I'm a monster, right?

Противный скрип двери взламывает мой дремлющий разум. Распахнутые глаза моментально упираются в темный потолок. В ногах зарождается холодная дрожь, а лоб сваривается от вдруг нахлынувшего влажного потока горячего пота; он аж шипит на коже, пузыриться. Пальцы медленно загоняют под себя мятое белье, сжимая ткань до чертового треска. Я забываю, как дышать. Серьезно, где, блять, воздух? Легкие вскипают. Мерзкий шепот касается слуха: — Стайлз... Страх продирает каждый застывший нерв. Я знаю этот голос. Я НЕНАВИЖУ ЭТОТ ГОЛОС. Резко обернувшись, я вижу перед собой ЕГО — проклятого Ногицунэ. Он смеется. Не-е-е-ет, он истерично хохочет, выигрывая и размазывая каждого злодея из комиксов в номинации «самый жуткий злодейский смех». — Ты умер, — сипло вырывается из дрожащей груди. Грязные бинты, обвивающие лицо японского духа-психа, трясутся от очередной порции душащего смеха. Кривыми рванными действиями он подходит ближе, заставляя охваченное паникой тело упереться в стену звучным ударом, вгоняя вовнутрь каждый позвонок на худой спине. Крик саднит горло, бурля в сжатом животе. Теперь воздух выпаливается с пыхтящим свистом, так, словно орет кипящий чайник, который забыли на горящей плите пару часов назад. Черт. Черт. Черт. Кости словно ломаются внутри, а хромой ублюдок лис все плетется, размазывая каждый шаг идиотским кручением головы: влево, вправо, вперед, назад, и так по ужасающему кругу снова и снова. — Я живее всех живых, Стайлз. Голос пустого булькает отвратным удовольствием. Он подходит ближе, затем еще и снова, пугающе ползя — шаг за шагом: его кривые ноги коленками упираются на кровать. А я понимаю — я парализован. Его гнилые зубы, выглядывающие сквозь уродливые бинты, сверкают около застывших глаз, забывших, как моргать. Гром в голове пробивает череп, стреляя болью в висках; грудь колышется, как тонкая тряпка на ветру. Но вместо попытки превратиться в кусок скрученного труса, я выправляю некогда сжатые ноги, прописывая отличный хрен-пойми-какой-удар. Зловонное туловище оказывается за пределами кроватного корабля. Времена, когда одеяло служило отличным щитом от подкроватных монстров — прошло. — Это всегда можно исправить, ублюдок. Смелость. Казалось, это она пришла на подмогу, оказываясь нужным спасительным глотком, но нет — громкие овации приписываются проснувшемуся (поздновато, однако) гневу. Он вскипает и обжигает стучащие вены. Каждый ужас взламывает обезумевший мозг — объятые кровью руки, оглушающие крики невиновных, а самое больное — зареванное лицо Мартин, оставшиеся как визитная карточка от гнойного хаоса, который прописался в моем ДНК. Безумная ярость, сродни страху, запускает адреналиновый коктейль в сжатые кулаки. Они обрушиваются молнией на мелькающего перед глазами гребаного Ногицунэ. — Я убью тебя. УБЬЮ ТЕБЯ! Гремят удары за ударами, костяшки ломаются о крепкий череп, горячая кровь обжигает почти онемевшие пальцы. Кругом царит хаос, а в глазах лишь размытое кровавое пятно, которое жадно хочется стереть из реальности. Язык крошится от вырывающих криков. — УБЬЮ. — Стайлз! Хватит! — звонкий голос пытается пробиться в разъяренный разум. Я не слышу. Я лишь хочу убить этот кусок ничтожества. Раздавить. Изничтожить. Истребить. Стереть. На губах трескается кожа, отчего струящийся пот заставляет их щипать, но это ощущение так приятно расщепляется вдалеке. — СТАЙЛЗ! — крик добирается до перепонок ударом. Это крик отца. Я чувствую, как его руки, заползая под подмышки, оттаскивают меня от еще дышащего проклятого лиса. — Нет, нет! — я вырываюсь, пытаясь уцепиться мокрыми руками за пол, но они лишь соскальзывают; и снова, и снова, и снова. — Успокойся, успокойся! — глаза отца врезаются в эфир, отчего все вокруг теряет сосредоточенный фокус. Он в ужасе. Его руки переезжают на мои плечи и трясут их, заставляя все внутри переворачиваться, как монетки в копилке, — Стайлз, ты слышишь меня? Что с тобой? Учащенное сердцебиение, стук в висках, дрожащее тело — все кажется таким немыслимым. Но глаза отца, опасно блестящие паникой, заставляют вернуться в реальность первым поездом осознания. Я вырываюсь из лап приступа. В нос ударяет запах свежей крови. Руки осаждает скрипучая боль, которая смешивается с нелепым ощущениям тепла. Взгляд упрямо падает вниз, просаваясь по черным ладоням. — Что произошло? — перегруженный мозг выдает единственное, что может. — Ты чуть не убил человека. Голова скатывается набок, глаза прорываются сквозь силуэт отца, проскальзывая под висящей рукой, вцепившейся в мое плечо. Взгляд впивается в лежачее тело: нет бинтов, нет потрепанной старой куртки военных времен, нет ни одного следа от... …лишь огромная насыщенная лужица, стремительно заполняющая пространство вокруг. К р о в ь и человеческое тело. Одинокая рейка, играющая не по правилам, движется к распахнутой настежь двери, утопая в живом мраке — темнота словно дышит, выпуская еле заметные движения. Дерганый взгляд упирается в бездну, а бездна, бросив едкий смешок, превращается в зеркало, внутри которого мое лицо зверино облизывается, жутко блестя насыщением. Через пару секунд оно исчезает, оставляя после себя непрекращающийся гул из жуткого «ХА-ХА-ХА-ХА-ХА». ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— С тобой всегда так весело, Стайлз. Спасибо за подарок. Ха-ха-ха-ха-ха! У меня сегодня день рождения.