— я тебя люблю, даня.

      тушенцов падает на колени перед младшим, пока из карих глаз ручьём текут слёзы. в груди всё сжимается, а руки хватаются за одежду возлюбленного, чуть ли не стягивая её.       – дань, прости пожалуйста.. я правда всё исправлю, я всё налажу, я нас двоих вытащу! у нас всё будет хорошо, только не уходи, пожалуйста, я не проживу без тебя.. – рыдая, произносит руслан, поднимая глаза на любовь всей своей жизни.       унижение? оно самое. ни перед кем тушенцов так не унижался, как перед даней. потому что страшно, потому что любит, потому что действительно не сможет без кашина жить.       – рус, ты больной, мне с тобой плохо, ничего хорошего не происходит. тебе лечиться надо, ты вообще не адекватный, абсолютно. – кашин убирает с себя чужие руки, на корточки присаживаясь, смотря в заплаканное лицо. – если бы ты был здоров и в своём уме, то у нас и проблем было бы меньше, а ты хуйнёй занимаешься вечной и меня не слышишь.       слова старшего впиваются в голову и грудную клетку, от чего становится лишь хуже и больнее. рыжеволосый рукой проводит возле свежего пореза, указывает.       – вот это как объяснишь? — слова звучат твёрдо и холодно, но внутри у данилы целый поток нервов, на которых постоянно играет тушенцов. и это очень сильно надоедает.       – мне показалось, что я этого заслуживаю, что, если делаю больно тебе, то и мне должно быть больно... – слезы не перестают литься из карих глаз, а стыд за всё лишь нарастает. ему стыдно перед даней: стыдно за свои проблемы, за свою слабость, за свои слова, сказанные невпопад, за свои поступки. руслану стыдно за самого себя и своё существование.       – ты балбес, ты просто отбитый наглухо, тебе действительно лечиться надо пиздец как, ты из-за своей болезни делаешь хуже мне и нашим отношениям.       тушенцов видит, как старший поднимается и уходит в другую комнату, а руслан начинает думать о самом худшем, что только может случиться. думает о том, что даня пошёл собирать вещи, а потом уйдёт.       кровь не перестаёт стекать с открытой раны, которую парень сам себе нанёс, но руслан, несмотря на это, поднимается и быстро идёт к возлюбленному, чтобы остановить его от каких-либо действий. однако, по приходу брюнет замечает, что кашин лишь ищет бинты и перекись.       – сядь. – командует рыжеволосый, указывая на кровать. руслан не смеет ослушаться, выполняет.       кровь обводит ляшку парня каплями, что лились из пореза, который, на его удивление, раскрылся сильнее, чем он изначально планировал.       – тут надо зашивать, тупица. едем в больницу. – говорит под нос парень, присаживаясь и начиная обрабатывать рану.       – не надо, меня тогда в дурку положат сразу, не поверят, что это несчастный случай... – руслан наблюдает сквозь пелену слёз за тем, как аккуратные и красивые руки перевязывают ему повреждения, которые сам тушенцов посчитал вовсе незначительными. потому что это не первый и не последний порез на его ноге, особенно такого размера. бывало и похуже.       кашин доделывает начатое до конца в кромешной тишине, не обронив ни слова, пока в голове шатена не перестают крутиться мысли и слова, сказанные даней. неужели он действительно настолько психически нездоровый, что даже его любимый человек об этом говорит ему в лицо? неужели всё настолько плохо, что на «такое» он получил лишь оскорбления в свой адрес? действительно ли даня видит в нём настолько сильную угрозу, что говорит про лечение       хотя, даня же всегда прав: ему виднее, он лучше знает. кашин знает тушенцова лучше, чем он сам.       – дань, ты же не уйдёшь?..       – нет, но мне очень тяжело и сложно с тобой, понимаешь?       – понимаю, но мы же исправим всё вместе, да?       – я устал исправлять, подумай хоть раз о том, что я чувствую и ощущаю, хватит себя как эгоист вести.       – я всегда об этом думаю, поэтому не могу вылезти из ненависти к себе... – руслан рукой слёзы стирает, наблюдая за тем, как кашин убирает всё обратно в аптечку. – дань, а мне действительно лечиться необходимо?..       – блять, ты ещё спрашиваешь? конечно да.       теперь тушенцов вовсе не сомневается в том, что всё хуже некуда — данины слова про лечение были не на эмоциях, они были искренними.       вечер проходит в тишине, а, готовясь ко сну, старший тянется за поцелуем к парню, хочет хотя бы чмокнуть его перед сном, но данила не отвечает тем же, что пробивает тушенцова на очередной поток слёз, который уже не слышит возлюбленный.       таблетки, что пьëт старший, настолько хорошо помогают со сном, что он понятия не имеет: что ему снится, а что — нет; что происходит в реальности, а что — во сне. не понимает, реально ли то, что творится сейчас.

***

      солнце слепит глаза, а руслан немного вертится, чтобы не видеть эти лучи сквозь сон. хочет к младшему прижаться, но рыжеволосого не оказывается в постели. тушенцов поднимается, немного шатается от потемнения и боли в глазах, начинает шастать по квартире, ища даню, но не найдя от возлюбленного и следа, начинает очень сильно паниковать.       единственное, что видит парень – записка на кухонном столе. берёт её в руки и не верит написанному.       «я ушёл, мне без тебя будет лучше. свяжись со мной только после того, как вылечишься. ты вредишь мне и всё это делаешь специально, я знаю. мне с тобой плохо, но люблю тебя все равно. не ищи и не звони.»       вот тут-то тушенцов и пошёл до своего апогея, дошёл до того, чего боялся больше смерти.       даня ушёл и больше не вернётся. шатен проходит в ванную комнату, набирает себе воду и погружается в неё полностью.       подобранное с раковины лезвие сверкает в руках, а тушенцов понимает, что его конец настал. он потерял, упустил по своей же вине, свой единственный смысл жизни. даня не вернётся больше, его не стоит ждать ни завтра, ни через неделю, ни спустя года. если кашин ушёл – это с концами.       вода продолжает течь, набираясь всё больше, а тушенцов опускает руку в воду и делает в ней первый порез. лезвие скользит по коже, как по маслу. острое. такое же острое, как и прогрессирующая болезнь руслана.       не смог, не справился, не вытащил — только усугубил. в голове начинают крутиться вчерашние слова, а металлический предмет проходит глубже, проходясь вдоль по всей руке. тушенцов не чувствует боли: вся боль сидит лишь внутри, пока кровь перемешивается с водой, а лезвие продолжает уродовать молодое тело.       сознание мутнеет, тушенцов окончательно теряет связь с этим миром, пока последнее предложение в предсмертном бреду было лишь скомканное:       – я тебя люблю, даня.       глаза закрываются, а парень погружается в вечный сон, напоследок даже не посмотрев в его любимые голубые глаза.