Спасение

Детство

Сатору всегда были интересны странные вещи. В большинстве случаев он задавался глупыми вопросами по типу: «а что бы было, если бы бобры действительно захватили мир?» и «почему у людей нет хвостов». В детстве это еще принимали за желание узнать мир, но к восьми годам все вокруг начали уставать от этого безумного потока мыслей и старались избегать ответов на вопросы Годжо. Тогда—то он и понял, что, по сути, никто в этом мире не интересуется темами, на которые хотелось бы найти ответы. Он начал думать про себя, реже выставлял свои мысли напоказ и считал, что так придется прожить всю оставшуюся жизнь, размышляя о том о сем, в надежде найти хоть кого—то, кто смог бы его понять. —Интересно, а растениям больно, когда на них гадают и отрывают им лепестки?—Годжо, сидя на скамейке в парке и дожидаясь родителей, отошедших в магазин за мороженым, услышал как мальчик примерно его возраста, сидя на корточках и разглядывая мелкие ромашки, тихо задавал вопросы сам себе. Возможно, вы скажете: «Как можно оставить ребенка одного в парке?»—но это была личная прихоть Сатору. В магазин, в который обычно ходили родители, работала женщина, которая вечно тискала его за щеки и приговаривала, что много мороженого есть нельзя. Но кто решил, что много мороженого—вредно? Она? Годжо сильно сомневался, что женщина, способная закрыть своим телом проход в магазин, ест мало мороженого. В его голове был полный диссонанс и он напрочь отказался снова видеться с продавщицей. —Знаешь, возможно, им и вправду больно. Это как рвать волосы на чьей—то голове. Это вообще может прозвучать глупо для ушей взрослых, ведь у растений нет чувств и они не могут разговаривать, но как по мне, все в мире, что считается живым, имеет чувства,—Мальчик, не прекращая рассматривать цветы, прислушался к монологу Сатору. Действительно, его доводы были довольно убедительны. Растения же могут дышать, значит отсачти они могут считаться живыми. А если они живые, есть шанс, что у них есть чувства? Немного помолчав и, видимо обдумывая слова Сатору, мальчик поднялся и направился в сторону скамейки, где сидел Годжо. —Я Гето Сугуру!—Сугуру протянул свою маленькую ручку в качестве знакомства. Сатору внимательно смотрел ему в глаза, пытаясь понять, почему этот мальчик решил с ним дружить, при этом не сказав ни слова после его беспринципного монолога. В глазах Гето читались только безудержный интерес и бескрайняя доброта. Как будто он никогда не видел зла или просто игнорировал его существование, а может даже боролся с ним лично! Именно в тот момент Сатору осознал, что никто и никогда не смотрел в его глаза так долго. Люди боялись этого пронизывающего взгляда, да так, что и двух секунд продержаться не могли и от неловкости переключали свое внимание на какую-нибудь другую точку. Все эти мысли промчались в голове Сатору кубарем, сталкиваясь друг об друга и мешая нормально мыслить. Для него было в новинку видеть человека, который искренне хочет подружиться с ним, не зная толком ничего о нем. —Я годжо Сатору,—решено! Теперь он ни за что не отступится от дружбы с этим человеком.

2 класс средней школы

—Слушай, Сугуру, что-то жарковато в классе, может сходим за газировки?—Стояла весна, повсюду цвела сакура, а парочки, разгуливающие по всему Атами, уже просто наводили дикую тоску. Годжо, смотря на них, чувствовал приторный вкус на языке, как будто он съел чересчур сладкий чизкейк, посыпанный сахаром сверху. —Да, действительно,—Гето отвлекся от учебника и посмотрел в окно. На улице действительно было жрако, солнце пекло, а кабинет как назло находился на солнечной стороне.—Не боишься опоздать? У нас не так уж и много времени до следующего урока,—в конце концов, Сугуру перевел свой взгляд на безмятежно покачивающегося на стуле Сатору. Его волосы совсем отросли и мешали глазам, из-за чего Годжо при первой же возможности зачесывал их рукой наверх. Это, конечно, ему не сильно помогало, так как они все равно падали обратно на лицо, но на пару секунд ему становилось легче даже дышать. Сугуру рассматривал его всего пару секунд, но что-то подсказывало ему, что он перестал дышать за это короткое время и вроде как сердце пропустило удар. Но так ведь не бывает, правда? Сердце всю жизнь работает автономно, а значит, если бы оно пропустило удар, то Сугуру просто бы упал замертво, не так ли? Наверное, это все весна виновата. По правде говоря, он всегда восхищался Сатору. Этот белобрысый всегда мог найти решение любой проблемы, ответ на любой вопрос, никогда не оставлял нерешенным дело, которое было крайне важным для него, и Сугуру понял это еще тогда, рассматривая ромашки в парке. Вся жизнь Сатору была похожа на книгу или сериал, где он сам главный герой. Выделяющийся, харизматичный, способный облететь весь мир на воздушном шаре за 5 дней, а потом сойти на землю так, будто ничего и не случилось важного. Как будто для него все происходящее обыденность. Сначала смотришь на него и кажется, что он самый эмоциональный и гиперактивный человек на планете, но как только отводишь взгляд, он будто теряется в своих же мыслях и совсем перестает понимать, какие эмоции вообще существуют. —Если опоздаем, скажем, что помогали переносить мольберты девочкам из художественного кружка,—сказал Годжо, потихоньку вставая из-за парты и рыская по карманам школьной формы, в поисках мелочи.—Ээ…Либо газировка отменяется, либо мой лучший друг платит сегодня за меня. —В очередной раз,—конечно, Гето не мог не подметить то, что Годжо постоянно забывал деньги, а может даже специально их не брал, зная, что Сугуру не оставит его в беде и все-таки оплатит ему баночку газировки или какую-нибудь сладость. И Сугуру действительно не мог ему отказать. —Ну зато ты самый лучший!—Закинув руку на плечо Сугуру, Сатору широко улыбнулся и начал тыкать в щеку Гето, чтобы добиться такой же широкой улыбки от второго. —А-а-а, Сатору, отвали!—Сугуру всеми силами попытался отделаться от друга, но все попытки оказывались тщетными, поэтому он сдался и натянул самую саркастичную улыбку на свете, получив в ответ: «Во! А ты еще жалуешься!». ±•± —Эй, как думаешь, что будет буквально через пару лет? Что станет с миром, когда нам будет 17 или 18 лет? А что будет… с нами? Будем ли мы так же дружить?—Гето еще ни разу не слышал таких вопросов от Сатору. Обычно он не думал о том, что будет в будущем, просто плыл по течению, его не волновало что будет с миром или с ним самим, как только выпадалась возможность спросить у него о будущих намерениях, он либо отшучивался, либо говорил: «Мне все равно»,—и переводил тему. Именно поэтому Сугуру напрягся. Ему было непривычно слышать такие серьезные заявления, оттого поток страшных мыслей хлынул, как цунами. «Действительно, а что будет? А вдруг мы больше не будем дружить, никогда не встретимся? А вдруг…кто-то из нас просто умрет. А если умрет Сатору? Что будет? Как я буду жить дальше? А что если…умру я?» —С чего ты такой загадочный?—все-таки параноиком побыть он еще успеет, лучше не думать о таких мрачных вещах, а просто плыть по течению, как и всегда.—Лично я считаю, что все будет хорошо и неважно, что будет с миром, если… Сугуру не успел договорить, потому что обоих отвлек шум, исходящий из-за угла. Переглянувшись, они поняли друг друга без слов и решили тихонько заглянуть в соседний коридор и узнать, что же там происходит. —Дурацкий, идиотский, просто невыносимый мольберт!—на самом деле ситуация была довольно смешной, учитывая, что девочка ростом 160 сантиметров с гримасой злобы и отвращения топтала мольберт ногами, вдобавок покрывая его всеми обзывательствами мира. Сугуру даже в момент стало жалко этот мольберт, который подвергся жестокому буллингу со стороны четырнадцатилетней девочки из средней школы.—О! Слушайте, помогите мне дотащить этот тупой мольберт до класса,—все-таки заметив двух одногодок, подсматривающих за ней, и, видимо, совершенно не стыдясь своих действий, сопроводила свою тираду еще одним пинком по мольберту. —Эй! Вообще-то принято говорить «пожалуйста» в таких случаях!—Годжо отошел от ступора первым, особенно после того, как задели его бедное эго, заставляя пресмыкаться и таскать какие-то мольберты. —Сатору, будь повежливее, она явно не в настроении, чтобы угождать хоть кому-то, а мы все равно опаздываем на урок, и теперь не придется выдумывать кому и с чем мы помогали, особенно если дама нам поможет и подтвердит, что мы задержались именно из-за нее,—Сугуру с теплой улыбкой на лице повернулся к девушке, как бы намекая, что у нее вовсе нет выбора и ей придется оказать взаимную помощь. —Ладно, я скажу вашему учителю, что вы помогали мне, доблестные рыцари, блин. Я Секо Иэйри если что. Вас двоих я знаю, о вас вообще вся школа знает после инцидента с окном. —Вообще-то окно было разбито по случайности! —Значит, все-таки ты его разбил?—Секо с ухмылкой подметила то, что Сатору первый откликнулся на эту фразу. —Нет. Его разбил портфель, а я рядом стоял, Сугуру вообще потом через него и сбегал, а я получил от директора больше только потому, что задыхался от смеха на полу, и меня поймали первым, в то время как мой лучший друг сбегал!—Годжо наигранно надул губы и отвернулся, делая вид, что вселенски обижен, хотя просто не может сдерживать улыбки от воспоминаний о том счастливом дне. Сугуру тогда звал его быстрее вылезать из окна и сматываться, пока учителя не пришли на звук, но Сатору был слишком занят тем, что выбивал из легких воздух от смеха. В итоге оба оставались убирать по два класса в течение месяца в качестве компенсации. —Я ведь знаю, что ты там лыбу давишь, хватит делать вид, что все еще обижен на то, что я спрятался буквально на три секунды. Я ведь как услышал, что тебя ругают, сразу вернулся. Я вообще-то думал, что ты не такой дурень и соизволишь спрятать свою задницу,—на самом деле Сугуру и сам чуть ли не валялся в истерике тогда, но хоть кто-то же должен был сохранять холодный ум в такой ситуации. —Ну вы больные, конечно. Примите меня в свою группировку наркоманов,—Секо внимательно слушала их перепалку и действительно вдохновилась этими двумя. По сути у нее не было друзей в школе. Да, она общалась с девочками из класса, но они были скучными и не было никакого разнообразия в общении. Они были…картонными? Но Сатору и Сугуру были наполнены энергией, интересной и жизнью. Как будто они излучали свет, просто находясь рядом друг с другом. Секо тоже искала такой свет. Она хотела тянуться к свету, который пыталась найти всю свою жизнь, но никогда не находила ничего (и никого), что могло бы ей помочь. —Только если ты будешь называть меня сильнейшим и величайшим Годжо Сатору каждый день,—Сатору уже невозможно было понять в этом плане. Либо он просто шутил, либо реально хотел, чтоб его так называли. —Я могу называть тебя только дурень. —Тогда ты не принята. Ай!—не успев даже сказать, Годжо отхватил подзатыльник от Сугуру.       

1 класс средней школы

—Годжо! Годжо, слезь с него!—истошно кричал учитель, пытаясь оттащить Сатору от Сугуру. На щеке Годжо уже красовался синяк, губа была разбита, а лицо было скорчено от злобы. —Гето Сугуру, не думай даже!—только у учителя получилось оттащить Годжо, как Сугуру вскочил и уже был готов броситься снова на Сатору, как здравый смысл вернулся к нему и он опустил руку. Выглядел он тоже неважно: бровь была разбита, а под глазом вырисовывался фиолетовый фингал.—Оба к директору! Живо! —Учитель, мне кажется им стоит сначала сходить в медпункт,—мужчина обернулся на Секо, стоявшую позади и всю запыхавшуюся, видимо, она только прибежала сюда. —Хорошо, отведи их в медпункт и проследи, чтоб они не дотрагивались друг до друга и сидели желательно в разных комнатах. А вы двое! От вас можно ожидать чего угодно, но чтоб вы подрались друг с другом просто невообразимо! Как закончите в медпункте, сразу же в учительскую, будем разбираться,—учитель кивнул Секо и направился в сторону кабинета директора. Как только он скрылся на лестнице, Секо отнюдь не медля, подошла к друзьям. —Вставайте, пойдем в медпункт,—Сатору и Сугуру молча встали с пола и, стараясь не смотреть в глаза Секо (друг на друга смотреть даже не хотелось), направились к медпункту.—А вы чего уставились? Всё? Посмотрели представление? Идите по классам,—Секо очень злилась. Она ненавидела, когда кто-то из них троих ссорился, но когда ссорились эти двое, было совсем не по себе. Ощущение было такое, будто ее заставили пожевать земли, а потом запить все это самым крепким эспрессо. Она дорожила обоими и не могла терпеть, когда происходили стычки. Но такого, как сейчас, никогда не было, они никогда не доходили до драк, максимум словесные перепалки, потом, получая по подзатыльнику от Секо, мирились. Иэйри и не заметила, как все разошлись, а она все так же стояла, утопающая в своих мыслях. Даже Годжо и Гето уже не было. Возможно, они уже дошли до медпункта. В надежде, что по пути они не устроили еще одну драку, Секо поспешила за ними, ожидая самого тяжелого и длинного разговора в своей жизни с каждым из них. В медпункте стоял приятный запах медикаментов, солнце светило сквозь жалюзи, а теплый ветер задувал через окна и такая атмосфера всегда наводила на Иэйри чувство спокойствия и приятной тишины. Ей неспроста нравилась атмосфера школьного медпункта. Она давно решила, кем хочет стать. Она хотела помогать людям, и профессия доктора идеально подходила под этот пункт. Она даже напросилась быть ассистенткой медсестры в школе, чтоб знать хотя бы базовые вещи, чтоб, в случае чего, помочь кому-нибудь. Несмотря на свой тяжелый характер, Секо хотела доказать, что она чего-то стоит, что она не зря родилась, что ее существование не бессмысленно, что она найдет свет среди помощи другим и сможет дарить это тепло кому-то другому. Вся ее жизнь состояла из падений: родители развелись, когда Иэйри только исполнилось полгода. Отец страшно запил и мать не могла вытерпеть этого и потребовала развод. После их расставания он никогда не появлялся больше, не пытался найти дочь и, что не удивительно, не пытался узнать как мать Секо растила дочь самостоятельно. Ее мама была очень доброй женщиной, всегда твердила, что нужно отдавать свою любовь людям, чтоб они передавали ее следующему поколению, а те следующему и так далее, ведь нельзя, чтоб любовь погибла, ведь вместе с ней погибнет и весь мир. Секо всегда внимательно ее слушала и тихо восхищалась, она считала, что ее мама — самый мудрый человек, которого она когда-либо знала, что никого в мире ей не надо, только маму рядом. К сожалению, этот прекрасный рай, наполненный светом, закончился слишком быстро. «Прости, малышка, мама сейчас болеет, ей нужен небольшой отдых»,—мама Секо увядала на глазах. Постоянная работа, невозможность купить себе новую теплую одежду на зиму сделали свое. «Мы сожалеем, но мы не можем ничем помочь. Боюсь, ей осталось пару недель. Извините»,—равнодушный тон доктора невозможно было не расслышать. К несчастью, бедная женщина попала именно в ту клинику, где деньги дороже человеческой жизни, и маленькая Секо была вынуждена просто стоять рядом со своим дядей, разговаривающим с доктором, без возможности что-либо изменить. Маленькие люди в этом мире же ничего не значат. Секо поняла это именно в тот день. «Иэйри, будь сильной. Ты у меня такая умница, я знаю, ты справишься,—рука молодой женщины гладила головку девочки, постоянно приговаривая, что Секо должна быть сильной,—неси свет,»—звук аппарата жизнеобеспечения оглушительно отозвался в ушах Секо длинным гудком, рука на ее голове ослабла и упала. «Мама… Мама? Мама! Мама, нет не уходи, слышишь?! Мама, пожалуйста!»—в палату врываются врачи и один из них берет Секо на руки, выводя ее из палаты, постоянно приговаривая: «Все будет хорошо…». Дальше все как в тумане, дядя забирает ее в свою тухлую темную квартиру, почти не разговаривая с ней, и маленькая девочка вынуждена заниматься своим воспитанием самостоятельно, ведь ее дядя не способен буквально ни на что, он постоянно пил и периодически устраивал побоища. Со временем она научилась заступаться за себя и к одиннадцати годам стала полностью самостоятельной. Она покупала продукты в дом, там же и убиралась, сама нашла себе школу и уговорила дядю подать документы. Конечно, все это она делала не из желания помочь как-то своему опекуну, все это делалось для поддержания ее собственной жизни. Все эти события часто всплывали в памяти, ведь больше ей не о чем было думать, это стало ее личной клеткой, из которой она не могла сбежать. Однако, в один день она встретила двух балбесов, которые, по сути ничего не делая, вытянули ее из этой пропасти, дали надежду на то, что ее душа все еще способна функционировать, что она сама способна дышать. Они поделились с ней своим светом. И они стали первыми людьми, которым она смогла довериться, рассказать обо всем, поделиться чувствами. Они действительно стали ее лучшими друзьями. И именно поэтому она не могла допустить ссор между ними. И именно поэтому медпункт сейчас казался минным полем, где один неверный шаг и ты подорвешься на месте. Выдохнув, она все же решилась открыть дверь в кабинет, готовясь увидеть ужасную картину, на которой Сугуру пытается зарезать Сатору скальпелем. Но этого не произошло. Вместо этого она заметила одного Сугуру, сидящего на ближайшей к окну койке. Ветер колыхал его челку в разные стороны, а сам он был угрюмее тучи, из-за чего даже не заметил как кровь уже стекала от брови к глазу. К счастью, медсестры не было на месте, что позволяло ей поговорить с обоими без лишних ушей. Иэйри молча подошла к столику, на котором лежало все, что нужно для оказания первой помощи, и взяла ватки, перекись, чтобы обработать ранку на брови, и мазь для синяков. —Годжо в каморке,—каморкой в медпункте называли отдельную палату, потому что она была очень маленькой, там с трудом могло поместиться два человека. —Видимо, ты на него сильно злишься, раз называешь по фамилии. —Наверняка я злюсь не сильнее тебя. —Угадал. Но все же, сегодня я буду помягче, так и быть,—Сугуру хмыкнул, но через секунду зашипел от резкой боли, нанесенной перекисью в безжалостной борьбе с микробами, поселившимися в свежей царапине.—Я слушаю. —Знаешь, это может прозвучать странно, но лучше тебе услышать полную историю от Сатору. Я… Я не знаю даже, как это произошло и почему все привело к тому…к чему привело,—Сугуру уже не знал, куда деть свой взгляд, поэтому он просто уставился в пол, старательно избегая взглядов Секо.—Я знаю, что ты не в восторге от этого всего… Не успел он продолжить, как Иэйри шикнула и кинула на него осуждающий взгляд. —Пойми, сейчас не так важно, что думаю я. Сейчас важно, чтоб вы оба остыли и поговорили друг с другом. Я всегда буду рядом с вами, даже если вы безбожно отвернетесь, я буду рядом, чтоб помочь вам. —Ты слишком много отдаешь себя, Иэйри. —Возможно. Но тут уже мои личные причины. Вы оба просто нужны друг другу, как воздух, и я не верю, что вы сможете оставить все просто так,—Секо взяла Сугуру за подбородок, чтоб наконец-то встретиться с ним взглядом.—Расскажи мне. Хотя бы вкратце,—пока Сугуру собирался с мыслями, Иэйри выдавливала мазь на пальцы и пыталась сама додуматься до причины их драки. На самом деле это могло быть что угодно, но они никогда не переходили границу. Что же произошло в этот раз? —Он плохо отозвался о моих родителях. Я понимаю, что он наверняка шутил, но его шутки перешли границу и я взбесился и не смог сдержать себя,—Секо аккуратно нанесла мазь, а затем кивком показала, что она слушает, и, взяв все использованные ватки и мазь, понесла расставлять все по местам.—Дело в том, что мы с одноклассниками обсуждали профессии родителей и вообще, кем бы мы хотели быть в будущем. Кто-то из ребят сказал, что родители Сатору крутые, потому что богатые,—по мере его рассказа он все активнее и активнее жестикулировал, что указывало на снова накатывающую злость,— а затем Сатору посмотрел на меня и сказал: «Ну а твои родители чем-то занимаются в своей деревне?». Ты представляешь? При всем классе! Я ведь этому придурку доверил и рассказал, что родители на последние деньги отправили меня учиться сюда. Нет, я, конечно, не стыжусь своих родителей, но я не хотел бы лишних проблем от этого с тупыми идиотами в школе,—Сугуру явно завелся снова, пока пересказывал всю историю. Он аж весь покраснел от злости и начал часто дышать.—А самое идиотское во всей этой ситуации то, что я даже не знаю, с чего он начал все это! Это просто идиотизм! Я не буду с ним разговаривать, пока он не провалится под землю раз десять и только потом я подумаю о том, чтоб подумать о прощении этого ублюдка. Секо внимательно вслушивалась в каждое слово, пытаясь найти корень проблемы, но все тщетно. Она действительно не понимала, что могло заставить Сатору такое сказать. С одной стороны, это не звучало так обидно, как кажется, но, зная Сугуру и его милейших родителей, с которыми Годжо и Секо посчастливилось познакомиться одним летом, когда Гето позвал их на неделю к себе домой, невозможно было сказать хоть что-то плохое или неуважительно в сторону их семьи. —Сугуру, тебе стоит успокоиться и отдохнуть. Вон, фингал уже на пол-лица расползся,—Иэйри наконец решилась подойти обратно к койке, на которой сидел Сугуру. Она села рядом с ним и, проследив за его взглядом, увидела через окно, как ворона и сорока дерутся за кусок булочки, оставленной, по всей видимости, кем-то из учеников.—Знаешь, я не думаю, что он хотел тебя обидеть,—Сугуру перевел взгляд на нее.—Он не из тех людей, которые заставляют своих близких друзей страдать или чувствовать себя ущербно. Я не оправдываю его за эти действия, он действительно неправ и ему стоит извиниться перед тобой как минимум раз сто. Я… Мне даже отчасти тяжело поверить, что он так поступил с тобой,—Сугуру громко вздохнул, проводя ладонью по лицу, позабыв о еще свежей ранке, вследствие чего, размазывая кровь по лицу.—Ты замечательный человек, Сугуру. Я думаю, он сам это понимает. —Знаю… Но я все равно ужасно злюсь. —Отдыхай,—Секо похлопала его по плечу и, посидев еще немного с Сугуру в тихой обстановке, рассматривая дерущихся птиц и собираясь с мыслями, направилась к каморке. Честно, она не собиралась работать личным семейным психологом для этих двоих и зачастую не лезла в их мелкие ссоры, но сейчас она очень беспокоилась, так как такое произошло впервые и для нее было вообще странно видеть ЭТО вместо обычных обзывательств и обид, продолжавшихся не больше суток. ±•± —Иэйри, я так виноват!—не успела Секо закрыть за собой дверь, как Сатору тут же, без всяких вступлений, начал свою тираду. Она тихо вздохнула и прошла к койке, на которой сидел Сатору в позе лотоса, согнувшись в три погибели. —Знаю. —Я сказал про его родителей… —Это я тоже уже знаю,—Иэйри даже не дала ему договорить, но Сатору и не возражал. Он так стыдился своего поступка, что не мог смотреть в глаза ни ей, ни, уже тем более, Сугуру,—лучше расскажи мне, почему из твоего рта вырвалось это шедевральное, абсолютно необдуманное нечто? Сатору явно был не в восторге от своих же действий, но и признавать истинную причину конфликта, по которой все это произошло он не хотел. Ему скорее было легче признать тот факт, что он ублюдок, раз так поступает с друзьями, чем то, что он действительно заревновал. Все же, собравшись с мыслями, Сатору начал рассказ. Сатору умирал от скуки на перемене, потому что Сугуру позвали в учительскую, чтобы помочь с чем-то. Если честно, Сатору особо и не вслушивался в речь Сугуру, аргументируя это тем, что ему абсолютно все равно на то, чем его там опять хотят нагрузить. Оказалось, что лучше бы послушал, потому что и двух минут перемены без Гето хватило для того, чтоб понять насколько унылое это место (и все вокруг), когда рядом нет лучшего друга. Сатору больше не мог терпеть этого двухминутного одиночества и все-таки решился пойти искать Сугуру, может даже поможет ему с тем, чем его запрягли. Ходя по коридорам школы, Сатору не любил вглядываться в лица учеников. В большинстве случаев они для него были пустые. Он знал, что на него обращено внимание доброй половины прекрасного женского коллектива школы Атами, но Годжо это не интересовало. Пока все взгляды устремлены на него, в его голове по частичкам разбираются причины, по которым он не попал в Хогвартс. «Я же такой крутой, почему мне не прислали сову». Наконец, заметив в конце коридора Сугуру, Сатору уже хотел было помахать, чтобы привлечь внимание к себе, но Гето явно был заинтересован кое в ком другом. Тогда-то он и заметил девушку примерно 170 сантиметров ростом, с красивыми волнистыми волосами. Кажется он вспомнил, что она приехала учиться в Японию по обмену. Но сейчас это не было так важно как то, как улыбался Сугуру. Он что-то говорил ей, при этом очень мило улыбаясь и прищуривая глаза. Весь анализ непоступления в Хогвартс вылетел из головы, и Сатору поспешил к той части коридора, где стояли эти двое. —Эй, Сугуру, я тебя уже заждался,—Сатору натянул улыбку пошире, стараясь выглядеть расслабленным, но что-то подсказывало, что он испытывал отнюдь не умиротворение,—о, привет. Ты же девочка-по-обмену? —Сатору, будь повежливее. Это Марни. Марни, это Годжо Сатору. —Очень приятно, Годжо Сатору! Слышала о тебе,—Марни слегка наклонила голову, как будто изучая Годжо со всех сторон. Взгляд был пронзителен настолько, что Годжо уже чувствовал себя неловко. —Ладно, знакомство отличное,—Гето, заметив, что между Сатору и Марни как бы потихоньку вырастает стена, постарался перевести внимание на себя, пока кто-то из них троих не сцепился,—Сатору, Марни попросила показать ей школу, поэтому иди на урок без меня, я уже отпросился у учителя. —Да ты само милосердие,—сказав это, он развернулся на пятках и поспешил обратно в класс. Сатору вскипал, мысли вертелись в безумном танце, он не понимал, что происходит вокруг, не понимал, что происходит внутри него. Все это глупости, он чувствовал себя как ребенок, которому отказали в покупке игрушки, которая запала в душу. Как он мог выбрать прогуливаться по школе с человеком, которого знает от силы минут пять, когда Сатору вынужден сидеть на самом нудном уроке в одинрчестве. Все бы ничего, но Сугуру даже не предложил пойти вместе показывать эту тупую школу. Он даже не подумал об этом! Он просто променял своего лучшего друга и его спасение от скуки на какую-то незнакомку. Теперь Сатору злился не только на Сугуру и Марни, но и на себя, потому что он действительно почувствовал себя маленьким ребенком, кидающим обиды на всех подряд. —Ну а дальше ты, должно быть, все знаешь…—Сатору, конечно, опустил некоторые моменты с тем, что он испытывал на самом деле, ведь рассказывать кому-то об этих ощущениях, не успев самому принять это—сущий ад.—Почему он вообще решил променять… В смысле, почему он вообще с ней так мило разговаривал? Она что, ему понравилась? Если понравилась, то ладно, но он бы мог мне сказать об этом! А если не понравилась, зачем вести себя как сраный принц на белом коне и давать ложные надежды? —А ну-ка останови свою бурную фантазию,—Секо уже совсем ничего не понимала. Эти двое просто сводили ее с ума. С Сугуру еще можно было толково поговорить, но вот Сатору… С ним все было сложнее. Он додумывал ситуации за других. Да, часто он попадал в точку, но сейчас он явно ошибался во всех своих действиях.—Во-первых, то, что он согласился показать новенькой школу еще ничего не значит. Во-вторых, ты знаешь Сугуру дольше меня, но при этом даже я уверена, что он был бы крайне вежливым, разговаривая с человеком, просящим его о помощи,—Сатору уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но Иэйри остановила его злобным взглядом и он тут же поник,—в-третьих, ты не имел никакого права оскорблять его семью только потому, что тебе не понравилось то, что он не позвал тебя с собой. Это низко и по-детски. Секо внимательно изучала изменения выражений его лица, куча эмоций проносилось в его глазах, но она явно заметила то, что ему стыдно. И теперь она чувствовала себя же в десять раз хуже, потому что заставила Годжо усомниться в его человечности. Возможно, она была слишком резка, но Иэйри всегда придерживалась того, что горькая правда всегда лучше сладкой лжи. Зачем давать человеку надежды, когда в реальности все немного отличается? —Ты не плохой, Сатору. Ты поступил неправильно и это нужно принять и извиниться. Я уверена, Сугуру поймет тебя,—Секо улыбнулась ему и отвела взгляд на окно и увидела, как сорока и ворона, дравшиеся за кусок булочки, спокойно едят ее вместе. «В одно окно смотрели двое…»,—подумала она. —А что же мне сказать.. ну… насчет причины?—Сатору начал чесать затылок и отводить взгляд, пытаясь скрыть лицо за волосами, что у него отлично получилось. —Это уже твой выбор, можешь не говорить ему, а можешь сказать. Решай сам. Так, все, давай подлатаем тебя, сильнейший и величайший,—Сатору уже было обрадовался, что Иэйри не забыла об его условии в день их знакомства, но Секо продолжила,—дурень. —Эй! Закончив, обрабатывать ранки, Сатору нехотя пошел в медпункт, где сидел Сугуру. Иэйри видела, что он переживает, но как только Сатору открыл дверь в каморку, чтобы выйти, его лицо стало не то, чтобы бесчувственным, но оно явно стало каменным, хотя в глазах осталась грусть. Сугуру, конечно, поймет. Сугуру, конечно, простит. Сатору еще двести раз извинится. Сугуру еще двести раз даст ему подзатыльник. А Секо когда-нибудь возьмет от них выходной.