Я здесь.

…Сатору чувствует себя тупым, вы в курсе, да? Кажется все в курсе, господи, Сатору такой очевидный. Яга ставит их с Сугуру в пару на все тренировки и задания. Сатору выясняет, что снисходительное выражение лица Гето — его дефолтное состояние, не имеющее к самому Сатору никакого отношения на самом деле и это не то, чтобы самая приятная информация. — Слушай, ты можешь лицо попроще сделать? — пот заливает повязку на глазах Сатору и он резко дергает головой, откидывая назад волосы. Они с Сугуру в тренировочном зале уже несколько часов отрабатывают навыки рукопашного боя, то есть мутузят друг друга на законных основаниях, пока Секо флегматично сидит в углу на матах и переписывается со своей ненаглядной Утахимэ. — Ну, ты сделай что-нибудь для этого, и я подумаю, — хмыкает в ответ Сугуру, проверяя пучок на голове. — Как мне на тебя еще смотреть, если ты постоянно одинаково раздражающий? Годжо уже знает, что просто вмазать Сугуру не выйдет, так же как и сходу дотянуться до него проклятыми техниками — тоже так себе идея. Они тренируются месте, изгоняют проклятия вместе и знают друг друга в этом смысле практически наизусть, так что тело реагирует быстрее мысли в подавляющем большинстве случаев. Эта слаженность уже не раз спасала им жизни, их дуэт с течением времени становился литым обточенным механизмом. Вот только между ними самими, за пределами боев и проклятых техник, все еще ничего не работало хотя бы сносно, и это очевидно давило на них обоих. Сатору казалось, что на него даже больше, чем на Сугуру и это раздражало до сжатой челюсти и капризного хныканья. В том смысле, что Годжо даже отдаленно себе не представлял, что нужно со всем этим делать, а Сугуру, скорее всего, догадывался и помогать не собирался. Козел. *** Годжо Сатору хлопает дверью комнаты. Годжо Сатору раздраженно срывает повязку с глаз, ненавидя себя за то, что на прошлом задании снова грохнул очки, причём так тупо (он споткнулся, потому что залип на эту идиотскую прядь выбившуюся из пучка Сугуру, но это секрет), а новые так и не собрался купить. Годжо Сатору издаёт звук, похожий на рёв раненой нерпы и валится на кровать с сокрушающим грохотом. Бесит. Бесит. Бесит. Бесит. Сатору гоняет это слово в голове ровно до момента, пока оно не теряет смысл, смазываясь в безликую фонетическую конструкцию и ему вроде бы даже легчает, но не надолго, потому что телефон тренькает входящим сообщением, а там снова Гето со своей этой недовольной интонацией (да, у сообщений этого говнюка есть интонация и что) спрашивающий куда Сатору унёсся и можно ли считать что этот спарринг снова остается за Гето. Сатору фыркает на телефон и отшвыривает его в сторону, не желая иметь сейчас никаких дел со всем, что связано с Сугуру Гето. Бесит. Слово снова обрело смысл, собралось из набора звуков в чёткое ощущение жжения под легкими, в электрическое покалывание кончиков пальцев, развернулось изломом бровей — Годжо даже обидно, что у этого нет зрителей, серьезно. Он встаёт с кровати и топает в душ нарочито громко, как бы сообщая всем осмысленным фонетическим конструкциям в этом помещении, что он вертел их бесконечно и шестикратно. [Гето Сугуру в соседней комнате слышит эти его шаги и прячет ухмылку, словно кто-то может его увидеть и уличить в бесстыжем веселье] *** …Сатору первый раз в жизни напуган до клокочущего крика в глотке, он еле успевает (ещё секунда и все, гребанная секунда и он бы опоздал) грохнуть это чертово проклятие, которое непонятно вообще откуда вылезло и неслось на Сугуру с четким намерением откусить тому голову. — Какого блядского хуя, Сугуру? — Годжо так напуган и зол, что ляпает имя Гето не раздумывая, будто бы ему было позволено, будто бы это обычно для них — Ты, мать твою, шаман или дама в беде? — продолжает вопить Годжо. — Ты на задание вышел или на прогулку? Смотреть по сторонам тебя не научили? — В отличии от некоторых у меня нет глаз на затылке, — рявкает Сугуру в ответ, игнорируя тот факт, что Годжо назвал его по имени. — И я тут был слегка занят другим проклятием, если ты не заметил. — Это не так работает, — Годжо сбавляет громкость и подумывает, что надо наверное подышать на счёт, потому что адреналин в крови зашкаливает и сердце бьется так, что его буквально колотит, — у меня нет на затылке глаз. — Да откуда я нахрен знаю, как у тебя там что работает — парирует Гето уже почти миролюбиво и автоматически тянется к своему этому пучку на голове. — Ты же не рассказываешь. — А ты будто бы стал слушать, — хмыкает. — Ну вообще-то стал бы, — Гето затягивает резинку и жмет плечами. — Любопытно же. Сатору смотрит на Гето поверх очков и пару раз на пробу моргает, будто бы не до конца осознавая что он только что услышал. — Ну так ты спросил бы, — уже тихо бормочет он. — Да как-то странно это, не находишь? Типа, эй чел, у тебя жесть какие странные гляделки, расскажешь откуда взял? — Я с ними родился. — Наверное всех врачей напугал. — В день когда я родился с этими самыми гляделками, — Сатору наконец тянет свою извечную ухмылку и Гето зеркалит в ответ своей, — шаманский мир содрогнулся и мрачно ахуел. — Звучит захватывающе, — хмыкает Гето, наконец встаёт и начинает отряхивать свои эти дурацкие шаровары. — Как начало диснеевского мультика. — Из диснеевского у меня только внешность. — Не льсти себе. Они переругиваются уже привычно, но без озлобленности или желания друг друга побольнее уколоть, пока ждут машину. Сатору вдруг думает, что наверное, теперь все будет совсем по другому. *** И все действительно становится другим. Одним утром Сатору обнаруживает себя у автомата с газировками, берущим себе отвратительно сладкий энергетик (чтобы все слиплось нахер) и не сладкую противную «стариковскую» минералку для Сугуру, потому что он знает, что Сугуру любит пить именно эту ошибку человеческой мысли. И ладно бы просто воду пил, но нет же именно минералку и именно не сладкую. Годжо как-то хлебнул из научного интереса и плевался минут пять, гадость редкостная. — Сугуру, эта хрень на вкус, как тряпка половая — недоумевает Сатору. — Не — хмыкает Гето в ответ — Проклятия на вкус как тряпка половая, а минералочку мою не обижай. — Это пить невозможно. — Так не пей! Сатору прячет тёплую улыбку за цоканьем и возмущением. Он совсем не знает, как правильно проявлять заботу (его не учили заботиться, его учили Красному и Синему), но потребность заботиться о Сугуру была такая явная, что Сатору обучался на ходу, как умел: взять в автомате попить обоим; зацепить себе на запястье резинку для волос, потому что вдруг у Сугуру порвётся; притащить завтрак прямо Гето в комнату после того, как он поглотил проклятие и всю ночь не спал, блевал и вообще черт знает как все это снова вывез; Сатору учится смотреть внимательно и замечать не очевидное, то как Сугуру трёт шею — значит снова спал хреново, у него кошмары, и вообще поглощение проклятий не то что бы хорошо влияет на Гето, в конце концов это темная энергия и организм Гето прикладывает много усилий чтобы все это в себе уместить, поэтому Сатору учится видеть — жаль что его шесть глаз не очень в этом помогают, но он старается — усталость в напряженных плечах, горечь в уголках губ, чем интенсивнее сарказм — тем сильнее общая заебанность, чем безжалостнее шутки — тем гуще тучи, чем каменнее покерфейс — тем сложнее Гето справляться с самим собой. Годжо не знает каких именно демонов Сугуру держит на коротком поводке, но то что они есть — понимает почти на уровне инстинктов. Сам же Сатору не знает, что делать с заботой в свой адрес и поэтому теряется, пытается защищаться (но выясняет что у Сугуру вагон терпения), потому что никто никогда не заботился о Сатору просто так, даже в детстве, эта грань между ним самим и тем что он в себе несёт по рождению, стерлась, поэтому любое хорошее к себе отношение Сатору всегда считывает как просьбу об одолжении. Как дань Бесконечности и Шести Глазам, но не в коем случае не просто заботу о нем — о Сатору. (Когда Гето это понимает, ему становится в моменте так холодно, будто бы это с ним так поступил целый мир, а не с Годжо) Сатору теряется от простых, совершенно казалось бы, естественных вещей: вот Сугуру тащит к нему в комнату приставку и они рубятся в неё до рассвета, треская снэки, вот Сатору растерянно хлопает своими невозможными глазищами, когда Сугуру ему сообщает что посмотрел три сезона «твоего этого Наруто, потому что ты постоянно про него говоришь», Сатору не знает что с этим делать, не понимает как работать с этим горячим чувством где-то в груди и внизу живота, он умеет держать дистанцию и абсолютно растерян, когда эта дистанция исчезает, когда ее так очевидно игнорируют. Сугуру на самом деле обожает видеть растерянного Сатору и делает все, чтобы почаще наблюдать его в таком состоянии. Этот яркий контраст между уверенным в себе и в своих силах шаманом и парнем, который дрожит, как лист осиновый и хватает ртом воздух, пока Сугуру внимательнейшие изучает его чувствительное местечко за ухом, обжигая горячим дыханием шею — выбивает у Гето почву из-под ног, и тот естественно цепляется за самого Сатору. Эта очередная ночь за приставкой точно зашла куда-то очевидно не туда, но никто не собирается жаловаться. Сугуру валит Годжо на спину прямо на пол, забирается сверху, прижимаясь ртом к бьющейся жилке на шее, чувствует его пульс губами, вдыхает его запах жадно, Сатору лезет руками ему в волосы, наводит беспорядок у него на голове (и в голове), Сугуру думает что умрет счастливым прямо в эту вот самую секунду и никакая техника Сёко его не спасёт. После такого не живут, он уверен. Сатору отвечает на поцелуй, Сатору жмётся ближе, наплевав на возможность сенсорной перегрузки, стонет Сугуру в губы, цепляется за его плечи, Гето отрывается от него нехотя и тяжело, чтобы глотнуть воздуха и ухнуть обратно в эту люминесцентную лазурь, в эту зашкаливающую чувственность. Он окидывает Годжо взглядом и с разлета впечатывается в эту картину — рот Сатору кровавой раной, смертельным ранением на бледном лице, влажный от поцелуев, ярко красным акриловым мазком в сумерках комнаты, картинка рябит и съезжает со звуком тяжёлого дыхания, Гето шепчет: — Блядский боже, Сатору. И целует его вновь, пьет из этого Грааля, будто в последний раз, будто бы от этого зависит его жизнь — Сатору отвечает, открывает рот, позволяя его языку проникнуть внутрь, будто бы давно этого хотел, но не знал как это получить, Гето жмурится от интенсивности общей эмоции, прикусывает губу Сатору и тут же зализывает место укуса, смазывая металлический привкус языком… …Сатору пахнет сладким. Карамельным сиропом, мороженым со вкусом баблгам, нектаринами, арбузом и солнечным светом, у Сугуру из-за его техники четкая фиксация на приятные запахи. Сатору пахнет дурацкими каламбурами, смехом невпопад, тремя сериями Наруто в четыре часа утра, привычкой грызть щеку изнутри когда нервничает, Сугуру в этом смысле сомелье, поверьте ему на слово. Сатору на вкус, как благословение Господне, Гето сожрал бы его в три укуса всего оптом вместе с его техниками, шестью глазами, эго размером с небоскрёб, даже не поперхнулся бы и облизнулся довольно в конце. Сатору звучит — как лютое техно, когда в бою, как прилипчивая попсовая песенка, когда выходной и ему встряло рассказать Сугуру все на свете прямо вот в эту минуту. Сатору звучит, как вкусный коньячный блюз, когда дышит тяжело Сугуру на ухо, пока тот зажимает его между своим телом и чертовым твёрдым деревянным полом своей комнаты. Они играли в приставку, кажется, было что-то такое. Но Сатору напялил свою дурацкую майку-алкашку, сидел сверкая ключицами, открытой беззащитной шеей и у Гето в башке что-то переклинило окончательно и вот он уже на Сатору, Сатору под ним, цепляется за его плечи и целует так, будто бы от этого зависит судьба всего мира в целом и их отдельно взятого мирка в частности. Сатору жадный, когда дорывается до того чего давно хотелось, его бескомпромиссный рот оказывается везде и сразу, Гето думает что кроме шести глаз у Годжо точно ещё припрятано в загашнике пара запасных говорилок, потому что это все нахрен уму непостижимо… Сугуру ощущается, как водопад лавы прямо на голову — всегда ощущался, Сатору запоминал людей скорее тактильно, хотя ненавидел прикосновения в принципе, но Сугуру всегда был тем в кого хотелось провалиться с головой и перекрыть себе воздух. Он растекался по венам металлической горячей крошкой, магнитился ко всем нервным окончаниям Сатору, заканчивал начатые им процессы, спускал все его взведенные курки. Когда Сатору разобрался в происходящем и непреодолимое желание вывести Гето на эмоцию любым способом, перерастающее в раздражение, оказалось простой, но такой сложной для него лично, симпатией, то жить стало как-то сразу проще и сложнее одновременно. Потому что Сатору все время ощущал самым загривком и всеми своими модными шаманскими примочками, что Сугуру всегда будто бы на шаг впереди. Пока Сатору валандается на берегу «ох мне видимо, нравится Гето», пережевывая кривясь тот факт, что не сообразил раньше, Сугуру уже где-то на середине реки, в моменте «я придумаю ему милую кличку и буду так называть, чтобы он краснел, как дурачок». Пока Сатору осторожно пробует тонкий лёд «ну да мы идём в кино вдвоём и что и что и что», Сугуру рубит прорубь и со словами «водичка кайф», сгребает Сатору за воротник, целует первый раз в полутьме кинотеатра, напористо и сладко. Сатору, привыкший быть ведущим во всем, что происходило в его мире просто по умолчанию, вдруг оказывается в ситуации, когда не хочет ничего решать, а хочет скорее для себя понять — если он заберётся на Сугуру прямо в этом кинотеатре, их просто выгонят или загребут за хулиганство и насколько сильно его это на самом деле волнует. (Спойлер: вообще не волнует. Спойлер: их выгнали) И вот сейчас Сатору чувствует лопатками прохладу пола, когда сверху на него проливается шкварчащая лава рта Гето Сугуру, его обжигающе плавное тело заземляет Сатору, одновременно отрубая от всего остального мира. Ничего не имеет значения, пока Гето вылизывает его шею, оставляя россыпь засосов на блендой кипельно белой коже, мир может сходить ко всем чертям, пока Гето припадает к его ключицам, пока его волосы тяжелым чёрным бензиновым пятном растекаются по его спине и спадают Сатору на грудь, все может идти в черту лысому, пока Сугуру… …никто кроме него не знает вкуса проклятий, никто кроме него не знает слабости сильнейшего из ныне живущих магов. Сатору на вкус, как мятная жувка, на ощупь, как чертово сексуальное домогательство. Сугуру касается тела, которое защищено барьером Бесконечности, Сугуру смотрит в глаза, в которых заключена суть любой силы. Сатору разносит его небрежный хвост на голове вдребезги, (Гето иногда думает что у Сатору какие-то личные счёты со всеми его резинками и шпильками) и тянет его на себя, хотя кажется куда уж ближе. Но Сатору жадный, вездесущий и не знающий покоя, тот факт что он оказывается снизу ни разу не мешает ему развести бурную деятельность, привычно начать управлять происходящим: — Ты сильно дорожишь этой футболкой? — шепчет, влезая своими загребущими руками под эту самую футболку, проходясь прохладными ладонями по мышцам его спины — Я почти рассчитал, как испепелить ее прямо на тебе. — Так ты тут расчетами лежал занимался? — Сугуру фыркает, оставляет ещё один поцелуй где-то на подбородке Годжо и выпрямляется, седлая его бёдра, стягивает с себя футболку. — Я многозадачный — выдыхает Сатору, сходу влетая в картину над собой. Свет от телека подсвечивает Сугуру со спины, поэтому Сатору четко видны контуры его тела: мощный разворот плеч, узкая талия, водопад волос, острая линия подбородка, лисья самодовольная усмешка — Гето откидывает голову назад, чёрная тяжёлая жидкость его волос проливается на его плечи, бликует в полутьме комнаты, просит запустить в неё пальцы. Сатору почти физически плохо от того, как сильно ему хочется Гето, его распирает изнутри и припечатывает снаружи, ахренеть какая сложная гамма эмоций. — Дышать не забывай, многозадачный, — хмыкает Сугуру, выжигая на Сатору дыру своим взглядом сверху. Если бы Сатору был городом, то именно в этот момент его ворота бы пали перед вражеским войском. Он объявляет о полной сдаче, закрывая глаза, запрокидывает голову назад, упираясь затылком в пол, он обнажает перед Сугуру шею, следуя древним животным инстинктам, он впивается руками в его бёдра, с мыслью оставить следы, сжимает крепче. Сугуру, вместо победного клича, низко стонет на грани с рыком и снова обрушивает на Сатору свой рот, своё тело, свои руки, будто пытаясь оказаться везде и сразу — тихим шепотом, тяжелым дыханием, атласом волос, терпким цитрусовым запахом — Сугуру загоняет ему под кожу иглы нежности и трепета, перетягивает ему горло жгутами вязкого, лавового желания, забирает его кислород, забивается в поры металлической жгучей нуждой. Сатору не против. Сатору очень даже за. — Черт, ты себе наставишь синяков — шепчет Сугуру, тяжело дыша — Вставай. Он резко поднимается, лишая дезориентированного Сатору тяжести своего тела, снова хмыкает самодовольно когда тот садится, пытаясь как-то сориентироваться в пространстве, тянет его за руку, помогает встать и сразу же избавляется от его майки: — Это не одежда, а грех господень, — ворчит он, подталкивая Сатору к кровати. — Я знаю, — хихикает тот — поэтому и надел. В отместку Сугуру не даёт ему упасть на кровать спиной, а толкает под коленку и роняет Сатору лицом в матрац, тут же оказываясь сверху, он прикусывает его плечо, влажно вмазываясь в его спину своей грудью, и своим стояком к его заднице. Сатору под ним капитулирует и скулит в одеяло так солоновато потно и просяще, что Сугуру в секунду приходит в полнейшую боевую готовность, то есть у него и до этого все стояло будь здоров, но когда Сатору заскулил под ним, мыслительные процессы вообще ушли на второй план, оставив вместо себя бесконтрольное желание сожрать Сатору как самое безнравственно чувственное проклятие на свете, размазывая его вкус на языке. — Блять, Сатору, — шепчет Гето сквозь зубы и приподнимается на руках, Годжо тут же переворачивается на спину — Иди сюда. — Я здесь, — отвечает Сатору на выдохе, сходу лезет Сугуру рукой в треники, не спуская с его лица сосредоточенного взгляда. Сатору говорит «я здесь» и у Гето кончается воздух, он замирает на грани выдоха и вдоха, впитывая в себя картинку целиком, вместе с запахами и звуками, на мгновение прикрывает глаза, сохраняя воспоминание, бережно оставляя этот момент для себя в будущем: «я здесь». Он знает что это важно, но не знает почему. Потом. Он подумает об этом потом, не сейчас. Сейчас Сатору добирается до его боксеров и все с той же совершенно убийственной сосредоточенностью смотрит ему в лицо, Сугуру не выдерживает и с тихим задушенным стоном снова целует его, исступлённо вылизывает его рот, пока Сатору кладёт руку на его член через белье и слегка сжимает. Сугуру кусает Годжо за губу, чувствует металлический привкус крови на языке, это будто подстегивает его ещё больше, распаляет до предела. Гето очень точно понимает, что когда дело доходит до Сатору Годжо — пределов не существует. Пределы и рамки дозволенного просто не прописаны у Сатору в исходном коде, другая модель сборки, редкая и смертоубийственная для любого, кто решит прощупать его границы. Поэтому Сугуру втягивает воздух шумно и откуда-то находит в себе силы вытянуть нагловатую усмешку, вздернуть подбородок и спросить у Сатору разъедающим шершавым шепотом: — Кто-то сказал тебе что ты можешь распускать руки, Сатору? Сатору Годжо был самым упрямым и въедливым человеком из тех что знал Гето, поэтому он почти хищно ощерился в ответ, блеснув своими глазищами: — А ты считаешь что мне нужно разрешение? Это то что было между ними всегда и глупо было бы полагать что это куда-то делось — напряжение, которое они выплескивали друг на друга в начале знакомства, переросшее в итоге в обжигающую игру «кто здесь главный», которую они разыгрывали исключительно когда уже с ума сходили от нехватки друг друга. Нежность оставалась для прелюдий, когда дело доходило до секса, они сталкивались лбами и искрили так, что Сугуру иногда боялся, что они спалят колледж в один прекрасный момент. Масамичи очевидно не оценит. Рука Сатору никуда не спешила пропадать, наоборот, Сатору снова сжал его и Гето держал лицо на последних крупицах здравого смысла и на азарте. Окей, со здравым смыслом это он врет конечно, какой тут к черту здравый смысл, вы видели это вообще? Сатору красивый. С этим сложно спорить если у тебя имеется хотя бы один зрячий глаз и зачатки разума. Вся эта необычная безумная белизна волос, его эти невыносимые, почти ультрафиолетовые глазищи, в ореоле будто выжженных белёсых ресниц, резкость его фигуры, углы и линии, ямочки на щеках, когда Сатору смеется — люди становились жертвами его сомнительного обаяния целыми толпами, никто не уходил живым. Ещё одна суперсильная проклятая техника Годжо Сатору — обезоруживающая интимная чувственность, отзывчивость его тела к рукам и губам Сугуру — та самая, которой Гето ничего не мог противопоставить. Сатору сводил его с ума в любой ситуации, даже если просто дышал — Сугуру на всякий случай приятно напрягался где-то внутри, потому что никогда не угадаешь в какой именно момент Сатору посмотрит из-под ресниц, поверх очков, приспустит повязку с глаз. Это всегда было выстрелом, обещанием, признанием, просьбой — чем угодно и всегда обезоруживало и без того не спешившего защитить себя Гето. Не от Сатору. Никогда от него. Сатору научил его чувствовать себя победителем даже если Гето проигрывал ему с треском. — У меня времени много, я подожду, — хмыкает Сатору, наблюдая, как Гето из последних сил не даёт заднюю, не двигается, не предпринимает никаких попыток хоть как-то продолжать то что они начали. Сатору видит, как дёргаются и дрожат мышцы его пресса. Враньё. Сугуру слышит это так ясно и чётко, будто тело Сатору было его телом, он видит как бьется бешено жилка на его шее, видит как скачет на запредельных скоростях его пульс, он чувствует жар его тела под собой и то с каким нетерпением Сатору продолжает его касаться. Сугуру опускается на него с тяжелым вздохом, упирается лбом в его лоб, проходится рукой по его груди, прессу, скользит ниже, добирается до его стоящего члена и запускает руку сразу Сатору в белье. Грязная игра. Против правил. Сатору хватает ртом воздух, не ожидавший такого прямого прикосновения к себе, он не успевает сориентироваться и скулит, закрывая глаза, вздёргивает брови. Сугуру улыбается хищно, касается губами подбородка, шеи, двигает рукой на члене Сатору на пробу пару раз и Годжо тут же всхлипывает, его руки оказываются в волосах Сугуру: — Не честно, — выдыхает он. — Напиши на меня жалобу, — хмыкает Сугуру, прикусывая чувствительное местечко под кадыком и тут же зализывает место укуса. — Тебе в следующей жизни зачтется, — хнычет Сатору, потому что рука Гето все ещё на его члене и движется очевидно медленнее чем Сатору хочется — Будешь всю жизнь мучиться. — Я и сейчас мучаюсь, — Гето отрывается от него, подтягивается на локтях, тянется к подушке и вытаскивает из-под неё тюбик смазки и презервативы. — Каждый божий день испытываю несовместимые с жизнью мучения. — Это какие? — Потом расскажу, — Гето швыряет смазку и презервативы рядом на кровать и без перехода снова целует Сатору. Они целуются как сумасшедшие, в процессе все же избавляясь от остатков одежды. Гето стягивает с Сатору боксеры и тут же устраивается между его разведённых ног, подминает его под себя, оглаживая его бёдра, ведёт по его коже кончиками ногтей, вызывая мурашки у сверхчувствительного Сатору. Сатору лапает Гето везде куда может дотянуться и там где его прикосновения не вызовут новых строгих интонаций. Сугуру иногда третировал его страшно, как пса натаскивал — это можно, это нужно, это нельзя пока я не разрешу. Сатору естественно забывался и лез, а иногда не забывался и лез просто так, что бы посмотреть что будет — эффекты всегда были разные. Он мог получить охреневшего от его выходок Сугуру, дышащего тяжело, нагибающего его прямо в пустом классе колледжа, мог получить тяжелый взгляд из-под бровей и нарочито растянутые ласки, которые минут через сорок считывались Сатору исключительно как пытки, мог, как сегодня, наблюдать как Сугуру борется между желанием слезть с него и желанием трахнуть его в сию же минуту, без растяжки, просто потому что Сатору нарвался. А Сатору сходил по нему с ума в любом агрегатном состоянии, Сугуру ощущался как сквозное в череп — навылет, мозги по стенке, кровавые брызги и запах пороха. Сугуру с его литым телом, с его волосами, которые Сатору наматывал на кулак, пока Гето ему отсасывал, Сугуру с его пластикой хищника перед прыжком, с его не сладкой минералкой, с большими тёплыми руками, с охренительным абсолютно членом, который, так кстати, железно стоял именно на Сатору — все это действовало на Годжо, как смесь транквилизатора с эйфоретиками. Полный вынос кабинета. Годжо смотрит на Сугуру между своих разведённых ног и в его эфире начинаются классические помехи, потому что Гето смотрит на него в ответ так, что у Сатору пальцы на ногах поджимаются, он был готов весь шаманский мир отдать за этот взгляд, все свои проклятые техники, глаза и даже коллекцию футболок с дурацкими принтами — вообще плевать, лишь бы Сугуру не отводил взгляда. Гето щёлкает крышкой тюбика смазки, греет ее на пальцах, и принимается растягивать Сатору, когда тот на самом деле готов уже терпеть любую боль лишь бы… — Сугу, — хнычет он, подаваясь бёдрами вперёд, когда Сугуру проталкивает в него уже три пальца — Хватит, я готов. — Сатору, — Гето звучит укоризненно, будто бы первокурсника отчитывает, — будь терпеливее, — голос Сугуру прямо на ухо это тоже запрещённый приём, — и получишь все, что хочешь. — Я хочу твой чертов член в своей чертовой заднице — Сатору откидывает голову назад, смаргивает слезы, это просто невозможно. — Ты деспот и тиран… ох блять. Сугуру хмыкает, нащупав простату и давит на неё кончиками пальцев, Годжо подкидывает на кровати и выламывает, от резкого разряда наслаждения, в пояснице. Он вцепляется в простынь под собой и скулит что-то неразборчиво, но определенно положительно. — Сугуру — Годжо катает его имя на языке как карамель на палочке, разбивает на слоги, тянет гласные — Иди ко мне. — Я здесь, — шепчет Гето, раскатывает по своему члену презерватив и толкается в Годжо, параллельно выцеловывая его ключицы — я здесь, Сатору, просто расслабься, хорошо? Сатору мелко кивает и протяжно мерно выдыхает, подавляя желание просто уже насадиться на член Сугуру одним мощным рывком. И дело даже не в том что Сатору боится принести себе вред, нет, дело в том что если это случится и Сугуру поймёт, что причинил ему боль, то будет корить себя, а Сатору не хотел быть свидетелем его душевных мук, у Гето и без этого есть, о чем переживать. Сугуру наконец входит в него до самого основания, роняет тихий стон куда-то Сатору в шею и замирает, давая ему время привыкнуть к этому ощущению абсолютно удовлетворяющей наполненности. Сатору требуется от силы секунд двадцать и он шепчет: — Двигайся, — резкий то ли вдох, то ли всхлип — Сугу, пожалуйста. И разве Сугуру может отказать ему хоть в чем-то? Он начинает двигаться в нем, сначала медленно и размеренно, раскачиваясь, он плавно переходит от осторожных толчков в эту обжигающую сумасшедшую узость, к мощному амплитудному проникновению, когда его член практически выходит из Сатору, чтобы загнать его обратно по самое основание, точно попадая по простате. Сугуру движется на нем и в нем, одной рукой прочно фиксируя бёдра Сатору на месте, не давая ему даже призрачной надежды на то, что он сможет перехватить инициативу, Сатору на самом деле даже не собирается. Нет, не сегодня. Сегодня он лежит под Гето, принимая все, что тот хочет ему отдать, Сатору стонет, задыхается, хнычет и просит, Сатору разводит ноги шире, закидывает одну прямо Сугуру на плечо, тот хмыкает одобрительно, следом стонет низко и почти хищно, проводя рукой по его икре и ниже, он продолжает практически натягивать Сатору на свой член, выпрямляясь и не отводя от него взгляда. Никто кроме него не знает вкуса проклятий. Никто кроме него не видел Сатору таким — нуждающемся, просящим и умоляющим. Сатору под ним сейчас — нагая проклятая техника абсолютного чистейшего блядства. Запрокинутая голова, бледная, испещрённая красными яркими следами засосов шея, острые ключицы, открытый в немом стоне рот с обкусанными кровящими влажными губами. Сатору внутри узкий и горячий, снаружи он абсолютно невыносимо красив, Сугуру понимает, что долго он конечно, не протянет. — Сатору, детка — зовёт Гето, тянется рукой к его лицу, хватает за подбородок, давит большим пальцем на его губы. Годжо стонет почти недовольно, потому что Сугуру начал двигаться медленнее, он открывает рот, вбирая его палец, тут же проходится по нему языком, облизывая и начинает его сосать. Гето от этой картины ведёт окончательно, он снова делает над собой усилие, чтобы не кончить прямо в этот самый момент, а это чертовски сложно, когда Сатору сжимает его внутри так крепко и так горячо. Гето вдыхает шумно сквозь стиснутые зубы и начинает двигаться быстрее, нехотя убирает свой палец изо рта Сатору, начинает ему надрачивать, параллельно трахая его так, как ему хотелось на самом деле — хищно, быстро, эгоистично и максимально глубоко, оставляя второй рукой на его его бедре следы от пальцев, которые точно потом нальются синяками, но Гето знает что Сатору это нравится — метки на теле, грубая сила, жадность, жажда на грани похотливого помешательства. Сатору заводило позволять Гето все что угодно, сам факт того, что это делает Сугуру превращал все происходящее в потребность близкую к лихорадочной нужде. Поэтому когда рука Гето исчезла с бедра Сатору, для того чтобы через мгновение сжать его шею — Годжо попрощался даже с остатками каких-то связных мыслей. Гето трахал его неистово, почти исступлённо, теряя на этой финишной прямой практически все человеческое, он вколачивал Сатору в кровать, параллельно перекрывая ему кислород в буквальном смысле, Сатору отдавался происходящему в полный рост и со всеми потрохами: — Сильнее — сдавленно просит он — сожми сильнее. Гето ломает рот в ухмылке, сжимает руку на горле Сатору сильнее и наклоняется прямо к его уху, продолжая таранить своим членом его простату, Гето шепчет на грани слышимости, чувствуя как Сатору сжимается вокруг него, он просит: — Сатору, посмотри на меня — у самого Гето, тоже практически не осталось времени, он чувствует как жаркий узел внизу его живота начинает развязываться, пуская по позвоночнику первые разряды удовольствия. Сатору распахивает глаза послушно и Гето видит что его зрачок настолько широкий, что за ним практически не видно этой бешеной бесконечной лазури. — Главное мучение, которое я испытываю — шепчет он, отвечая на ранее заданный вопрос, хватаясь за реальность из последних сил — это тот факт, что я не могу находиться внутри тебя постоянно. И это оказывается тем, что толкает Сатору за грань. Он выгибается, скуля и пачкает своей спермой грудь, кажется даже на какое-то мгновение теряет сознание, пока Гето дотрахивает его в три толчка и кончает следом, роняя голову Сатору на плечо. Они лениво целуются после, так и не вернувшись к приставке, Сатору практически лежит на Гето, растекшись по нему довольным сытым котом: — У меня не шея, а пиздец — бормочет он полусонно — как я это в такую жарищу спрячу? — Так не прячь — хмыкает Сугуру — Секо хоть успокоится. — А она волнуется? — Ну типа того. …рассвет застаёт их спящими в объятиях друг друга, солнечный луч косой линией искрит в волосах Сатору, падает тому на лицо и он зарывается поглубже куда-то Гето в ключицу, не желая просыпаться. Сатору спокойно. Тяжёлая рука Сугуру у него на бедре ощущается слишком правильно, будто бы именно там ей самое место. Через сорок минут они встанут и их утренняя рутина будет полна неловких улыбок и будто случайных прикосновений, они выползут на общую кухню и Сёко, оглядев россыпь ярких засосов на шее Годжо радостно цокнет: — Ну наконец-то! И просто сделает им чай. Без сахара. Жестокая женщина.