Полундра (рабочее)

      — А какой он — Гарри? — с придыханием поинтересовалась Джинни, гуляя вместе с братом.       — Тебе рассказать так, чтобы понравилось маме, или правду? — ответил вопросом на вопрос Рон, готовясь обмануть сестру ради ее спасения.       — Маме не понравится… — сделала вывод почти одиннадцатилетняя сестренка. — Скажи мне правду, я никому не расскажу, магией клянусь!       Старательно очернив в глазах сестры Гарри, Рон угрызений совести не испытывал — он заботился о ней. Поэтому услышавшая, что ее идеалу очень нравится, когда девочки плачут, Джинни задумалась. Что такое «больно», она знала даже слишком хорошо, потому что мама пользовалась комбинированными способами для достижения послушания, и вот именно такой жизни Джинни себе не хотела.       Рон отнюдь не считал ложь чем-то плохим, поэтому угрызений совести не испытывал, зато запасся нейтрализатором, которым его щедро снабдил мистер Лавгуд. Вот с Луной он был совсем другим — добрым, ласковым, честным. Она, пожалуй, и была той единственной, для кого он жил, хоть и совсем не понимал этого в свои одиннадцать, но вот Луна без Рона жить уже не хотела. Она не говорила ему об этом, но вела себя так, что понятно было и Ксено, и самому мистеру Уизли.       — Значит, говоришь, Квирелл запустил процесс? — задумчиво произнес Ксено, наблюдая за тем, как заботится Рон о Луне.       Доченька сейчас капризничала, а соседский мальчишка, уже практически жених, ее кормил, улыбаясь и ласково очень уговаривая.       — Да, после его явления все началось, — подтвердил Рон. — Еще что-то было на пиру про смертельную опасность, но вот что странно… Такое чувство, что объявление об этом слышали только мы трое.       — Очень интересно, — кивнул мистер Лавгуд. — А ты не хочешь заключить помолвку с Луной?       — Если для нее это будет безопасно… — после долгих раздумий ответил мистер Уизли. — Но вот если мама узнает…       — Поэтому мы сделаем иначе, — усмехнулся Ксено.       Он предложил Рону сменить семью, а чтобы семейный артефакт Уизли не отреагировал — устроить очень интересное колдовство. У семьи Лавгуд методы были, причем такие, о которых не знал и не к ночи будь помянутым Дамблдор.       — Мой внешний вид изменится? — поинтересовался Рональд.       — Да, — кивнул Ксено. — Поэтому у тебя будет артефакт.       Пожалуй, это было наилучшим выходом, но ритуалы требовали подготовки, поэтому их перенесли на лето. За свою семью Рон не цеплялся, а Принятие должно было убрать клеймо с его души, хотя самого клейма там и не было, а только указание на то, что он из клейменной семьи. Исправить ситуацию можно было до совершеннолетия, и Рон это уже знал. Туповатый и грубоватый при своей семье, он обладал честностью, хитростью и собственным взглядом на то, что для него хорошо.       С трудом распростившись с Луной, Рон уезжал обратно, встретившись в поезде с мисс Грейнджер. С первого взгляда ему не понравилось увиденное — Гермиона явно недавно плакала, да и сидела в кресле не слишком уверенно. Такие симптомы Рон знал даже слишком хорошо, но вот традиционное воспитание у магглов его смутило. Он решил разговорить девочку, чтобы выяснить, насколько это нормально.       — Привет, — произнес Рон, подсаживаясь ближе. — Как каникулы прошли?       И вот тут Гермиона вдруг расплакалась. Это было настолько на нее непохоже, что Рон в первый момент замер, только потом бережно ее обняв. Происходящее не укладывалось в голове, поэтому он и решился на опыт — капнул каплю Веритасерума в стакан поданной девочке воды. Для Рона существовали только Луна и ее папа, а все остальные… В общем, он не считал, что поступил плохо.       — Я рассказала родителям то, что узнала, — спокойно рассказывала мисс Грейнджер. — А они… они… они…       Рон понял: в этот день рухнула вера Гермионы в своих родителей, потому что побили ее впервые в жизни, полностью выбив почву из-под ног. Ее нужно было теперь поддерживать и стать опорой, но мистер Уизли к этому был не готов — у него была Луна. Хорошим претендентом оказался, на взгляд Рона, именно Гарри. Он мог бы защитить Гермиону, если бы захотел. Пожалуй, с этого решения юного Уизли можно было вести отсчет семьи Поттер, хотя ни Гарри, ни Гермиона об этом еще и не подозревали.       В школе обнаружилось, что Гарри получил на рождество мантию отца в подарок, но Рон осторожно объяснил мальчику, что возвращение принадлежащего семье — это не называется «подарок». Подумав, Гарри согласился, похвастав затем зеркалом «Еиналеж». А вот у Дамблдора обнаружилась проблема — бесследно исчез профессор Квирелл, унеся с собой и остаток Тома. Но как будто этого было мало, нагрянула комиссия в составе попечительского совета и сотрудников аврората.       Артефакт они обнаружили. Тот самый, что должен был создавать видимость полосы препятствий. Игру с драконом Дамблдор в последний момент отменил, поэтому дальше год покатился сравнительно спокойно. Альбус умел ждать, а Рон в это время подбивал героя на ухаживания за девочкой, очень внимательно давя на болевую точку — быть нужным. Видно это не было пока никому, так как с двумя лохматыми постоянно был Рон, пытавшийся понять, кто будет жертвой, но тут вариантов…       Первый курс закончился ожидаемо — приключениями, но вот прыгающие розовые зайчики никак на препятствия не смахивали, а обнаружившийся в конце профессор Снейп ждал только Гарри и Рона под мантией не заметил, потому чары пропустил, как и удар зеркалом по голове. Гарри с Роном сумели это самое зеркало свалить на не сильно любимого преподавателя, отчего возникли неожиданные последствия. Разумеется, никакого философского камня в школе не было, но, лечась от сотрясения содержимого черепа, Северус обнаружил неожиданности у себя в крови, а летом проведал Гарри, потому и лишился всех обетов. Потому что койка без постельного белья, забранное решеткой окно и ведро вместо туалета на заботу о сыне возлюбленной никак не походило. Пожалуй, в этот самый момент у тех, кого потом назвали Сопротивлением, появился союзник.       Ксено объяснил Рону, что именно было в голове профессора Хогвартса. А еще — что это значит и чем все закончится. Рон понял: им никто не поверит и никто не поможет, кроме Ксено. Но тому-то это зачем? А вот мистер Лавгуд раздумывал о странностях, ибо все, хоть как-то касавшиеся расследования, вдруг исчезли. Как будто их корова языком слизнула, что было уже очень ненормально. Но, приняв Рональда в семью и связав детей узами помолвки, мистер Лавгуд немного выдохнул — луковка хоть немного, но была защищена. Предстоял следующий год в школе…       — Откуда у тебя эта тетрадка? — поинтересовался Рон у сестренки, когда семейный артефакт Лавгудов подал ему сигнал о черной магии.       — Папа дал и сказал туда все записывать, — подняла на него грустный взгляд девочка. — Но она мне не нравится…       — Давай я тебе принесу другую? — поинтересовался уже бывший мистер Уизли. — А папе мы не скажем.       — Давай! — обрадовалась Джинни.       Тетрадка, которую «дал папа», была отнесена уже папе, то есть мистеру Лавгуду, а Джинни получила обычную, которая ей, на самом деле, понравилась. Рон закрепил эффект, рассказав о злобном Поттере, поэтому Джинни считала, что пусть лучше ее выкинут из дома, чем мучиться всю жизнь, потому что магические браки нерасторжимы, а для совместного распоряжения деньгами нужен именно такой. Министерский брак для гоблинов аргументом не являлся, поэтому с деньгами Поттеров тоже не все чисто было.       В поезде Рон, извинившись перед друзьями, всю дорогу сидел с сестрой и Луной, готовой на что угодно, лишь бы не расставаться. Она знала, что у Шляпы выбора нет — помолвленные учились на одном факультете. Джинни же теперь склонялась к факультету барсуков, надеясь на то, что мама не проклянет.       Распределение подарило несколько сюрпризов. Луна Лавгуд оказалась на Гриффиндоре, а вот Джинни Уизли украсила собой барсучий факультет, приведя в состояние ступора абсолютно всех. Очень это необычно было — Уизли у барсуков, но кроме того Дамблдор не получил доклада о злой вещи и теперь находился в недоумении. Посчитав, что слуга не выполнил указание, поставив под угрозу весь план, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор подверг Артура Уизли Круциатусу прямо в стенах дома, но вот министерский порт-ключ не учел. Поэтому поднялся серьезный шум, заставивший его пересмотреть свои планы — в данном случае касательно побега Блэка. Но быстро это не получилось, потому Альбус оставил задачу на следующий год, заставив Поттера со товарищи гоняться за иллюзиями. Гермиона, долженствующая сыграть жертву, о полугоде, когда Гарри считал ее окаменевшей, не помнила ничего.       Рон, послушав лохматика, распустил слухи о том, что в еде галлюциногены. Начав тщательно проверять еду, факультет отважных сначала отправил в Больничное крыло близнецов, а вот затем начал задумываться. Рон, разумеется, активно участвовал в роспуске слухов. Именно второй год можно считать началом Сопротивления. Именно тогда они узнали, против кого надо бороться…       Ксено не стал ничего от будущего зятя скрывать, потому Рон узнал и об опасности возрождения Волдеморта, и об отсутствии Гриндевальда в его замке. Учитывая обоих, о которых больше всего ему рассказал мистер Лавгуд, в опасности были все грязнокровки. Рассказ Гарри и исчезновение некоторых магглорожденных вполне эту версию подтверждали.       — Значит, они хотят поубивать всех, кто не чистокровный? — поинтересовалась у жениха Луна.       — Чистокровных тоже проредят, — повторил он слова мистера Лавгуда. — Это общая беда. Будет.       Именно такую уверенность внушил любивший поболтать Ксено совсем юному подростку, что и предопределило действия того… Полезли первые ростки, ибо проверяли теперь еду все гриффиндорцы, кто это умел, и артефакты не снимали. Единожды убедившись в том, что Героя отравили, отважный Гриффиндор от своей версии не отступал. Именно этот факт создавал дополнительные проблемы Великому Светлому.       Гарри сражался с иллюзией, Рон дал по голове желавшему стереть ему память профессору, Гермиона затем вела себя, как всегда, но вот при виде декана глаза ее наполнял ужас, причем девочка и сама не понимала почему. Для Рона самой важной была безопасность Луны. Он понимал, к чему все идет, но все-таки она волновала его в первую очередь. Поэтому с Гермионой и Гарри он решил разобраться позже.