыхает Чонгук. — Сладкий, ты так хорошо принимал мои пальцы, но все еще очень узкий. Юнги скребется ногтями о дерево, хнычет и поднимает бедра, когда чувствует плавные, раскачивающиеся движения внутри. Альфа наращивает темп, удерживая его за талию, проводя пальцами по контурам татуировки. Касается губами спины, целует, всасывает и кусает бледную кожу. Вынуждает хныкать и двигаться навстречу. Альфа вколачивает его в стол, обнимает рукой, приподнимая за талию, прижимая к своей груди. Юнги поднимаясь на носочки, откидывает голову назад, пока Чон шарит рукой по его телу, больно щипает соски, наслаждаясь вздохами-стонами и, все еще прижимая за низ живота парня к себе, обхватывает свободной рукой его шею. Так, как Юнги просил. Крепко, до синяков и легкого удушья. Он прогибается, до хруста, и открывает рот, стараясь вдохнуть, но альфа не позволяет. Вколачивается в парня, громко шлепая бедрами о его ягодицы и грубо целует. Раскрывает чужой рот шире, всасывая язык, вылизывая. Чонгук крадет его воздух, его стоны, его разум. Он усиливает хватку на шее, чуть замедляясь, чтобы врываться в его тело резче и яростнее. Юнги дрожит. Его трясет похлеще чем при посадке самолета в грозу. Он чувствует как дергается его член и кричит в губы мужчины, пачкая семенем стол. Он забывает, что нужно дышать, чувствует, что кислород давно закончился в его легких, и теряет связь с реальностью В глазах темнота, а в голове так пусто. Тело продолжает подрагивать, выталкивая из себя еще немного горячей спермы. Чонгук ускоряется, продолжая вылизывать его рот и кончает. Он отстраняется от его губ, оставляя между ними ниточку вязкой слюны, отпускает шею парня, убеждаясь, что не задушил его в порыве страсти и бережно укладывает на стол, позволяя прийти в себя. Сознание возвращается к Юнги рывками, мысли вновь начинают крутится в его голове, он медленно дышит, и расслабленно, блаженно стонет. Это был лучший секс в его жизни. — Мне нужно в общагу, — отрешенно бормочет он, не двигаясь с места. — Тебе нужно в душ, — усмехается Чонгук и подняв его на руки, прижимает к себе. — Завтра вернешься в свою общагу.***
Юнги больше не обнимает Ыйёна, не сидит с ним за столом на обеде, больше не тащит друга ночью есть рамён в круглосуточный. Не сразу, но с каждым днем он отдаляется все сильнее. С каждым взглядом на альфу он подмечает новые схожести между двумя мужчинами. С каждым объятием он начинает задерживать дыхание, боясь вновь почувствовать нотки того самого древесного запаха, заполнившего его легкие. Юнги понимает, что отдаляется в тот момент, когда пьяный оказывается в объятиях соседа по комнате, Чимина. Когда треск льда слышится громче чем музыка на вечеринке в квартире одного из студентов. Юнги видит как лед ломается на огромные куски, смотря в глаза хмурого и удивленного Ыйёна в другом конце комнаты. В карих глазах друга он ощущает вкус предательства. Юнги предатель: он спал с его отцом, он избегает его. — Вы поссорились? — интересуется Чимин, отпивая красное вино из бутылки. Он обнимает Юнги за талию, сидя позади и позволяя откинуться на его грудь. — Нет, — шепчет пьяный Юнги и отбирает бутылку, прижимаясь к ней губами, игнорируя льющиеся по подбородку алые капли и закрывает глаза. Он чувствует взгляд Ыйёна на себе весь вечер, пока не сбегает вместе с Чимином, вызвав такси и дрожа оглядываясь возле подьезда, боясь увидеть друга. Юнги осознает, что убивает их дружбу, но ничего не меняет. Он позволяет себе и дальше разрушать единственное, что важно в его жизни. Просто потому, что перестать хотеть Чонгука невозможно. Просто потому, что ему страшно, что Ыйён бросит его первым. Юнги больше не спит в кровати друга, даже если очень пьян. Ыйён все чаще приходит в его комнату, прижимаясь к сонному Юнги. — Мне кажется, — шепчет альфа в один из таких моментов, — я сделал что-то не так. — Ты ни в чем не виноват, — шепчет в ответ Юнги и в последний раз позволяет Ыйёну прижиматься грудью к своей спине. Следующим вечером он отсасывает Чонгуку в машине, на парковке возле общаги. Пошло причмокивает, заглатывает все глубже и стонет, когда горячая струя спермы ударяет в его горло.***
Юнги начинает запирать свою комнату на ночь, умоляет Чимина соврать о ревнивом парне если Ыйён начнет спрашивать. А через пару дней, ощущая горечь отвращения к самому себе, уезжает на выходные к родителям. Затягивая их на целую неделю прогулов пар. Он не пишет Чонгуку, радуясь, что тот в командировке. Он блокирует номер Ыйёна. И он рыдает. Каждую ночь в своей спальне, в доме родителей, он мочит подушку слезами, давит всхлипы и не может понять, почему он стал таким мудаком. Он пытается найти оправдание себе, зная, что делает Ыйёну больно, зная, что он трус. Он боится. Боится, что чувствует к Чонгуку что-то больше чем желание, что он захочет продолжать их странную связь. Боится, что Ыйён не простит, не поймет, осудит и уйдет первым. Вернуться на учебу страшно. Он приезжает в пятницу утром, пока все на парах, радуется тому, что сосед уехал на выходные к парню и, закупившись в местном супермаркете, не выходит из комнаты до конца воскресенья. Он радуется тому, что у них с Чимином отдельная ванная комната и, игнорируя правила общежития, выкуривает три пачки сигарет, открыв окно лишь на проветривание. Ему больно, хочется написать Ыйёну, рассказать обо всем и уткнуться в его плечо, плача и чувствуя как парень успокаивающе гладит его по спине. Но он не решается. Чимин пишет, что вернется поздно ночью и Юнги засыпает в обед, окончательно сбив режим. Он просыпается от настойчивого стука, когда в комнате совершенно темно. За окном льет дождь и Юнги, завернувшись в одеяло, с неохотой поднимается, чтобы открыть дверь. Чимин не сможет открыть своим ключом, ведь Юнги заперся изнутри. Он шарит рукой в поисках выключателя, щурится от яркого света, бьющего по глазам, и открывает дверь в коридор. — Я тебя, блять, убью, — рычит Ыйён и грубо вталкивает омегу внутрь комнаты, заходя и закрывая за собой дверь. Юнги замирает на месте. Его глаза широко раскрываются от шока и он немного пятится назад, стараясь увеличить расстояние, между собой и Ыйёном. — У тебя должна быть очень веская причина, чтобы объяснить всю эту хуйню. Альфа зол. Его глаза горят, он сжимает кулаки и Юнги замечает как напряжена его челюсть. Мин видел друга злым. Пару раз. Обычно в клубе или после пары по экономике у придирающегося к мелочам препода. Но сейчас, ярость волнами исходит из парня и пугает Юнги. Он осознает, что не сможет соврать. Не глядя в глаза лучшему другу, нет. У него не выйдет. Он не сможет придумать хоть что-то, чтобы альфа поверил и ушел. Юнги с жалостью смотрит на парня перед собой, и, склонив голову, присаживается на край кровати. — Я тебя чем-то обидел? — Нет, — сдерживая слезы отвечает он. Он продолжает смотреть на свои ладошки, поддевает ногтем кутикулу, царапает ее и поджимает губы, изо всех сил стараясь не заплакать. — Тогда что? — кричит парень. — Ты не касаешься меня, не говоришь со мною, избегаешь не одну неделю. А сейчас вдруг решил уехать из города ничего не сказав и заблокировав мой номер. Что, блять, происходит? У Юнги ком в горле от его голоса. От срывающихся истеричных ноток, от почти-что рычания. Грубого, злого, не контроллируемого. — Ты вдруг решил перестать быть моим лучшим другом, моей второй половинкой, а мне сказать об этом забыл, — продолжая стоять на месте, словно пошевелись он — сорвется, говорит Ыйён. — Ты самый важный человек в моей жизни, но с момента как я стал встречатся, ты решил забить на меня хуй. И я не понимаю, тебя блять не устраивает то, что у меня есть отношения или ты познакомил нас специально? — Это не связано с твоими отношениями, — тихо произносит он. — Тогда с чем блять? Потому, что со стороны кажется, будто ты свел меня с Чихо, чтобы избавиться от меня. — Я сплю с мужчиной на восемнадцать лет старше, — выдыхает омега. — И? — резко и грубо спрашивает Ыйён. — Как это блять касается меня? — Я сплю с твоим отцом… — Все еще не понимаю, почему ты, сука, сбежал и заблокировал меня, — хмуро отвечает парень. Юнги вскидывает голову, замирая, пытаясь по выражению лица друга понять, осознал ли он, что только что услышал. — Ыйён, я трахался с твоим отцом, — медленно повторяет Мин. — Юнги, — альфа вздыхает, прикрывает рукой глаза, заставляя парня на кровати напрячься, — мне похуй с кем ты ебешься. — Но, — неуверенно начинает Юнги. — И мне похуй кого трахает мой отец. Это ваше личное дело, — он подходит к кровати, устало садясь рядом с укутаным в одеяло другом и тянется к его руке, сжимая, чтобы он не продолжал раздирать пальцы. — Мне не пять и если мой отец решил спать с омегой моего возраста — я не буду топать ногами и кричать. — Я думал, — всхлипывает Юнги и поднимает глаза к потолку, удерживая рвущиеся слезы. Он ощущает тепло рук альфы, согревающее его замерзшие и пропахшие табаком пальцы и расслабляется. Отпускает все то напряжение, что копилось все это время. — Ты не умеешь думать, — шутит Ыйён. — Иди сюда, — он тянет омегу на себя, заключая в объятья и утыкается носом в его волосы. — Главное пользуйтесь презервативами ближайшие пару лет, пока универ не закончим. Не хочу один доучиваться. Юнги смеется, прижимается щекой к другу и позволяет себе расплакаться, окончательно отпуская все, что тревожило. Лед растаял, но видимо Ыйёну совершенно плевать. Юнги обхватывает альфу руками, заваливает его на кровать и чувствует, как все возвращается на места. Туда, где должно быть. — Кстати, Чихо оказался придурком, — усмехается Ыйён. — Ты совсем не разбираешься в людях, так, что хорошо, что ты с моим отцом, а не каким-то мудилой. — Ага, — бурчит Юнги. — И да, — приподнимая голову и смотря на него, говорит парень, — если ты переедешь к нему, то я съеду с общаги и вернусь домой. Так и знай, — он серьезно кивает, будто бы подтверждая свои слова, а потом, на мгновенье замирает, хмурясь. — Нет, — кривится Чон, — я передумал. Я вспомнил, что ты кричишь, когда трахаешься, так, что я на любой вечеринке знаю в какой ты части дома. Не смогу спать, когда ты вопишь за стенкой, еще и имя отца. — Фу, — смеется Юнги и вновь кладет голову ему на грудь, — ты такой противный. Ыйён смеется и откидывается на подушку, прикрывая глаза и вздыхая. В его мыслях все было намного хуже. А делить друга с отцом не так уж и страшно. По крайней мере, если все станет серьезнее, Юнги официально сможет стать его семьей. Ведь он уже самый родной для Чон Ыйёна парень.