Geborgenheit

      В ушах капельки-наушники — проводные, которым будущим выпускникам Сеульской старшей школы «Сунян» не пристало пользоваться. Но ему они нравятся. С не работающим микрофоном. С потрепанным кабелем, вечно путающимся в кармане школьных брюк. Со штекером, над которым нужно шаманить, чтобы найти положение, в котором расслабляющую «i'd rather sleep» можно будет услышать не одним ухом и вновь почувствовать себя в полной мере оторванным от стремительно набирающего обороты учебного мира вокруг. Не дай боги, чтобы кто-то из его жителей оказался его истинным. Хотя постойте-ка…       — Короче говоря, этот… ммм… как его там?.. Сын маминой подруги! — кивает сам себе лучащийся самодовольством Тэхён, вслух слишком громко проговаривая свои мысли.       К несчастью, для обычных, не 4D, людей, нервничающих на промежуточном тесте. Первом за семестр. Им предстоит ещё один. Ещё два в следующем. Все они почти столь же важны, как и государственный экзамен Сунын в конце ноября. Поэтому старшеклассники пропадают — сразу после школьных — на дополнительных частных занятиях допоздна, бесконечно запоминая огромное количество разнообразной информации для тестов. И видеть не обреченного тяготами напряженной учёбы, любующегося цветущей сакурой за окном, совсем не обращающего внимания на них Ким Тэхёна невыносимо. Изнуренные одноклассники бросают на него кто недоуменные, а кто и завистливо-презрительные взгляды. И в каждом можно прочитать безмолвное: «Как он вообще может радоваться? Его совсем не напрягает тест? Чудак какой-то».       Этот чудак считает двухэтажное здание школы в готическом стиле из гранитных камней серо-белого цвета строгим и мрачноватым. Подавляющим его. В этой обителе знаний ему правда нравится лишь расцветающая каждый апрель сакура, скрашивающая хоть как-то «Сунян».       Тэхён сердечно вздыхает, в очередной раз признавая поражение из-за Пак Чимина, который делает вид, что его не слушает.       Тэ знает, что он слышит его. Чувствует каждую букву, которая выводится на его спине под шелковой, усыпанной перьями рубашкой, с предвкущающе острой, мимолетной болью, как будто сцарапываешь струп, сводя на нет работу тромбоцитов, таким образом останавливающих кровотечение.       «Хватит пялиться».       — Не могу, — Тэхён немного тянется вперед, заинтересованно наклоняет голову вбок и подпирает щёку кулаком, буравя напряженно-ровную спину своего соулмейта долгим, внимательным взглядом. Его брови чуть сдвинуты на переносице, он безошибочно предполагает о чём тот сейчас думает, хотя и не оборачивается ни разу: «Снова сравниваешь меня с померанским шпицем? — И улыбаясь квадратно, добавляет: — Я тоже так делаю! Слушай, ну разве мы не родственные души?»              Кстати, своего истинного Тэхён заметил ещё три года назад, когда, лениво шагая к школьным воротам, случайно столкнулся с запыхавшимся Пак Чимином с подозрительно блестящими глазами. Словно он с трудом сдерживал слёзы.       Вскоре появилась первая татуировка.       Отчаянная.       Боязливая.       Кричащая о помощи.              «Что теперь люди скажут о семье Пак?»       А ведь он всего лишь опоздал на несколько ничтожных минут на очередной тест.       Тэхён всë скидывал на изматывающую учебу. Пока однажды с болезненным замиранием сердца не увидел новые — теперь на плечах — татуировки. Навязчивые мысли, что словно сочащийся гной из душевной раны.       «Другие всегда будут лучше меня».       «Родители столько вложили в меня».       «Я такой неблагодарный».       И понял, какой он недалекий, раз сразу не осознал в чём причина таких уничижительных мыслей: амбициозные родители.       Такие стремятся, чтобы их дети поступили в один из лучших университетов — будь то Сеульский национальный университет, университет Корё или университет Йонсей. И плевать им на то, какое давление они оказывают на детей ежедневно. Абсолютно все равно, что некоторые, не набрав желанных высоких баллов на выпускных экзаменах, настолько боятся сообщить об этом родителям, что решаются покончить с собой. Им столь важна их цель, что с ранних лет их дети должны ходить на дополнительные занятия в хагвонах — частных школах после обычных. Тем самым загоняя их в постоянно набирающее обороты беличье колесо интенсивной непрерывной зубрежки с утра до поздней ночи.       Несомненно, Сунын — важный экзамен. Тэхён этого не отрицает. В этот день каждый, кто сдает тест может попросить помощь у сотрудника полиции, чтобы не опоздать, и их отвозят до места сдачи экзамена; сотрудники компаний выходят на работу на час позже, в десять утра, чтобы не было пробок и для того, чтобы ученик без опозданий добрался до места; во время аудирования, примерно на тридцать минут запрещены воздушные полеты, а также военная подготовка. Сунын определяет, в какой вуз поступят старшеклассники, определяя их жизни. Диплом престижного ВУЗа ассоциируется с успешной карьерой и финансовой состоятельностью.       Вот только высокие баллы не стоят того, чтобы с детских садов нагружать своиз отпрысков, лишая их счастливого беззаботного детства. Не стоят самоубийства из-за усталости, копившейся годами, и нервного истощения.       Тэхён вот думает отложить поступление в колледж на год, если по результатам не пройдёт. Или попробовать профессиональные училища, которые специализируются в областях техники, сельского хозяйства или финансов.       Родители Чимина же подобного не потерпят. Вон до чего довели ребёнка. Он вовсе не похож на живого человека. Скорее на покойника — изнеможденного, с глубокими теням под припухшими веками, выделяющимися на бледной коже, с матовым мертвенным взглядом тёмных глаз.       И Тэхёна это очень беспокоило. Каждый раз при встрече он тщетно пытался подружиться с Чимином, чтобы тот мог положиться на него, рассказать всю скрытую в душе боль, почувствовать искреннюю поддержку. Но тот лишь отсранялся с равнодушным видом и отправлялся на дополнительные занятия.       Однако в этом году волею судьбы Ким Тэхён и Пак Чимин оказались в одном классе. Что значило для первого больше возможностей, а для второго — головной боли.       «Хватит пялиться», — нервничает Чимин, внешне оставаясь замкнутым, невозмутимым, неподвижным, непроницаемым, отрешенным, равнодушно-холодным и холодно-непроницаемым…       Проблема в том, что это лишь маска, с трудом выстроенная защита от обидных высказываний родителей, сравнивающих его с другими детьми, обесценивающих все его действия и желания, достижения и труд.       «Опять чепухой занимаешься, вместо того чтобы прилежно учиться? — едва увидев его семилетнего, разучивающего детскую песенку перед большим зеркалом в гостиной, упрекнула мать. — У тебя же даже голоса нет! У меня от твоего козлодрания голова разболелась! Немедленно прекрати!»       «Прости, мама, — опускал он голову и шмыгал носом из-за подступающих слёз, — я больше не буду».       И больше никогда не пел.              «Ты только посмотри на себя! — шипела мать и делала те самые пугающие глаза, наклонив голову назад. А он просто был слишком мал, чтобы поспевать за длинными шагами, и упал, измаравши белые брючки в пыли прогулочной дорожки вокруг озера Сокчонсу, окаймленного цветущей сакурой. — Опозорил меня перед людьми!»       «Мама, я случайно! Правда!» — оправдывался он, со стыдом понимая, что не заслуживает её любви и внимания.       «Посмотри на других детей! Они же не падают! А тебе что, внимания не хватает? Тебе должно быть стыдно за это!»       Правда в том, что у Чимина низкая самооценка и комплекс неполноценности размером с Корейскую высокоскоростную железную дорогу. Он, словно жук, долго и безуспешно пытающийся перевернуться со выпуклой спины, беспомощен. Чтобы справиться с душевной болью, он рисует, рисует, рисует наивных, ранимых мультперсонажей, а после испещряет рваными буквами триггерными фразами: «Другие всегда будут лучше тебя», «У тебя всё равно ничего не получится», «Неблагодарный! Думаешь только о себе!», «Мы с отцом столько всего для тебя сделали!», " Если бы не ты, я бы добилась места в компании!».       Он боится не то что подружиться с Тэхёном, а даже просто заговорить с ним. Чимин мечтал с первой их встречи, что когда-нибудь он найдёт в себе силы сказать ему хотя бы пару слов. Но страх не оправдать его ожидания слишком велик.       Однако уже последний, третий класс старшей школы. Дальше их пути разойдутся.       «Может, это мой последний шанс?» — отваживается Чимин попробовать. Сегодня. После урока, когда все уйдут переодеваться на физкультуру, а Тэхён как всегда останется на своём месте.       Он не сможет изменить своих токсичных родителей, но может измениться сам. С него довольно тенью следующей за ним неуверенности. Отныне больше никакой самокритики. Установку «У меня всё равно ничего не получится» следует изменить на «У меня обязательно получится, а если не получится в этот раз, то попробую ещё раз».       Чимин, суетливо ерзая на стуле, едва дожидается, когда в классе остаются они вдвоём. В мыслях словно зависающая виниловая пластинка играет отрывочное: «Нужно сказать… «Здравствуйте, Тэхён-щи»… я смогу, я смогу, я смогу…»       Он подрывается с места и чеканит шаг к парте, где застывает с чуть приподнятыми в удивление бровями Тэхён, заметив его. Когда Чимин останавливается перед ним, кажется, что делает конечную остановку и его слабое сердце. Он опирается вспотевшими ладонями о деревянную столешницу и, чувствуя, как пекут щёки, выпаливает импульсивно:       — Привет, Тэхён-а!       Брови его высоко вздымаются, а челюсть отвисает. И, пока у Чимина обнаруживается тахикардия с её давлением в области сердца, которое сопровождается одышкой, ощущением нехватки воздуха, головокружением, слабостью и дурнотой, выражение непроизвольного удивления исчезает с невероятно красивого, словно Ким Тэхён нарисовали с помощью компьютерной графики, лица. Спустя мгновение он заинтересованно поддается вперед и укладывает голову на ладонь, смотря на него снизу вверх затяжным взглядом. Эти различные тёмные глаза, искрящиеся интересом, оказывают на бедного Чимина гипнотическое действие.       — Чимин-а наконец-то обратил на меня внимание, — низким, бархатным голосом отвечает Тэхён, скрывающий за видом ленивой расслабленностью сбивающий с ног мощным взлив радости. — Я запомню этот особенный день на всю жизнь.       «У меня получилось?» — неверяще проносится в мыслях.       «Мы смогли побороть свою неуверенность!» — говорит он ободряюще тому замкнутому в себе ребёнку.       — Разделим рамён пополам? — не мудрствуя лукаво предлагает Тэхён, поднимаясь со своего места и протягивая ему руку.       Всего лишь шаг, но для него это уже большое достижение, которое изменит его будущее. У Чимина подрагивают пальцы, когда он сжимает в своей ладони чужую — такую тëплую и большую, ощущая себя в полной безопасности.       Он настолько счастлив, что не сразу замечает у себя на запястье вытатуированную фразу: «I purple you».